Химия и… моя жизнь
Провести зимние каникулы в лесничестве под Дубной было заманчиво. Всем девятым классом мы отправились на природу.
Помню гигантские ели под стогами снега, мороз, треск стволов, похожий на выстрелы, и слух о том, что сам зять Брежнева приехал на охоту.
А больше ничего не помню, потому что здорово простудилась. Врачей поблизости не было, никто меня не лечил. Был только ртутный градусник, который зашкаливал, и классный руководитель — учитель химии, Наталия Павловна, которую я опасалась больше ангины.
В первый же день каникул она со всей партийной ответственностью погадала мне на кофейной гуще. Гуща устами НП сообщала, что всё у меня будет плохо, причём, всю жизнь.
На уроках химии у НП мне было, действительно, плохо.
Наипервейшее требование - приносить белый халат на каждый урок - вызывало у меня протест. Стол для опытов был всегда чист и пуст. Вещества вступали в реакцию друг с другом, меняли цвет, выделяли газ и выпадали в осадок только в нашем воображении. Заглядывать в лабораторную было запрещено под страхом смерти. А значит, опасность вылить на себя реактив была не выше, чем на уроке математики!
Вполне возможно, халаты требовали во всех школах, но я была уверена, что это ноу-хау ввела НП. Униформа поверх школьной формы свидетельствовала об исключительной значимости её предмета.
Два раза в неделю, проклиная всё на свете, я заталкивала наглаженный халат в и так набитый портфель. Оказаться без него на уроке не хотелось, потому что наказание за преступную «халатность» было неотвратимо.
После проставления двоек «за халаты», НП громко выстукивала мелом по доске страницы учебника, и мы брались самостоятельно изучать материю. Учитель углублялся в свои дела, изредка бросая строгий взгляд поверх класса. Если до звонка подхалимы-отличники поднимали руку, отчитываясь об исполнении, они получали задание в конце параграфа.
Мне читать было некогда: надо было успеть алгебру списать.
Надо сказать, что химию я возненавидела не сразу. Учебник с колбочками и пробирками на обложке заинтриговал, и я твёрдо решила полюбить новый предмет, а главное, переплюнуть старшую сестру, которая гордилась тем, что знает из курса химии только HCl.
Первое задание на дом было прочитать введение - нудное, неинтересное, как все введения в мире. Тем не менее я несколько раз пробежала глазами бессмысленный на мой взгляд текст и даже подчеркнула главные мысли.
И надо же, вызвали именно меня! Это был шанс украсить дневник пятёркой в новом учебном году.
Я встала и, бросив прощальный взгляд в учебник, уже вдохнула, чтобы начать, как НП повелела идти к доске.
От предпоследней парты до доски было далеко. Я прошла по длинному проходу между рядами парт, обогнула раковину, одолела ступеньку перед кафедрой.
С места я бы точно пробормотала определение химии и её значение в народном хозяйстве и повседневной жизни, но меня заставили забраться на эшафот перед доской и встать за огромный кафельный стол. Из-за него была видна только половина меня. Колени подгибались, руки, всегда длиннее рукавов, не находили себе места.
«Как же нелепо взбираться на подиум и торчать у всех на виду ради ничтожного введения!
С чего начать? Я всё забыла! Что бы я ни сказала, прозвучит глупо», - стучало в голове.
С каждым следующим бесконечным мгновением становилось всё страшнее нарушить затянувшуюся паузу.
Дождавшись, когда я окончательно перестану подавать признаки жизни, НП встала, поджала тонкие губы и, кивнув презрительно на немое ученическое тело, вынесла приговор: «Не учила. Садись. Два».
Кажется, она была довольна. Показательное выступление удалось: всем стало ясно, что учитель строг.
С тех пор я боялась уроков химии и не учила её. Стоя перед закрытой дверью кабинета перед уроком, я молила Бога, чтобы только меня не вызвали отвечать. Я предлагала ему разные варианты компенсации, вплоть до части жизни, и, может быть, благодаря этому чаще всего меня не спрашивали. До сих пор не известно, числится ли за мной должок.
