Глава VII
Проводив старый и встретив новый 1989-й год, большая часть населения страны медленно, вразвалочку, можно сказать, с больной головой входила в обыденный ритм жизни, чувствуя себя опустошёнными, апатичными, подавленными и расстроенными. Встречая этот всенародный праздник, все советские люди любили погулять, да так, чтобы это запомнилось на весь год, иначе, как они считали, никакого счастья не будет. Эта традиция идёт ещё со времён Римской империи, установленная Юлием
Цезарем.
Побывав в Голландии и «отшлифовав» себя, как нужно, в увеселительных заведениях, Петр Алексеевич Романов установил эту традицию и в России, издав указ, в соответствии с которым Новый год переносился с 1 сентября на 1 января, предписывающий всем людям радоваться этому событию, веселиться и гулять, не только зажигая свечи, но и поднимая заздравные бокалы, надеясь на всё лучшее,
что в общем-то свойственно русской душе, которая, как говорил Гоголь, соответствует пейзажу русской земли: «Та же безграничность, бесформенность,
устремлённость в бесконечность, широта».
Одним словом, несмотря ни на что, Новый год, как общее достояние, как связь времён, вновь вошёл в каждый дом, в каждую семью, чтобы не только явить радость, милосердие, доброту и всепрощение, но и дать каждому живущему, каждому «рождённому» хоть какую-то надежду на чудо, гарантирующее будущее. Даже трудно представить, что было бы без него. Тоска, да и только. А хорошо погуляв, человек дышит, живёт, верит, надеется на что-то лучшее перед неизбежной встречей с вечностью.
Продолжая традиции «добрых и полезных дел» в государстве, начатые много веков назад нашими предшественниками, Михаил Горбачёв тоже решил не отставать в этом вопросе, внеся, так сказать, в это дело свой посильный вклад, устроив вот уже третий раз подряд обмен новогодними поздравлениями с Америкой.
Сначала он поздравил американский народ с Новым годом, а затем советский народ поздравил президент США Рональд Рейган.
В своём поздравлении Горбачев подчеркнул, что поздравлять народ Америки - доброе предзнаменование, перефразировав при этом название последнего романа американского писателя Джона Стейнбека8
8Джон Стейнбек ; американский прозаик (27.02.1902; 20.12.1968), лауреат Нобелевской премии по литературе
«Зима тревоги нашей», заменив в нём второе существительное словом «надежды», поскольку в книге её нет, а есть лишь «тревога». И всё потому, что автор ниспровергает преклонение перед американским образом жизни и так называемой её добродетелью, которая ничего не стоит.
В своём романе Стейнбек откровенно показывает, как современный американский образ жизни действует на обычного человека, толкая его на путь предательства и преступления ради погони за богатством, за быстрым обогащением. «Бедлам в Вашингтоне, -писал он в одном из писем друзьям, - можно сравнить только с римским туалетом для кошек. И дело не в том, что администрация слишком цинична. Я глубоко уверен, что ни на что лучшее они там просто не способны. А демократы, господи, демократы - делят шкуру неубитого медведя, нет у них ни мужества, ни идей, ни платформы. Мне бы следовало вернуться в Европу, здесь пусть всё пропадает пропадом. Плохой роман должен развлекать читателей, средний -воздействовать на их чувства, а лучший озарять им путь. Не знаю, сумеет ли мой роман выполнить хотя бы одну из этих задач, но моя цель - озарять путь».
Какой путь выбрал Горбачёв, рассчитывая на большие «надежды» с Америкой, сказать трудно. Можно лишь с уверенностью констатировать, что если бы он прочёл этот роман, то не стал бы менять слова в названии, говоря о некой «надежде»,поскольку, как сказал сам автор романа, «в американском обществе надежды не может быть, как, впрочем, и пресловутой “американской мечты”» - той самой, о которой впервые упомянул (произнеся это словосочетание) ещё в тридцатые годы Джеймс
Адамс9 в своём трактате «Эпос Америки».
9Джеймс Траслоу Адамс американский писатель, историк (18.10.1878;18.05.1949)
Да и откуда им было взяться, если США как молодое государство при создании всех общественных институтов начиналось с нуля, с чистого листа, не имея не только единого народа, его истории, но и живой памяти. Не потому ли существует такое сильное желание американца быть лично независимым, надеясь, что в его «тайнике» может быть что-то ценное но не в обществе? Вряд ли что-то проснётся в душе
простого американца, что-то живое, если он произнесёт индейское название «Оклахома», «Айдахо» или какие-то другие слова. Для любого американца они не несут никакого тайного смысла. А значит, в их душах не звучат голоса предков, не открываются тайники истории в бездне сознания, поскольку оно наполнено совсем другим ; наживой, которая принимает в свои «объятия» всё, кроме совести
и души.Чтобы быстро наладить свою жизнь при освоении нового континента, англо-саксонские переселенцы долго не думали, взяв за основу удобный для них курс экономический.
Гуманизм, культура, религия, человеческое счастье ; все подчинилось единой системе ценностей, где главенствующую роль играли только денежные знаки. Казалось бы, а что тут плохого? Живи, зарабатывай и радуйся жизни! Но не тут-то было.
С течением времени предел высшего уровня быстрого «зарабатывания» поднимался всё выше и выше: сначала сотни тысяч долларов, затем миллионы и наконец миллиарды и всё мало, потому что явное достижение пресловутой мечты как некой вершины
казалось американцам крахом системы, остановка была непозволительна, нужно было только движение вперёд, причём любыми средствами. Фраза «Кто сказал, что нельзя иметь весь мир и не потерять свою душу?», звучащая во всех домах и квартирах американцев с экранов телевизоров с середины 80-х годов, тому подтверждение. Это всё равно, что сказать: «Мы отказываемся от оси в транспортном средстве, на котором хотим въехать в рай».
Казалось бы, общество должно быть осторожным от таких удушливых слов, бить тревогу, но слова становятся уже не «фразой», а неким стимулом, инструментом, что отражает сущность всего американского народа.При всём понимании этого значения, общество сознательно отказывается от своей души ради денег, и в этом есть узость американского сознания, поскольку деньги служат орудием его же порабощения. Поэтому никакой надежды на будущее у этой нации не может быть по определению, она обречена. И какие бы «колоссальные труды» и «подлинные ценности», в которые так верил Уитмен и мечтал об их торжестве, ни создавались в этой стране, они
не смогут пробить стену умонастроения американского народа, опять же из-за того, что эта нация не имеет души.
Вот почему всякое пожелание американскому народу, касающееся «надежды», не могло иметь никакого значения, но это Горбачёва мало волновало. Ему просто-напросто нужна была трибуна, с которой бы он что-то говорил, вещал о себе всему миру.
Американский президент Рональд Рейган обратился к советскому народу как телепроповедник ; без пафоса и заумных фраз, по-простому. Такая манера общения с народом ему нравилось всегда. Не обладая обширной эрудицией, этот человек тем
не менее действовал в высшей степени профессионально, добиваясь путём размышлений и сознательных усилий всего того, чего он хотел, используя для этого не только свой богатый актёрский опыт, но и характерные, индивидуальные черты, которые заключались в его непоколебимости как лидера сверхдержавы. К слову сказать, благодаря всем этим качествам, он дважды побеждал на выборах в губернаторы штата Калифорния, а затем два раза на выборах в президенты США. (В 1980 году Рональд
Рейган обыграл Джимми Картера и стал сороковым президентом США, заняв президентское кресло на долгие восемь лет.) И хотя такая манера обращения для советского зрителя была странной и непривычной, одним словом, в диковинку, его голос буквально завораживал зрителей программы «Время». Люди не сразу понимали, что происходит, настолько были увлечены его импозантной, харизматичной
внешностью и насыщенным тембром: «Добрый вечер. Я Рональд Рейган, Президент Соединённых Штатов… Для нас священная истина, что каждый человек ; это единственное в своём роде творение божье с его особыми талантами, надеждами и чаяниями…»
В речи Рейгана можно было без труда уловить слова Рузвельта, произнесённые в 1941 году, когда он намеревался подготовить американский народ к вступлению в войну, упомянув о «четырёх главных человеческих свободах», за которые предстояло сражаться нации: «свободу слова и выражения», «свободу каждого поклоняться Богу в соответствии со своей совестью», «свободу от страха» и «свободу от нужды». После каждой максимы Рейган, как и Рузвельт, добавлял слова «повсюду в мире» тем
самым американские «свободы» были предложены всему человечеству, в том числе и советскому народу, как универсальная модель для подражания.Слушая поздравление Президента США, советский народ не знал, что ещё совсем недавно (это случилось 11 августа 1984 года) Рейган допустил непростительную выходку, едва не стоившую ему
«карьеры». А дело было так: готовясь к записи своего регулярного радиообращения к стране, Рейган как бывший актёр и лицедей, разминая губы (как в гримёрке или в каком-нибудь театральном салоне), пробуя голос и микрофон, изволил пошутить на весь мир, сказав:
«My fellow Americans, I’m pleased to tell you today
that I’ve signed legislation that will outlaw Russia forever.
