- Вам что-то вспомнилось? Вот прямо сейчас. сию минуту? – спросил я, как только он немного пришёл в себя – обошлось без падения и судорог, но Вернеру всё-таки пришлось поддерживать его несколько мгновений. – Вы едва сознания не потеряли – это же не просто так? Мы говорили о самоубийстве пасечника и о душевнобольных – надо полагать, эта тема не оставила вас равнодушным.
- Да, - глухим голосом ответил Холмс. – Именно поэтому. Вы, Вернер, сказали,. что Мармората виделся с пасечником и говорил с ним?
- Вовсе нет, - живо откликнулся Вернер. – Видеть он его видел. Но говорить – не говорил. Пасечник был слишком пьян для того, чтобы с ним можно было говорить.
- Пасечник не говорил, - попытался уточнить Холмс. – А не говорил ли ему что-нибудь Мармората, пусть даже не ожидая ответа – вы этого не знаете? Сказать всего несколько слов может быть достаточно.
- Для чего достаточно? - не поняла Рона.
Холмс опустился на скамью , откинулся , прислонившись к стене и. соединив кончики пальцев рук, бросил на неё взгляд из-под полуопушенных ресниц – и взгляд, и поза, знакомые мне до занывшего сердца.
- Существует методика – по сути, целая наука, – заговорил он размеренным тоном лектора, - позволяющая управлять поступками человека путём подчинения его свободной воли надобностям подчиняющего. Вы, мисс Мак-Марель, возможно, слышали о таком явлении, как гипноз? Человека путём некоторых хитрых приёмов погружают в состояние транса, когда его сознание заблокировано суггестором, а органы чувств воспринимают слова. Как команды к безусловному подчинению и исполнению. Суггесторами, - между прочим, пояснил он, - называются люди, владеющие такой методикой и использующие её. Анализируя совокупность всех физических и психических проявлений, возникающих у меня при попытке проникнуть в собственную память, касающуюся моей личности и моего близкого окружения, я прихожу к выводу, что некогда подвергся чему-то вроде вот этой самой суггестии. Как вы видите, я во всём, что специально не касается Шерлока Холмса, прекрасно ориентируюсь и, если верить доктору. Даже манеру обрёл, свойственную мне прежде.
- Сейчас это особенно заметно,. – не удержался я.
- Ну да, - спокойно подтвердил он. – Я рассказываю вам о суггестии и гипнозе,.и я вполне понимаю, о чём говорю. Притом, чем дальше, тем отчётливее моё представление обо всём том, что, вероятно, раньше входило в круг моих интересов, вот только того, что это входило в круг моих интересов, я не помню. И вполне логично предположить, что такой провал в памяти обусловлен подобного рода воздействием на ослабленную особыми приёмами психику чьей-то умело направляемой воли. Также логично предположить, что это было проделано со мной профессором Сатарина или его сообщниками. В моих отрывочных воспоминаниях. Однако, профессора почти нет. Рогатый праведник присутствует – он, думаю, исполнял подготовительную работу, как палач. А ещё присутствует сеньор Мармората. Я видел его во сне. Это означает, что он – важен, потому что мои сны последнее время далеки от легкомысленных ничего не значащих картинок. Вы ведь, доктор, если утверждаете, что знали меня, едва ли можете поверить, что очнувшись в теле дикаря я на этом успокоился и не искал разгадки? Помните мою тетрадку в логове? Как только убедился, что умею писать, я старался записывать всё то, что мог вспомнить при пробуждении – сквозь боль и сквозь дурноту, а потом и анализировать то, что вспомнил. И Мармората отведено немало абзацев в той самой тетрадке. Он постоянно, я полагаю, присутствовал где-то рядом со мной, пока шла моя обработка. Так что если это, действительно, так, что его присутствие могло заставить меня забыть собственную личность, уничтожить её для себя, почему оно же не могло заставить пасечника эту самую личность уничтожить в буквальном смысле? Отчего, по-вашему, я от малейшего напряжения, чтобы выйти из-под такого отсроченного контроля, начинаю биться в припадке? Никого из них ведь даже рядом со мной нет – разве из этого не следует вероятность того, что присутствие Мармората рядом с пасечником, чьё сознание затуманено, могло сделать последнего лёгкой добычей для суггестивного воздействия.
- Мысли читать невозможно, - хмуро заметил Вернер. – Ничего вроде «умри» Мармората ему не говорил. Это совершенно точно – полицейский бы такого не пропустил.
- Доктор, - повернулся ко мне Холмс. – Не откажитесь помочь мне в небольшой демонстрации.
- Я к вашим услугам, - проговорил я.
