1
Чтобы попасть в секционный зал, нужно миновать полутемные коридоры с наклонным, упакованным в потрескавшуюся коричневую плитку, полом. Днем заботливые хозяева морга погасили лишние лампы и покатые, будто накренившиеся палубы старых кораблей, проходы освещаются июньским солнцем сквозь винтажные советские стеклоблочные стены.
Как помнилось Александру, раньше такие стеклянные перегородки использовались всюду – от подъездов многоэтажек до рекреаций в больницах и вытрезвителях. И, конечно, во всех фильмах о покорении космоса и фантастическом будущем – это где дети профессора Глана в белых паричках, и мучимый видениями Банионис, и даже Алиса Селезнева.
Летние лучи сквозь прозрачные ячеистые призмы падают на экспонаты некогда богатого, но давно не пополняемого музея уродцев и любопытных патологий на противоположной стене, пробившись сквозь пузатые склянки и желтый формалин, тонут в бледных скукоженных лицах абортированных созданий иных миров.
Александр остановился на мгновенье, разглядывая пыльные сосуды с чужой плотью, мимоходом отмечая разнообразие младенческих отклонений, многие из которых погружали в эзотерические мысли об их дьявольском происхождении. Из прочего интересным показался сагиттальный распил черепа взрослого человека с вялым сероватым мозгом, сплошь нашпигованным эхинококковыми пузырями.
Гроздья колонии паразитов причудливо играли на солнце кальцинированными стенками, а некоторые – не успевшие при жизни хозяина затвердеть – просвечивали перламутровым содержимым, будто гроздья винограда. Кое-что о винограде…
Александр замер у десятилитровой склянки с головой давно отмучившегося бедолаги, рассеянно похлопал по карманам пиджака в поисках сигарет. Воспоминания сорокалетней давности удивительным образом накрыли его в анатомическом музее по дороге в судебный морг.
Вот он, тринадцатилетний жилистый мальчишка приехал в гости к отцу, давно сменившему нудную семейную жизнь на вольный хлеб строителя каналов в знойном союзном Узбекистане. Неделя проходит в домике брюзгливой, скупой до отвращения родной бабки, а батя так и не явился. Старуха гундит под нос, мол, приехал на мою голову внучок незваный, отцу-то не надобно, корми тебя тут… Но это неважно – потому что на улице жара, можно сидеть в арыке хоть целый день, жрать дыни и спать на улице под навесом, который густо увивает виноградная лоза и каждое утро щедрое солнце освещает стеклянные, налитые, сочные ягоды, прокалывает их острыми лучами, превращая небо над головой в причудливый витраж.
Отец все же приехал перед самым отъездом домой. Коренастый, рыжий человек сурово пронзил фамильными голубыми глазами, потрепал по шее, буркнул:
- Не обижали? Собирайся, увезу в аэропорт.
По дороге, подпрыгивая в урчащем УАЗе, Саня глотал вместе с азиатской пылью слезы обиды, молчал, скомкав в кулаке подаренную батей сторублевку.
- Слышь, Шурка, - хмыкнул отец, поглядывая в косое лопнувшее зеркальце на дверке машины, - Ты тут невесту завел, что ли? Быстро успел…
- Какую невесту? – Сашка пожал плечами, оглянулся назад.
В пыльном облаке, далеко уже отставши от машины, крутила блестящие спицами колеса взрослого велосипеда худенькая девочка-татарка, соседская маленькая барышня с черными косами и преданными блестящими глазами.
- Не попрощался, что ли? – батя покачал головой, - Не дело, сынок. Остановлю, иди…
- Ты чего ехала, дура?! – Сашка неловко помог ей высунуть ногу с ободранным коленом из-под голубой облупленной рамы, - Уезжаю я… Вон, батя на самолет повез. Пока!!.
Она на миг сморщила покрытое слоем пыли лицо, моргнула раскосыми темными глазами, все же успела удержать девичий обиженный рев, но из правого глаза скользнула хрустальная капелька, прочертила на грязной щеке дорожку.
- Я тебе лепешки везла… На дорогу
Она вздохнула, вздергивая острые плечи, торопясь, развязала болтающийся на велосипедном руле пестрый узелок, протянула в маленьких ладонях домашние хрустящие кунжутные кругляши.
- А ты приедешь в следующее лето? Я буду тебя ждать…
Как же ее звали?! Кажется, Эля…
Всего-навсего восставшие тени, вызванные из памяти гроздьями паразитов в чьем-то разрушенном мозгу. А тоска – разве не паразит? Это же она не дает заснуть, если ты удивительным образом сегодня трезв…
Окурок обжег пальцы, упал и покатился к стене, в маленькую лужицу конденсата, скопившуюся у подножия плачущих стеклянных стен. Еще десять шагов по этому коридору, отделяющему мир живых от пустоты.
Вероятно, в материальном плане здесь настоящее чистилище – тут подневольный служитель мертвых готовит их к окончательному превращению в прах. Пять, иногда десять вчерашних индивидов он ежедневно режет на части, извлекает из них куски, пакует в пакеты, смотрит в микроскоп, замораживает, потом, правда, придает им приличный вид – маскирует свое варварское занятие грубоватыми стежками, будто ничего такого не происходило вовсе.