We begin bombing in five minutes»10.
10 «Мои соотечественники американцы, я рад сообщить вам сегодня, что подписал указ об объявлении России вне закона на вечные времена. Бомбардировка начнётся через пять минут".
Шутка Рейгана оказалась не столько с перцем, сколько с радиоактивным запашком, поскольку от этих слов с молниеносной гагаринской скоростью Вооружённые силы СССР были приведены в повышенную боевую готовность. И одному Богу известно, чем бы всё это могло закончиться, ведь эти слова услышали не только американцы, но и народы других стран.
Журналисты со всего мира сразу же бросились за пояснениями в резиденцию Президента США, однако вразумительного ответа не получили, поскольку все чиновники были не столько обескуражены таким сообщением, сколько напуганы. Лишь
через некоторое время работники администрации стали заверять журналистов, впрочем, как и руководителей СССР, в том, что это была просто шутка американского президента, и она никак не отражает политику Белого дома (президент якобы не знал, что микрофон уже подключён и идёт трансляция в прямой эфир), никаких военных планов относительно войны с СССР у США нет. Тем не менее голос Рейгана услышал весь мир в контексте отношений США и СССР.
Ввиду таких развлекательно-импровизированных слов Горбачёву следовало бы насторожиться, сделать определённые выводы, но сказанная Рейганом формула «в каждой шутке есть доля правды» Горбачёва, видимо, больше привлекала, чем отталкивала. Во всяком случае «откровение» Рональда Рейгана не повлияло на дальнейшее сотрудничество между СССР и США, а напротив, сблизило. Да так,
что двух президентов нельзя было разлить водой. В этом и заключалась первоначальная стратегия США по приручению «русского медведя».
Обмениваясь визитами по нескольку раз в год, президенты СССР и США не только предавались теоретическим дискуссиям, в которых укреплялась их личная дружба, но и тайно разрабатывали тактику и стратегию реального «сближения» позиций
между двумя странами, направленных не только к ослаблению напряжённости, но и к окончанию «холодной войны».
Таким образом, мечта Горбачёва по ликвидации коммунистического режима становилась не просто «мечтой», а былью.
Встретив Новый год с весельем и размахом, советский народ по-прежнему, со свойственным ему менталитетом, чувствовал не только радость, но и оптимизм. Правда, это была уже другая «радость» и другой «оптимизм» ; устремлённый в сторону западных ценностей (подразумевается ; «ценности цивилизованного мира»). Хорошо зная, что одними словами и прожектами милу не быть, народ, уставший от катастроф, голода и холода, соглашался на всё что угодно, лишь бы скорее закончилась перестройка. И вот этого «потепления» в душах советских людей Горбачёв ждал много лет. Его труд оказался не напрасным.
Первыми, кто поддержали Горбачёва, были творческая интеллигенция и научные круги, которые всячески приветствовали «славные бубны за горами»: демократию, свободу перемещения, сильное гражданское общество, приоритет права, политический плюрализм, систему социальных гарантий и толерантность.
Большая часть населения страны, слушая уважаемых людей, конечно, мало что понимала в этих «бубнах». Им хотелось больше чего-то своего, но это «своё» буквально ускользало из рук, меняя не только жизнь, но и нравы. К тому же народ угнетал, и расстраивает факт того, что вокруг всё было не так, как бы хотелось. Все обещания Горбачёва на ускорение и прочую перестройку страны оказались блефом. Объявленный им плюрализм, с одной стороны, предоставлял людям свободу выбора, а с другой всё сильнее погружал в хаос бессмысленных интерпретаций происходящего. Кроме новых проблем, за последние два года в стране ничего не изменилось к лучшему. Напротив, проблемы появлялись с каждым днём, как ядовитые
грибы после дождя, и избавиться от них никто уже не мог, а может, и не хотел, кто знает. Во всяком случае, глядя на происходящее, никто ничего не понимал. В этой части у определённой категории людей вырабатывалось мышление, основанное на
подозрительности к власти, поскольку у «подозрительных» не было недостатка в доводах, поэтому, естественно, люди не могли считать себя спокойными и счастливыми после того как их обманули, а проще говоря, завели не туда, куда надо было завести.
«Конечно, -говорили одни, - мы можем быть критичными, недовольными, как, например, своими глазами, слухом, видя и слыша вокруг о том, что происходит, но это ведь не значит, что мы должны их увеличивать количественным числом от двух
до множества для того, чтобы поверить в лучшее. Если вокруг нас всё не так, то вряд ли нам нужно изменять морфологически тип своего зрения и слуха. Подобную «патологию» нужно устранять чем-то другим». -«Возможно, что, -говорили вторые, нужно отказаться от “поводыря”, который не только слепой, но и глухой, а это значит, что доверять свою жизнь такому человеку очень опасно». -«Конечно,
говорили третьи, - раньше было немало трудностей, но жизнь была стабильной и не такой уж плохой, а сейчас всё меняется на глазах: банкротство предприятий, безработица, рост цен…» По этому поводу многие шутили: «Тебя после Нового года не
узнать. -Что, так хорошо выгляжу? -Нет, дело не в этом. - А в чём? - Ты вообще кто такой?»
Несмотря на то, что это была всего лишь шутка, какая-то доля правды в ней всё же заключалась, поскольку всё очень быстро менялось, причём на глазах. Успокаивало то, что празднование Нового года не претерпело в череде перестроечных событий каких-либо изменений, и эта малость людям нравилась.
Семья Сомовых, как и большинство жителей Красноярска-26, встречала Новый год в тесном домашнем кругу. Идти после двенадцати часов на центральную площадь города, где была установлена городская ёлка и проводились театрализованные представления и игровые программы «В стране новогодних чудес», им не захотелось. Сильный мороз заставил многих жителей секретного городка ютиться по квартирам, прильнув к экранам своих телевизоров, чтобы хоть как-то общаться с внешним миром, согреваясь не только теплом «мирного» атома, но и припасённым для этого случая небольшим набором спиртных напитков.
В какой-то момент Егор даже пошутил по этому поводу; подойдя к окну в зале, он громко постучал по стеклу.
-Егор, кажется, кто-то стучит, донёсся голос Натальи из кухни…
Услышав стук, Лиза тут же выбежала из комнаты, где она рисовала. Глядя на отца, она хотела что-то спросить, но Егор, глядя на дочку, показал ей своим видом, чтобы она молчала.
-Это градусник постучался в окно, громко, на полном серьёзе сказал он.
Понимая, что это шутка, Лиза стояла и улыбалась…
-Кто, я не поняла? донёсся ещё раз голос из кухни, где Наталья занималась кухонными делами.
-Градусник, говорю, стучит.
Не прошло и пяти секунд, как она вошла в зал:
-Ничего не поняла, сказала она, глядя на Егора не то с любопытством, не то с непониманием.
-Градусник, говорю, стучит, просится в квартиру, на полном серьёзе, без тени юмора, повторил Егор.
-Зачем? машинально спросила Наталья.
-Зачем, зачем выпить хочет, чтобы согреться.
Понимая, что её разыграли, немного обидевшись, она иронично сказала:
-А поумней ничего не мог придумать?
-Мама, мамочка, не сердись, пожалуйста, на папу, подходя к матери, тихо проговорила Лиза.
-Я не сержусь… а «адвокатов» мне не нужно.
Щёлкнув дочь по носу и махнув рукой, она тут же зашла на кухню.
Егор понял, что шутка не удалась, и ему пришлось срочно реабилитироваться. Надо отдать ему должное это он сделал умеючи: зайдя вслед за женой на кухню, он нежно поцеловал её. Тем более что новогодняя атмосфера способствовала этому,
по-другому этот праздник он не чувствовал, впрочем, как и все советские люди, ведь Новый год был единственным праздником, когда хотелось шутить и радоваться жизни, даже если это не соответствует реальному положению.
-Не подлизывайся, -сказала она.
-А я и не подлизываюсь.
-Вот-вот.
-Что тебе помочь?
-Я уже всё убрала.
-Понятно. Пойдём, может, что-то интересное покажут по телевизору.
-Иди, я сейчас приду, сказала Наталья, расставляя в шкафу вымытую посуду.
