Глава первая. Колония
Социалистическое государство – а в этом словосочетании существительное было неотделимо от прилагательного – состояло из трех основных частей: колонии, метрополии и собственно "государства – аппарата для систематического применения насилия" (по выражению Ленина). Части сливались воедино, как элементы атомного ядра. Сталин представлял размеры трагедии в случае, если врагам удастся попытка расщепить ядро. Ведь это государство создавалось при его участии.
На его глазах революционеры нагрянули в Россию как матерые хищники, и сам он был в их стае. Классический свободный рынок они однозначно считали уделом колониальных, технически отсталых стран. Он обречен быть поглощенным индустриальными акулами. Так почему бы – не акулами в социалистическом, уничтожающем деньги, права на собственность и капитал, обличье? Главным козырем в игре с "инакомыслящими" революционеры называли коммунистическую идеологию – своего рода красивые плавники, прикрывавшие хищную пасть. Они собирались завладеть миром. Вопрос стоял – как накопить побольше сил?
На глазах Сталина, с 1917 года, в эпоху "военного коммунизма", попытались выкинуть рыночные премудрости сразу за ненадобностью. Это породило не только гражданскую войну, но и не зависимые от нее чисто экономические бедствия. Хаос рынка неожиданно для всех революционных теоретиков сменился другим хаосом. "Расстройство хозяйственной жизни принимает в товарно-капиталистическом обществе форму всеобщего избытка, а в пролетарско-натуральном хозяйстве – форму всеобщего недостатка, – писал тогда Л. Крицман. – Анархия... пролетарско-натурального общества была анархией снабжения, что вело к расслоению экономики на легальную и нелегальную (товарную, товарно-капиталистическую)".
Упразднив рынок декретами, революция тогда... чуть не упразднила себя. Власть стала вдруг нищей и беспомощной, а криминальные структуры – непобедимо-грозными. Уроки Сталин извлекал для себя раз и навсегда. Государство и рынок с тех пор стали повязаны намертво: их институты должны отмирать параллельно.
На глазах Сталина вводился нэп: революционеры отказывались от попыток обманчивого братания или жестокой войны с русским народом и переходили к откровенной колонизации его, длительному административному и чисто экономическому порабощению. Как тогда говорили – от штурма к осаде.
Видный троцкист Евгении Алексеевич Преображенский первым в середине 20-х годов употребил в своих работах слово колония в применении к территории всей бывшей Российской империи (раньше говорить об истинных целях нэпа, как он признавался, ему строго-настрого запрещал Ленин). В колонии допускалась и даже поощрялась рыночная экономика. Она должна была служить своего рода физиологическим раствором для метрополии, то есть новой безденежной экономики – некоего недоношенного ребенка, выброшенного раньше времени в Россию. Этого ребенка ни в коем случае нельзя было потерять – наоборот, все могущество власти предполагалось употреблять на доставку ему питания.
В орбиту рынка вовлекалось и, соответственно, отдавало "ребенку" свои соки, силы и кровь все население. Исключение не делалось даже для пролетариев – пусть потерпят ради своей же пользы. Взаимодействие колонии и метрополии должно происходить по закону социалистического накопления – в пользу последней, разумеется. Преображенский противопоставлял его рыночному закону стоимости. Соседству двух экономических систем Евгении Алексеевич предрекал самую страшную форму – в виде непрерывного пожирания друг друга. Предупреждал, что если революционеры чуть утратят бдительность, их детище будет разложено изнутри и проглочено рынком. Поэтому призывал к безжалостной эксплуатации "досоциалистических форм хозяйствования", использованию тех же методов, с помощью которых в мире накапливался первоначальный капитал.
В двадцатые годы революционеры еще дискутировали. Поскольку был нарушен запрет Ленина, Николай Иванович Бухарин раздул свои упреки Преображенскому до размеров политического обвинения: "Мы здесь имели бы полное право закричать "караул!" – до такой степени противоречат эти "словесные ярлычки" всем традициям нашей марксистско-ленинском теории... И вовсе не потому, что это "плохо звучит" или что у нас здесь обнаруживается трусость мысли перед фактами, которые мой храбрый друг смело называет их собственными именами. А потому, что такие "имена" не соответствуют – мало того, противоречат – объективной действительности и нашим историческим задачам".
Получив реальную власть, Сталин использовал все до единой рекомендации Преоб-раженского и начал практическую колонизацию страны. Евгений Алексеевич был на время возвращен в партию и обласкан в ее высших кругах. Статьи публиковал о Сталине – восторженные.
В СССР – стране-колонии - предусматривались различные уровни эксплуатации. Наиболее глубокий - в системе ГУЛАГа. Второй - в отношении крестьянства. Третий – в пром-кооперации и среди кустарей. Четвертый – непрерывные поборы с рабочего класса и совслужащих.
Уровни эти отличались и географически. Крестьянский центр бывшей Российской империи был обречен на беспощадный гнет. К окраинам давление понижалось: не раз уже в литературе приводились цифры, что на рубеже 40 – 50-х годов крестьяне даже в Средней Азии – не самом богатом регионе зарабатывали в 100 - 200 раз больше, чем в "Нечерноземной зоне".