- Сейчас мы будем продолжать беседу, но когда я произнесу слово «эмиссар» сделайте одолжение, хлопните ладонью по столу.
- Пожалуйста, - пожал плечами я, не совсем понимая, к чему он клонит.
- Так вот, - спокойно продолжал Холмс, - состояние, которое я испытываю при попытке насиловать свою память, довольно тягостное. Этакая смесь ужаса, вины и отчаяния. Мало того, сердце начинает сбиваться с ритма, голова болит и кружится, тошнота подступает к горлу – целый букет неприятных ощущений. Это не болезнь – вашими стараниями, доктор Уотсон, физически я здоров – нога не болит, и бронхит закончился. Поэтому я и предполагаю, что эта адская смесь нарочно индуцирована кем-то, и если предположить, что Мармората – не только подопытный кролик, а это, видимо, так, памятуя о его якобы смерти в Афганистане, но и эмиссар профессора… благодарю вас, доктор… то почему бы не им? А теперь скажите, дорогой мой Уотсон, зачем вы ударили по столу? Ведь я не сказал вам сейчас «ударьте по столу»?
- Нет. Но вы произнесли слово «эмиссар», и я должен был после этого…
- Совершенно верно, - поспешно перебил он. – Но почему вы решили, что должны?
Я развёл руками:
- Вы просили меня.
- Да-да, конечно. Просил. Просил совершить по условному сигналу совершенно бессмысленное действие – заметьте, Вернер. Ещё раз спасибо, доктор. И это,. Вернер, была простая просьба – не суггестия, но и то она сработала. Потому что хлопнуть ладонью по столу – это, конечно, не хлопнуть головой о стену, но различие, видите ли, чисто количественное.
- Подождите, Холмс, - встревожился я. – Но та ваша тетрадка… Ведь она оставалась в логове, когда вас схватили егеря? А что, если её найдут… уже нашли -, и поймут, что Магон не был совсем-то уж рассыпавшимся в психическом смысле?
Неожиданно для меня Холмс улыбнулся совсем прежней своей, тёплой, но при этом снисходительной улыбкой:
- Слава Богу, догадались. А вы думаете, с чего они так землю роют в поисках сбежавшего дикаря?
- И после этого вы готовы рискнуть снова попасть им в руки? Они же первое, что постараются сделать…
- Убить меня, - всё так же спокойно докончил фразу Холмс. – Но не успеют этого сделать, так как их ум – а они люди умные, хоть и злодеи – подскажет им, что это – плохая мысль. Тогда они перейдёт к плану бэ и постараются вернуть полусбежавшего Магона в его многострадальную шкуру. Это требует времени и тех самых хитрых приёмов, о которых я говорил. И это как раз тот самый момент, когда надо подсекать. Думаю, процесс обращения – достаточно зрелищный для того, чтобы полиция смогла сполна насладиться набором доказательств: и того, что пасечник не просто так покончил с собой, и того, что профессор Крамоль сошёл с ума не от чрезмерного утомления научными трудами, и того, что Шерлок Холмс не исчез в Швейцарских горах, а напротив, явился миру на вересковых пустошах хизэленда. Ну, и трупы в лесу, включая последний, тоже как-то объяснятся. А особенно ценным будет присутствие при сем графа Сатарина, не говоря уж о покойном Томазо Арчивелла – я же ничего не перепутал, доктор? Думаю, публику ждёт процесс занимательнее циркового представления. А на другой чаше весов всего лишь одно-единственное: психика Шерлока Холмса, Магона, столяра О`Брайана – словом, моя.
- Но ведь это совсем немало, - не удержался я.
- Для меня это очень даже много, - согласился Холмс. – В этом и загвоздка. Поэтому я и не могу так легко решиться, хотя для дела ещё полезнее будет, если полицейские увидят меня слюнявым идиотом, бормочущим бессмыслицу. Особенно, если это будут те полицейские, что некогда знали меня, как Шерлока Холмса.
- Их здесь нет. Они в Лондоне, - сказал Вернер с каким-то странным выражением лица.
- А вот тут, - сказал Холмс. – Просто телеграммы было бы вполне достаточно.
- И нам нужен будет свой человек на корабле, - проговорила вдруг Рона. – Ещё один человек, не вызывающий ни у кого подозрений, который мог бы нам подать сигнал, если что-то пойдёт не так. Как лишняя страховка.
- Но кто будет этим человеком? Ты? Я? Доктор Уотсон? И как он попадёт на корабль? – скептически скривил губы Вернер.
- Без труда, - резко ответил ему Холмс. – Я понимаю, о ком ты говоришь, девочка. Но это…
Кажется, понял и Вернер – его глаза округлились:
- Карл Ленц? Что? Да ты с ума сошла!