Телевизор в эту морозную новогоднюю ночь был и другом, и «собеседником» для многих жителей города. Таковым он был и для семьи Сомовых.Телевизор «Горизонт Ц-355» Минского радиозавода, купленный в кредит, радовал не только своей
внешностью, но и «картинкой». Сказать, что телевизор показывал хорошо, ничего не сказать. С момента покупки прошло уже больше года, а телевизор, показывал, как «новенький». Более того, Егор не мог даже подумать, что этот «ящик» станет для него настоящим другом, с которым он всегда находил общий язык. К слову сказать, эта марка телевизора была невероятно дефицитной. Например, в Красноярске за право приобрести такой телевизор люди готовы были переплачивать значительные суммы,
а вот в Красноярске-26 (за счёт того, что город был закрытым) этот вопрос решался без всяких проблем и переплат. Было бы только желание его купить.
Просматривая разные каналы в новогоднюю ночь, Егор счёл нужным посмотреть телеобращение глав двух государств СССР и США Михаила Горбачёва и Рональда Рейгана. Правда, телевизионное «ноу-хау» двух президентов мало чем удивило Егора, да и Наталью, но досмотреть, конечно, они его досмотрели. Хотя в этот самый момент им больше хотелось чего-то более развлекательного, тем более что таких передач становилось всё больше и больше, и, конечно же, «Голубой Огонёк», который ждали все с нетерпением. Правда, с 1986 года предновогодние телевизионные шоу перестали называть «Голубым огоньком» (сравнивая, видимо, эту сентенцию
с Чернобыльской АЭС), а называли просто: концерт. Традиционные показы «Голубого огонька» возродил канал «Россия» в 1997 году ; вот его-то Сомовы и смотрели после поздравления двух президентов.
-Странно, конечно, всё это было слушать, ; вдруг строго проговорил Егор, лёжа на диване и глядя на экран телевизора, где показывали «Огонёк».
-Ты это о чём? глядя на Егора, с удивлением спросила Наталья, присаживаясь рядышком и укрываясь пледом таким образом, чтобы было тепло и уютно.
-О выступлении президентов.
-О, Господи! Я уже забыла о них, а ты всё ещё помнишь.
-Я под впечатлением! с неким восклицанием проговорил Егор.
И, помолчав несколько секунд, добавил:
-Горбачёв, как всегда, сказал то, что голова не ведает. Страна ввергнута в пучину кризиса, а он надежду питает к американскому народу это как понимать? А кто будет питать «надежду» к своей стране и народу, где не только разгул анархии, деградация экономики, но и падение нравов?
-Ты же им всегда восхищался? иронично заметила Наталья.
-Этим человеком я никогда не восхищался, чтобы ты знала. Просто хотелось верить этому человеку, его опыту.
-Какому такому опыту? Не смеши.
-А что?
-Да ничего. Что он сделал за все эти годы?
И, как бы отвечая на свой поставленный вопрос, без всяко смущения сказала:
-Злоупотреблял разве что властью. Да говорил много, делая из чёрного белое, а из белого чёрное…
Егор слушал жену и молчал.
-В ком добра нет, в том и правды мало, заключила она.
-Согласен, глубоко вздохнув, проговорил он. Политика она и в Африке политика. В этом деле каждый преследует свои цели, по-другому не бывает. Там так: если выгоден союз с чёртом, то его не нужно исключать. Главное это уверенность, что ты проведёшь этого чёрта. Вот только разобраться, кто есть этот чёрт, сложно. В общем, время рассудит, что и как. Хотя, конечно, в эти минуты хотелось бы чего-то созерцательного, истинно человеческого. О плохом думать совсем не хочется.
-А ты и не думай. Тебе что передач мало?
-Да нет, не мало, спокойно ответил Егор, переключая каналы…
-Вот и смотри…
Небольшая размашистая сибирская ель, купленная Егором в последние дни декабря, стояла в правом углу зала, возле окна, между сервантом и телевизором. Наряженная новогодними игрушками и разноцветной играющей огнями гирляндой, она наполняла квартиру не только свежим ароматом заснеженной тайги, но и многими оттенками фруктов: тут был цитрусовый, яблочный и многие другие запахи, разобраться в которых было очень сложно.
Небольшие открытые коробочки с подарками, лежащие под ёлочкой, дополняли новогоднюю атмосферу, вызывая некое удовлетворение у всех членов семьи, особенно у Лизы. Она часто подходила к ёлке и с любопытством рассматривала стеклянные игрушки, в том числе и лесных зверюшек: мишек, белочек, зайчиков… умело разрисованных художниками.
Что интересно, в ней спокойно уживались все сказочные персонажи. И не только положительные Снегурочка, Дед Мороз и зверушки, способные делать добрые дела, но и отрицательные герои Волк, Лиса, Змей-Горыныч, Баба-Яга и прочие социально
заострённые персонажи, существование которых не удивляло, а, можно сказать, радовало многие поколения детей. Видимо, поэтому ей хотелось в этот новогодний вечер не столько весёлого праздника, сколько продолжения волшебства, по-другому она этот праздник не мыслила.
И действительно, в этом роде Новый год единственный праздник, когда волшебство проникает в душу каждого человека как потребность. Потребность не только в делах, но и в новой душевной чистоте, что таит великое познание и стремление к чему-то новому, ещё не свершившемуся, наполняя нашу жизнь маленькими радостями, в которых
время от времени мы все нуждаемся. Наверное, поэтому каждый человек старается в силу своих мер и возможностей встретить этот праздник достойно. Прежде всего ради тех ценностей и постулатов, что он несёт нам: дружбы, любви, заботы, внимания, от которых и себе, и другим вокруг всегда хорошо. А главное, чтобы мы смогли дать всё это тем, кто рядом, кто особо нуждается в этом.
Несмотря на то, что междугородная телефонная связь работала с перебоями, Егор и Наталья нашли время и терпение поздравить с Новым годом всех своих родных в Киеве и Томске. Радость слышать голос родителей подкреплялась желанием увидеть их летом во время отпуска. Хотя до лета было ещё далеко. Разговоры с родителями (пусть даже и по телефону) наполняли душу Егора и Натальи чем-то важным и созидающим. Во всяком случае они ощущали не только удовлетворение, но и какую-то душевную полноту.
Рассказывать родителям о том, что происходит у них в городе, на ГХК, Егор не стал, поскольку он прекрасно знал, что всё должно образоваться иначе и быть не может, поскольку это дело государственной важности. И потом, на ГХК работают не просто рабочие, а квалифицированные специалисты, лучшие учёные в области ядерной физики, и этот факт нельзя сбрасывать со счетов. И в этом вопросе Егор был спокоен.Одним словом, забыв на время о том, что происходит в стране, ему хотелось только одного: тепла и домашнего уюта с родными и близкими. Да и чего было ему ещё хотеть в эту морозную новогоднюю ночь, если всё и так было неплохо. Правда, в разговоре с отцом, как это ни странно, Егору очень хотелось спросить про деда: во-первых, когда он был арестован, и во-вторых, по какой статье. Были, конечно, и
другие вопросы, но задавать их по телефону в такой день он всё же не решился. «Не тот случай, подумал он, чтобы спрашивать сейчас о таких вещах». К тому же Егор уловил в голосе отца что-то грустное и недосказанное. Была ли это усталость или что-то другое, Егор не знал, но он чувствовал, что отец что-то не договаривает. «Мало ли какие обстоятельства могут огорчить отца, находил оправдательные доводы своим размышлениям Егор, конец года, режимность объекта… да мало ли, какие могут быть у него причины, их тысячи». Расспрашивать его,
естественно, Егор не стал, так как отец всё равно бы ничего не сказал.
Была и маленькая радость: Елизавета Петровна рассказала Егору, что звонил Сергей Куприянов, его друг детства, которого она хорошо знала. «Сначала даже не узнала, кто звонит, как-то особо сказала она, подумала, что какой-то батюшка говорит: голос уж больно мягкий и приятный. Хотела уже сказать: “Вы куда звоните?” А он сам: “Это Серёжа Куприянов. Видно, редко звоню, если вы меня не узнали”. Такой вот был разговор».
Воспользовавшись небольшой паузой, Егор хотел что-то спросить у матери, но она, опередив, тут же добавила к своему рассказу: «Всё спрашивал про тебя: что да как? Особо-то я с ним не говорила, сказала только то, что ты сейчас в Сибири с семьёй.
Дала твой телефон. Сказал, что обязательно позвонит. Про себя, правда, он ничего не сказал, кроме того, что он в Челябинске вот, пожалуй, и всё. Спрашивать его ни о чём я не стала мало ли, что на душе у человека, захотел бы сам сказал».
Этой новости Егор был очень рад, даже хотел сразу позвонить Сергею, но не решился: что-то остановило его, а что ; он и сам не мог понять. Возможно, то, что дозвониться в эти ночные часы было очень сложно, а порой и невозможно. «Позвоню позже», подумал он в тот момент.