- Иван? Петрович, ты здесь? – прищурившись, позвал в холодную, сладковато-приторную глубину зала Александр, - Это я приехал, Саша Рогов…
После солнечного коридора в секционной темновато. Бестеневая лампа наведена на металлический стол в центре, по бокам, над другими столами сумрак. Там лежат бледно-желтые окостеневшие люди.
Так ведь и должно, наверное, быть. Ближе к преисподней – темнее. Александр нерешительно потоптался на входе, пошел к единственному освещенному холодной операционной лампой пятну.
Ангел-прозектор Иван Петрович, старый патологоанатом, пока не отозвался, но еще, как видно, и не приступал к делу.
Арина лежит неловко, отвернув голову к правому плечу, рассыпав слипшиеся мокрые волосы по оцинкованному столу, и с них на пол, потихоньку, розоватая вода – кап, да кап. Стопы она вытянула в струну, напружинив аккуратный педикюр, а вот ладони открыты, развернуты к небу, тонкие пальцы торчат, будто ноги высохших паучков.
Александр вздохнул, чиркнул невольно взглядом по поникшим соскам, бритому лону и маленькому пупу, в котором дрожит озерцо той самой розовой воды, вспомнил, как когда-то все это доставляло ему удовольствие, опасливо протянул руку, чтобы откинуть волосы с обиженно отвернувшегося лица.
- Ну не трожь, не трожь, - глуховато буркнул из-за угла материальной комнаты прозектор, - Нет у подружки твоей больше физиономии. Начисто стесала камнями. Прыгнула-то – на подножие опоры моста.
- А в воду метила? – некстати спросил Рогов.
- Дурак, что ли? – обиделся коллега, - Я почем знаю. Пока укладывали, голову немного распрямил. А то вообще под мышкой была. Кусок черепа с той стороны съехал. Ты чего так рано пришел? Я еще не начинал даже…
- Мне заключение ни к чему, - все-таки сжимало сердце у Александра, пряталось оно в комок, за ребра, ныло, как и положено усталой мышце,
- Можно я тут покурю, Петрович?.. Причина смерти очевидна, я пойду сейчас. Просто хотел на нее посмотреть. В последний раз…
- Гляди. Сколько влезет, - пожал плечами патанатом, - Хоронить-то кто будет? Полицейские сказали – у нее никого нет. Я к чему – труп потом муниципалам отдавать, чтобы за казенный счет? У меня в холодильнике больше двух суток никак…
- Все организую. Похороним. Послушай, Петрович, можно с лицом что-то?.. Я заплачу. Как хоронить? Она красивая была…
- В закрытом похоронишь. Ничего не осталось. Эй, тебе худо, что ли? Вали-ка, ты, парень, подобру отсюда. Тоже мне... Еще хирург был…Сопляк!!
Иван Петрович скальпелем уже порол бледную кожу между маленьких упругих грудей, спускался по плоскому подтянутому животу к лобку, рисовал перевернутую букву «игрек» к гребням подвздошных костей. Из-под ножа ползла небогатая желто-розовая клетчатка и чуть вздрагивали кончики пальцев на раскрытых к небу кистях Арины.
Рогов, задыхаясь, выскочил в душное лето, кашлял, выхаркивая приторный запах смерти, курил, давился спазмом в кадыкастом, заросшем рыжеватой щетиной, горле.
Желтогрудая, с белыми нарядными щеками синица пела ему с зазеленевшей березы, выкрикивала переливами гимн жизни, радовалась и красовалась одновременно, кричала - ци-ци-ци-пи, подвижная, вертлявая птица. Синице, вероятно, хотелось, чтобы любовались ею – ведь и вправду она украшает собой мир.
2
- А помните, как мы с ней познакомились? – Кирилл отхлебнул из тонкостенного рокса виски темного чайного цвета, хрустнул попавшей на зуб расплавленной ледышкой, сморщился немного, - Ну-у, послушали вас, Владимир Юрьевич! Зачем бурбон заказали? Можно я себе односолодовый возьму?..
- Пей, пожалуйста, что есть, - отмахнулся лысой головой Сапегин, сам уже, захмелевший немного, теребил черную бороду, из-под опущенных век глядел в лица друзьям, - Чего тут не помнить? Я ее с вами подружил. На голову бедной девчонке.
Веранда ресторана в послеобеденный будний летний день пуста. В пыльных зарослях над близкой речкой дерет горло дрозд, да время от времени с мягким шуршанием проносится в сторону элитной застройки к старому парку очередной «Порше», отсвечивая перламутровыми боками. У входа застыла девушка-официант в белой рубашке и черном, несколько нелепом, переднике.
«Новенькая, видимо, - рассеянно думал Сапегин об официантке, медленно катая во рту крупную терпкую маслину, - Измельчал, однако, здешний персонал. И передники эти… Кто ж такие придумал?! Будто фартук мясника. Длинный, превращающий девичью фигуру в пень…»
Друзья помолчали, прихлебывая выпивку, жмуря глаза под ослепительными солнечными остриями. Мудрое решение – поминать еще не упокоенную душу именно виски – тостов-то нет, и чокаться по привычке не нужно, потому что это неправильно и все такое.
