Начну с Бродского, род эпиграфа:
Я писал, что в лампочке – ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Иосиф Александрович помогает мне присмотреться к Вере Полозковой. Иосиф воображаем, во времени нынешнем его нет, а Вера, точно знаю, существует. Ей верят и почитают, её читают не только девушки, как мне довелось убедиться, но и женщины вполне зрелого возраста. Раньше о ней ничего не знал. Почему? То ли отстаю от жизни, то ли Полозкова автор не для всех. Надо разобраться.
Так получилось, что Веру первый раз увидел на рекламном стенде, занимающем четверть стены здания Культурного Центра имени Любови Орловой. В зале на втором этаже соседнего с Центром здания проходила встреча узкого круга лиц, в котором женские лица составляли подавляющее большинство. Дамы оживлённо комментировали появление Полозковой. Окна зала, через которые явился образ поэтессы, выходят на улочку, по другую сторону на светящемся рекламном полотне меняются сцены, эпизоды, афиши. В зале звучала музыка. Не оттого ли первое, что прочитал впоследствии у Веры, пришлось мне по душе:
Эта музыка не калечит,
Болевой вызывая шок –
Она легче –
Её на плечи
И несешь за собой, как шёлк.
Читаю. Понравилось лёгкость и острота сведения к одному отношений с мужским полом:
Меня любят толстые юноши около сорока,
У которых пуста постель и весьма тяжела рука,
Или бледные мальчики от тридцати пяти,
Заплутавшие, издержавшиеся в пути:
Бывшие жёны глядят у них с безымянных,
На шеях у них висят.
Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.
Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке,
И никто не висит у него на шее,
ну кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.
"…жёны глядят у них с безымянных" – о чём это? Догадка рядом, но интересен момент отсутствия слова, пропуск. Очевидно, глядят с безымянных пальцев через кольца, в том числе, через отсутствующие… кольца.
Не сразу осознаю, что "мелко крутится на лету" не парень сверху, а крестик. "Этот" и "он" не совпадают. Заглянув в краткую биографию Полозковой, вижу не крестик, а крест внушительных размеров. – Безотцовщина. Трое детей. Разведена. За последние полгода встречаю третью даму ровно с такой ситуацией, первые две в ближнем окружении. Каждая несёт свой крест с завидной естественностью. Три ребёнка и мама, четыре конца. Не хватает пятого элемента на пересечении перекладин. Розенкрейцеры теперь редки.
У Веры скрещиваются темы любви и любовного акта. В любви есть сюжет. В акте есть момент. Толстые дядьки, разведённые мальчики в возрасте Христа, пожилые мужчины, смешные в претензиях на чувство – эти сюжеты отбракованы дамой, предпочитающей молоденьких. Прошедший отбор наглец, со сладкой мглой внутри, взял верх.
Громоздкие умозаключения входят в противоречие с впечатлением, возникающим мгновенно. Не думаю, что почитатели Веры нуждаются в размышлениях. Что тут думать? – жить надо. Согласен. Полозкова великолепно раскрывает определённый стиль жизни, определённый дамский тип. Скорее всего, именно этот тип и преобладает среди почитательниц Веры.
Отбракованным мужчинам было бы полезно вчитаться, чтобы не питать иллюзий ни по поводу своей привлекательности для дам, похожих на Полозкову, ни по поводу возможности развития отношений. Иллюзии создают проблемы. Лучше воображение. Оно позволяет представить себе, пережить и выбросить на помойку то, что в реальности лучше не переживать. Или же представить то, что доставляет удовольствие самой формой представления; тогда можно писать, рисовать, танцевать, разговаривать, в конце концов, примечая то, что освобождает от зависимости в тупик заводящей.
Не всякий способен уловить разницу между иллюзией и воображаемым. У Веры с воображением всё в порядке, но если бы не было иллюзий, не было бы и той относительной популярности, которая у неё, похоже, есть. Впрочем, в нынешнюю эпоху любая незаурядная личность может приобрести популярность, относительность которой теряется из вида. На этот счёт есть Сеть, которой вылавливается мелкая рыбёшка лайков, планктон популярности.
