За закрытой дверью-20

Евгений Дряхлов
- Помнишь, как ты приходила ко мне с Наташей?
- Помню.
- Я тогда бросал ее к потолку, она хохотала и требовала: «Еще! Еще!»  Потом я сажал ее на плечи, бегал по квартире, она рулила моими ушами, а когда совсем устал, превратился в слона. Она сидела на моей спине и погоняла меня своей мягкой ладошкой. Мы с ней были счастливы! А ты нет. Ты сидела в кресле, задумчиво смотрела в окно, иногда губы шевелились в улыбке, с нами тебя не было. На душе у меня становилось все холоднее и холоднее, я хорошо понимал, что это значит, состояние счастья начало умирать, я спросил тебя: « О чем думаешь?»  Ты сначала не хотела отвечать, но потом вспомнила, зачем пришла, а пришла ты затем, чтобы сказать мне «Прости», но - произнесла: « Легко в математике, правило плюс правило, плюс правило равно правильный ответ, но я не умею жить по математике. Не знаю правильных ответов. А может, они меня не знают. 
  Вы ушли. Наташа поцеловала меня, ты нет. Вы ушли, а я умер. Умер, но все равно не верил, ждал звонков, искал встреч, не было ни того, ни другого. Я все равно не верил. Прошла зима, весной я вас увидел, увидел случайно, из окна машины. Вы шли в сумерках вечера и, считая, что вас не видят, тайком переплетали пальцы. Следующим утром я попросил командировку на север на два месяца, когда они закончились, попросил продлить еще на два. Вернулся в сентябре, оформил отпуск и уехал. Сейчас меня, наверное, уже и не ищут.
- Не открывай глаза, страшно, что будешь смотреть на меня так же пусто, как и тогда, когда мы уходили от тебя с Наташей. Помнишь, как мы приехали к тебе домой первый раз? Потом, когда мы уже лежали, я заплакала. Это были слезы счастья, теплые, родные. Ты все понял, ты всегда все понимаешь, любой шорох души. Вот и тогда нежно, легко провел пальцем по бороздкам, упавшим из уголков глаз к ушам, а затем высушил их губами. Который уже месяц не могу уснуть без них, без этих губ, закрываю глаза и чувствую их мягкое тепло на щеке. Я плохо живу, несвязно, нелепо, некрасиво, предала и тебя, и себя, но совсем не могу без тебя. Горько. Когда мы пришли к тебе с Наташей, я действительно влюбилась, вернее, думала, что это так, так мне казалось... Хочется умереть, ты хорошо знаешь, что такое стыд, кажется, что яркое красное сердце испачкано грязным черным мазутом и его невозможно отмыть. Это потом, а тогда я хотела быть с ним, искала встреч, это правда, но когда он обнял меня, поняла, что падаю в пропасть, холод по спине и волосам, и все равно упала до конца. Липкая мерзкая грязь по всему телу. До этого совсем не думала, как поступаю по отношению к тебе, а тут вдруг до шевеления волос на голове поняла, что предала тебя. Теперь - то я понимаю, что украла часть твоей и своей жизни... Я не звонила, знала, что убила тебя, и решила, что должна убить себя, зачеркнула твою жизнь и хотела зачеркнуть свою. Ну, что я могла тебе сказать? Понимаю, что говорю плохо, сумбурно, но все-таки хочу нарыв раздавить.
Я видела твою машину, мы шли с мужем, ты просто не знаешь его, а он тебя знает хорошо, поэтому и взял мои пальцы, когда увидел, что ты едешь навстречу. Я ведь всегда говорила ему, что люблю только тебя. Мы давно с ним не жили, только в одной квартире. А сейчас мы с ним развелись. Я с первого дня знала, что ты здесь, всегда знаю, где ты, помнишь следы на снегу? Может, когда-нибудь ты меня простишь. Живем вдвоем с Наташей, ждем, что ты вернешься.
  Бахус, по всему видно, сегодня никуда не уходил, лежит на своем излюбленном месте, на печи, о чем-то думает, а может, просто спит, кошки любят спать целыми днями. Мое высушенное баней тело требует воды. Ставлю на примус чайник, жду, когда он закипит. На улице уже темно, почти совсем съеденная луна смотрит в окно. Гашу лампу, зажигаю свечу, настроение мягкой печали –это  не под  жесткий свет.
- Как попарился? С легким паром? - открывает глаза Бахус.
- Сто лет не испытывал такого удовольствия.
- Но тебя что-то тревожит.
- Да нет, все нормально.
- Мне казалось, что в последнее время ты стал более сосредоточенным, даже, пожалуй, более наполненным внутренним, словно нашел какую-то опору в одиночестве, и оно тебя уже не угнетает.
- Мне вот интересно, зачем ты задаешь вопросы, если сам все знаешь?
 - Вопросы задаю, чтобы ты, проговаривая, сам осмыслил то, что чувствуешь интуитивно, удивляюсь тому, что ты это еще не понял.
 - Как-то вечером взял ручку и написал несколько слов о Витьке, о моем друге, все время чувствовал  бездонную  виноватость перед ним, за то, что не смог сохранить его для жизни, хотелось понять, в чем же я его не понимал, да и просто рассказать о нем, пусть даже только себе. И поплыл в мир того времени, в наш, тогда еще живой поселок. Я оставался один, но я уже не одинок. Удивительно красивое состояние потери себя. Смотрю в темное окно ночи, но оно не черное, за ним яркая, разноцветная, пульсирующая жизнь. Она поглощает все вокруг, врывается светом в дом, и нет пропасти времени. Они со мной рядом, все те, кто жил в том пространстве когда-то, они здесь и сейчас. О них, обо всех кто-то должен рассказать, наверное, я. А кого-то и нет уже в живых. О чем звучали их голоса на этой земле? Где бродили их мечты? Как строили свой дом? Много-много вопросов. А ответ у каждого свой. Странное, необъяснимо прекрасное чувство проживания многих жизней, словно паришь в параллельных мирах. Когда ухожу в то, другое пространство и время, рождается убежденность, что не ты пишешь рассказ, а он сам пишет себя. На мои задумки, мысли не обращает внимания, движет моей рукой, и рождаются слова, которых и не было в голове. И я сгораю с каждым словом, с каждым отрывком. Опустошение и усталость. Счастье. Никогда ранее не было так комфортно, и надо еще так много рассказать. Хорошо, что до весны совсем не близко.