- Почему ж на голову? – возразил через пару минут Виктор, со вздохом встал из-за стола, распрямившись высокой, грузной фигурой, - Что она раньше-то видела?! Мне кажется, ей все нравилось. По миру поколесила – многим и не снилось. А то, что произошло – трагедия просто… Я понять не могу, зачем?.. Ребята, есть у кого покурить что-нибудь? Ароматное, в смысле…
- Во-первых, Виктор Юрьевич, вы не курите, - заметил, оторвавшись от телефона, Руслан, абсолютно седой, с грустными проницательными глазами, не старый еще, но издерганный ответственной работой, - Во-вторых, вся трава – в Европе. А туда не пускают. Если по делу – слабо я верю, что Ариша сама с моста сиганула. Высокие тоскливые материи, честно говоря, не ее сильная сторона, Господи прости!.. Помянем, давайте, девочка была добрая и ласковая…
Кукурузный бурбон булькнул в горлах пятерых взрослых мужчин, протек янтарными струйками в желудки, побежал, всосавшись быстро, по жилам разносить короткую радость.
Сапегин, в отличие от бросившего курить Виктора, не мучавший себя оправданиями и поиском ароматных сигарилл, закурил свои обычные, ткнул пальцем в грудь пьяному уже, только приехавшему из морга Рогову:
- Первым с ней был ты, Шурик. Помнится, хотел даже трудоустроить поближе к себе. Правда, подарками не баловал, визитами и пикниками тоже. Хотел ведь, как тебе удобнее, чтоб по команде, верно? А баба – она же как кошка. Долго не гладил – подождет - подождет, да и к новому хозяину.
- Чего ты, Вовка, на меня гонишь?! - Рогов поднял налитые алкоголем выцветшие глаза, прокашлялся шумно, - Я так и хотел, да. Может, работала бы сейчас у меня, ну, тормозили б с ней слегка, зато – живая была. Сам же ее под Руслана подложил, теперь мне втыкаешь. Иди к черту.
Сапегин отвечать не стал, опустил на нос коричневые очки, пускал дым прямо в паникующий комариный рой.
- Ну не ругайтесь, парни, - примирительно поднял ладони Кирилл, добавлял в стаканы алкоголь, - Эй, Настя, или как погоди?.. Вика!! Принеси еще бутылку, только не купажированный. И угря копченого. И овощей. Жрать захотел. А про Арину – я вообще думаю, что она нас всех любила. И по этому поводу не парилась. Что касается меня и Виктора Юрьевича – не волнуйтесь, мы ее грели нормально. За вас всех хватит.
- Так любила, и так у нее все было отлично – что с моста прыгнула. Отличная версия, Кирилл, прямо подходящая, - язвительно отметил Руслан, через кромку стакана разглядывая официантку, спешащую выполнять заказ,
- Саша, ты, кстати, неправ. Владимир ее мне не подкладывал. Сама поехала, сама долго со мной была. Я, грешным делом, начал планы строить. Типа на будущее. Если бы не одна ее черта, как бы это сказать?.. Мм-м, непосредственность?..
- Глупость, - подсказал Сапегин, - Что тут лавировать? Человек школу едва закончил. Жила, бог знает, в каких условиях. Папа и мама, вероятно, не занимались. Это не вина Арины, и мы память ее правдой не оскорбим.
- Назовем это так, - согласился Руслан, - Давайте вспомним, все же, кто с ней вообще-то был в последнее время? Точно не я. После того, как она за Кириллом начала бегать на мероприятиях, я отскочил.
- Ну, здравствуйте!! Ничего такого. Ты обиделся, что ли? Всего-то разок мы в клуб с ней сгоняли, потом еще пару раз брал в командировку. И всех делов. Да и не бегала она вовсе, просто я – самый из вас добрый.
Виктор Юрьевич бродил по веранде, покачивался пружинисто на стонущих досках, колыхал крупной фигурой, облаченной в белые летние одежды богатого кавказца.
- Ребята, а почему вы думаете, что с ней были только мы пятеро?! Смешно просто, честное слово. Не говоря плохого – дело-то молодое. Стала бы Арина ждать, пока мы ее куда-нибудь пригласим, или заедет кто-то из нас, как же!!
- Виктор Юрьевич, со всем уважением, поправка, - улыбнулся Сапегин, - Не пятеро, а четверо. Я ее пальцем не трогал. Никогда. Ну и второе – квартиру мы ей снимали у моего кореша в комплексе. Дом новый, малоквартирный, если помните. Камеры в подъездах, закрытая территория. И она об этом знала. Так что рисковать нашим хорошим отношением не стала бы. Во всяком случае – шансы на это невелики.
- Ну, я, получается, был с ней последний, - пожал плечами Рогов, - На дачу брал, месяца три назад. И что дальше?! Если с апреля никто из вас не заезжал, тогда так. Только причем это к суициду? Причина какая-то должна ведь быть. Записки не оставила, все тайны с собой унесла, бедняга… Я сегодня в морге был, тяжело, парни. Инфаркт чуть не хватил.
- А вскрытие что? Покажет что-нибудь? – Кирилл с чмоканьем извлек пробку из следующей благородной бутылки, разливал виски в чистые стаканы, - Ну, там, может, алкоголь, шмаль?.. Или болела, рак, например. Тогда бы повод хоть был…
- Протокола не было еще, - покачал головой Рогов, - Выпьем, давайте. Пусть земля ей – пухом…
Руслан отхлебнул, задумчиво тер салфеткой капельку, упавшую ему на голубое поло, проговорил, глуховато, вполголоса:
- Как тут ни крути – наша ответственность. Относились к девчонке не то, чтобы плохо, а так – по-свински. Понимаю, что, наверное, ее устраивала эта жизнь. Да только мы с вами – все же не маргинальные личности. Должны, видимо, были как-то добрее. Что-то не договорили, не поняли, и вот – ее больше нет. Это трагедия. И мы, очевидно, будем об этом долго помнить…
Сапегин пристально наблюдал, как друзья, печально вздыхая, поднимают в молчаливом прощании хрустальные бокалы, думал – все взрослые, стареющие уже, важные люди, умеющие виртуозно изображать любые чувства, в том числе горечь утраты.