Натальины родители, с их инстинктивным здравомыслием, вместе с поздравлениями посочувствовали, что их дочь и внучка сейчас в далёкой Сибири. Сказали, что слышали по радио о том, что в Красноярском крае ожидаются сильные морозы ; до минус пятидесяти градусов. Просили беречься, так как сильно за них переживают, особенно за Лизу. Наталье пришлось всячески успокаивать родителей, чтобы она не переживала за них, сказав, что они живут не на севере края, а в центральном районе, где морозы значительно слабее. Одним словом, было о чём говорить.
На лето, как всегда, родители приглашали в Киев. Последнее вызвало у Натальи даже слёзы, так она расстроилась… Немного успокоившись, сказала, что скучает, и, конечно же, летом они приедут, сообщив, что отпуск у Егора с середины мая. На этом их разговор закончился.
И всё же, какие бы морозы на дворе ни стояли в новогодние праздники, семья Сомовых посетила не только зимние городки, где проходили всевозможные праздничные театрализованные представления, но и спектакль «Щелкунчик», что шёл в городском драматическом театре.
Посетили они впервые и музейно-выставочный центр, который был открыт 27 августа 1988 года. В музее они увидели уникальный фонд истории города и строительства ГХК, в который входило огромное количество экспонатов (девяносто тысяч единиц хранения, из них девятнадцать тысяч основной фонд). И всё бы хорошо, но уж больно затронула Егора тема лагерей, жизни тех многочисленных людей, что безвинно пребывали в колониях, строя уникальный объект для обороны страны. Идея строительства никак не умещалась в его голове, поскольку она была за пределами здравого смысла, поражая не только своим цинизмом, жестокостью, но и бесчеловечностью. Глядя на всё это, он опять вспомнил о своём деде, который, как и многие миллионы людей, стали заложниками невиданного произвола властей, обусловленного (подумать только!) необходимостью. Это, чудовищное преступление не просто вызывало у него ощущение боли, оно буквально взрывало его изнутри невежеством тех, кто это делал, кто приложил к этому руку, понимая тот факт, что такое преступление обязательно повлечёт за собой страшные последствия. И это не
давало ему покоя.
Обзавестись друзьями за то время, что они жили в Сибири, у них как-то не получилось. Не потому, что они этого не хотели, просто рядом не было тех
людей, с которыми бы им хотелось общаться, с которыми бы связывало их что-то общее, пусть даже в малости. Для них было важно одно твёрдое правило ; чтобы в общении были не только точки соприкосновения, но и «точки» отвращения, а их не было. Видимо, это и было основной причиной отсутствия привязанности и взаимности. Хотя, что говорить, знакомых у них было предостаточно, но это были не те люди, с которыми можно было связывать свою жизнь, подымать их на такую высоту, чтобы называть друзьями, это были всё же две разные параллели. Тем более что настоящие друзья (в понимании Егора) это всегда ответственность, обусловленная статусом, соглашением, как обязанность, а этого отношения в общении со случайными людьми ему не хотелось. Возможно, всё это из-за того, что слишком много им пришлось пережить, выстрадать за последние годы. В том числе и расставание с друзьями, настоящими друзьями, которых он знал и ценил. И это вовсе не был какой-то союз выгод и обмена добрыми услугами, при котором самолюбие всегда рассчитывает что-нибудь выиграть, как могут подумать многие. Это была самая настоящая бескорыстная дружба.
В иных обстоятельствах, когда человек попадает волей судьбы в совершенно новую среду, на уровне подсознания рассудок сам принимает нужные для жизни решения, как, впрочем, и выбор друзей, помогая человеку принимать те или иные решения,
а проще говоря, «остерегаться сахара, который порой смешан с ядом».
К тому же Наталья где-то в глубине души всё же надеялась на то, что долго в Красноярске-26 они не пробудут. Рано, или поздно, но они всё равно вернутся в Киев. От этой тайной мысли она не отказывалась ни на минуту даже в новогодний вечер. Во всяком случае, когда Егор спросил её о том, чтобы она хотела изменить в новом году, она тут же незамедлительно ответила: «Ты же знаешь: вернуться в
Киев, и после недолгого молчания тут же добавила к своим словам: -В этом городе я не чувствую себя счастливой. Не знаю, почему, но всё в нём как-то не так, понимаешь. Иногда мне кажется, что город мёртв, вместо звуков и радостных голосов я ощущаю здесь только тишину. Я не хочу прожить свою жизнь в этом бесконечном безмолвии и однообразном существовании».
Ответ Натальи нисколько не удивил Егора. Всё было сказано по-честному. Противопоставить этим словам какие-то свои доводы Егору было сложно, поскольку у жены, которую он страстно любил, на этот счёт была своя логика, и доказывать ей обратное совсем не хотелось ни сейчас, ни в последующие дни нового года.
Вечером шестого января в квартире Сомовых раздался длинный телефонный звонок… Взяв трубку, Егор сразу же преобразился, будто стал выше ростом. Глаза наполнились радостью и теплом, а улыбка казалась не только широкой, но и лучезарной:
-Как же ты меня нашёл… да, совсем забыл… конечно, конечно… я тоже тебя поздравляю…
Глядя на Егора со стороны, на его сосредоточенное выражение лица, трудно было понять, что же происходит. Так продолжалось несколько минут. Всё это время Егор внимательно слушал собеседника, стараясь практически его не прерывать. Слушая «незнакомца», Егор то и дело менялся в лице: улыбался, передёргивал губами, удивлялся и даже хмурился. В какой-то момент его лицо снова оживлялось, в глазах появлялся яркий огонёк, напоминавший звезду: она то мерцала, то угасала, словно теряя что-то родное и близкое его сердцу.
-Да ты что! - в какой-то момент вырвалось из уст Егора, -Серёжа, я с трудом в это верю… После этих слов напряжённое и серьёзное лицо Егора преобразилось в одно мгновение, будто ему не верилось в то, что он услышал. Он переминался с ноги на ногу, было видно, что он не только нерв - И давно ты принял это решение? - сухо спросил он, причём спросил так, будто посчитал своего собеседника сумасшедшим.
-Ну, ты даёшь... я с трудом верю в то, что ты сейчас говоришь…
Егор задавал вопрос за вопросом, получая короткие ответы, которых, впрочем, судя по всему, ему было достаточно. Глядя на Сомова, можно было подумать, что в судьбе дорогого ему человека случилось нечто такое, о чём он никогда не смог бы и
подумать, не говоря о том, что мог бы услышать, такая неожиданная была для него новость.
После того как Егор поговорил и положил трубку телефона, он ещё долго ходил по комнате, продолжая о чём-то думать и размышлять. На лице, как и прежде, появлялись то недоумённая улыбка, то суровый взгляд, выражая общее напряжение. Временами казалось, что он сильно чем-то удивлён.
-Егор, что с тобой? с нескрываемым любопытством глядя на мужа, спросила Наталья.
-Ты не поверишь!
-И чему я должна, как ты говоришь, «не поверить»?
Но вместо того, чтобы услышать от Егора прямой, быстрый ответ, она ощутила длительное, как показалось ей, тягостное молчание.
-Егор, да говори ты, не молчи! не вытерпев длительной паузы, проговорила она, а то больно смотреть на тебя. -И тут же добавила: -Какой-то ты весь взъерошенный?
В этот самый момент Егору хотелось говорить, чтобы поделиться с женой услышанным, но он не находил нужных слов ; так он был взволнован. Жестикулируя руками, он хотел сказать что-то оформленное и осознанное, а не просто поделиться новостью.
-Ты не поверишь! восклицая, проговорил он, глядя на жену.
-Чему?
-Звонил Сергей.
-Какой ещё Сергей?
-Сергей Куприянов, друг детства. Ну, помнишь, я тебе о нём рассказывал…
-И что?
-«Что, что» уволился из армии.
-Что значит уволился? Он что заболел?
-Да нет, не заболел. Хотя кто его знает…
-Он же не достиг ещё пенсионного возраста, чтобы уволиться, - размышляя, проговорила Наталья.
-Ну как увольняются нынче военные: написал рапорт и уволился, как ещё. Короче, я не знаю.
-Ну и что в этом «трагического»?
-Да не в этом дело.
-А в чём?
-Он уволился, чтобы посвятить себя церкви… понимаешь? А проще говоря, пошёл в священники… сменил военную форму на священническую рясу, а боевое оружие на всепобеждающий крест... не унимался Егор.
-Подожди, я не совсем поняла?
-Ну как тебе ещё объяснить: в храме он теперь служит.
-В «храме»? сделав удивлённые глаза, переспросила Наталья.
-Да-а-а-а, с растяжкой проговорил Егор.
-Как интересно! и тут же со знанием дела добавила: -Значит не армия, а церковь
его ремесло... Такие случаи бывают часто. Не он первый, не он последний. Может, и правильно сделал. Там он всегда хлеб себе сыщет.
-Так-то оно так, но ведь семья-то была неверующей?
