На Патриарших. К 130-летию М. А. Булгакова

Алсашина
"Чисел не ставим. С числом бумага станет недействительной"
М.А.Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Ранним  майским утром по аллеям Патриарших прудов слонялся с авоськой одинокий предрассветный бомж.
Внезапно возле  одной из скамеек он остановился, присел на корточки и вытаращил глаза - прямо перед ним обозначилась холодная запечатанная бутылка баварского редкостного привозного пива тёмного стекла и со слезой.
Вскочив, оглянувшись по сторонам и более не заморачиваясь, привычным ударом о скамейку сшибив пробку, бомж пошёл по аллее, глотая ледяной нектар.  Однако, выпив до дна, решил вернуться к волшебной скамейке - и зря. Опрокинутый невозможной силы ударом, он покатился по аллее калачиком, прижимая к животу авоську с бутылками, пока, в конце концов, не ввинтился во что-то мягкое и неопределенное, после чего мгновенно заснул.

На скамейке, дважды и по-разному угостившей незадачливого бомжа, сидели трое.
С правого края огромный чёрный кот, устроившись, как и положено котам, с лапами на сиденьи; слева же вполоборота друг к другу расположились средних лет мужчина в добротном тёмном пальто и серой шляпе и необычного вида немолодой господин в берете и тёмном плаще со странными, почти неподвижными, чёрными и  совершенно без зрачков глазами.   
- Ваш роман настолько необычен, что беспокоит, не даёт оторваться и вызывает огромное любопытство, - продолжил разговор немолодой господин.
- Чем однако роман столь привлекателен? Там что же, описываются - э-э-э, эротические ситуации?
- Эротика, видите ли, не обрядна.
Когда вы выправляете метрический документ о рождении своему ребёнку, вы не прилагаете фотографическую карточку зачатия.
Это потом можно будет задокументировать по генетическому коду, что успеется. Впрочем, вы об этом ничего не знаете и не узнаете, да и не надо вам..
 Эротики в вашем романе нет вообще. Она подразумевается, как наличие воздуха для дыхания.
 Вы же не демонстрируете процесс дыхания - вы просто перестанете жить, не дыша.
Без эротики люди  перестанут размножаться, и человечество спокойно и естественно вымрет.
Нет, никакая эротика в вашу книгу не помещена. Однако написана она так, чтобы быть пОнятой и необыкновенно увлекающей.
- Будет написана…
- Дело в том, что времени не существует, так что написана-написана.
- Но я её ещё не писал…
- А вам и не надо - вам только назначить героев, они и напишут - проживут определённую им  жизнь. Когда вы варите свои щи, вы же не сидите в кастрюле, вы просто закладываете продукты и включаете примус. Всё варится без вас. Вы только маячки ставите - когда лаврового листа прибавить, а когда переставить с примуса на стол.
Заканчивает ваш роман неоднократно повторяемое “...прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат”
Книга вообще совершенно не такова, как воспринимается людьми.
- Например, перелёт этого Стёпы-остолопа в Ялту слишком затянут, - неодобрительно пробурчал Кот.
- Не забывай: эта книга для людей в их настоящем восприятии. Клинопись тут не подойдёт, твои разлюбезные прыгающие картинки тоже.
 Нельзя лишать людей привычной им эстетики.
- Но время..., - сомнительно покачал головой Автор
- Отдайте себе отчёт, - строго сказал Воланд, - ваш роман охватывает тысячелетия, а читается на одном дыхании, если угодно, на протяжении одного вашего дня...
- Эротика вообще не эстетична, - снова встрял Кот.
- Бесспорно. Не показываете же вы, как снимаете трусы перед душем - люди всё-таки не дебилы, чтобы до такой степени им разжёвывать.

Между тем, на аллее стали появляться люди.Они спешили по своим делам, никак не реагируя на экзотическую троицу, вальяжно расположившуюся на скамейке.

- Разжуйте мне, почему никто не обращает на нас внимания. У нас тут огромный кот, мы громко разговариваем, а все идут мимо, будто нас и вовсе нет…
Кот присвистнул:
- Даже я не представляю себе возможностей мессира, хотя кое что умею и сам, являясь по сравнению с вами форменным волшебником. То, что мы разговариваем - это пришлось исключительно для вас включить звук, хотя, кроме нас, никто ничего не слышит.
- Ты что, волшебник, сотворил с безобидным пьянчужкой?
- Помилуйте, мессир, он же мешал нашей беседе! Я просто опохмелил его и уложил
отдыхать в мягкую кучу собранной травы и листьев...
- Уложил он. Тебя б так уложить, - усмехнулся Воланд и продолжил:
- Да, мы обычно не прибегаем к открытым беседам, хотя кое кто любит поговорить…
- Иметь язык и не поговорить, - атавизм какой-то, - недовольно проворчал Кот.
- Это истинно будет увлекательный роман? - с сомнением спросил Автор.
- Бессмертный! Он даже не сгорит! - закричал Кот. Вот увидите!
- Почему мы собрались сейчас?
- По вашим человеческим отсчётам, сегодня 10 раз по 13 с вашего Рождества.
13 - наше число. И мы вас славословим на Патриарших!
- Между тем, не написан роман. Даже не начат…
- И начат, и закончен, и славен!

Светлая Память! Аминь! И здравствуйте! - заорал Кот.
А вот и ваши герои, встречайте! - торжественно провозгласил Воланд.
К скамейке подошла пара. Неземной красоты женщина положила рядом с Автором  искристый букет жёлтых мимоз.
- Спасибо вам.
- За что?
- За любовь.
 
Из-за её спины вышел Мастер, приподнимая шляпу.

Вдали вспыхивает, приближаясь, картина: двое мужчин оживлённо беседуют, идя по тропинке. С ними  громадная остроухая собака.
- Это Он?
- Да, и с Ним...
- прокуратор Иудеи  Всадник Понтий Пилат. Ничего не понимаю…
- И не надо! Пишете же! Читают же!
- Главное, когда есть что почитать, - мечтательно потягиваясь, полусказал-полумурлыкнул кот.

...Трое удалялись по тропинке.
Впереди бежал остроухий пёс.
Иешуа Га-Ноцри внимательно слушал, откликаясь на то, что торопливо сообщал ему собеседник, некогда казнивший его, сказав: "Я умываю руки" - римский префект,
прокуратор Иудеи Всадник Понтий Пилат.

...Он сидел на скамейке один, без собеседников, деликатно оставивших его наедине с Патриаршими - проститься.
Конечно, он давно вспомнил свой роман и сейчас казнил себя за то, что придумал обмануть Воланда, надеясь, что, отправляя назад, его вновь не погрузят в Забвение.

Ему просто устроили юбилей.
И просто подыграли.
И скоро всё закончится.

Автор своих героев знал.