Интересно, о чем думает каждый? Он встал из-за стола, отошел к баллюстраде, смотрел в расслабленные розовые шеи, тугие затылки, ползающие вверх и вниз, в ритм глоткам, хрящеватые уши. Каждый, наверное, вспоминает свои минуты с ней.
Кирилл думает о туалете клуба, что высится плоской глыбой стекла на одной из оживленных столичных улиц. Рядом Арина, на ней только полоска стрингов, платье маленьким черным комочком зацепилось за туфлю, и иногда, в такт ритму движений, Кирилл видит ее запудренные ноздри и зияющие провалы расширенных зрачков на запрокинутом назад лице.
Виктор Юрьевич переносится в холодный зимний день, когда хитрый бык два раза выскочил из загона, и ушел прочь, унося прекрасные лопаты рогов через замерзшую реку, а вечером малышка Арина первый раз исполняла для него в охотничьей избе волнующий танец, успокаивала, прогоняла напряжение рабочей недели, приживаясь к щетинистому подбородку шелковой кожей грудей.
Руслан вспоминает о позднем ужине с ней в своей просторной холостяцкой квартире, как она невежественным образом расправлялась с устрицами и предпочитала вину – розовое шампанское. Глупее не придумать, конечно…
Рогов думает, как много он ей рассказывал о своей жизни – о молодости и работе, о друзьях и наставниках, о несделанных делах и планах, а она слушала внимательно, подперев тонким запястьем щеку, а потом целовала его, успокаивая, и он засыпал тут же пьяный – крепко и безмятежно.
Сапегину вспоминать особенно не о чем, кроме того, что теперь произошло непоправимое и уж никогда Арина не появится в компании, принося с собой праздничный дух и превращая все вокруг в непринужденную легкость. Интересно, кто-нибудь из них скажет главное? Вот так, в кругу близких друзей, признается в последнем разговоре с нею? Не побоится ли осуждения, попросту проблем для себя, поделившись правдой?
А может, им нечего сказать? И она ни с одним из них не встречалась накануне своего последнего дня и не звонила даже?.. Исключено, вероятно. Притворяются. Лгут. Молчат.
У Рогова брякнул телефон. Сапегин ждал этого и потому внимательно глядел в лицо друга, когда тот говорил с неизвестным собеседником, бледнея пористыми щеками:
- Петрович, да, слушаю. Не понял? Как это?! Нет ошибки?
Потом тягучая пауза и завершение:
- Спасибо тебе... Пока…
Друзья пристально смотрели на Александра, когда он после короткого молчания покачал головой и проговорил:
- Ну дела, ребята… Арина – она беременна была…
Сапегин отвернулся от стола, закурил, сберегая под ветерком пламя зажигалки. Сейчас. Вот сию минуту они все сделают вид, что ничего не знали. Ха!..
3
- А вот еще случай был! – горячась, поднимая хрупкую приталенную рюмочку с ледяной водкой, орал майор Важенин, - Вова, секунду, погоди, не перебивай! Сейчас выпьем, расскажу. Ну, девчонки, за вас!!
Сапегин с удовольствием глядел, как опытный офицер бережно опрокидывает в горло обжигающую влагу, не обронив ни капли на расстегнутую рубаху, под воротом которой сокращается, проталкивает внутрь алкоголь, крепкая красная шея.
Потребность в разговоре со знающим человеком Владимир ощутил сразу, как только люди принесли весть, что Арины не стало. Не чувствуя абсолютно никакой угрозы в ситуации для себя лично, Сапегин, тем не менее, понимал, - скрытые связи товарищей с погибшей будут распутаны, если полиция потянет за верную нитку. Например, за пуповину не родившегося ребенка. Грубо весьма, но совершенно подходяще.
Кроме того, Арина попросила о встрече его самого, уважаемого человека, который как раз с ней в связи не состоял, хотя и общался. Звонок был накануне ее последней прогулки по мосту, и на ту встречу он не поехал, и запамятовал отменить. Особой причины не встречаться с девушкой у него не было, просто – одна из общих знакомых просит о разговоре, только и всего. Ну, какие у нее могут быть вопросы лично к нему? Если нужна помощь, пусть в первую очередь помогают кавалеры.
О ее просьбе переговорить он написал тогда в товарищеском чате, да и забыл об этом, как и о месте, и времени назначенного Ариной свидания. Сейчас же, наблюдая в окна очередного кабака гаснущий июньский вечер, Сапегин понимал – если бы он пришел тогда на встречу, не было бы для нее секундного полета головой вниз на камни. Хуже всего, что если б хоть написал ей и встречу отменил – она бы тоже теперь не лежала в тесной камере холодильника в судебном морге. Потому, что Руслан абсолютно прав – разыгрывать драмы, тосковать и прочее – совершенно не свойственное Арине состояние.