-Это ещё ничего не значит.
-Отец работал водителем, мама домохозяйкой. Он и в церковь-то никогда не ходил.
-А что он ещё сказал? с нескрываемым любопытством спросила Наталья.
-Сказал, что Библия открыла ему мир и самого себя, что его жизненная задача служить Богу и людям в духовном звании.
-Прямо так и сказал?
-Да, так и сказал: «служить Богу и людям в духовном звании». Ещё сказал, что его всегда интересовала история Руси, что он много читал в последнее время на эту тему, размышлял одним словом, говорит, что всё это промысел Божий, что в русском народе чувствуется упадок духовных сил и ему требуется поддержка.
-Как интересно! проговорила Наталья и тут же добавила к сказанному: -Ну а что тут такого? Важно, чтобы этот поступок не противоречил его разуму. Может, он просто хочет испытать себя?
-Так-то оно так… короче, не знаю, что и думать.
-И где он теперь? глядя на Егора, с нескрываемым любопытством спросила Наталья.
-В смысле?
-Ну в каком храме он служит?
-Сказал, что служит в кафедральном соборе ; название, правда, я не запомнил.
-А где?
-В Челябинске. Там, где проходил службу после Афганистана.
-Он служил в Афганистане?
-Я же тебе говорил…
-Ну и дела.
-Вот и я про то же. Чтобы «Куприян» (так мы звали его в детстве) стал священником нет, никогда бы не подумал. Ну что ещё… сказал, что в его жизни мало что изменилось: церковь ; та же армия, где своя иерархия и строгая дисциплина, где все живут по уставу. Только это не армейский устав, а духовный, и слушать нужно не своего командира, а заповеди Божии. Такие вот дела.
-Удивительно! Неужели такое может быть? - в каком-то смятении поинтересовалась Наталья.
-Как видишь, может! Я про это уже слышал много раз, но чтобы это случилось с моим другом нет, представить не могу.
-А что тут представлять: значит, человек нуждается в этом, значит, он не похож на всех остальных.
-Да я бы не сказал, что он был какой-то другой. Был как все. Причём он был страшным бабником.
-Ну в этом мужчины все хороши…
-А вот это уже не смешно, проговорил Егор, косо взглянув на жену.
-А он женат?
-В том-то и дело, что нет: девушки, конечно, у него были, но жены точно не было.
-Значит, ей повезло.
-Это почему ещё?
-Не нужно будет учиться многое менять, в том числе и в быту.
-Ну да, согласен, хотя кто знает… заключил Егор.
Впервые дни нового года Егор не раз ещё возвращался к новости, которая буквально потрясла его до глубины души. Уж больно странный поступок совершил его друг - друг, которого он хорошо знал, причём с самого детства. Размышляя, он не мог
прийти к главному: хороший это поступок или плохой? Было ли это обращением к Богу или это был всего-навсего поступок, направленный на поиск защиты и спасения? И может ли он этим «поступком» обеспечить своё собственное спасение?
Внезапному откровению Сергея, его правде Егору трудно было что-либо противопоставить. Возможно, потому, что за последние два года он и сам изменился, но чтобы дойти до тех «шагов», что сделал Сергей, ; нет, такого не то что на словах ; в мыслях не было. Так быстро переделаться, как его друг, он не мог, поскольку всегда был и оставался атеистом. Правда, не таким убеждённым, как раньше, но всё равно атеистом, хоть и агностиком, честный ответ которого всегда был таким: «Ни я, никто другой не знает, есть Бог или нет». Хотя, надо сказать, высшими законами для него служили любовь и доброта, высшим правом - милость, высшей справедливостью - прощение, то есть всё то, что не позволяло ему опускаться ниже человеческого уровня, то, что было ближе всего к Богу. И этот свой «вывод», как человек увлечённый философией, он всегда ставил во главу угла. Переубедить его в чём-либо было сложно, а порой и невозможно. Особенно в том,
что приносит удовлетворение, а что нет. Конечно, философия давала ему определённые знания, но это было больше похоже на некое любопытство, а не на то, чтобы глубоко разобраться в смысле жизни, а уж тем более в христианской религии, в истории русской церкви. «Видимо, - подумал он, - у каждого человека своё видение на этот счёт: один человек хочет понять это раньше, другой - позднее, один - быстро, другой - не спешит. Значит, - сделал он для себя вывод, - Сергей не только больше нуждается в том, чтобы познать благодать Божью, но и обладает большим знанием и чувством божественного. Значит, его желание быть наполненным куда выше, чем, например, у меня. Но почему? Я всегда был уверен в том, что я был сильнее него не только физически, но и внутренне. Я всегда был для него не только другом, но и лидером, человеком, который был авторитетом для него, а вышло всё наоборот: Сергей оказался в чём-то сильнее меня. Конечно, в этом случае можно говорить о многих факторах, которые так или иначе могли повлиять на принятие подобного решения, способные привнести какие-то свои приоритеты и изменить взгляды на жизнь, ; всё это закономерно… но чтобы вот так круто ; нет, мне трудно это понять. Как и другое: что его могло толкнуть на этот шаг? Что произошло в этом человеке, чтобы он поверил в Него, как в себя, отказавшись от многого? Причём не только отказался, «от многого», но и переродился, чтобы бросить вызов спасению низшего мира, а главное ; самого себя!»
Эти и другие вопросы буквально «захватили» Егора, да так, что не было ему спокойствия. Конечно, он прекрасно знал, что решение Сергея ; не частный случай: такое в практике армейской жизни бывает, причём достаточно часто, и не только армейской ; всё христианство держится на истории подобных деяний праведников и подвижников. Он прекрасно помнил слова евангельские: «Вы ; соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною?» (Мтф. 5,13).
«Может быть, мой друг исчерпал всю нравственную силу человеческих чувств, достиг, что называется, её предела и не может жить, бороться за то удовлетворение, что приносит счастье, радость и любовь, ; подумал он. ; Или наоборот, он настолько
грешен и пуст, что готов отдать Богу свою внутреннюю часть для наполнения по образу Бога ; духом, душой и телом, чтобы искоренить грехи, более их не совершая. А может быть и такое: он настолько слаб, что без Бога не в силах справиться с собой, понимая, что находится под влиянием дьявольских сил, которые побеждают его. Возможно, что так оно и есть, хотя кто знает? В душу ведь к нему не заглянешь. И потом, для кого-то религия является истиной, причём благородной, а для кого-то ; фальшивой и вредной. Возможно, ; продолжал размышлять Егор, ; своим поступком Сергей предугадывает новый поворот развития общественного сознания в вере, поскольку в стране сейчас нет никакой консолидации, страна, общество, население расколоты на отдельные составные части… и этот “раскол” усиливается. И что происходит на самом деле ; никто не знает. Но поскольку на нас никто не нападает и поскольку нет видимой войны, требуется защита прежде всего от врага внутреннего, оседлавшего страну, погоняющую, обирающую её и её же ненавидящую.
Коммунистическое мировоззрение, которым он овладевал в армии, на каком-то этапе перестало соответствовать его собственному мышлению, перестало быть его внутренним убеждением. Возможно, этим и обусловлен поступок Сергея, выстраданный
в тяжёлой для него борьбе, где ни он, ни кто-то другой не смог одержать победу. Он нашёл в себе силы судить себя, и суд его был праведен. Могло быть и другое: его греховность то, после чего всегда наступают страшные последствия. Это не значит, что он полностью потерял свою человеческую природу, нет, но эта природа в нём искажена, и все её сферы, равно как и все дела его, заражены грехом. Это подобно тому, как капля яда делает ядовитой всю воду в стакане. Возможно, став рабом греха, он всецело отдался греховной сути. Всё, что он не делал, рождалось в его греховном сердце, и в один прекрасный момент он решил положить этому конец. Он понял, что перед высшей правдой всякая придуманная им правда есть ложь, а всякая ложь есть преступление. И в этом есть искупление его вины. Возможно, здесь
он придерживался такой точки зрения: если человек может грешить, то он может и не грешить. А для этого нужно сделать то-то и то-то, припадая с верою и любовью к Господу, чтобы явил Он ему смирение и святое заступление».
Сомов отвлекался, но вновь возвращался к этим волнующим его мыслям.
«Во всей этой истории, напряжённо размышлял он, поражает вот что: вместо злобы Сергей вынес из войны в Афганистане пусть не светлый, но свой, независимый взгляд нравственно-возрождённого человека. Пережив многое, возможно, он понял, что жизнь для него может являться не набором событий и явлений, а напротив, цепочкой событий, связанных в единый вселенский план, где особая роль для обретения веры отводилась гармонии со вселенной, тому, что в Древнем Риме называли фатум (лат. fatum), олицетворением судьбы, а сейчас в простонародье называют просто судьбой. Возможно, поэтому суть многих вещей в этом сложном вопросе стала для него определяющей. Во всяком случае говорить о том, что этот человек сломался на
войне, не стоит, поскольку это не так. Это не соответствует его поступку».
