Вера

Раннее пражское утро провозгласил громкий, с характерной хрипотцой голос:
 «Ой, девчонки, что я нашла, бегите сюда скорее!»
Неподалёку от отеля, под молодой, в безудержном весеннем цвету, яблоней, стояла Вера Чеботарь.
«Екатеринка, сфотай меня!» – попросила она, прислонив к лицу цветущую ветку.
Глаза женщины светились шоколадным бархатом, а широкая улыбка открывала неровный ряд белых крупных зубов. Вера и её вздёрнутые бровки замерли в радостном ожидании.
Я навела объектив, и пока аппарат нащупывал резкость, контрастность и подходящий фон, в поле моего прежнего зрения находилась нелепая Вера.
Голову в обесцвеченной перекисью короткой стрижке вьющихся волос и лицо овальной формы, покрытое классическим американским макияжем для блондинок (чёрные стрелки и алый рот), она носила как королева.
Опускаю взгляд и замечаю, невольно, на даме далеко за пятьдесят платье без рукавов, с глубоким вырезом и жгутом под объёмной грудью. Из ткани, превращающей запах пота в ядовитый газ. Такой, что при снятии с треском отдирается от кожи, поднимая дыбом каждый волос. Той самой, залипающей во все вмятины и невыгодно подчёркивающей неидеальные, подсушенные занятиями бегом и лыжами формы…  На ногах помнящие лучшие времена здоровенные кроссы… На плечо накинуты негнущиеся ручки формованного шоппера, вмещающего килограмм двадцать косметики: «А что? Может, кто и купит» …
В туристические поездки (в отличие от большинства путешественниц) Вера брала минимум нарядов. Изредка меняла их, украшая корпоративными значками отличия, всегда оставляя сумку.
Парижский «Мулен Руж» и не такое видал. Но шедеврам Лувра однажды не менее трёх часов пришлось чувствовать себя одесским Привозом и терпеть, сохраняя лицо, странную даму, отлично проводившую время. В чёрных с лампасами трениках с вытянутыми коленками, красной футболке стрейч, с тоутом* цвета баклажан через плечо. После закрытия гул от пересудов и возмущения в залах музея не стихал до утра.
Когда большинство моих коллег впервые оказались за границей и испытывали культурный шок, приобщаясь к прекрасному, Вера, пренебрегая дресс-кодом, вела себя так, словно повезло ей среди рабочей недели на нескольких сотках скромной дачи поковыряться в грядках с первой зеленью. Она наслаждалась весной и свободой, как челнок-автомат, прошивая вдоль и поперёк века в коллекциях мировых шедевров.
 Её поведение напоминало нашего голдена Вильку – безобидное, преданное, жизнерадостное, тотально голодное, готовое играть сутками существо.
Всё бы ничего, но меня эта женщина, наделённая уникальным коммуникативным даром, без усилия пребывавшая в статусе организатора, чертовски раздражала полным несоответствием образу успешной бизнес-леди.
Дело в том, что одержимая карьерным ростом, я тогда уже заглотила мотивационный западный крючок про большой бизнес. Мол, он даёт очень много, но берёт дорого: вашу организованность, упорство, большую часть суток – годы жизни в беличьем колесе.  И досадовала, что не видела подобного усердия в Чеботарь.
Когда я, добиваясь материального успеха, положила на это дело больше десяти лет жизни, она со слоганом «Жизнь только начинается!» праздновала свою. Тусовалась с подругами – летом бегали, зимой катались на лыжах, азартно болели на соревнованиях, зависали в сауне или в кафешке, отмечая чей-то праздник…
Верочка не пропустила ни одного корпоративного семинара или конференции. Всё ради царящего там ажиотажа. То, что для меня являлось рутиной и неизбежным обязательством, для неё было элементарной отдушиной.
К слову сказать, «воз моего сетевого бизнеса и ныне там», потому что нельзя людей заманить в чьё-то, пусть самое обоснованное представление о лучшей жизни, если у них пустые карманы, под ногами русское болото и огнём выжжены зачатки бизнес-мышления. Потому Вера-«лебедь» рвалась в небеса (как многие в нашей стране довольствовалась малым, мечтая о несбыточном), я-«щука» тянула вглубь, пытаясь на зыбком основании построить крепость финансовой независимости, а бизнес группа-«рак» пятилась назад, согласно закону сопротивления массы.