И что это все значит?! Только то, что кто-то с ней все же встретился тем вечером в центре города. Прогулялся от обозначенного сквера к реке, взошел на мост, болтая товарищески, и к наступлению сумерек, ближе к северной белой ночи, приподнял ее под коленями и швырнул вниз. Или просто – очень крепко толкнул на уровне ключиц, в тоненькую грудную клетку, так что перевалилась через невысокие перила и полетела, трепеща темными волосами, будто похоронным флагом.
Остаются вопросы, как минимум два – зачем убивать, и кому это нужно. Вот и пригласил Сапегин выпить старого товарища, оперативника и просто опытного человека – дядю Колю, майора Важенина, чтобы в непринужденной обстановке поговорить с ним о деле. Для пущей неформальности позвал в ресторан пару девушек – свою помощницу с подружкой, ибо слабость майора к женщинам, тем более – к девушкам высоким, Владимир хорошо выучил.
Ближе к вечеру, однако, ему стала казаться эта идея не блестящей. Дядя Коля выпил изрядно, шутил без остановки, вспоминал случаи из боевой молодости, и посвящать его в детали мрачного события Сапегину хотелось все меньше. В общих чертах происшествие прошло в оперативной сводке и позавчера они с Важениным его вкратце обсудили, причем о знакомстве Арины со всей честной компанией майор уже знал. Сегодня к вечеру, уже, наверное, знал и о беременности погибшей.
Кстати, о том самом нерожденном ребенке. Арина не говорила Сапегину, прося о встрече, ничего такого. И вообще, тревоги в ее сообщениях нет. Вот они, в этом телефоне. Перечитать снова, в сотый раз.
- Ты куда, братан? – Майор схватил за руку Сапегина, поднявшегося из-за столика, - Погоди, сейчас дорасскажу девчонкам, и курить пойдем… Ну вот, а прапорщик, придурок, хватает эРГэО-шку и прямо в кузов ее – бац!!!.. Только ошметки, блин, полетели!..
- Да я в туалет, Колян. Потом покурить выйду.
Владимир освободился от цепкой хватки товарища, двигался к выходу, лавируя между столами, откуда улыбались полузнакомые шлюхи и поднимала ладони в знак приветствия городская богемная шушера.
Преданная, будто умная овчарка, помощница, сперва страдавшая от неразделенных чувств, позже смирившаяся с правилами Сапегина – на работе ни в коем случае – встала следом. На выходе нагнала, шепнула в ухо:
- Уходишь? Куда мне дядю Колю оставил? Светке он вроде не очень…
Сапегин помедлил секунду, отодвинулся на шаг, отвел глаза от ее пронзительного синего взгляда, пробурчал:
- В туалет действительно. Вернись в зал. Хотя, погоди, Катя… Тебе самой-то Арину жалко?! Подруга твоя все же. Была…
Она снова приблизилась, поймала в полумраке коридора его кисть, спросила твердо:
- Поговорить об этом хочешь? Думаешь, если слез не лью, значит, все равно мне? В моей жизни много было всякого, Вова. К тому же, я Арину всего лишь с вами познакомила. Твои же друзья из нее шлюху сделали, не я.
- Как это «сделали»?! А может, такая и была? – Сапегин вскипел, дернул за руку собравшуюся уходить Катерину, - Ты чего мне тут втыкаешь, дура?
Она спокойно повернулась, опять посверлила его колючими злыми глазами, тихо сказала:
- Может, и была… Мне-то что? Насчет жалко… Не знаю. Ее выбор. Я пошла. Там люди, неудобно.
Она двинулась назад, качая полноватыми бедрами. Сапегин остался стоять, через миг окликнул:
- Она тебе не звонила? Спросить забываю. Писала, может?! Ничего не вяжется в голове.
- Нет. Я с ней не общалась давно. Поскольку в круг ваших поклонниц не допущена, а шлюхой быть нет желания. Вам совет – выбросите это из головы. Не ваша печаль, поверьте…
«Владимир Юрьевич, здравствуйте! Мне бы нужно с вами встретиться. Поговорить»
«Привет. Занят очень. Работаю, как вол. Что случилось?»
«Не по телефону. Очень надо. В любое время. Где удобно. Я подстроюсь»
«Ребятам звонила? С ними не быстрее? Реально я в загоне»
«Звонила, писала. Все заняты. Я знаю, вы не откажете. Очень прошу. Совет просто нужен. Мне сложно решить»
«Наберешь, может? Или пацанам набери»
«Я уже ((( Хочу вот еще с вами поговорить. Только при встрече»
«Ладно. Завтра в 21. В сквере на проспекте Мира»
«Спасибо))) До завтра»
Завтра для нее все и завершилось. Сапегин вздохнул, убрал телефон, где синели строчки переписки с мертвым человеком. В соседней кабинке шумно справлял нужду пыхтящий невидимый мужчина. Погоди, а что я написал в группу? Вроде бы ничего обидного для нее, сейчас уже неживой.
«Хай, парни. Арина чего-то добивается встречи. Не звонила никому?»
Тишина полдня. Потом короткие:
«Ты ей понравился, Вова»
«Не звонила»
«Нет»
«А тебе сказала что?»
