Про них поэты гимнов не слагают!
Везде их критикуют и ругают…
Больной мужик, про боль свою расскажет,
У терапевта был подход к больному прост,
Собака ж, сволочь, не поможет,
Термометр загнать себе под хвост...
Стоишь ты перед ней, как перед «богом»:
- Полай, я знаю, что болит,
- Она молчит, пытается схватить тебя за руку,
За то, что ты пришла ее лечить!
Два отпрыска её от риджбека, от мужа,
Пытаются загнать тебя, как льва,
И вот стоишь, трясешься мелкой дрожью,
Анализы, пытаясь удержать.
Пенсионер Геннадий Николаевич страстный любитель животных. Вся живность, обитающая у него дома, а живёт он один в малогабаритной двухкомнатной квартире, подобрана на улице.
Две кошки Каська и Люська, да метис русской гончей – Лика, которой пошёл восьмой год. Решил Геннадий Николаевич доставить радость себе и старушке Лике, повязать свою девочку. Жениха выбирал долго и придирчиво, не найдя достойного гончака в поле зрения, повязал с молодым риджбеком.
Лика принесла четыре щенка: два мальчика и две девочки. Поскольку Геннадий Николаевич никаких прививок ни Лике, ни щенкам не делал, двое щенят заболели энтеритом и умерли. Остались кобелёк и сучка.
Геннадий Николаевич выхаживал оставшихся в живых щенят, и так прикипел к ним душой, что оставил обоих у себя. Мальчика Мухтара и девочку Раду.
Мама Лика после родов тоже заболела, у неё выскочила в районе локтя огромная опухоль, собаку пришлось оперировать. Операция была сложной, опухоль проросла глубоко внутрь, собака находилась под наркозом почти два часа. В итоге от плеча передней лапы до локтя у нее образовалась одна сплошная рана, которую нужно было обрабатывать каждый день хлоргексидином и накладывать на рану повязку с антибактериальной мазью.
Возить большую собаку каждый день в лечебницу пенсионер не мог, да и не дешевое это дело, поэтому кинулся Геннадий Николаевич искать себе помощников среди собачников, таким образом, я попала в его поле зрения.
Геннадий Николаевич позвонил по телефону, рассказал всю предшествующую историю и попросил меня с дочкой помочь ему с перевязками. Дочку я сразу отмела, так как ей нужно было сдавать экзамены, а три чужие собаки на своей территории могут выкинуть какой-нибудь фортель, поэтому на прорыв кинулась сама. Вопрос самообмана - ключевой вопрос в большинстве исследований, но об этом я тогда не думала.
Принялась изучать учебник-самоучитель по терапии «Спаси и сохрани» и на следующий день, собрав мужество в кулачок, надев старые джинсы, белую куртку, попрощавшись на всякий случай с семьей, отправилась к Геннадию Николаевичу.
Два подросших пятимесячных метиса риджбека, увидев в проеме двери чужую тётку, бросились со злобным лаем. Пришлось попросить унять юных охранников и проводить к пациентке, та сидела запертой в отдельной комнате.
Геннадий Николаевич взял ремень, пригрозил щенятам, те отошли назад, но тётку из поля зрения не выпускали. Удалось прошмыгнуть в комнату и захлопнуть за собой дверь.
Геннадий Николаевич, зашёл следом и радостно сообщил: «Всё готово. Бинты, мазь, хлоргексидин.»
Лика была собачкой крупной, по высоте в холке с мою западносибирскую лайку, но подлиннее корпусом и с достаточно мощной головой. По отношению к людям добрая и ласковая собака, но, когда я её увидела пришла в ужас. Бинты содраны и разодраны в клочья, от плеча передней лапы до локтевого сустава видны мясо и мышцы, не кровоточащие, так как Лика, уже несколько часов оказывала сама себе скорую помощь, тщательно вылизывая языком открытую рану.
Я стояла в тихом шоке.
- Геннадий Николаевич! Что же вы ей воротник не купили?
- Денег нет.
- Тогда давайте ей ведро приспособим в качестве воротника! У вас есть пластмассовой ведро?
- Есть. А как это сделать?
- Вырезаем дно, делаем дырочки по всему периметру ведра, продеваем верёвочки и закрепляем ведро на ошейник! У меня так моя лайка после операции десять дней ходила. Снимать ведро нужно только, когда Лика будет кушать и на прогулку выходить. Понятно?