Эти и другие размышления, конечно же, Егор адресовал в первую очередь себе не только для того, чтобы глубже разобраться в том, что он услышал от своего друга, но и для того, чтобы глубже понять человеческую жизнь со всем её значением, смыслом и глубиной помыслов.
Глава VIII
Начало года не привнесло в жизнь Сомовых ничего нового и необычного, что могло бы быть прекрасным началом, всё шло своим чередом. Календарь под названием «Перестройка» ежедневно «перелистывали» миллионы людей, унося не только в историю страны, но и в историю каждой советской семьи кусочек бесценной, быстролётной жизни. Выносливость ежедневных буден превращалась уже не в испытания, а в господствующий порядок, где холодно и неумолимо работали никому не понятные законы и механизмы. Страна погружалась если не во мрак, то в какое-то тяжелейшее испытание. Ни один день не проходил без чего-либо. Складывалось такое ощущение, что кто-то решил попробовать нас на прочность, а проще говоря, на «зубок». Огромная человеческая правда растворилась в один миг, словно её погрузили в безликий раствор серной кислоты, не имеющей ничего общего ни с запахом, ни с цветом. Растворившись, она уже не могла доносить до людей смысл реальной жизни, той, которая свойственна природе, человеческому разуму. Мысль, образ, слово и совесть всё явственней превращались во что-то ненужное, стыдливое, начинающее считаться в обществе человеческой слабостью и недостатком. Свобода, гласность, либерализм, плюрализм мнений оказались сильнее человеческого предназначения, сильнее всей внутренней основы побуждений. Уже ничто не смогло смягчить этот порыв. Система ценностей рушилась на глазах, воспринимая мир уже какими-то другими глазами, словно из неё извлекли все «органы смысла», благодаря которым общество худо-бедно развивалось и вообще смогло выжить до настоящего времени. Единственное, что ещё сопротивлялось разрушению личности, выражая свой протест в виде предостережения и наказа, так это внутренний голос, призывающий человека, в каких бы сложных обстоятельствах он не находился, соблюдать заложенные внутри него божественные законы, оставив внешнему миру все его заботы.
Во вторник седьмого февраля в составе делегации (состоящей из пяти человек) Егор Сомов приехал в Красноярск для участия в партийной конференции. Этой неожиданной привилегии Егор удостоился не только за активную деятельность в работе первичной партийной организации, но и как грамотный инженер, чьи производственные показатели были отмечены на стенде передовиков производства.
Несмотря на крепкие февральские морозы, в Дом политпросвещения съехались активисты со всех городов и районов края. Среди них были не только секретари партийных организаций, но и многие крупные руководители, представляющие разные
отрасли народного хозяйства. Одним словом передовой отряд перестройки!
Рабочая программа конференции включала не только рассмотрение и обсуждение работы краевой партийной организации, но и широкое общение на тему дальнейшего развития гуманизации и демократии в стране, что должно было послужить хорошим инструментом для совершенствования практической работы партийного актива. Кроме того, в ходе работы конференции планировалась разработка методики, способной усилить репутацию
партийных организаций на местах в этот сложный и ответственный период революционных преобразований. Также в программе мероприятия значилась встреча с известным красноярским писателем Виктором Петровичем Астафьевым.
Ещё до начала работы конференции Егор впервые за два года пребывания в Красноярском крае окунулся в тёплую, товарищескую атмосферу, в которой испытал не только высокое чувство ответственности и причастности к чему-то важному,
событийному, но и ощущение уверенности в своих силах, какой-то небывалый эмоциональный подъём, сравнить который с чем-либо было сложно. Общаясь с коллегами, он был уверен, что не только услышит от старших товарищей ответы на многие интересующие его вопросы, касающиеся перестройки, гласности и демократии, но и сам попытается в этом разобраться, не навязывая никому своих взглядов.
Открыл конференцию первый секретарь Красноярского крайкома КПСС Шенин Олег Семёнович11.
11 Шенин Олег Семёнович ; советский партийный и государственный деятель, российский политик (22.07.1937;28.05 2009).
У трибуны стоял статный, ростом выше среднего, с короткой стрижкой, широкоплечий мужчина. Приятный тембр голоса сразу заставил Егора, впрочем, как и всех участников семинара, обратить внимание не только на внешнюю сторону этого человека, в которой просматривался лоск, но и на то, как он слаженно и просто говорил, умело подбирая каждое слово, прекрасно понимая, что красна речь слушаньем. Не выставляя напоказ своего красноречия, он говорил сдержанно и неторопливо, как будто сердце сердцу весть подаёт, без всякого пафоса и изысканных фраз, пристально глядя в зал. Словно хотел предупредить, донести свою мысль до каждого сидящего перед ним коммуниста, что разговор будет
серьёзным и откровенным, без всякого подкрашивания. И что своим выступлением он не ищет благожелателей.
До этой встречи Егору Сомову никогда не приходилось видеть этого известного в партийных кругах человека, что называется, живьём. Разве только что по телевидению, особенно в вечерних краевых новостях, да слышать о нём в разговорах от своих коллег. Причём слышал он только хорошее: требовательный, порядочный, отзывчивый, никогда не говорит без дела, одним словом настоящий коммунист, прошедший богатый трудовой путь от начальника строительного управления, «Ачинскалюминстроя» до первого секретаря Красноярского крайкома КПСС, для которого судьба народа была всегда на первом месте. Говорили даже о том, что
он якобы провёл два года в Афганистане, работая не то консультантом, не то зональным советником в каких-то провинциях. Но насколько это было правдой никто точно не знал, поскольку тема эта была секретной, во всяком случае для простого
человека.
Слушая выступление первого секретаря крайкома партии, Егор обратил внимание (а он сидел недалеко от трибуны) на тот факт, что на его суровом лице не дрогнула ни одна мышца, ни один мускул, так твёрдо и убеждённо он верил в то, что говорит.
«Речь -образ -души», вспомнил он слова римского поэта Сира Публия12.
12 Римский мимический поэт эпохи Цезаря и Августа
Оставаясь непроницаемым, в сказанных словах Олега Шенина чувствовалась не только стальная сила, но и непоколебимость его веры в партию и народ, во всё то лучшее, что затрагивало его, что называется, за живое. Как показалось Егору, это были не просто слова, а что-то другое, похожее на сдержанный крик души, когда хочется кричать, выплеснуть наружу всё, что тебя беспокоит и волнует в этой жизни, а приходится сдерживаться, сжиматься до боли, как пружина, более того, говорить
спокойно, чтобы не вызвать паники и нервозности у слушателей, у того, с кем разговариваешь, кому высказываешь свою сокровенную мысль. Обладая хорошей памятью, он приводил множество цифр и сравнений, чем вызвал уважение у всех слушателей, присутствующих в зале.
Чтобы не потерять, что называется, цельность восприятия того, что говорит Шенин, Егор был вынужден даже что-то записывать в свой блокнот, чтобы зафиксировать то, что слышит, что может быть забытым или распавшимся в его голове на множество ассоциативных впечатлений.
Говоря о ситуации в партийной организации края, Шенин отметил, что, несмотря на некоторые положительные стороны, в партийных организациях прослеживается острый кризис. На последнем слове, как показалось Егору, его голос даже как-то дрогнул. Было ли это случайностью, волнением или каким-то беспокойством, Егор не уловил, да и неважно это было. Важным было то, что он многое услышал полезного для себя.
«Несмотря на отмену всех инструкций, -сохраняя спокойствие, продолжал говорить Шенин, -ограничивающих и регламентирующих приём в КПСС для различных социальных слоёв населения, темпы роста рядов партийных организаций Красноярского края
за последний год не только возросли, но и значительно снизились. Уменьшение приёма произошло практически во всех городах и районах края (на 35;55%). И это вызывает настороженность. Но это ещё не всё, товарищи. Особое беспокойство вызывает тот факт, что с каждым днём возрастает число коммунистов, сдающих свои партийные билеты, и эта тенденция принимает обвальный, бедственный характер».
После этих слов в зале наступила полная тишина. Лишь изредка откуда-то с улицы доносился чуть слышный шум машин, напоминающий о некой внешней жизни. А порой и вовсе складывалось ощущение, что время остановилось, что оно уже не подвластно Вселенной и что оно вообще не играет никакой роли в жизни общества и человека. Затаившись, все ждали какой-то развязки.
