Когда хозяин строил дом, с особым тщанием он проектировал и создавал лестницу: два пролёта по восемь ступенек каждый из цокольного этажа на основной и столько же – от пола этого этажа вверх к люку в потолке, предназначавшемуся быть входом на следующий этаж. Причем, в сооружении воплотился элемент идеи винтовой лестницы, увиденной в Исаакиевском соборе нашей северной столицы: первый и последний пролёты так же поднимаются вокруг центральной оси крутым веером.
В семье была уже дочь на выданье и сын-школьник, с будущим которых и связывали родители строительство «на вырост»: чтоб всем места хватило.
Однако время и обстоятельства внесли свои поправки, остановившие родительский энтузиазм, и даже оставшийся двухэтажным дом оказался излишне просторным. Из большой прихожей основного этажа, куда можно попасть как из цоколя по лестнице, так и прямо с улицы через веранду, ведут двери в три комнаты. В нижнем ярусе располагаются ещё две комнаты и кухня, компактная мастерская и другие подсобки, дверь в стене одной из нижних комнат открывается в погреб, а дверь в стене под лестницей ведет в гараж.
Верхним (парадным) входом пользуются редко, а входная дверь в цокольный этаж стала обиходной, потому как открывается со двора и удобно связывает с надворными постройками, садом и огородом.
Так вот, для всего строения, его обитателей и гостей домашняя лестница оказалась просто необходимой. Именно таковой она себя и считает: кто другой ещё был так неотлучен от дома и его обитателей и посвящен во всё происходившее в нём?
«Ворочается опять, - тихонько вздохнула лестница, - а ушла от телевизора, чтобы спать лечь. И что ей не спится? Вот хозяин – другое дело: не успеет после ужина лечь на диван перед экраном – уже похрапывает…»
Беспокоится сердце хозяйкино, тоскует. Опять воспоминания одолели.… Есть ей что вспоминать… Раз уж лестница и то вон сколько всего, что здесь бывало, помнит…
Хозяин мастерски изладил каждую из ступенек. Пару лет, как перешли в новый дом, они с женой их не красили: держались старинного стиля – преимущество натуральному дереву. Потом хозяйка не выдержала: их не доскоблишься при каждой уборке – проще покрасить. Уже та, первая, краска на плахах давно вышаркана подошвами и не однажды обновлялась. А вот резные деревянные балясы перил, придуманные хозяином, которые он и выжигал сам из дерева, лишь покрываются олифой.
Пока перил еще не было, жильцам приходилось осторожно подниматься и спускаться по лестнице. Однажды приехавшая с родителями маленькая гостья, даже сидя на руках у бабушки, наотрез отказалась спускаться по лестнице вниз: «бух»!.. В другой раз самой хозяйке пришлось «штурмовать» марши лестницы непривычным образом: ночью в доме отключилось электричество, а для проснувшегося маленького внука понадобилось принести теплой водички из кухни в спальню – пробиралась на четвереньках. Со временем спуски-подъемы стали привычными, а когда появились перила, и вовсе обычным делом. Правда, «новеньких» приходилось наставлять, каким «боком» перешагнуть к столбу сходящую на нет ступеньку. Как-то раз сын не успел предостеречь своего товарища – мальчишка шлепнулся вниз на пол. Начавший ходить первый внук не заморачивался: подойдя к лестнице, следовал дальше «на четырех» одинаково споро хоть вверх, хоть вниз. С появлением в семье снохи «местные» будто заново сами учились ходить по затейливой лестнице…
Бывало в доме шумно и весело.
Самым первым празднеством в этих стенах золотой сентябрьской порой стала свадьба дочери. К тому времени в строящемся доме еще только поштукатурили и побелили стены, не было комнатных дверей, пол везде был некрашеный. Но торжество удалось на славу. Снимавший видео родственник даже сказал, что не видел до сих пор такой хорошей, веселой свадьбы, хотя довелось бывать на многих. Гости из краевой столицы со стороны жениха и невестины сельчане, что называется, махом спелись, спились, сговорились – в общем, слаженно гудели в честь молодоженов. Самые родные и близкие люди: бабушки, дедушка, мамы и папы, родственники, друзья – от души их поздравляли и любовались ими, такими красивыми, светившимися от счастья. Наутро провожавшие в стадо коров соседки с готовностью делились подробностями с любопытствующими, подгонявшими животных из других переулков, у кого это допоздна так ладно пели и веселились.