Ясен день, Чеботарь в моём бизнесе была неперспективным партнёром. Три или четыре раза выполнив директорскую квалификацию, легко расставалась с карьерой: «Мне стать лидером – раз плюнуть». И это было правдой. Дальше спортивного интереса она не заглядывала. Её устраивала вольница стихийной дистрибьюции – «деньги – что навоз, сегодня нет, а завтра воз»…
Все годы нашего знакомства и сотрудничества я, словно слепец, смотрела в это зеркало, не замечая, не чувствуя, как катастрофически не соответствую состоянию счастливого человека.
Но эта бабочка, однажды беспечно перелетев с центра моей бизнес-конструкции на край, обрушила всю ассимилированную мною западную концепцию группового бизнеса. Не знаю, какой по счёту каплей стала Вера, но благодаря ей, в том числе, я вернула вкус жизни – радость проживания каждого момента.
В путешествиях за рубеж мы сблизились, появилось время для вдумчивых бесед.
Она выросла в бараке северного посёлка, рядом с леспромхозом. Без элементарных удобств. В условиях, где солнце дорогой гость и за поворотом дороги живёт рахит. Там, где детей отрывали от семьи на учебный год в интернат, потому что на месте не было школы. Летом родители стремились наверстать своё нереализованное детство, отправляя отпрысков к родственникам в среднюю полосу или в лагеря на море.
Веруня закончила индустриальный техникум, но по специальности работала недолго. Просто воспользовалась возможностью пожить в другом краю, в Карелии. Оттуда привезла мужа-крест.
«Продавать нужно больше, а не витать в облаках», – годами в унисон укоряли её широкая мужская спина и сутками скрипевшее под тяжестью, страдающее стокгольмским синдромом, компьютерное кресло.
Другому человеку подобного опыта было бы достаточно, чтобы замереть. Но Верку манили яркие вещи и красивая жизнь.
Она сменила торговлю бижутерией на брендовый косметический мир, обслуживающий высокие недели моды в Москве, и ей мнилось, что осуществила свою космическую мечту.
Однажды в Германии нас заселили вместе. Номерок в духе немецких бережливых педантов вмещал основательную ванную, в которой престарелый человек ни за что не поскользнётся и сможет забраться и выбраться из купальни с помощью удобных ручек.  И двуспальную кровать в очень светлой комнате.
Более чем экономные размеры помещения компенсировал роскошный вид цветущих яблонь на холме из окна.
Верка чуть не с порога (как была в своих огромных кроссах и стрекающемся платье) нырнула на койку. Раскинула руки и, мечтательно улыбаясь, уставилась в потолок.
Стой я сама на ногах, а не на голове, могла бы догадаться, что для моей приятельницы главным в мире местом была семья: «мой дом – моя крепость» в буквальном смысле. Хоть и "работала" там золушкой, жилеткой и подушкой для битья одновременно. Только сор из избы не принято выносить.
Как жена Вера стоически терпела курение, придирки и презрение мужа, как сестра – истерики слабоумной младшей, как мать – снисходительное отношение детей. По-монашески смиренно ухаживала за своей парализованной матерью…
Был случай, как-то вечером я позвонила ей. Что-то по работе. Вовлекаясь в разговор, охотно обсуждая тему, она так же легко её прервала: «Катеринка, я мамку мою, она тут голая уже замёрзла». Ощущение, будто я ударилась больным местом – замозжила душа в печали о моей маме… Одним словом, шаг за шагом я постигала суть Веры.
Да, в её бизнесе зияли огромные бреши. Исписывая кубометры бумаги на семинарах, вряд ли когда-либо туда заглядывала. Да, она всегда находила того, кто отвечал на одни и те же вопросы десятки раз. Делал за неё отчёты, организовывал конкурсы, проводил обучающие школы в её команде. В это время Верочка трындела с кем-нибудь из участниц, а приглашённый спец делал её работу.
Но при этом с такой же лёгкостью посадила на шею всю свою команду, делая за них заказы. Её консультанты были связаны со спортом, профессиональным либо любительским, на крайний случай – со здоровым образом жизни, и Вера «работала тренером»...
Так вот, ей невероятно сложно было собрать полсотни тысяч на турпоездки и отнять их у семьи, в которой муж, теряя связь с реальностью, из пожарного превратился в растолстевшего курильщика-сидельца.