«Если сейчас, слушая меня, кто-то думает, что я оговорился, -разорвав тишину, напряжённо, глядя куда-то в зал, продолжал говорить Шенин,- то это не так.Я сказал то, что сказал, товарищи коммунисты. С такими темпами уже в ближайшее время мы можем остаться у “разбитого корыта”. А вот “нового” у нас нет. Не смастерили ещё. Надеюсь, вы меня понимаете. Я говорю это вам не для того, чтобы заострить ваше внимание на существующей проблеме, а для того, чтобы вы сами, своим умом осознали и осмыслили всё то, что происходит сегодня в партийных организациях. Конечно, глядя на меня, сейчас каждый из вас смело может мне сказать: “А что мы можем сделать, если большая часть коммунистов объясняет свой выход из партии неудовлетворенностью результатами политики перестройки прежде всего в сфере
экономики и социальной политики”. Скажу честно: ситуация не простая. И готового лекарства я вам здесь не предложу. Возможно, потому, что его просто нет. Тут во многом нужно думать своей головой».
«Не понимаю,- подумал Сомов, делая из всего того, что услышал, своё собственное заключение,- зачем нужно разрушать то, что работает? Ведь партийные организации не просто структуры партии. Это мощный аппарат, готовый отлаженный механизм, который включён в общее управление огромной страной. Если он плохо работает, то надо выяснить, разобраться в этом деле, а не так, чтобы взять и разобрать всё до винтика, чтобы потом выкинуть всё это на свалку. Любой сбой в “машине”, чтобы она работала и дальше, требует тщательного анализа, корректировки, если надо замены деталей и т. д., это же аксиома. На этих организациях основывается вся вертикаль власти: не будет их не будет аппарата, не будет аппарата не будет власти, а если не будет власти, значит, не будет государства, это же все хорошо знают».
«Учитывая все сложности происходящего, - продолжал говорить Шенин,- необходима в первую очередь работа с людьми, но не так, что на алтын-пользы, а на целковый - пустых слов. Мы должны чётко и грамотно разъяснять народу о роли партии в деле перестройки. Надо убедительней говорить, что мы все идём одной дорогой, дорогой
партии и дорогой Ленина, и другой дороги у нас нет. Необходимо довести принципы реформ до каждого трудового коллектива, до каждого рабочего места, чтобы в полную силу заработали законы о государственном предприятии, о кооперации, поскольку
это создаст в нашей стране благоприятную почву для открытия мелкотоварных производств на основе рыночных отношений. В этой части, товарищи, я бы особо хотел отметить роль идеологической работы на местах. Её роль сегодня очень и очень важна, особенно в тех преобразованиях, что наметились в стране по защите и углублению её основных направлений. Наша задача в этом деле, как говорит Горбачёв, “всё поставить на своё место”. В этом русле и нужно работать».
Шенин продолжал говорить спокойно и размеренно, будто гипнотизировал всех сидящих в зале своей мягкой и тонкой речью. В какой-то момент, не осознавая, Егор даже закрыл глаза, настолько приятна она была для восприятия, нет-нет, да и проникая малыми долями в душу. От хорошего расположения духа он подумал: «Короткую речь
слушать хорошо, под долгую речь думать хорошо». После этих своих слов, проваливаясь в какое-то неведомое ему пространство, он уже не слышал слов оратора… В этой тёмной и неведомой бездне ему предстала сцена из двенадцатой главы романа «Мастер и Маргарита» «Чёрная магия и её разоблачение».
«Через минуту, -будто читал Сомов,- в зрительном зале погасли шары, вспыхнула и дала красноватый отблеск на низ занавеса рампа, и в освещенной щели занавеса предстал перед публикой полный, весёлый как дитя человек с бритым лицом, в помятом фраке и несвежем белье. Это был хорошо знакомый всей Москве конферансье Жорж Бенгальский.
-Итак, граждане, заговорил Бенгальский, улыбаясь младенческой улыбкой, -сейчас перед вами выступит... -тут Бенгальский прервал сам себя и заговорил с другими интонациями: -Я вижу, что количество публики к третьему отделению ещё увеличилось. У нас сегодня половина города! Как-то на днях встречаю я приятеля и говорю ему: “Отчего не заходишь к нам? Вчера у нас была половина города”. А он мне отвечает: “А я живу в другой половине!” Бенгальский сделал паузу, ожидая, что произойдёт взрыв смеха, но так как никто не засмеялся, то он продолжал: ... -Итак, выступает знаменитый иностранный артист мосье Воланд с сеансом черной магии!»
Открыв испуганно глаза, Егор тут же осмотрелся по сторонам: ему показалось, что кто-то уловил его секундную слабость, от этого ему стало не то что неловко, а как-то не по себе. «Какой кошмар, -подумал он, прикрыв правой рукой глаза, словно от кого-то прячась, -неужели я забылся? Ну и ну… Возможно,- продолжил он рассуждать, -чтобы найти для себя хоть какое-то оправдание, это произошло оттого, что образное изложение темы было настолько сильным, что вызвало у меня некие ассоциации, вот я и задремал. Непростительно, конечно. Надеюсь, что никто не заметил. А хотя бы и заметил… ну, что теперь?»
Но через минуту он уже успокоился, видя, что некоторые слушатели не только шепчутся, но и поддались его «слабости», другие виновато склоняют головы, будто им было неловко и стыдно за какие-то «шаловливые» проступки. В этом недоумённом состоянии, придя в себя, он продолжал слушать выступающего, наполняя своё сознание новыми мыслями.
Егор периодически смотрел на аудиторию со стороны, и у него складывалось полное ощущение того, что все давно уже знают про массовый выход коммунистов из партийных организаций. И это не было уже ни для кого каким-то секретом, тем более бедствием, поскольку эта тема уже давно (с момента начала перестройки) стала разговором во языцех, и тому было множество причин. В первую очередь это был результат изменения положения партии в структуре политической системы, во-вторых ослабление внутрипартийной работы, и наконец, третья причина недоверие к политике
правящей партии из-за снижения авторитета КПСС, и эта причина, по сути, являлась главной. К тому же был ещё один важный фактор, о котором власти не хотели вспоминать. И этот «фактор» уходит далеко в историю. Достаточно вспомнить, что сибиряки (в своей основе) это казачество, суровые, мужественные люди, не признающие ничьей власти над собой. Эти люди обладают не только стойкостью, выносливостью, терпеливостью и самостоятельностью, но и тем, что в них живёт (на генетическом уровне) дух казачьего мировоззрения, выработанного веками: выше свободы для них ничего нет! И этим многое объясняется.Все хорошо знают (ещё со школьной скамьи), что, когда началась борьба за Сибирь казаков под предводительством Ермака с ханом Кучумом, властелином сибирского ханства, образовавшегося в Западной Сибири в конце ХV века в результате распада Золотой Орды, в казачью дружину Ермака поспешили инородцы со всех княжеств кто за свободой, кто за лучшей долей, а кто и с целью спрятаться от тюрьмы. Вот с тех самых пор свобода для этих людей и стала высшей ценностью. За полстолетия активного освоения сибирских просторов эти люди дошли до Охотского моря, а ещё через столетие до самого побережья Северного Ледовитого океана. Свобода для них стала частью жизни, и её они не променяют ни на что и никогда. Принёсшая свободу и демократию перестройка оказалась куда сильнее членства в партийной организации, где свои Уставные правила и жёсткая дисциплина.
Конечно, «государева служба» всегда была для них притягательна, но она носила больше соглашательский характер с властью, чтобы не вызвать гнева, а жить в мире и согласии. За это казаки получали от царей по заслугам: земельные наделы, право свободной торговли, государственные награды, чины и прочее.
При советской власти казаки тоже верно зарабатывали себе на хлеб, в том числе и отстаивая право на партийность, и делалось это, конечно, не по идеологическим признакам (тут надо признаться честно), а чтобы выжить в тоталитарном режиме. Бороться за свои права (по известным причинам) они не могли, а продолжать жить, крепить свой род, сохраняя сословие, они должны были, к этому призывала их сама природа, тем более что казаки были не только организованными, но и достаточно образованными людьми, и им хотелось участвовать в общественной жизни страны, выражая своим отношением поддержку власти, зная, что это их страна, ими
завоёванная, страна, за которую проливали кровь их прадеды, деды, отцы на протяжении длительного исторического времени, зная, что именно они, а не кто-то другой, позволили Российской империи дорасти до столь огромных размеров, и главное закрепить новые земли, превратив их в полноправные составляющие одной великой державы. Другое дело, что вся история казачества это участие в войнах, и
не только в период становления государственности, но и в поздние времена: непрестанные восстания, заключение договоров с соседями и их нарушение, переход на сторону противника и т. д. Одним словом, выгода всегда стояла для казаков на первом месте.
