Перед спальным помещением, слева от дверей находился большой деревянный ящик. В него, призывники бросали содержимое своих карманов. В ящик летели: сигареты, жвачки, раскладные ножи, колоды игральных карт и прочие мелкие вещи, которые можно было носить при себе. После этой процедуры, каждого входящего в спальное помещение дополнительно обыскивали стоявшие у дверей солдаты.
- Мусорская служба у них. Не дай бог в такие войска попасть, - расслышал я голос у себя за спиной.
- Выворачиваем карманы и бросаем всё подряд, кроме документов и денег! - отлаженным голосом командовал напыщенный ефрейтор с видом горделивого павлина. Он тщательно осматривал каждого проходящего мимо призывника, не на миг не меняя своей надутой физиономии.
- А фотки можно оставлять? - послышался из образовавшейся позади толпы просительный голос робкого парнишки.
- В очко их себе засунь, тормоз! - прорычал сиплым голосом оказавшийся неподалёку, ненавидящий всё на свете сутулый парень. С момента появления среди нас, он не переставая косил под блатного сидельца. Его сгорбленное туловище напоминало истощавшую в зоопарке от плохого питания обезьяну. Глядя на него, можно было подумать, что из свои полных восемнадцати лет - восемь, он честно отдал зоне строгого режима. Сутулый настолько был опылённый тюремными фразами, что при их обильном изречении, меня начинало подташнивать.
- Фотки можно! - оказывая хозяйское снисхождение объявил вальяжно ефрейтор Павлин.
Помню, разместился на двуярусных нарах у самых дверей. Специально выбрал это место, чтобы дышать свежим воздухом поступающим с лестничного марша. В комнате воняло нестиранной одеждой и потными ногами. На этаже отсутствовал туалет, не было воды. За большими окнами стояла ночь. Рядом со мной, лежал страдая бессонницей в полупьяном бреду надоедливый тип. Не прекращая он жалился на свою подругу, которая кинула его прямо на проводах, убежав к другому ухажёру. Начиная привыкать к монотонному нытью соседа, я попробовал сомкнуть веки и начал было уже засыпать, как вдруг, на другом краю нар разразился проклятиями разгорячённый чем-то горец: - Ай, ворох кунэм! Я твою маму е...л. Он обоссал меня, пацаны! - Ругательства были направлены в сторону человека лежащего над ним, на втором ярусе. И тут, я смутно припомнил, как один из наших с пол часа назад спускался вниз по лестнице с надеждой, что караульные выпустят его в туалет на улицу. Но как видно надежда просителя не оправдалась. И этот чудик вернулся обратно ни с чем и преспокойно завалился спать. А во сне - наделал делов.
По спальнику расползся недовольный ропот и смех. Горец продолжал будить народ своими отборными ругательствами на смешанных языках: - Хера вы ржёте ышаки! - негодовал он, обращаясь к общей массе присутствующих. - Как я буду ходить теперь в этом? - Но пробудившийся народ вовсю уже надрывался от смеха. Горец с остервенением стягивал с верхнего яруса полусонного сыкуна. Орал ему в лицо: " Просыпайся п..др! Ищи мне одежу!" - Дальше, между ними завязалась драка в которую никто не вмешивался. А минутой позже на лестнице послышался громкий топот кирзовых сапог. Зажёгся резкий свет. Вошедшие остановились на середине прохода разделяющего на две части спальные места. В общей сумме нас было около тридцати душ. Пришедших всего троя. Один из них был сержант и двое рядовых, отслуживших по видимому достаточно, чтобы контролировать ситуацию. Впрочем, пришли они не с голыми руками. У одного была цепь, у другого - деревянная бита.
- Вы чё разорались придурки!? Хотите в подвал на бетон? - в целях воспитания осадил гомон толпы авторитетным возгласом сержант. В его воинственном тоне ощущалось явное моральное превосходство перед всеми нами. ( Он сторожил, мы сидели. )Двое его помощников с заметным напряжением озирались по сторонам, хоть с виду и старались казаться бесстрашными. ( Страх у них был. ) По спальнику прокатилась волна недовольных голосов жалующихся на антисанитарию.