Помнится лестнице новоселье, приуроченное к встрече Нового 2000 года. В еще только обживаемом и пока не очень теплом доме собралось много гостей: дети, родственники, соседи, хозяйкины коллеги. До чего ж весело было: под баян хозяина от души пели любимые песни, под магнитофон танцевали. Дочь с зятем успевали помочь со сменой блюд на столах, их полуторагодовалый малыш улучал момент подобраться к кнопкам магнитофона и самостоятельно включить музыку. Сын ушел встречать Новый год с друзьями: парень взрослый, летом в армию. Но как приятно поразил он всех, ненадолго забежав домой. Скромняга по натуре решительно пошел на круг за матерью и не просто из вежливости выкинул коленце-другое, а наотмашь, пока не стихла плясовая, так лихо с ней отплясывал – залюбуешься.… От восторга и гордости взбудораженная танцем мать выглядела необыкновенно красивой. Отец виртуозно перебирал «кнопочки» баяна, а сам не отрывал глаз от жены и сына.
Следующее застолье, также замечательно подготовленное и многолюдное, напрямую было связано с сыном. Только отец с матерью, провожавшие своего мальчика в армию, на людях едва сдерживали слезы отчаяния: еще не закончилась вторая Чеченская кампания - было неописуемо страшно перед неизвестностью, что ждет их сына, ведь в первую кампанию из двух местных ребят один вернулся оттуда в цинковом гробу.
Сколько слез было пролито, сколько догадок высказано родителями, целый месяц пребывавших в неведении, пока сын неделю ждал «покупателей» в краевом сортировочном пункте, следовал поездом до Владивостока, смог отправить письмо с места прибытия и наконец-то оно дошло до них. Мать трясущимися руками нетерпеливо вскрыла конверт, развернула исписанный лист, по которому как в тумане поплыли родные строчки. Однако будто размытые буковки не читались. Обескураженная женщина вытирала слезы, ближе к глазам подносила письмо – безуспешно. Наконец очнулась: муж дома!.. Узнав из послания, что сын попал служить на Северный флот, по-детски обрадовались: конечно, далеко от дома, зато и от Чечни далеко (гораздо позже обомлели, узнав из телепередачи об участии североморцев-«черных беретов» в опаснейших операциях в Чечне). Потянулись приглушенные дни томительных ожиданий почтальона. Случалось, от душевного напряжения супруги до остервенения ссорились по очевидным пустякам: мало того, что остались одни, без детей, так еще и переживания за них одолевали - долго ли найти повод. Хозяйка все чаще останавливалась утереть слезы, пока шагала по любимым ступенькам. Только с приходом письма жизнь в доме радостно оживлялась.
И еще ее скрашивал двухлетний смышленый карапуз – внук, которого дочь специально привозила и на короткое время оставляла. Тогда дед и баба бодро хлопотали вокруг него, то и дело умиляясь поступкам и репликам этого потрясающего умника, который неустанно штурмовал все тридцать две ступени лестницы, контролировал бабушкины приготовления на кухне, слесарничал и столярничал с дедом в гараже, убегал на улицу проверить куриц и вновь оказывался в доме на лестнице. Его излюбленным местом была средняя между двумя лестничными маршами ступенька. На ней любили сиживать и другие домочадцы, наблюдавшие, как по телевизору, через оконный проем кухни, как у плиты колдовала хозяйка, и пытавшиеся угадать, что будет сегодня на бед или на ужин. Вот и малышу нравилось сидя на этом месте наблюдать за процессом готовки блинов, пирогов, супов да каш. Укладывая его в послеобеденный час отдохнуть, бабушка к чему только не прибегала: читала книжки, шептала на ухо сказки, предварительно условившись, что он будет слушать с закрытыми глазками, наконец, напоминала о прутике, который караулит непослушных и может больно ужалить.
Однажды июльским жарким полднем, нашептывая ребенку сказку и сама уже почти засыпая, хозяйка чутко прислушалась к шагам по лестнице: кто решил помешать укладывать внука? Перешагивая через несколько ступенек, наверх поднимался красавчик-морячок, прибывший в отпуск!.. То-то засмеялось, засияло всё вокруг…
Через год такой же летней порой он демобилизовался – дом ходуном заходил. Снова рядом были дети и внук, родственники, соседи, друзья хозяев, товарищи их сына, и хозяева будто на крыльях летали по лестнице, вынося к накрытым на просторной веранде столам из цокольного этажа через основной посуду и угощения. Музыка, веселое застолье, танцующая молодежь не утихали долго-долго…
Свадьбу сына уже справляли не в доме – в более просторном помещении, но связанное с ней оживление, бесконечные шаги маленьких и больших ног, хохот и радостные восклицания, сопровождавшие приготовления к торжеству, лестница вспоминала долго, как помнились ей и моменты странного недопонимания и несогласия между новыми родственниками.