Найти причины такого непредсказуемого поведения казачества очень сложно, и это не удивительно, поскольку казачество явление самобытное и многогранное. Возможно, всё это происходило от того, что вера казаков представляла собой странную смесь. Каких только направлений и течений верований там не было. Да и откуда ей было взяться, если в казачество шли не только инородцы люди, искавшие лучшей доли, спасавшиеся от голода, но и те, кто был не в ладах с законом. Очень многое в
этом вопросе определил и внешний фактор: не секрет, что многие из пленных поляков, служивших в Наполеоновской армии, были сосланы в Сибирь, где, отбывая наказание, обзавелись семьями и не захотели возвращаться на родину в тот момент, когда им было предоставлено такое право. Отбыв наказание, они были зачислены в сибирские казаки, получив со временем чины урядников, офицеров и даже
преподавателей.То же самое произошло и после Польского восстания 1863-1864 годов на землях бывшей Речи Посполитой, отошедших к Российской империи, а именно в Царстве Польском, Северо-Западном крае и на Волыни, где польской эмиграцией усилились требования аграрных реформ, демократизации и независимости. За причастность к восстанию были не только казнены, но и высланы в Сибирь более двенадцати тысяч человек, среди которых были образованнейшие люди своего времени учёные, писатели, поэты, педагоги, кадровые офицеры. И, конечно, многие из них со временем пополнили ряды русского казачества. Обладая европейским образованием, они не только были назначены на высокие должности, но и стали политиками, представляя интересы казачества по всей Сибири, и больше ассоциировались не столько с жителями городов, сколько с жителями природы. Постепенно потомки этих поляков слились с общей массой населения, сделавшись русскими как по внешнему виду, языку, вере, так и по духу. То же самое произошло и с сосланными в Сибирь декабристами, сыгравшими огромную роль в деле просвещения казачества. Зная это, царской власти ничего не оставалось делать, как считаться с этой огромной силой, которая взвалила на себя не только охрану границ, но и борьбу за расширение
территории, являясь, по сути, одним из важнейших укрепляющих столпов государства. Не случайно в 1916 году Государь Император Николай II принял шефство над 1-м Сибирским казачьим Ермака Тимофеева полком и зачислил царевича Алексея Атамана всех казачьих войск в списки полка.
О жизни казаков, их традициях, семейных драмах и героизме писали почти все русские писатели и поэты. Не зря Лев Николаевич Толстой, хорошо знавший жизнь этих людей, их быт, социальное устройство, любовь к свободе, удальство и весь
уклад казачьей жизни, написал такие слова: «...Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ казаками желает быть…»
А всё почему? Да потому, что казачий мир бесхитростен и естественен, на протяжении столетий он пленял всех своей простотой, в то время как
мир света царство фальши и притворства. В итоге казачья жизнь на лоне природы не просто казалась, а оказывалась выше жизни в цивилизованном обществе. Именно об этом и пишет в своей повети «Казаки» Толстой. Но какой мир предпочтительнее,
автор не даёт ответа, в этом вопросе надо разбираться каждому в отдельности.
Приход коммунистов к власти после революции 1917 года явил «новую» страницу в жизни этого сословия. Начались репрессии и кровавый террор против казачества, поскольку новой власти не нравилось зажиточное сословие, с любовью возделывающее родную землю. Высылка из родных сердцу хуторов с целью убрать из народной памяти всё, что касается их жизни и истории как великого образа, который олицетворял создателя и защитника России, приобрела катастрофический характер. Уничтожив миллионы людей, коммунистам не удалось уничтожить самое главное казачий дух, который проявился через многие десятилетия, в этот исторический момент перестройки! Как говорил в своё время Хемингуэй, «человека можно уничтожить, но
его нельзя победить». И вот пришло время расплаты: то, что надо было долбить, само провалилось. Коммунисты-сибиряки поняли раньше других, что партийные организации края находятся на грани развала и реанимировать их уже нельзя, «машина» уничтожения запущена, и это вина не тех, кто сдаёт партийные билеты, а тех «вождей», которые утратили всякое доверие народа. Все понимали, что в стране уже давно происходят чудеса в решете: дыр много, а вылезти некуда.Вся система не только деградировала, но и изжила себя, оказалась неспособной дать народу то, что ему хотелось, то, к чему звал природный зов, питавший их на протяжении столетий душевным теплом и живительными соками, от которого они «отшвартовались» не по своей воле. Люди, ещё не зная, что будет и будет ли что-то вообще в этой стране, сдавая партийные билеты, выражали решительный протест против существующей власти. Они готовы были служить хоть кому, только не коммунистам. Хотя и прошли столетия, казаки как гражданское общество не переменили своих уставов, для них всё осталось так, как было и раньше. Солнце ведь течёт и ныне по тем законам, по которым текло до явления Христа-Спасителя.
Слушая Шенина, все прекрасно понимали, что он говорит не всё. Острые моменты политики, проводимой Горбачёвым, были, мягко говоря, не затронуты, а проще говоря, сознательно скрыты. Во всяком случае никакого осуждения не прозвучало (хотя могло бы), этого он не сделал. Как человек мыслящий, он прекрасно понимал ошибочность всей этой авантюры, но говорить боялся. Этими мыслями он уже делился однажды с некоторыми коммунистами, после чего срочно был «отправлен» в Афганистан
для «ответственного» задания партии. Наученный таким опытом, он уже был осторожен в изложении своих мыслей даже самым близким товарищам по партии. Хотя, глядя на него, стоящего за трибуной, чувствовалось, что он рвался в бой, чтобы хоть что-то изменить или по крайней мере остановить, остановить процесс разрушения страны. Но это было, как он уже понимал, не в его силах. Однако присутствующим в зале хватило и того, что он сказал.
Конечно, про массовый выход коммунистов из рядов партии все знали, как и про то, что начался непонятный процесс, направленный на разрушение всех партийных организаций страны, но то, что об этом они услышат с высокой трибуны, причём из уст первого секретаря крайкома партии, было для многих неожиданностью. Более того, все поняли, что это не просто слова, а «снежный ком», и в какую сторону
он покатится, предугадать было сложно. Об этом даже страшно было подумать, не то что говорить. Всё это было похоже на какой-то союз с дьяволом или нечто подобное, что могло бы иметь большее отношение к мифам, фантастике, но никак не к реальности. Конечно, выступление первого секретаря крайкома приоткрыло всем глаза, но не настолько, чтобы в целом понимать ситуацию. К примеру, никто
не понял его слова о том, что в ближайшем будущем государство может отказаться от монополии в пользу частной собственности. Многие слушатели не могли поверить в то, что крупными градообразующими предприятиями могут командовать частные
компании. Эта «новость» никак не вписывалась в их понимание. Страна на пути к коммунизму, и вдруг частная собственность? Откуда? Почему? Мнения коммунистов по этому поводу, как показалось Сомову, были разные, но что делать и как поступать
в этом случае, никто не знал, поскольку это было настоящей революцией в сознании. Да и задавать вопросы на эту тему не хотелось, поскольку не знали её глубины, а выглядеть некомпетентным никто не хотел слушали и молчали, не понимая, что зачем. Правда, когда возвращались к теме партийных билетов, то всех волновал один вопрос: почему на эту ситуацию не реагирует Горбачёв, ЦК КПСС и все партийные руководители на местах, ведь сколько голов столько и умов, тем более что эта беда
ходит не по лесу по людям: они не понимают, что происходит в стране. Если такая ситуация складывается в Красноярском крае, центре страны, то что делается в других регионах? Ведь кадровый вопрос всегда был в центре внимания ЦК. Их всегда волновал каждый коммунист прибывший и выбивший,а тут такое «наводнение» желающих выбыть и никаких действий. Можно было подумать, что партия столкнулась с какой-то неведомой «подпольной» силой, антисоциалистической оппозицией, «взявшейся ниоткуда», или ещё кем, про кого они не знают. Поэтому в процессе работы семинара выступающие говорили не только о сложностях работы в первичных партийных организациях, но и о том, что действительно коммунисты не понимают,
что происходит, а ведь невидимое зло всего тревожнее. Говорили о том, что не удаётся сломать консерватизм вышестоящего руководства, их психологию, ведущую к безнаказанности и высокомерию. Да, предприятия получили возможность продавать
самостоятельно сверхплановую продукцию -это хорошо! Однако отсутствие в экономике рыночных механизмов повсеместно создаёт трудности на пути реализации этого положения. Получается так: сказали «а», но не сказали «б», лишив таким образом
перестройку честных правил игры в развитии свободного рынка. Вот и приходится народу метаться между молотом и наковальней.
Кроме того, всех интересовало, почему с полок магазинов исчезли продукты питания, почему в стране введена карточная система, и многие другие вопросы.
Глава IХ
После открытия и обращения к участникам конференции первого секретаря крайкома КПСС Олега Шенина слово было предоставлено лектору из
Москвы, заместителю главного редактора журнала
«Коммунист» Егору Гайдару.
К трибуне вышел молодой мужчина небольшого роста... (продолжение следует)