Dich aber will ich nun, dich, die ich kannte
wie eine Blume, von der ich den Namen nicht weiss,
noch ein Mal erinnern und ihnen zeigen, Entwandte,
schoene Gespielin des unueberwindlichen Schrei's.
Tarnzerin erst, die ploetzlich, den Koerper voll Zoegern,
anhielt, als goess man ihr Jungsein in Erz;
trauernd und lauschend—. Da, von den hohen Vermoegern,
fiel ihr Musik in das veraenderte Herz.
Nah war die Krankheit. Schon von den Schatten bemaechtigt,
draengte verdunkelt das Blut, doch, wie fluechtig verdaechtigt,
trieb es in seinen natuerlichen Fruehling hervor.
Wieder und wieder, von Dunkel und Stuerz unterbrochen,
glaenzte es irdisch. Bis es nach schrecklichem Pochen
trat in das trostlos offene Tor.
Тебя я хочу, тебя, которую знал,
Как нежный цветок, чьё имя мне неизвестно,
Ещё раз вспомнить, и им показать образ тот, что сбежал,
Неумолкавшего крика подруги прекрасной.
Лишь танцовщица, что остановится полным смущения телом
Внезапно, будто бы медью остывшей замерла юность,
Печалясь и вслушиваясь... - И вот, с невозможной и белой
Вершины в сердце, что так изменилось спускается музыка.
Болезнь была близко. Тенями уже окутана,
Теснилась, темнея, кровь, но словно сиюминутным
Естественным проблеском этой весны. И теперь
Всё дальше и дальше, тленом и тьмой прерываясь,
Землисто блестела. Пока страшным потоком толкаема
Она не вошла в безнадёжно открытую дверь