В то лето, как вернулся со службы сын, в дом перевезли и 80-летнюю мать хозяйки, которой становилось все труднее проживать самостоятельно, - добавилось шагающее по лестнице население. Если крепким взрослым людям не требовалось прилагать усилий, то бабушка, как и ее правнук, с остановками поднималась или опускалась со ступеньки на ступеньку, одновременно с каждым шагом перехватывая рукой перила. Поселили ее в комнате цокольного этажа, и чаще она лишь проходила мимо лестницы, но при необходимости по-своему осиливала и подъем, и спуск.
Интересная была старушенция, вездесущая, деловитая – редко спокойно сидела без занятия. С приезжавшими внуками и правнуком заговорчески закрывалась в своей комнате повыспрашивать какие-либо подробности, подсунуть припасенное для них угощение или денежку. С самым младшим дружила на равных: он любил с ней поговорить, именно ее звал пойти посмотреть, как он сейчас мимо на велике проедет, когда только научился кататься (и она шла, становилась у ворот, чтоб увидеть старательно выруливающего из-за поворота начинающего велогонщика и одобрительно помахать вслед, когда он проедет мимо).
Спустя четыре года она умерла, и в доме стало совсем тихо: дочь с внуком наведывались два-три раза в год, сын с женой и с малышом жили в ближнем городе, но бывали и того реже, хозяйка днями пропадала на работе.
Иной раз так хотелось, чтоб кто-нибудь прошагал по этим ступенькам или хотя бы просто где-нибудь рядом заговорил. Но возвращавшиеся в дом хозяева редко благодушно щебетали – чаще цапались, не разберешь из-за чего. Родных в селе у них не было. «Не разлей вода»-приятельства не завели. Спускались утром по лестнице с основного этажа в цокольный – он, как жаворонок, засветло, едва дело к рассвету, она (сова) – по будильнику, лишь бы не опоздать. Муж – человек умелый во многом: бытовую технику починить или автомобиль, плотницкие, слесарные задачи – без проблем. Жена – «учителка-русичка», во главе угла долгие годы держала работу. Домашнее хозяйство вела исправно, не запускала, но без фанатизма. Зато чем старше становилась, тем больше занималась писарством – стихи какие-то да рассказы сочиняла, даже книжки стала издавать. В конце дня поднимались по ступенькам обратно: хозяин направлялся к дивану смотреть телевизор, хозяйка шла в соседнюю комнату к компьютеру. И лестница тихонько засыпала до завтрашнего утра.
Случалось, и в их однообразных днях мелькали искорки оживления. Как правило, при приготовлениях к встрече желанных гостей. Как-то к ним приезжали друзья из какой-то Германии. Говорили, страна такая. Так удивительно совпало: хозяйка когда-то училась в институте и жила с гостьей в одной комнате общежития, муж гостьи был одноклассником хозяина. Душевно очень общались: говорили без умолку, хозяин достал все реже бравшийся в руки баян – пели общие песни своей молодости из советских времен. Уходили на речку с фотоаппаратом, а вернувшись, опять не могли наговориться – даже лестничные перила весело подмигивали: ого, мол, наши раскрылатились. Тогда, в трудное после развала Советского Союза и становления молодой, современной России, тем и другим важно было понять главное: в их сердцах остается общая Родина, пусть теперь и очерченная другими границами. И потом, все четверо были учителями по образованию – в общих темах недостатка не оказалось: и «тогда», и «теперь», и «у них», и «у нас»…
Столь же упоительно прекрасными бывали приезды хозяйкиных одноклассников и родственников семьи. Но все эти приезды по пальцам можно перечесть.
А с монотонной повседневностью всегда надо быть готовым ладить, и с переменным успехом хозяева науку эту до сих пор постигают: то с готовностью шагают вперед, то скатываются к раздражению или унынию, то спохватившись, снова распрямляют плечи и подбадривают один другого. Теперь уже оба не работают, но каждый день как по расписанию - дом, усадьба, огород, куры, собака да кошка.