С НП у нас сложились бартерные отношения. Мне нужна была тройка в четверти, а ей - плакатами оформлять класс и выслуживаться перед администрацией. Школьные газеты рисовали к каждому празднику. Мне поручалось это художество, которое отнимало массу времени.
Папа-архитектор спасал меня: после работы до поздней ночи он выписывал заголовки плакатным пером, прикнопив бумагу к чертёжной доске и скользя по ней рейсшиной. Наутро, когда тушь просыхала, мы оборачивали рулон в «Известия» и я, стараясь не помять, несла эту драгоценность в школу.
НП искренне радовалась красивому плакату, дарила мне кривую улыбку и, «скрипя сердцем», ставила «пять».
Среди таблиц, украшавших стены кабинета химии, самой большой была цветная таблица Менделеева. Мне нравились читать названия элементов: высокородные - Феррум, Плюмбум, Аргентум - и попроще - Кислород, Водород, Натрий, Хлор, - ведь вся наша земная жизнь состояла из них! Впрочем, я допускала мысль, что таблицы нужны ещё для чего-то. Но, как известно, не все открытия происходят легко и во сне.
После выпускного экзамена учебник химии возвращался в библиотеку, и нужно было стереть в нём все карандашные пометки. У меня они были только во введении. Наконец, пролистав учебник, я обнаружила на его последних страницах эту самую таблицу Менделеева.
Только тогда я догадалась, как моя соседка отличница Надя Кудрявцева, находила «моли» для решения задач. «Наверное, - думала я, - все знают их наизусть, а я не учу - послала химию лесом».
Учить химию и пользоваться её научными достижениями — не одно и то же.
Кажется, у меня был аспирин, и я принимала его, чтобы сбивать температуру, полоскала горло раствором соды. Одноклассница Марина Валюк дала мне маленькую круглую трудно открываемую жестяную коробочку, до краёв заполненную пряно пахнущей мазью. Это была "звёздочка" — вьетнамская мазь «от всего». Я намазывалась ею и меньше кашляла. Стало полегче, но всё равно я упорно температурила.
В бреду бледное лицо НП склонялось надо мной, участливо наблюдая, как я горю, и пахло серой… От ужаса я просыпалась, но снова засыпала, убедившись, что в комнате никого нет. Мои счастливые одноклассники с классным руководителем гуляли и развлекались на улице.
В избе, где мы жили, была кухня, но туалета не было. Деревянный сортир без дверей находился недалеко - метрах в 50 от жилья. Пошатываясь и считая шаги, я совершала прогулки туда и обратно. Это было своеобразным развлечением. Одеваться я и не думала в 32-градусный мороз: с температурой за 38 в одном свитерочке было тепло. А чтобы было попрохладнее, я нацепляла лыжи и шла в лес.
Здесь не было лыжни, и я прокладывала свою так, как мне хотелось: по сугробам неизвестной глубины, между высоких ёлок, сплошь одетых в белые пуховики и с шапками на макушке. Стоило тронуть ёлку за рукав, как невесомый снег взлетал и распушался снежинками. Я любовалась их тихим салютом в морозном луче солнца, ждала, когда они опадут и шла дальше, а колючая лапа махала мне вслед. Лыжи проваливались то в синие тени, то выбирались на солнечные поляны. Это было великолепно!
А школьная химия? Что ж, она закончилась.
Моя жизнь без неё стала гораздо интереснее. Если что-то не клеилось, даже шло кувырком, я ни в чём не винила кофейную гущу, а просто заваривала следующую чашку.
Перепробовав несколько профессий, я с удивлением обнаружила, что люблю преподавать, а главное, - давать людям уверенность в себе, дарить радость и интерес к новому.
У меня получается превращать нелюбимый и трудный предмет в любимое занятие.
И вот теперь думаю, а не выучить ли мне химию?
Май 2021