Диссидент

Виктор Юлбарисов
Началось все с того, что во время теоретических занятий в училище, желая скоротать время до звонка, я начал сочинять короткие шуточные четверостишия и рассылать их однокурсникам. Потом написал патриотические подражательные стихи о войне. Ну что я о ней мог знать?

Это был 1972 год и это был Севастополь. Еще не сравнялись траншеи оборонительных линий, и пацаны, в поисках оружия и снарядов, продолжали подрываться на минах. Патриотическое воспитание было на высшем уровне. Даже нас, будущих каменщиков и плотников, заставляли часами маршировать перед праздниками дня Победы и Октябрьской революции. Нас даже возили на стрельбища и учили стрелять из автомата. Распорядок дня, как в армии: в 6.15 подъем, пробежка, зарядка на плацу и далее. Помимо директора в училище была должность политрука и обязательные политзанятия.

На волне первых успехов в стихотворчестве, известных только мне, резко захотелось славы и быть избранным. Честолюбие в то время осуждалось и считалось пороком. Приходилось держать все это при себе. Патриотические стихи среди однокурсников успехом не пользовались и, чтобы добиться популярности я написал другие:

Не успеет солнце встать
Нам уже пора вставать,
Потому что мастер Ковин
В колокольчик сильно звонит.

После скорой переклички
Мы быстрее электрички
Бегаем по спортплощадке
Производим физзарядку.

А потом, умывши рожи,
На друг друга не похожи
Мы, построившись в ряды
Направляемся куды?

Сами знаете, в столовку
Лопать старую перловку,
Потому что только кашу
Нам готовит тетя Маша

После завтрака нас снова
Ждет постылая учеба.
Боже мой, боже,
Каждый день тоже.

Пацанам стихи понравились. Захотелось похулиганить, и мы решили эти стихи на листке бумаги приклеить на доску объявлений после отбоя. Я с волнением представлял, как эти стихи будут читать все учащиеся нашего ГПТУ, как образуется вокруг доски объявлений куча народа с последующими возгласами: «Во, дают, ничего себе! Кто же это интересно написал?» И очень хотелось в это время быть рядом.

Но ничего этого не случилось. Шел мимо еще до завтрака воспитатель Зовэн (армянин), прочитал, сорвал бумажку и отнес ее политруку. Пока мы были на занятиях во всех палатах был проведен шмон и под моей подушкой нашли тетрадку со стихами, по которым сразу же определили автора. Перед обедом политрук в кабинете директора и на его глазах бил меня  затылком о стену, изрыгая из себя потоки праведного гнева: «Подонок, мразь! Ты настоящий предатель, враг народа! Тебя государство поит, кормит, образование дает и все это за бесплатно, а ты сволочь, так его за это благодаришь?»

Я был раздавлен, унижен и опустошен:  «Какой я враг, какой предатель?»

Потом со мной долго беседовали в местном КГБ и поставили на учет, как неблагонадежного гражданина. Состава преступления в моих действиях все же не нашли.  На обед я опоздал и ел уже в полном одиночестве. В это время ко мне подсел воспитатель группы сварщиков. С ненавидящим взглядом, полным презрения к моей особе выдавил: «Вот как ты жрать можешь после своего пасквиля?» Оставив недоеденную холодную кашу, я вышел из столовой.

Пацаны не отвернулись от меня, поддержали. Они видели во мне хорошего товарища. После этой истории я чуть вырос в их глазах.