Летом дел в доме поменьше, а с сентября по апрель приходится топить печку сначала и в конце сезона раз в день, с похолоданием – дважды. Прежде чем ее топить, доводится хозяину 5-6 тонн привезенного угля лопатой скидать в углярку, дров на всю зиму наколоть и сложить их в дровяник. Ему же от первых снегопадов до весенних ручьев достается перекидать горы снега. В огороде за ним посадка, прополка и копка картошки, формирование грядок. Прошедшим летом осилил замену забора по всему периметру своей большущей усадьбы. Еще и на заказ немало столярничает. Нынче навес над крылечком намеревается изладить да ворота поставить. Охотно бы копался в автомобильных железках, теле-, радиоаппаратурой занимался бы, но не всегда на них время остается. Теперь еще и доступ с справочной информации расширился: все чаще со знанием дела он ищет ее в интернете.
Хозяйка старается содержать в порядке усадьбу – выскребает, подметает. За двором убирает в первую очередь, чтоб не стыдно было перед людьми. В огородчике предпочитает управляться сама, разве что хозяин за поливом застанет и подойдет с ведрами помочь. И за курами своими ходит сама: водички свежей долить, ракушка, корм чтоб были, заметить вовремя и посадить на яйца квочку, не говоря уже о хлопотах с цыплятами. Во дворе у нее много цветов, жаль только, не всегда успевает вовремя их обиходить, и сокращать посадки несерьезно – не бурьяну же территорию уступать. Поэтому небезупречно все выглядит. В доме у нее тоже всегда много работы – большая площадь требует бОльших усилий. Только если когда-то субботничать начинала от переднего угла, то в какой-то момент сначала вынужденно из-за невозможности все одолеть раз-другой прибралась лишь в нижнем этаже да лестницу вымыла, а потом чуть не в привычку вошло во всем доме прибираться только к праздникам да к приезду гостей, а в обычные времена – только внизу - там, где фактически обитают.
Есть в доме еще один постоянный жилец – кот Васька. Черный лоснящийся красавчик с маленьким белым галстуком на шее непременно вызывает умиление и хозяина, и хозяйки, успевая чуть не к каждому следующему шагу любого из них забежать наперед и прилечь в ожидании, чтоб погладили. Спускаются ли по лестнице, поднимаются ли по ней наверх – Васька опережающе следует в том же направлении: «Еще погладь!». Он никогда настырно не требует еды, не попрошайничает, хотя как будто по часам появляется вовремя к завтраку, обеду или ужину и просто усаживается рядом. Если от хозяев никакой реакции – приподнимается на задних лапках, одной передней опирается на сиденье хозяйкиного стула, а другой легонько, очень мягко трогает ее за локоть и тут же скромно опускается обратно, мол, про меня не забудь. А хозяева понимающе с улыбкой переглядываются: каков умник!
Во дворе у них еще есть Бим – дворняга тоже, как ни странно, черный. Но у хозяев неизменно вызывает светлую улыбку. Умнющее существо на привязи установило с каждым свои отношения. Отчитывает воробьев и ворон за попытки пробраться к его еде. Возмущается едущими или проходящими мимо двора автомобилями, людьми, телятами да собаками соответственно. Чутко улавливает и отличает от прочих звуки машин родственников (зайдется от громких стенаний, если подъехавшие дети или внуки хозяев не подойдут к нему поздороваться). Ревностно реагирует на остановившихся друг с другом во дворе хозяев: «А я?», причем, с хозяином обнимается стоя на задних лапах, а перед хозяйкой предпочитает улечься на спину и замереть в предвкушении, что она погладит по мордашке, потреплет его. И с каждым по-своему разговаривает.
Охотно разговаривают и хозяева со своими питомцами или друг с другом о них же.
Их разговоров постоянный молчаливый слушатель – домашняя лестница в тридцать две ступени, воспоминаниями которой стали теперь их воспоминания и разговоры о пережитом, о детях и внуках (на работе они или выходные, не приедут ли на субботу-воскресенье, как справляются с нагрузкой этого бешеного ритма повседневности), об урожае и погоде за окном, о своем самочувствии и пользе пихтового масла, что ночью приснилось и что сказали бы их родители про теперешний мир, допускающий разделение братских когда-то народов, иное толкование итогов Второй мировой, о том, кто сегодня подъезжал на машине к соседке, почему такой недовольной была приносившая пенсию почтальонка, надо ли торопиться пахать огород… Разговоров вроде бы о незначительном, обыденном, но их каждый день теперь соткан из этих мелочей. И не сомневается домашняя лестница, они для них имеют значение. Существуя столько лет с ними рядом, лестница живет их заботами и печалями, их радостью и откровениями. По сути, теперь это и ее откровения.
«Притихла, дремлет, - облегченно перевела она дыхание,- пусть спит спокойно – завтра им обоим начинать новый день».