- Ладно-ладно. Всё сделаю, - кивнул Геннадий Николаевич.
Лика все это время ластилась ко мне виляя хвостом, поскуливая, показывая больную ногу. Собака приседала, как будто извиняясь, что она сегодня не в форме.
Погладила её по большой голове, ища краем глаза, где лежат медикаменты? Пора приступать к перевязке.
Перво-наперво связала Лике пасть бинтом, сделав два перекрута через морду, завязав кончики бинта за ушами. Затем, для пущей осторожности, надела ошейник с ведром, чтобы собака не видела, кто ей делает больно.
Геннадий Николаевич поставил Лику передо мной и крепко взялся за ошейник. За дверью раздалось рычание, потом стук, щенки бежали на помощь к маме.
Промыла рану перекисью водорода, взялась за хлоргексидин и начала осторожно брызгать им на открытую рану. Лика завизжала, больно, а у меня предательски затряслись руки. Мне безумно было её жаль, но нужно было сделать больно, чтобы потом всё хорошо заросло.
В голове вертелась идиотская фраза: «Если вы видите, что у больного присутствуют признаки поражения несовместимого с жизнью, подходить к нему не стоит, он и так помрёт. Без вас...» Взяла чистую салфетку, растянула, намазала антибактериальной мазью. Начинался более сложный этап. Салфеток нужно было намазать две штуки, затем приложить их к ране с передней части ноги и под плечом, там, где был вырезан кусок опухоли и всё это прибинтовать, да так, чтобы не соскочило.
Приложила салфетки. Лика дёрнулась так, что Геннадий Николаевич улетел на пол, но ошейник из рук не выпустил. Лика почувствовав, что хозяин её еле держит, развернула ко мне пасть, злобно зарычала и попыталась скинуть его ещё разочек.
Сразу стало понятно, что времени у меня крайне мало. Схватив широкий бинт, начала плотно приматывать салфетки.
Лика, с рычанием, в котором слышались угрозы и боль, продолжала яростно сопротивляться. Я понимала, если она сорвётся, мою фотографию можно спокойно обводить в траурную рамку.
С огромным трудом удалось перемотать лапу, теперь нужно было сделать два контрольных витка через корпус собаки, чтобы зафиксировать повязку.
Геннадий Николаевич, напоминая упёртого бультерьера, повисшего на драной шине, полулёжа, насмерть вцепившись, висел на ошейнике с ведром, и мне, таки удалось, сделать эти витки и отрезать концы бинта.
Разматывать морду Лики было страшно, но нужно. Как только я сняла импровизированный намордник, Лика, бешено клацая зубами, сорвалась и бросилась мне в руку.
Как вылетела за дверь комнаты, не помню. Запомнила только скрежет когтей по двери, но за дверью меня радостно встречали дети Лики - Мухтар и Рада, которые с диким тявканьем тут же прижали моё тело к косяку.
Стала искать глазами куртку на вешалке – её нет. Опустив глаза вниз, обомлела, малыши перенервничали, навалили большую кучу и сорвав мою белую куртку с вешалки, положили её туда же, там же валялись пачка сигарет, зажигалка и ключи от моей квартиры.
Дверь открылась. Геннадий Николаевич вышел, разогнал малышей (размером с мою лайку), извиняясь достал мою ароматную, разукрашенную коричневыми узорами куртку, и пригласил попить чаю.
Чай пить отказалась. Застирала куртку, сложила её в пакет и отправилась домой.
- Не снимайте, пожалуйста, с Лики ведро, иначе она снова сорвёт бинты!
- Понял. Возьмёшь сто рублей?
- Не возьму. Рада что живой ушла.
Вечером раздался звонок.
- Оль! Лика бинты сняла. Придёшь завтра перебинтовать?
- Как сняла? А ведро?
- А как ей кушать? – возмутился Геннадий Николаевич. - Миску поставил на ужин, ведро снял, ушёл гулять с щенками. Прихожу, а она сама себя нализывает. Бинт только на спине остался.
У меня внутри похолодело. Второй раз не выдержу.
- Давайте её завтра вместе в ветеринарку отвезем? Я сама оплачу!
