продолжение.
Начало - http://proza.ru/2018/11/01/1022
Вильямин вышел на улицу.
Осенняя сырость пробирала до ребер cквозь старенькое пальтишко, отчего хотелось именно горячего, хотя бы морковного чая.
- Поджарский, - «прогремел» за спиной раскатистый бас.
Вильямин оглянулся.
В десяти шагах, опираясь на черную трость, стоял двухметровый густобровый гигант в бобровом полушубке. Иссиня-чёрная шевелюра зыбилась на ветру, отливая серебром в лучах утреннего солнца.
Поджарский заморгал часто, с удивлением разглядывая высокий лоб, изумрудные глазища незнакомца. И тут же подивился вдруг ставшее явью недавнее сновидение, отчего суетно трижды осенился крестным знамением и заскороговорил еле слышно: «Чур меня, чур …»
- Брось, - пробасил Стриганов, стряхивая пепел с сигары, - идем, брат водку пить, - и вмиг заволокся густым дымным облаком.
Вильямин чихнул, зажмурившись и, лишь открыл глаза, вновь смежил веки от яркого света.
- Ваша Державно-о-ость, - раздался ото всюду нежный девичий голос. Голограммные образы красавиц воспари’ли в просторном спальном кабинете. И лишь вильяминов взгляд остановился на одной из них, та обрела живую телесность.
- Боже мой, - прошептал Поджарский,- никак в раю я.
-Верно, брат, рай и есть, - произнес вдруг возникший Стриганов.
- Странный рай, Сидор Глебыч, - Вильямин недовольно повел носом, - девки рядом пчелами роятся, а зуб неймет. Неправильно эдак.
- А Державному нравилось, - Стриганов смахнул пылинку с плеча,- привыкай, дружище.
- И как же к такому привыкнуть, Глебыч? - Вильямин комкал простынь, прикрывая наготу, - эдак и свихнуться недолго, когда уже … а здесь ты явлением.
Кровать под Вильямином чуть дрогнула, и он тут же оказался в шипящем пузырями бассейне.
Возникший неведомый аромат, едва влившийся в Пожарского, вмиг породил ощущение вселенской важности. От чего и не заметил он смуглых атлетов завернувших его тело в махровые полотенца. Увлеченный Вселенскими рассуждениями Вильямин не видел прекрасных дев, облачающих его в спортивные шорты, майку ...
И, лишь его сознание вернулось из Глобальных далей, он ощутил дрожащий под ногами тротуар, и испугался: бежал-то во весь опор, не двигаясь с места!
«Ужель та самая дорога, что вымощена в ад? - превозмогая одышку, подумалось, - в руце Твоего превеликаго милосердия, о Боже мой, вручаю душу и тело мое, чувства и глаголы моя,- тараторил Вильямин, обливаясь потом.»
- Опять ты за своё, - раздался голос Стриганова, - пустое это, к Богу-то. Вот тебе наставник, - и указал на пузатого монголоида с глазами навыкате, - Маг Цза’лом овладеешь к вечеру.
- Как это!? – возмутился Вильямин, - ты за кого меня принимаешь! Я ни какой-нибудь Чайковский, что бы вот так!
- В пороке блуда нет, - усмехнулся великан, - Маг Цзал - древнее боевое искусство Тибета, и ты его постичь обязан в совершенстве.
И тут же спортивный зал обратился зеркальной душевой, где обнаженные гризетки вмиг раздели Поджарского.
И, едва касаясь прозрачного пола напедикюренными пальцами, сопроводили его под частые колкие капли, взбодрившие, возбудившие Вильямина невероятно, изгнав из сознания его и стыд, и приличия, и даже Аглаю Пафнутьевну.
Он коснулся правой рукой влажного бедра мулатки, ухватился левой за талию белокурой. Мокрые девицы прижались к поджарскому телу и вмиг испарились.
Вильямин стоял под холодной водопадной струёй, разом отрезвившей его суть и с тем, озлившись, крикнул:
– До коли, мать вашу! Чай не балахвост я какой при безсоромных бабах. Надысь не блудяшками, да плехами сеи хоромы полнятся, чтобы для меня и так!
-Так, так, ак ...,- аукнуло под прозрачным куполом, где чернильный небосвод моргнул тремя золотыми звездами.
- Стриганов! - рявкнул Поджарский, - отправляй меня взад! Сил нет выносить эдакие подлоги! Как жить в таком бедламе, где куда ни глянь, ни коснись чего всё пшик и есть. Эт как ?!
- Утихомирьтесь, ваша Державность, - гигант шевельнул мохнатыми бровями.
Вильямин и не заметил, как моментально был облачен в легкие одежды.
Он сидел за накрытым столом с десятком хрустальных блюдец, едва наполненных разной снедью.