«Ничего пока. Не пойду, наверное. Сами идите»
«Забей реально. Обойдется»
Вот и все. Она им звонила. А они в чате – нет, не обращалась. И вчера тоже разыграли шок на высшем уровне. Кино какое-то. Только можно ли вот так, сразу же, заподозрить друзей во лжи? Скорее уж Арина обманула. Залетела, вот и хотела посоветоваться. Только почему с ним?! В отцах ребеночка явно кто-то из пацанов. Надо ей определяться было, или всех собирать. Твою мать, вот ситуация. Смеяться совершенно не хочется. Потому что закончилось все плохо.
- Ну что, Вова, доигрались?! – Важенин вперевалочку бродил вокруг крыльца ресторана в душноватом июньском воздухе, поддевал отросшие одуванчики на газоне остроносой туфлей, дымил традиционным «Мальборо», - Чье дите, колись давай. Не для протокола, а для души… Так Фокс в кино говорил?
- Откуда мне знать, дядя? – пожал плечами Сапегин, - Не мое, точно.
- Послушай, друг, - проникновенно пробурчал майор, приблизившись вплотную, и стало ясно, что несмотря на выпитые полторы бутылки, он совершенно трезв, - Мне абсолютно до лампочки, почему и как ваша телка с моста сиганула. Мы же друзья, так? Но ты-то должен понимать, что сейчас ОРД идут у нее по прописке, на съемной хате, подняли весь билинг, все передвижения, в конце концов, на камерах по «безопасному городу» посмотрят. И завтра вас всех допросят и заберут образцы биоматериалов. И сделают ДНК, и с младенцем сличат. Ну, и папаша устанет отмахиваться. Поскольку вы все женатые, а она вам, вероятно, жизнь подпортить хотела. Или хотя бы денег заработать. На младенца-то.
- Да, все гладко. Так и есть, - вздохнул Сапегин, - Думаешь, мне это не ясно? Успокаивает одно – я точно не отец. И никакого мотива у меня нет. К тому же, с чего ты взял, что она не сама? Наверняка камеры уже отсмотрели. Говори, чего темнишь? Кто-то помог ей?!
- Закрытая информация, - вздохнул Важенин, - Пошли лучше, выпьем. Кстати, кобыла эта мне оо-очень приглянулась. Как ее, Света? Не подходи, слышишь? Моя будет. И чего ты от Катьки нос воротишь, кстати? Видно, сохнет она по тебе. Ну и не кобенься. Раз – и всех делов…
- С ней так не получится, - покачал головой Сапегин, - Итак еле соскочил. Человек – как камешек. Гвозди бы делать из этих людей… Ты чего тут нагородил-то, про парней? Не могли они. Никто из них. Заплатили бы, денег хватает. Чтобы человека с моста кинуть – тут нужно злодеем быть.
- Ничего подобного, - покрутил майор круглой головой, - Давай еще по сигарке тогда. Всякое может быть. Аффект, например. Или расчет твердый – при высоких ставках. Девка эта могла начать угрожать, мол, жене сообщу, в соц сети. А у наших корешей работа важная. В два счета обгадят, да и сольют за борт. Тогда папаша должен быть ей точно понятен – который из них, и, вероятно, привлекателен, как постоянный спутник. Потому что ты сам сказал – деньги парням не проблема, стало быть, просила она постоянных отношений. Замуж хотела. Идиотка.
- Да с чего вообще мы это обсуждаем? – дернул плечами Сапегин, - Ты уже знаешь, что ее столкнули, что ли? Что на камерах?
- Очень ты невнимательный, это раз, - поцокал майор языком, - С полицией я не общался, это два. Поэтому знать мне не откуда, и знал бы – не сказал точно. Ну и три – у нас в городе, что ни подрядчик на ремонте сетей – то жулик и раздолбай. Меняли в апреле освещение на мосту. Дорожные камеры перенесли ниже, к съездам. Вместе с камерами УВД. Так что моста теперь не видать, только перекрестки при подъездах к нему. Восстановят, надеюсь, письмо мы отправили месяц назад. А пока – прыгай вниз, сколько влезет. Или скидывай кого. Ну, отпустило немного? Гуляйте, душегубы, пока на воле. Ха –ха!! Только не колитесь сами. Чистосердечное – прямой путь в тюрьму. В вашем случае – надолго! А?! Ну как шутка, Вовка?! Зашла?
Важенин заржал заливисто, с удовольствием, так что изо рта полетели капельки слюны.
Летняя короткая ночь накрыла улицы. Черное зеркало реки отражало опоры моста, откуда позавчера девушка шагнула навстречу смерти. Соловьям на набережной до этого дела, конечно, не было, и они увлеченно рассыпались замысловатыми трелями, рассказывая, что на свете нет ничего важнее любви.
4
Поднабравшись больше обычного, наверное, подсознательно заливая надуманное ощущение вины, вернее, проявленного равнодушия, итогом которого стала оборвавшаяся Аринина жизнь, Сапегин распрощался с майором и девушками в двенадцатом часу.