Под личиной эстетствующего блогера находился вульгарный брюзга, болтун и деспот, поносящий жену и чужой успех, утративший напрочь функцию мужчины-делателя.
Поэтому, умело накрасившись, накинув алую, синюю либо ярко-жёлтую курточку, набив пресловутую сумку помадой и духами, с раннего утра до вечера Веруня бегала по городу к бесчисленным знакомым продавать люкс-класс.
Пока я недоумевала, чёрт-те что она или прикидывается, Вера была недосягаемым моему одурманенному сознанию, истинным лидером дружелюбия. Рыцарем без страха и упрёка, бесконфликтно общаясь с людьми.
В работе, в спорте: на стадионе, лыжне, гаревой дорожке, преодолевая километры марафона, подбадривая молодых и пожилых участников соревнований, на отдыхе. Была Олимпийским огнём жизни. Вирусной жизнеутверждающей программой.
И потому те, кто знал её цельную, чувствовали себя в своей тарелке. А остальные, слышавшие звон, сейчас заняты душевным нелёгким трудом.
Вера нечаянно оставила всем нам бесценное наследство…
Узнав, что ей сделали операцию, многочисленные знакомые и я, в том числе, пребывали в некотором замешательстве. Потому что с нашей Веркой-талисманом удачи ничего не могло произойти в принципе.
Два года не прошло, как супруги Чеботарь всей семьёй по программе переселения снялись с северного гнезда и поселились в комфортном Подмосковье.
Но неосознанная тревога на краю моего сознания покачивала ножкой, отвлекая. Может, из-за одного её звонка. Она впервые жаловалась. О том, что скучает по друзьям, что ищет среди местного престарелого люда, с кем можно бы бегать по утрам, но нашла пока женщину, которая беседует с ней о религии и читает вслух Евангелие. Что ей, конечно, интересно, но одолевают сомнения и нужен бы совет.
Зная Веру, помню, я почувствовала, что собеседнице не по себе. Ничего лучше, чем свалить всё на стресс от переезда и перевести стрелки на прелести русской равнины, я тогда не смогла.
Она разом ожила, рассказала, как вокруг всё зеленеет и цветёт. Что они уже посадили рассаду в горшках..., а скоро можно будет купаться в озере.
Одним словом, Верочка меня успокоила.
Месяц спустя я позвонила в Озерки.
–  Сеня, привет! Можно с супругой поговорить?
–  Да. Звони.
– Вера, здравствуй! Как здоровье? Хочу спросить, есть ли у вас в посёлке или поблизости pickpoint? Нужно тебе передать подарок за конкурс.
В ответ сначала слушала тихое дыхание. Затем сиплый, прерываемый шёпот:
–  При-веет! Не могу говорить. Спасибо.
Она замолчала.
Оглушённая я, шутя, построжила:
– Давай поправляйся, хватит уже болеть.
А через двойные рамы до меня доносился мерный звук колокола мурманской церкви Спаса на водах – тонкий песок нашего совместного времени на земле, безудержно утекающий сквозь пальцы.
Вера ушла в апреле.
Я перебираю фотографии наших поездок. Вот улыбающаяся она в парке Мирабель присела у клумбы с тюльпанами… На этой в пражском подвальчике наслаждается рулькой… В Париже держит на ладошке башню Эйфеля.
Самые лучшие, естественные и дорогие те, на которых Вера бежит лыжню или ежегодный марафон от посёлка Лейпи. А когда возраст перестал позволять – с энтузиазмом болеет за всех участников на Празднике Севера, поздравляя победителей.
Фото, где она на утренней пробежке или на фоне запорошённых снегом ёлок Лысой сопки. Обычно в компании своих подружек. Они смеются не позируя.
Вспомнился один звонок. Чеботарь ответила запыхавшись.
– Ага. Мы с Лидушкой бегаем (подружка в состоянии ремиссии после удалённой карциномы), – голос бодр и весел.
– Ну, вы молодчаги, привет ей. Позже перезвоню.
– Ага. Спасибо. Если не бегать, с ума сойти можно, – смехом завершила разговор моя Вера.
***
Всё кажется, в теле этой поджарой женщины, нелепой с позиции зомбирующих мозг установок, жил малышка-эльф. Однажды, не рассчитав волшебной силы, он оттолкнулся от земли большими ступнями в белых кроссовках и неожиданно улетел насовсем.

*Тоут – форма сумки.