- Почему нет сортира, командир? - послышался обоснованный реальностью положения вопрос из общей толпы присутствующих.
- Не положено, - отрезал резко сержант. Но потом, смягчившись добавил:
- У меня приказ - никого не выпускать до двух ночи.
- Сам то ты бегаешь в туалет без приказа, - снова послышался голос из серой массы. А затем на проход вышел обладатель этого голоса - темноволосый парень, роста - выше среднего, плотного телосложения. Он стал напротив сержанта в шагах пяти.
- Ничего не могу поделать пацаны. Пребудете в свои части, поймёте меня. А сейчас, давайте договоримся: вы не будете орать и я не стану к вам подниматься.
- Совсем без вариантов, командир? - спросил провоцирующим тоном темноволосый парламентёр. - Ты хоть ведро поставь, гражданин начальник, - прорезался издевательский гнусавый окрик из полумрака шконок, очевидно желающий подтолкнуть темноволосого к действиям. Сержант напрягся, сжимая крепче свои кулаки.
- Если кому-то непонятна моя просьба потерпеть, пожалуйста, один на один со мной в коридоре, - процедил сквозь зубы военный, не спуская взгляда с темноволосого.
Повисла тишина. Серьёзного ответа не последовало.
- А если терпеть невозможно? - послышался уже чей-то новый жалобный и просящий голос. Его обладатель наверное находился возле красной черты.
- Ссы в штаны, - бросил в ответ режущим голосом сержант. Один из солдат едко ухмыльнулся. - Разрешаю открыть окно, кому не терпится, - проявил наконец свою человечность хозяин положения. Темноволосый скривил презрительную гримасу, еле заметно сплюнул на пол и направился к своей лежанке.
И так, точки были расставлены. Сержант похожий на культуриста в миниатюре сделал свой честный вызов. Никто из нас его вызов не принял. В нашей массе находились дерзкие и сильные ребята. Но дело было ни в этом, конечно. А сержант, хоть выглядел крепышом с накаченными мышцами, приобретёнными в армейском спортзале за год или полтора года службы, однако и для него нашёлся бы соперник среди обкуренной и полупьяной братии из разных городов. Мне подумалось, что сержант нарочно сюда пожаловал с голым торсом, чтобы произвести психологическое давление своими вздутыми мышцами на будущих духов. Не удивлюсь, что прибежал он к нам прямиком из того же спортзала.
- Всё пацаны, успокаиваемся и ждём 2:00. Дежурный по призывному пункту пройдёт с проверкой, тогда спускаемся вниз по три человека, отдаём мне военные билеты и можете валить в сортир, - завершил сержант свою победоносную речь. Военные развернулись и ушли, выключив свет. После их ухода, желающие стали раскрывать окна и справлять нужду поднявшись на подоконники. Я сделал тоже самое. Не в штаны же в самом деле? А потом, когда возня закончилась, я ещё долго не мог уснуть анализируя произошедшее. Своим молчаливым согласием, мы все, как один, не решились отстаивать человеческую привилегию ходить в туалет в определённое цивилизованным обществом место. Для нас по видимому стало проще, раскрыть окно и помочиться на газон по скотски. А ещё, в лице этого сержанта и стоявших за ним рядовых, мы уже видели представителей властной над нами системы в виде гигантского катка трамбующего свежеуложенный асфальт. Этот каток при иных обстоятельствах проехался бы по нашим телам с треском ломая кости. Никто не был к этому готов. Мы должны были в скором времени влиться в эту бездушную систему необдуманных приказов, сметающую на своём пути признаки человеческого достоинства. Обстоятельства которые мы избрали для себя, превратили нас в стадо смиренных овец загнанных в стойло. Человеческая свобода иногда измеряется секундами ускользающего времени. Прозевал эти секунды от страха или по другим моральным канонам, значит потерял свободу и все возможные признаки обличающие в тебе человека. По сути мы выбрали судьбу животных, которым будут приказывать, куда им опорожняться: в штаны, на пол или в окно.