Общее впечатление, оставшееся от знакомства с Полозковой – женщина, женщина, женщина. Чувствительная, энергичная. Есть у неё тяжеловесные блоки, в стиле писем, за которыми просматривается личность автора. Что-то вроде:
«Что еще тебе рассказать? Надо жить у моря, мама, надо делать, что нравится, и по возможности ничего не усложнять; это ведь только вопрос выбора, мама: месяцами пожирать себя за то, что не сделано, упущено и потрачено впустую – или решить, что оставшейся жизни как раз хватит на то, чтобы все успеть, и приняться за дело; век пилить ближнего своего за то, какое он тупое неповоротливое ничтожество – или начать хвалить за маленькие достиженьица и победки, чтобы он расцвел и почувствовал собственную нужность – раз ты все равно с ним, и любишь его, зачем портить кровь ему и себе?…»
И так далее на пару страниц. Психотерапия домашнего изготовления, образец, которому можно следовать, когда жизнь не рифмуется, думать не получается, ситуации поразительно напоминают те, что в соседних домах и квартирах.
· Шить сарафаны и легкие платья из ситца.
· Не увязать в философии как таковой.
· В общем, начать к этой жизни легко относиться –
· Так как ее все равно не понять головой.
Или так:
Уж лучше думать, что ты злодей,
Чем знать, что ты заурядней пня.
Я перестала любить людей, –
И люди стали любить меня.
Вот странно – в драной ходи джинсе
И рявкай в трубку, как на котят –
И о тебе сразу вспомнят все,
И тут же все тебя захотят.
Ты независим и горд, как слон –
Пройдет по телу приятный зуд.
Гиены верят, что ты силен –
А после горло перегрызут.
Развивая тему отбраковки претендентов на:
Слушай, нет, со мной тебе делать нечего.
От меня ни добра, ни толку, ни просто ужина –
Я всегда несдержанна, заторможена и простужена.
Я всегда поступаю скучно и опрометчиво.
Не хочу ни лести давно, ни жалости,
Ни мужчин с вином, ни подруг с проблемами.
Я воздам тебе и романами, и поэмами,
Только не губи себя – уходи, пожалуйста.
Полозкова прошла хорошую школу жизни. В каком она классе сейчас, судить не берусь. Время рассудит. Но пишет хорошо:
Мне стало так нравиться быть собой, и только собой…
Я наконец дочитала к себе инструкцию.
Послушал в сети, как Вера читает свои стихи на сцене. Понравилось. Артистка. Да, вслух лучше.
Тому этажу, с которого впервые увидел Полозкову, обязан знакомству с телесной импровизацией. Степеней свободы и подробностей столько, что в это действие можно вписать множество самых разных состояний и намерений. Сколько людей, столько мнений. Женская версия мне интересна. У Веры нахожу созвучное тому, что привлекает внимание. Привожу только начало, поскольку там всё те же пара страниц:
«Тот, кто больше не влюблен, всемогущ», – говаривала Рыжая, и я все никак не освоюсь в этом чувстве преувеличенной, дезориентирующей легкости бытия, такой, будто ослабили гравитацию и сопротивление воздуха, и стоит тебе помахать рукой кому-нибудь, как тебя подбрасывает над землей на полметра; раньше была тяжесть, и она центрировала; ты умел балансировать с нею, как канатоходец; теперь ты немножко шалеешь от дармовой простоты жизни – и своей собственной абсолютной к ней непричастности.
Вера Николаевна дама с характером и талантом. Причастна.
P.S. Забыл совсем, Бродский же был в начале! Должен сознаться, что использовал его присутствие не для сравнения масштабов, а чтобы не потерять равновесия. Вера полна женским своим естеством, воспроизведённом в слове. Иосиф составил оппозицию дамской версии, уравновешивая картину отношения мужского и женского. Можно было бы пуститься в разъяснения на сей счёт, но я и так затянул безбожно. Оставлю читателю свободу импровизации в сопоставлениях и противопоставлениях. Крайности помогают ощутить масштабы мира человека, но маятник качается и в поисках золотой середины быстро проходит время. Ищешь, ищешь…