- Не надо денег! Зачем в ветеринарку? – раздражённо крикнул в трубку Геннадий Николаевич, - у тебя отлично получается! Завтра перемотаем, больше ведро снимать не буду.
В голову закрались сомнения, похоже, пенсионер развлекался, ему нравилась вся эта «пёсевасия», но жалость взяла вверх, хоть и вертелись в голове нехорошие слова: «Вашу мать и всю вашу родню поимённо…».
- Ладно, завтра погуляю со своей собакой и приеду.
Отгуляв утром с лайкой Казаном, собираюсь к Геннадию Николаевичу. На сей раз куртку не одеваю, она сохнет в ванной. Вновь старые джинсы, плотная рубашка и больше ничего.
Подхожу к двери. Оттуда раздаётся звериный рык. Щенки на пару с мамашей ждут мяса и зрелищ. Жду несколько минут, дверь не открывается, как потом оказалось, Геннадий Николаевич сам связывал морду своей Ликочке.
- Заходи. Всё приготовлено. Морду связал, ведро нацепил. Ну-ка… Сдриснули оба! Ремнём получите! – замахнулся на щенков.
Ни жива, ни мертва захожу в комнату. Лика меня запомнила. Рычит, скалится, привязана поводком к спинке дивана. Геннадий Николаевич распыляется в речах.
- Забыл рассказать, когда Лике ставили капельницу, на следующий день после операции, её четверо держали, а она умудрилась с катетером сбежать со стола. Ловили её всей командой – два врача, сестра и я. Сильная собака.
Меня прошиб озноб.
- Вы это… Держите её крепче. Я, конечно, семью предупредила, ежели чего случится, на всё пошла сама…
Процедура оббинтовки началась с той разницей, что на этот раз сильно дёрнувшись корпусом, Лика врезала мне зубами по уху, хотя я мысленно внушала Геннадию Николаевичу мантру: «Хорошо зафиксированный больной в анастезии не нуждается».
Лика поумнела. Теперь она ни минуты не стояла спокойно, извиваясь всем телом сопровождая всё это душераздирающими воплями. От её воплей за закрытой дверью бесновались дети.
Не знаю какими молитвами, но и на этот раз мне удалось её перебинтовать. Уже опробованным манёвром вылетела за дверь и приперев её плечом, сама зарычала на щенков: «Пшли-и-и отсюда…» Щенки от моей наглости на минуту умолкли, и тут же с новой силой взялись играть в игру «Загони льва в терновый куст и спой песню «Орущий в терновнике»». За дверь квартиры вылетела с помощью какой-то египетской силы и схватив мобильный телефон начала звонить мужу.
– Возвращаюсь в родные пенаты, только не драматизируй, ведь если глубоко вдуматься, то смерть одного человека, не такая уж большая потеря для человечества.
Вечером раздался звонок.
- Оль, Лика опять бинты сняла.
- Как сняла? А ведро?
- Я пошёл с ней гулять в ведре, а ошейник ослабил, она голову из ошейника и выдернула. Убежала от меня, в руки не давалась, разодрала на себе все бинты, остались остатки на корпусе и всё.
- Может, завтра перебинтуем?
- Нет! Завтра вы едете с ней в лечебницу!
- Я тут посмотрел, рана хорошо заживает, думаю, может и не надо больше её бинтовать. Можно позвоню завтра?
- Можно, конечно, только я не ветеринарный врач.
- Ну и что?! У нас прекрасно всё получается, правда, меня Лика к себе не подпускает.
Дорогие врачи! Ветеринары и педиатры! Трудно найти профессию сложнее вашей, именно ваши пациенты ничего не могут рассказать: ни где болит, ни что беспокоит. Это ваша задача определить недуг, вылечить его и не надеяться на то, что сам пациент это оценит. Вам остается лишь морально утешаться, что Вы оказали помощь больному, спасли его и вылечили. Каждому из вас, за тяжёлый ежедневный труд, нужно ставить памятник при жизни. Ваша работа связана с опасностью для здоровья, а то и для жизни.
Каждый день врачи-ветеринары совершают маленький подвиг, спасая кусающихся, визжащих, ненавидящих вас пациентов, пытающихся лишить вас рук, ног, ушей и всего остального, до чего могут дотянуться их зубы и когти. Оценить сие возможно, лишь, побывав в вашей шкуре. Низкий Вам поклон и не дай Бог.