Вечер только-только перестал быть удушающе жарким, пропитанным ко всему прочему ароматами пыльной травы и мелеющей речки. Летние кафе вдоль набережной не спешили закрываться в короткую ночь, лишь приглушили музыку и добавили накала своим оранжевым фонарям. Откуда-то неслись вопли подвыпивших мужиков, с другого края смеялись девичьими голосами невидимые Сапегину обольстительницы. В голове неохотно всплыли весьма жизненные строки Блока, которые когда-то помнились в полном объеме:
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух…
Он не спеша побрел по берегу в сторону центра, набирая в телефоне полуночную СМС без имени в заголовке:
- Привет! Давненько не виделись. Извини, наверное, разбудил. Ночь сегодня особенная…
У ротонды на мыске можно остановиться, выкурить сигарету, отправить сообщения двум или трем старым знакомым, подождать минут десять. Есть вероятность, что кто-то ответит. И кто знает, как закончится этот вечер? Спешить домой, в общем, ни к чему. Жена, говорите? Скорее всего, спит. Или на даче. Хотя, погодите, она же отбыла, кажется, в санаторий!.. Это все выдумки. Жена от тебя ушла в позапрошлом году, Володя. Ты теперь совершенно свободен.
Размышляя над судьбой Арины, которой, кстати, завтра предстоит навсегда укрыться под глиняным могильным холмом, больно стиснутой жесткой домовиной, Сапегин свернул к ближайшему кафе и спросил себе рюмку водки с лимоном. Сидеть в окружении веселых разгоряченных лиц желания не было, поэтому, поразмыслив, он увеличил счет до ста граммов в пластиковый стаканчик, завернул лимон в салфетку, и, кряхтя, спустился к воде.
А почему же, собственно, он сам никогда с ней не был?! Или, все же, был? Если хорошенько порыться в памяти, может что-то и отыщется, но это сложное занятие. Счет именам и лицам вести он нужным никогда не считал, глупое дело и совсем не повод для радости.
Кто ее столкнул?!
Получается, было дело третьего дня. Сушь стояла к тому моменту уже вторую неделю, и только после двадцати часов чуть начинал дуть ветерок. На проспекте Мира во вторник вечером не слишком людно. Хоть и лето, но будний день. Арина пришла, конечно, немного опоздавши. Минут так на десять. Доехала, наверное, на такси.
Вышла, ищет взглядом его на лавочке. В чем она одета? Жарко, поэтому платье тонкое, она любила очень тонкие, и очень короткие платья. Там, ниже поясницы, сверху тугих, слегка оттопыренных, подкачанных ягодиц, виднеется легким контуром ниточка трусов. Бедра и ягодицы, конечно, приглашают – можешь прикоснуться, но без хамства.
Когда он подходит, Арина оборачивается смуглым овалом лица, улыбается темными глазами и розовыми, мягкими губами говорит неожидаемо низким голосом для хрупкой своей фигуры:
- Добрый вечер!!..
Кирилл, не снимая солнечных очков, не стесняясь, чуть обнимает ее дружески, обозначает братский поцелуй - щека к щеке, идет не спеша, покачивая подтянутым торсом рядом с ней к недалекой речке. Они болтают, и Арина в какой-то момент говорит ему, это уже ближе к верхушке моста, но еще на подъеме, где внизу торчит шершавый бок бетонной опоры:
- Мне не нужны твои деньги, пойми. Ты же знаешь – я очень хочу быть с тобой. Твоя супруга никогда не сделает для тебя столько, сколько сделаю я. Прошу, подумай!..
Кирилл курит IQOS, провожает взглядом одинокий троллейбус, уносящийся в Заречье, вслед за которым – пустой перекресток с гневным красным глазом светофора, и говорит ей:
- Ничего себе! Ты глянь, что там в воде!!
До воды – метров двадцать, как и до подножия моста. Он перекидывает ее через чугунные перила правой рукой, не выпуская из левой свисток IQOS.
Нет, конечно. Чушь какая. У Кирилла – впереди вся жизнь и отличные перспективы. Зачем это?! В конце концов, сто тысяч долларов решат вопрос с любой девушкой. Это для него небольшая сумма.
Сапегин отхлебнул водки, зажевал лимоном. Наверху потихоньку затихал кабацкий гомон, зато прибрежные кусты жили в полной мере. К сожалению, соловьев уже начинал перекрикивать своим скрипом дергач, но певцы-романтики еще вели главную партию.
Виктор Юрьевич приедет прямо к пешеходному бульвару на машине. «Кадиллак» - автомобиль заметный, да ему все равно.
- Садись, лень выходить! Тут прохладно у меня…
Да, пожалуй, так. Чтобы ему решиться вытащить объемистый живот в жару на улицу из кожаного чрева авто с эффективной вентиляцией, да еще брести по мосту в гору – должно случиться что-то гиперважное. И Арина села бы к нему, ясно. И говорили бы они в машине. То есть вариант с ним – отпадает.
Руслан придет из дома пешком. В немного помятой, странной, хоть и недешевой одежде. Настороженно, чувствуя подвох, будет слушать не перебивая, думать тягуче, в такт шагам укрепляясь в зреющей мысли. Предложит тихо, одним приглашающим жестом прогуляться немного, как раз к мосту. Там будет снова слушать, говорить немного, примерно так:
- Ну, послушай, Ариша. Тебе самой не все понятно. Спешить с выводами ни к чему. Время терпит, я все обдумаю. Гляди-ка, кувшинки цветут! Красиво, правда?!
Двумя руками он ее, отвернувшуюся на мгновение, под мышки швырнет вниз.
Опять ерунда. Особо тяжкое, душегубское дело, зачем?! Он-то, Руслан, единственный из компании холостяк. Никакой проблемы. Да и уболтал бы ее, окутал хитрыми фразами, удобным образом все организовал, чтобы молчала. Тут с мотивом провал.
