Душная книга Сухомлинского

Олег Басин
            Речь пойдёт не только об одной из самых известных педагогических книг, но об одной из самых известных советских. СЕРДЦЕ ОТДАЮ ДЕТЯМ. Так называется та книга Сухомлинского, что считается священным писанием советской, а теперь и российской педагогики. Думаете, она посвящена технологии или разъяснению каких-то основ? Многие так думают. Но мы в очередной раз сталкиваемся с так называемым феноменом духовного, неким волшебным способом подменяющим технологическую задачу, так что большинство этой подмены даже не замечают, а только лишь благоговеют от духовных размышлений Сухомлинского.            
            У Сухомлинского в этой знаменитой книге употребление слов «душа» (ребёнка), «духовный» «педагогический» происходит в каком-то религиозном режиме, как-будто за самим названием, за самим термином уже кроется нечто великое, с чем, простите, мы можем очень сильно поспорить. Он не расшифровывает, не трактует суть педагогики и педагогического, а  рассчитывает, что мы воспринимаем это как абсолютную данность, непреложную и неоспоримую, как религиозную категорию; без деталей, без стратегии, а значит и без смысла. Песня некой священной доброте, которую он называет педагогической. Ни один специалист той или иной области не заостряет так внимание людей на самом названии своей области, как это делают педагоги, в том числе, и Сухомлинский. А педагоги только так и пишут, только так и говорят, подразумевая, что слово «педагогический» мы воспримем священно и с благоговением, и сами наполним его соответствующим содержанием. Никто из них не скажет: вот, мол, просто учу детей всему, что знаю и понимаю; такая работа. Почему бы не сказать, например, так: есть такая профессия — ребят учить. Нет, они о своей деятельности будут непременно говорить с пафосом и умилением от собственной доброты и осознания величия своего священного служения. Непременно будут говорить о великом педагогическом труде и отдаче своего сердца детям. Чисто религиозный принцип.
            При всём этом у Сухомлинского нет анализа истинных причин глобального разлада школьных взаимоотношений. Нет рассмотрения природных основ школы, как категории общества. С педагогикой всегда было всё не так, что и влекло за собой множество проблем, не раскрываемых педагогикой перед обществом нигде и никогда. И в этом случае Сухомлинский нисколько не пытается вникнуть в причины общей педагогической дисфункции, а только повторяет священным образом слова «педагогический» и «духовный» по десятку раз в каждом абзаце. Так в дрянной лирике принято многократно употреблять слово «любовь». Его неспособность выразить хоть сколько-нибудь технически вразумительную идею, выдаёт в нём олигофрена. Сетования и хвала — вот основной строй его изложения.
            Как бы следовало излагать учебно-воспитательную концепцию? А следовало бы сказать, что учитель это и есть самая древняя профессия. Ещё люди жили в самых натуральных племенах, а учителя в них уже были. В самой инстинктивной основе человеческого сознания заложена потребность объяснять, обучать, воспитывать. У кого-то это выражено больше, у кого-то меньше, но такие люди всегда есть, и их порождает сама природа. Таким образом, школа вырастает из самой природы человека и человечества, а не является неким общественным дополнением, каким его рассматривает педагогика.
            Сухомлинский, спекулируя на общей педагогической демагогии как бы решил оттолкнуться и развил свою демагогию, не ведущую ни к какому техническому результату. Пишет о войне между учителями и учениками без анализа причин этой войны, просто как данность от сотворения мира, если логически экстраполировать его отношение. И он не рассматривает, что эта война создана самой педагогикой.
            Если бы вести вразумительный разбор причин этой войны, то следовало бы признать, что некий малый процент подрастающего поколения является необучаемым и невоспитуемым. В каждом классе таких один, два, три в силу различных причин; и около тридцати остальных, способных и воспринимающих, принимающих общий порядок. Но при совместном обучении с трудными они тоже подвергаются разладу по вине педагогического гуманизма, предпочитающего возиться с этими одним, двумя или тремя в ущерб тридцати. И эти тридцать остальных заражаются примером того малого процента и учебно-воспитательный диссонанс развивается. Альтернативой этому в педагогике является только общее подавление всего класса, что и является на деле обыденным педагогическим подходом. В педагогике нет инструментов регуляции этого явления, потому что такого явления официально не существует. Но директора, как правило, бояться или, по крайней мере, инстинктивно не решаются игнорировать.
            Сухомлинский, как директор, общался с учениками; и, конечно, в присутствии директора все усмиряют своё поведение. Я помню, как в наше время порой директор вела иногда уроки русского языка, и мы священно относились к этому явлению директора классу. А то, чего доброго, «загремишь под фанфары»… Хотя она была добрым человеком. Но сама облечённость властью уже производит инстинктивный эффект. На неком видео, которое можно посмотреть в интернете заснято, как Сухомлинский учит детей, начиная с вопроса: «Чем различаются  цветок и песок?». Это вопрос олигофрена. Обязанность же учителя - привить рациональное мышление своим ученикам, а доброта, как высшая форма рациональности найдёт своё место в их сознании. Необходимо воспитывать дееспособных универсально мыслящих людей, а не подменять эту необходимость демагогическими разговорами о доброте словами, давно уже не несущими за собой никакого реального смысла.
            Школа должна быть фабрикой, а обучение — технологическим процессом. Технология, конечно, не всегда несёт за собой добро, на чём и спекулируют педагоги, говоря о душе ребёнка, духовном развитии (ни о чём не говорящая фраза); но и без технологии добро невозможно. Только ясное понимание того, что ты делаешь, может нести добро, как выполнение своего ТЕХНИЧЕСКОГО долга. Как врач, который знает анатомию, и может грамотно подойти к задаче, так и учитель (не хочу даже произносить это мерзкое слово «педагог») должен руководствоваться не пространными демагогическими понятиями, а точными мерами: иногда мягкими, иногда жёсткими, как это делал Макаренко, на которого бессмысленно ссылается Сухомлинский просто для видимости; и который в отличие от всех них, педагогов, добивался результатов, о чём есть ясные исторические свидетельства, и за что он был и отстранён от данной работы со всеми своими последователями, чтобы, не дай бог, не обнаружить перед всеми несостоятельности педагогики. И пример Сухомлинского с его душной книгой «СЕРДЦЕ ОТДАЮ ДЕТЯМ» обнаруживает перед нами педагогическую несостоятельность разобраться в причинах и технологиях, прикрытую обычной педагогической демагогией о доброте.