- Ты мне, надысь, водки предлагал, Стриганов, - Поджарский укоризненно глянул на великана.
- С утра не подают, - пробурчал тот, - хотя, её и вовсе здесь не будет, привыкай.
- Эт как же, друг мой. Что ж за юдоль такая, чтобы вот так! Оно вроде и есть, а как руку протянешь, так и пусто. Или вот, - он ткнул пальцем, - тремя лишь чайными ложками блюдце полнится. Я, всю снедь с них проглотив, не токмо сытости не обрету, а и зазолюсь крепко.
- Я тебя на свалку вновь отправлю, - Стриганов встал со стула. И показался себе Вильямин песчинкой у утёса.
- Твой вернувшийся из позапрошлого века говор возмущает меня невероятно, - прошипел великан
- А и отправь, - Поджарский бросил вилку на стол, - там конечно ароматы не здешние, но хоть не с чайной ложки харчеваться!
- Привыкай, привыкай, Вильямин. И к пище и к манерам. И речь лапотную забудь! Перед представлением Вселенскому Собранию всего-то два дня осталось. Люди заждались твоего выхода, увидеть жаждут.
- Ты хотел сказать «электорат», - Поджарский облизнул ложечку белого золота.
- Нет, электорат – пустое. Вселенский Кагал, - великан потряс кулаком, - и есть люди. Высший планетарный клан, владеющий и травой на лужайке и природными ресурсами. Извлекать богатства из них - непомерный труд. А электорат, - Стриганов громко высморкался в белоснежный платок, - он лишь и способен - потреблять. По сути – бараны на чужом лугу, ненужное племя. И не избавится от них, - великан брезгливо повел носом, глубоко затянулся сигарным дымом, - но… они для демократии нужны. Клану без народодержавия нельзя, вот и приходится сохранять. А так бы .., - и выпустил дымную струю под купол с побледневшим небосводом.
- А коли война, при таком раскладе кто ж воевать за Отчизну будет? – Поджарский почесал затылок.
- Отчизна. Слово-то какое старорежимное. Ты бы Вилька еще и патриотизм упомянул, - разгоняя дым пятерней, усмехнулся Стриганов, - не ляпни при людях-то. Страны давно нет, и предков своих электорат не ведает. Нынче дети «из пробирок». Те, что в женском обличии, не знают слова «рожать», а те, что мужиками зовутся .., тьфу, - гигант откинулся на спинку кресла. Оно жалобно взвизгнуло и обратилось прахом.
Стриганов дрыгнул ногами и с грохотом спиной принял каменный пол.
- Какой пассаж, Глебыч, - обыденно промолвил Поджарский, подхватив ложечкой последнюю икринку с блюдца, - никак нечистая сила подсуропила, - и хохотнул утробно.
- Сам себе, сам себе, - проворчал Стриганов, поднимаясь с пола, а тот и пропал вовсе, открывшись безграничным библиотечным залом.
- Мать моя, - ахнул Поджарский, - в нашем департаменте библиотека немалая. Здесь же и за сто лет книг не пересчитать.
- Не нужно считать, - Стриганов повёл плечами и надел на поджарское запястье прозрачный браслет, указав на роскошное кресло, - посиди здесь, к обеду будешь знать всё, - и исчез во мгновение.
Громадный зал библиотеки расширился до бесконечности, обратившись бездной, и поглотил Вильямина звёздным туманом.
Возвращение души и тела явилось Поджарскому невероятным экстазом.
Он возымелся двумя существами, одновременно принявшими участие в кульминации невероятного наслаждения. Причем обе сути не жаждали тела противоположного пола.
- Эупареуния, - прошептал Вильямин, не удивившись незнакомому слову. Как впрочем, теперь и ничему.
Свежий воздух, сдобренный ароматом китайской лаванды, умиротворил поджарскую душу, он сладострастно потянулся, сидя в кресле и вздрогнул, увидев пред собой Стриганова.
- Непредвиденные обстоятельства, - промолвил тот скороговоркой, поправляя запонки на манжетах, - Державный объявился, придётся нам в гостиницу вернуться, - и щелкнул крепкими пальцами.
Возникшая вдруг комната возмутила Вильямина. Он брезгливо повел носом, пренебрежительно коснулся пальцем дубовой столешницы, отодвинул венецианский стул ногой и вытер руки носовым платком.
- Стриганов, - Поджарский бросил платок на пол, - куда мы залетели? Я эдакий интерьер последний раз в одна тыща восемьсот девяносто … году видел. Правда, тогда очаровал меня он необычайно. Нынче же …
- Иначе нельзя, - великан прилег на кровать, - не равен час Державный об измене узнает. Тебя разыщут вмиг, а в мои планы это не входит. Отлежимся в этом веке, а там, глядишь и вернемся.
пр. сл.