Доктор Рогов явится на беседу немного выпивши. Конечно, возьмет в сумочке с собой фляжку коньяку, или предложит зайти в кафе, чтоб по-маленькой… Дальше, как узнает повод встречи, слегка напряжется, но быстро еще добавит топлива, будет курить под сиренью, в конце концов растрогается, обмякнет, заморгает прозрачными глазами… Жена, конечно, и прочее. Ну, да еще одна жена не помешает. Вместе с ребеночком. Не повод, чтоб с моста кидать…
Водка в стаканчике закончилась. Вокруг стало настолько тихо, что если бы не коростель, Сапегин бы подумал, что оглох. Даже речка почти замерла в журчании. Время перевалило далеко за полночь. На телефонное послание никто не ответил, опьянение в веселую стадию, увы, не перешло. Вздохнув, он выбрался на набережную, пошел, не спеша в сторону площади, и дальше – к дому. Скоро начнет светать, и оранжевые фонари вдоль дороги будут потихоньку гаснуть, провожая его.
Впереди, с перекрестка показалась серебристая легковушка, повернула в его сторону, на короткую минуту осветила Сапегина фарами, остановилась на обочине.
- Удивительное дело, - хмыкнул он, приближаясь к выходящей из машины Кате, - Чего тебе не спится?
- Так, - пожала плечами она, - Подышать захотела. Пройдемся?
- Ну, пошли. Я вот еще домой не добрался. Думаю. О жизни.
Катя шла рядом, скрестив руки в рукавах ветровки, пряча кисти вероятно от комаров, но сказала почему-то другое:
- Холодно. О жизни думаешь? Тебе есть о чем, да…
- Что значит «мне»? – удивился Сапегин, но привыкший к ее подтрунивающей манере, не остановился даже. Может, и правда надо было повисеть с ней?! Полгодика, например? Сейчас бы не скалилась.
- Ну, у тебя много дел. А уж личная жизнь – вообще молчу. Разнообразная до невозможности. Позавидовать остается. Жалко, что не пускаешь меня в ней поучаствовать, конечно. Ну, значит так надо…
- Слушай, прекрати свою шарманку, пожалуйста, - Сапегин сморщился, остановился, щелкал зажигалкой, - Чего опять за старое? Меня женщины это… Совсем не интересуют. Даже жена ушла, ты ведь знаешь.
Катя вернулась назад, встала рядом, вглядывалась в его лицо расширенными зрачками, твердо, сквозь зубы процедила:
- Вы ее завтра хоронить будете. Можешь хоть в эту ночь не врать?! Чтобы она спокойно исчезла, не снилась чтоб ночами?!
Сапегин в недоумении обронил в пыль сигарету, нашарил ее по огоньку, сдувал дорожную грязь с фильтра, соображал сумбурно. Сердце разогналось уже немного, побежало под ребрами все быстрее, забираясь к горлу.
- Что это такое?.. Не понимаю. Катя, о ком ты? Арина?! Что она?
Катерина отступила назад, рассмеялась, показывая мелкие белые зубы:
- И правильно. Не думай о всякой швали. Сука она была, шалава. Я просила ее – к тебе не приближаться. Ты спасибо мне когда скажешь?! Или жить с ней хотел, недоноска вашего растить?!
- Да ты чего прешь-то! – крикнул в ее смеющееся лицо Сапегин, - Дура!! Какого ребенка, идиотка?! Я ее пальцем не трогал в жизни!
- Пальцем, может, и не трогал, - пожала плечами Катя, - Встречи, когда назначены, либо проводить нужно, либо отменять. Потому, что когда забываешь это сделать, твой визави ищет совета у других людей. У старых подруг, например. Она же была глупая. Пустышка. Зато, вам всем казалась особенной. Так, что ли? Как она у вас записана была в чате? Синица? Непохоже совсем. Кстати, почему синица?
- Потому, - Сапегин, ошеломленный догадкой, абсолютно раздавленный правдой, остановился, тер виски взмокшими ладонями, - Потому что птичка красивая. Простая. Незатейливая. Поет звонко.
- Вот видишь, - она подошла опять вплотную, протянула руку, к нему, так, что он от неожиданности отшатнулся, - Это ведь ты назвал ее так, верно? Потому что нравилась. Потому, что трахал ее, конечно. Так что ж на встречу не пришел? Глядишь, гнездо бы свили. С синичкой твоей…
- Я не спал с ней!! – заорал Сапегин уже в голос, и крик полетел по ивняку в разные стороны, отражаясь от воды, - Слышишь, сумасшедшая?! Что ты натворила, змея?!
- Какая теперь разница? - Катерина покачала головой, неторопливо пошла к машине, - Слишком много о тебе она говорила. Ответа прямого я не услышала, да и не надо. Довольно того, что моему сердцу ты предпочел шлюху. Живи с этим, Володя. А я рядом буду, никуда не денусь.
Сапегин отвернулся от заурчавшей машины, зашагал прочь, быстрее и быстрее удаляясь от светлеющего за спиной горизонта, где над рекой проступала горбатая спина моста. Коростель с рассветом умчался в болотистые низины за город. Где-то недалеко, в рябинах у дороги попыталась завести свое простенькое «ци-ци-ци-пи» синица, но солнце вставало все быстрее, и соловьиный хор, завораживая причудливой песней, покатился над городом, в который раз утверждая – главное в этом мире – любовь.