Предупреждение: текст написан по велению сердца после прочтения "Тайной истории" Донны Тартт. Вам не стоит задерживаться здесь, если вас смущают намёки на отношения, выходящие за рамки ваших традиционных представлений. Взгляды мои глубоко эллинские, поэтому простите мне эту слабость и позвольте сохранить данную зарисовку здесь, дабы не потерять и, может быть, когда-нибудь разочароваться в собственном здравомыслии.
* * *
Генри мёд да полынь. Его приглушенные шаги и мягкий скучающий взгляд путающийся в моих бесконечно вьющихся. Снова посещает нелепое чувство, словно кто-то следит, всматривается из полутьмы пустого зала, ловя каждый вздох, невольное "О!" и случайное обрывистое “Delicieusement!”. Шаг. И эхо пробегает по мраморным плитам, заставая врасплох под совершенно надменное "tu est parfaite".
— Я не знаю французского.
Улыбается. Генри мёд да полынь. Я не знаю французского, но в груди расцветает царапающееся “ты прекрасен”, подобно искрящимися в полуденном зареве цветам чертополоха. Отчасти Генри и сам похож на чертополох, всем своим видом предупреждая “Nemo me impune lacessit”. И я ранюсь о надменный взгляд и внезапный холод, как только появляется она.
Мне он улыбается иначе. Со мной он забывает говорить на английском, пренебрегая, отвергая, даже не всматриваясь, когда с ней всё его внимание приковано к её светящимся озорством глазам, скрывающим тайное, непостижимое, в коих и я успел потонуть.
Генри мёд да полынь. Он тяжело вздыхает и смотрит сквозь рассыпающуюся на осколки реальность, пока Банни травит очередной анекдот. Мигрень мажет чернильными пятнами по белоснежным манжетам. В растёкшейся чернильной дыре исчезает аккуратное: "Но мне как быть? Мне жизнь мила...". Он слабо улыбается и исчезает.
Всю следующую неделю Банни жалуется на игнорирование его благородных попыток помочь бедному больному. Только Камилла спокойно смотрит в окно.
Генри исчезает надолго. Внезапно выпавший снег холодил сердце.
Банни жалуется все больше, выплёскивая своё раздражение на окружающих. Френсис шутливо произносит: "Что на прохожих мирных, пёс, кидаешься? Знать волка тронуть боязно?". И в ответ получает фут омерзительных шуточек. Прячусь за книгой, краснея то ли от злости, то ли от ужасной обиды, краем глаза замечая вошедшего "волка".
Генри мёд да полынь. И я снова теряюсь под тихое "o ma joie...", видя как Камилла сладко улыбается. Стараюсь подавить, уже ставшее привычным, желание сбежать и забыть о существовании своих одногруппников. Я всё больше ощущал себя бесполезным и обессиленным, пока мелодичный голос професора приобщал нас к прекрасному в этой маленькой аудитории.
Генри мёд да полынь, обжигающий заледеневшее в зимнем сумраке сердце.
Когда Банни говорит об Италии, я невольно завидую, представляя свою отнюдь не радостную перспективу. Только открытки и частые письма спасают от погребённых под снегом крыш и дорог.
Он появляется внезапно. Под ногами кружатся яркие пятна алеющего чертополоха, а карманы тяготит собранная наспех мелочь. Если и умирать, то чувствуя нежность во взгляде, что когда-то казался жгучей пощёчиной.
(— Вообще-то Плотин мне не очень интересен.
— Да? Почему же?)
— Галлюцинация...
— Что?
— Ты должен быть в Италии...но я очень рад тебе...
— Ричард тебе нужна помощь, давай я...
— "Злая сдается зима...Смех и Пыл любви вкруг тебя витают...".
Сладость поцелуя не поддаётся простому "мёд да полынь", ведь собственные слёзы отдают неукротимой морской стихией, и смерть не кажется такой жестокой. Если только немного.
(— Мне нравится Гораций
— Это не одно и тоже.)
Генри галлюцинация. А Италия слишком далеко, только поэтому меня накрывает волной стыда под надменное "O ma joie tu te sens mieux?" в полутьме больничной палаты.
— Я не знаю французского.
— Ты взял курс в нагрузку и мне думалось, у тебя есть хоть незначительные познания в языке. Tu me plais vraiment. Разве не очевидно?
— Звучит как оскорбление.
— Разве?
Генри мёд да полынь. Он садится на край больничной койки и долго всматривается. Сердце невольно замирает.
Со мной он забывает говорить на английском, надменные французские речи задевают что-то внутри едва уловимым "tu est parfaite", когда взгляд прикован к юноше с чертополохом. Позади слышаться чьи-то шаги и женский смех, заставляющий отвернуться, вернуться к такой простой английской речи, без прикрас и поэтичного слова.
Со мной он говорит иначе. Ответ слишком очевидный больше не такой солёный, чтобы скрыть горечь полыни.