А что сегодня?
Бесснежность декабря, января. И так беспросветно тоскливо в этой чуждой мне, сохранившей все краски осени, зиме. Солнце февраля, яркое и уже горячее, проникает сквозь стёкла балконных дверей. Каждое утро говорю ему:
- Здра-вст -вуй!-
Каждое утро я не могу не улыбнуться ему:
– Всё будет хорошо! –
9 февраля.
Господи, неужели весна! Солнце и горы, куда ни кинь взгляд!
Город в горах – Брешия!
Решимость моя редкостная
– в бренность, в бред, в неизбежность,
в омут бездонный!!! И… Вечность
–даже минута.
Выдохлась,
выплакалась, сжалась, высохла...
Стволом без коры кореньями
из сил из последних за землю.
Сижу на балконе и улыбаюсь, удивляюсь, радуюсь. Или придумываю для себя сказку – радость бытия? Нет, правда!!! Так глубоко дышится и, слава Богу, не плачется.
Март – середина. Ничего не боюсь! Хватит! Non paura niente! Мой «италиано-неаполитанский» язык настолько хорош, что Валериани начинает злиться, слыша как я бойко отвечаю на вопросы, задаваемые работодателями по телефону.
Две недели тому назад мы поехали в Милан на воскресную службу: в католическом храме православный священник читал заутреннюю... Я слушала распевное чтение из Евангелия и плакала... от счастья. За этот неожиданный праздник спасибо моему Винченцо.
И в понедельник делаю первый шаг в «открытый космос". Купила проездные билеты, села на автобус и доехала до редакции городской газеты, где дала объявление: «Ищу работу...»
Вышла на улицу и иду. Дышу. Наслаждаюсь чувством вновь обретённой свободы. За восемь итальянских месяцев впервые одна вне дома, в той части города, которая называется Брешия-дуэ. По итальянски два – Due. И всё для меня в новинку: автобусные остановки, на которых установлены столбики с расписанием движения каждого маршрута. Если хочешь выйти на следующей остановке, достаточно нажать на кнопочку-пульсант, которых внутри салона автобуса добрый десяток, и загорается электронное табло с предупреждением, что будет произведена остановка. Автобус мчался без остановок так долго, что я поначалу растерялась. Но вот, наконец, автобус затормозил, и в его двери вошла шумная громкоголосая толпа школяров. В этот момент я заметила, как мой сосед нажал на пульсант, загорелось табло и через несколько минут автобус плавно остановился.
Иду. Широкие, прямые линии улиц, четырёх-пятиэтажные массивные монолитные здания – такая застройка и планировка напоминает ту часть моего Петербурга, где от площади Льва Толстого вправо и влево уходит Каменноостровский проспект, а прямо - четырёх километровая стрела Большого проспекта Петроградской стороны. Удивляюсь и радуюсь этому нежданному сходству. Иду с оглядкой: я-нелегал. Каждую минуту осторожничаю – «sto attenta». Однако в ответ на широченную улыбку не могу не улыбнуться. Следом за прозвучавшим в обе стороны «Буон джорно» на мой вопрос:
– Как пройти к железнодорожной станции? –
получаю подробное разъяснение и, движимая непонятно откуда взявшейся храбростью, задаю ещё один вопрос:
– Не знаете ли вы кого-нибудь, кому необходима помощь по дому? Я – отличная домработница с многолетним опытом.. –
То, что именно моему собеседнику требуется опытная “domestica” меня нисколько не удивило, и я следую за потенциальным работодателем. Причём, оказывается, рабочий объект находится в двух шагах от места нашего "собеседования".
В квартире, в которую мы входим, действительно работы непочатый край. В моей голове мелькает «Ну и свинарник!» и тут же слышу:
-«Аванти, аванти. Прэго» -
вежливый хозяин приглашает пройти и.... за спиной сначала защёлкивается английский замок, а затем поворачивается ключ... Коридорчик-прихожая, гостиная...
– Прэго, прэго, акомодате!(пожалуйста, пожалуйста, устраивайтесь удобно) –
усаживают меня на диван, стоящий по центру. Десяток подушечек-думок справа и слева, коленки прижались к журнальному столику, мой взгляд ошалело вперился в ненарисованный никем натюрморт: на мутной от грязных разводов стеклянной столешнице зелёные листья розеток от клубники, окурки, на блюдце два резиновых аксессуара , заполненных мужской детопроизводительной смесью. Моя память мгновенно вычленяет из архива голос Ритки Омельчук:
- ...уже целый год от неё ни слуха, ни духа... –
Думаю, на моей физиономии отразилась редкостная гамма чувств, а голос внутрення
ей паники повторял: сим-сим откройся. Первый столбняк сменился нервным потоком слов. Я начала рассказ о моём, в кавычках, итальянском муже, о Петербурге, России, о Петре Первом, об архитектуре, возведённой итальянскими зодчими – весь арсенал, вычитанный из чудо-учебника, с которым не расстаюсь который месяц подряд. Я пила сок из стакана сомнительной чистоты и безостоновочно тарахчу... Тем временем хозяин борделя, сидящий рядом со мной, расстегнул молнию на брюках и на свет божий извлекается мужская «надутая» гордость.
– Так, товарищ готов.–
Делаю отметку и удивляюсь собственному спокойствию. В ответ на предложение заняться мануальной терапией объекта, я, варьируя между языком жестов и двумя десятками слов, довожу до сведения, что в условиях нашего договора данный пункт означен не был. Никак не выразив неудовольствия, но и не отказавшись от начатого процесса, он на моих глазах переходит к самообслуживанию. После чего, получив, возможно и неполный кайф, уходит в глубину апартаментов. Слушаю журчание воды и жду, чем закончится первый акт пьесы одного актёра для одной зрительницы.
Через четверть часы мы – я и «иносранец», прибывший с берегов Нила, вышли в весну, глубоко дышащую и дарящую свободу. -Viva la liberta”(Да здравствует свобода) – пропищал внутренний голосок наивной глупой сорокалетней девчонки. И я подумала, что если кому рассказать, подумают – или вру, или с большим приветом эта синьора russa(русская).
Продолжение здесь