«Во всяком деле важен кураж. Как же без него? А любовь к морю началась еще в детстве. Мы тогда пацанами с утра до вечера гоняли по Керчи. Горбушку хлеба под майку, пару вареных картофелин и вперед! Где мы только ни побывали! До всего было дело. Все нам надо было посмотреть и облазить: пароходы, отслужившие, отходившие свои морские мили и теперь за городом в бухточке ожидающие резки; торчащие из воды сгнившие палубные надстройки судов; водолазные боты и лоцманские катера, когда-то лихо выводившие на рейд огромные танкеры и белоснежные пассажирские лайнеры. Поднимались загорать на списанные рыболовецкие сейнеры, накаленные солнцем. Откручивали разные железяки и под видом редких находок в качестве сувениров продавали отдыхающим. Вырученные деньги тратили на мороженое, газировку, вечернее кино. Бывало, и мамкам своим помогали. Целыми днями сидели на толстенных причальных тумбах и наблюдали за разгрузкой танкеров-сухогрузов. Глядели, как в Керченском проливе маленькие, юркие буксиры тащат громадных «купцов», как лоцботы лавируя в тесноте бережно выводят морские суда из порта… Вся наша жизнь приморских ребят, просоленных, почерневших под крымским солнцем, проходила в неистовом вихре событий – в кураже. Любили книжки про моряков, про лихость, удаль и смелость. Зачитывались Станюковичем, Бадигиным… Эти маринисты, сами профессиональные моряки, открывали нам невиданный прекрасный и суровый мир. Многие потом из нас связали свою жизнь с морской стихией. В старших классах на уроках начальной военной подготовки изучали лоции, карты, учились прокладывать курсы... От строевой нас никто не освобождал, мы добросовестно тянули ногу, а плацем служило футбольное поле за школой. Каждый раз перед занятиями размечали на квадраты каменистую землю и, поднимая белую известковую пыль, задрав носы, задорно шествовали мимо наших одноклассниц, хихикающих над нашим неприступным видом.
По призыву попал на флот. В Кронштадской учебке подводного плавания частенько вспоминал добрым словом нашего седого военрука-капитан-лейтенанта. Он помог мне быстрее и легче освоиться в подразделении. И АКМ был не в новинку, ведь на НВП с завязанными глазами разбирали и собирали оружие. А отстрелявшись на огневом рубеже в одной из воинских частей, куда по большому блату водил нас военрук, мы бурно обсуждали результаты попаданий в мишени, кто и сколько промазал.
Помню, как на присягу приехала моя подружка Томка. Она только поступила в Керченское медучилище и, сорвавшись с занятий, неожиданно объявилась на КПП нашей учебки. Вот это номер выкинула! Стоит дрожит на холодном морском ветру в тоненькой курточке и джинсах в обтяжку. И фигурка – загляденье! Стоит и плачет, рассказывает мне с какими трудностями добиралась. Сначала долго ждала паром через Финский залив на продуваемой поземкой барже, медленно пересекающей черные воды. Потом моталась по городу в поисках нашей воинской части. Томка – наш человек. Даже в шлюпочные походы из Керчи в Тамань с нами ходила. Смелая девчонка, со стержнем и в то же время добрая, внимательная. Если требовалось, не морщилась, когда доверяли ей обрабатывать наши покрытые кровавыми мозолями ладони. Кураж у нее на все, упорство в учебе. Часто повторяла: «Было бы желание, а сила воли всегда в кармане отыщется».
Вот стоим мы у пропускного под присмотром дежурного по КПП мичмана, а о чем говорить не знаем, все слова в горле застряли.
Еще раз она ко мне на базу в Гремиху-Островной приезжала. И как всегда неожиданно, только с материка телеграмму короткую дала. Мне тогда увольнение на целые сутки дали. Хотя отпускать сначала не хотели. Наш подводный атомный крейсер «Букарь» готовился к дальнему походу, и все увольнения были отменены, но упрямая Томка дошла до нач штаба, и меня с большим скрипом отпустили. Томаркин кураж брал приступом любые, казалось бы самые неприступные крепости. В общаге с ней время провели.
– Не подруга у тебя, - говорил кап-три, - а леди Гамильтон.
Я тогда не понял, что он имел в виду. Гораздо позднее, уже на гражданке прочитал о вице-адмирале Нельсоне. И тогда же, после дембеля приехал в Керчь и, бросив чемодан, сразу побежал к Томке… На следующий же день подали заявку в ЗАГС.
А учебный поход все же случился. Экипаж на пирсе у подводной лодки построен, командир контр-адмирал командир дивизии кратко разъяснил наши цели и обязанности. Потом он вскинув руку к козырьку, отдал честь экипажу и на черной «Волге» покинул пирс…
Ровно через три месяца мы, усталые, бледные, но набравшие в весе, вернулись на базу. После списания экипажа на отдых предстояло еще снять аккумуляторные батареи, и перед следующим выходом на боевое дежурство, опять же согласно регламенту, заменить ракеты на техбазе за горой «Окольная».
Наш боцман Орлов говорил тогда: «Не спешите в камыши, ребятки! Не ровен час заплутаете, а еще хуже вконец утопнете». Тоже мне философ... Мы, молодые матросы, всего год как отслужили, с азартом, с огоньком взялись за дело по выгрузке ракет. Но прежде чем начали выгрузку, к АПЛ со стороны большой воды подвели на понтонах щиты и окончательно укрыли лодку. И только после этого из роты обеспечения подогнали автокран, и начался демонтаж из шахт лодки. Несколько ракет уже находилось на причале, застропили следующую и… То ли трос крана лопнул, то ли стропа неверно зачалена была, но здоровенная ракета внезапно сорвалась и рухнула на пирс! Топливо разлилось, образовав большую пахучую лужу. Но мы продолжали находиться в каком-то кураже и даже не поняли, какая опасность нам грозит. Если бы топливо от случайной искры загорелось… Но тут подлетел наш Орлов и принялся заливать топливо из порошкового огнетушителя. Прозвучал сигнал пожарной тревоги. Прибыли пожарные машины, раскатали брезентовые рукава, запенили саму ракету вместе с лужей горючего, в результате вырос сугроб из пузырящейся пены высотой до половины рубки.
В горячке работ я не заметил, как оказался на самом краю причальной стенки. Шаг назад, и я уже бултыхаюсь в спас.жилете между бетонной стенкой и лодкой. Подуй ветер посильнее с моря, и лодка двинулась бы на меня, размазав по серому шершавому бетону. Но ребята быстро выдернули, будто щепку из воды. И, конечно же, боцман напомнил специально для меня про свои камыши и спешку. Наряд я тогда все же схлопотал.
– Чтоб чаек не считал, когда работаешь в опасных условиях. Главное требование - пристегнуться, щелк карабинчиком, и ни один Нептун тебя не смоет.
Отслужив, устроился у себя возле дома на водолазный бот мотористом. Томка как раз в декретном отпуске находилась, и я еще на стекольный завод устроился на компрессорную станцию на подработку. Наш завод стеклянной тарой обеспечивал Крым и Ростовскую область. Мне нравилось, и платили прилично. А теперь наш стекольный стоит, печи потухли, вышли из строя. Рыбный и торговые порты тоже почти бездействуют. Моряки разбрелись кто куда. Короче, все на мели. Я торговлей занялся. ИП называюсь, а толку-то? Одни убытки. Да и возраст дает о себе знать. Опасаюсь не пройти медкомиссию, а значит, моря мне больше не видать. И куража нет. Все ушло куда-то.