К числу колониальных относились многие государственные институты: обычные суды, милиция, исполкомы Советов - только на простой люд распространялась их власть. Впрочем – как и действие Конституции, законов, уголовного кодекса. Революционеры – те, кто на данный момент считался таковым – были кастой неприкосновенной. Колониальными были и родные языки всех национальностей. Властители гнушались даже чисто русского языка. Они общались друг с другом на смеси военного лексикона и заемного псевдонаучного полуиностранного жаргона. Эта смесь выдавила русскую речь и из официальной пропаганды.
Соответственно исчезли из употребления и "ярлычки" Преображенского - да он и сам от них отрекся с легкостью, поскольку не придавал русскому языку ни малейшего значения. Термин "пожирание" Сталин заменил "обострением классовой борьбы", а вместо "эксплуатации" заговорил о "союзе рабочего класса с крестьянством". Следовало понимать: если ты пока не в лагере, значит, – союзник.
Сталин никогда не называл ленинский нэп закончившимся, только – продолжающимся. В тридцатые годы традиционное крестьянское хозяйство было разбито на две составляющие – на колхозы и личные подворья с приусадебными участками. Именно на две – это, пожалуй, являлось вкладом Сталина в теорию. Сам лично в 1933 году он вносил предложения о закреплении за дворами колхозников небольших земельных наделов и о том, чтобы поощрялось властями разведение в хлеву живности. И его не посмели ослушаться.
Практически все формы кооперации были тогда признаны антикоммунистическими. Сталин разгромил и сбытовые, и перерабатывающие, и заготовительные союзы и товарищества. Но он же возродил и поддерживал промысловые артели – так называемую промкооперацию.
Он образовал особый, сталинский рынок. Это звучит неправдоподобно, но вот факты. Из повести Василия Афонина "Год сорок шестой" можно узнать, что в голодные зимы едва сводящий концы с концами колхоз возил десятками мясные туши на базар, и государство этой торговле не препятствовало. Выручка в банк не сдавалась – на нее тут же в городских магазинах и лавочках покупались литовки, ведра, другие необходимые для производства мелочи. И автор описывал все это спокойно, как само собой разумеющееся. Статистика подтвердила мне его правоту – уже в 1938 - 1940 годах в целом по стране колхозы больше половины мяса и сала продавали именно на базарах. Соотношение несколько изменилось после войны – но не из-за увеличения госпоставок, а из-за уменьшения общественного стада.
Зато поголовье скота на личных по дворьях сохранилось в военные годы – причем как в тыловых, так и в подвергшихся оккупации районах. В конце сороковых – начале пятидесятых годов здесь производилось 87 процентов молока, 75 процентов мяса, 93 процента яиц. Только фантасты и ополоумевшие "экономисты-товарники-базарники" способны были – да и то много лет спустя, когда уже мало кто мог поймать их за руку – сочинять небылицы, что такое количество скота кормилось, мол, всего с одного-двух процентов земель, приходившихся на ЛПХ. На деле же – корма добывались на землях колхозных, и далеко не всегда незаконным путем. В решении февральского (1947 г.) пленума ЦК ВКП(б) записано: "Организовать в 1947 – 1948 гг. государственную помощь кредитом бескоровным колхозникам для приобретения ими телок. Обязать местные партийные, советские органы и правления колхозов оказывать всемерную помощь колхозникам в обеспечении принадлежащего им скота грубыми и сочными кормами, а также пастбищами". Неудивительно, что торговля на базарах никогда не замирала, а после отмены карточек цены там держались ниже магазинных. Базары стали не колхозными, а кавказскими много лет спустя, когда изменилась политика и нэп свернули бесповоротно.
Добавлю к этому и вот какую статистику. В последние годы жизни Сталина в системе промкооперации действовало свыше 12 тысяч артелей, около 100 конструкторских бюро, 22 экспериментальные лаборатории и два научно-исследовательских института. Общая численность занятых там – около двух миллионов человек. Они изготавливали сорок процентов мебели, более трети швейных изделий и верхнего трикотажа, семьдесят процентов металлической посуды и почти сто процентов – специфически сельских товаров: домашней и валяной обуви, шуб, полушубков, саней, телег, повозок, сбруй для лошадей...
Сталин не давал рынку развернуться, сделаться всемогущим и непобедимым, но и умереть – не давал. Откуда было взяться средствам для бюджета государства? Приход и расход – а за их соответствием при Сталине следили неукоснительно, с жесточайшими контролем и строгостью – рассматривались однозначно в форме денежной, чисто рыночной. Бюджет пополнялся исключительно из сфер товарного производства и товарного обращения: из кармана рядовых туземцев и кассы "социалистической торговли" и кооперативно-коммерческих структур.
Была пущена в ход разветвленная система поборов. Кроме нескольких видов прямых налогов, она включала в себя множество косвенных, а также добровольные и принудительные, по подписке, займы, сборы с владельцев скота и садовых деревьев, транспортные, погектарные, мельничные, гарнцевые, денежные и натуральные... На каждом сельском и городском клочке земли старалась отыскать копейку для казны армия налоговых инспекторов, финансовых агентов и всяческих уполномоченных.
Сталинский рынок не оценили по-настоящему ни потомки, ни современники. Троцкий язвил из-за кордона: мол, колхозы – развалюхи, а все остальное – вообще бутафория, и накопление идет черепашьими темпами.
Бюджет и впрямь не был богатым. Ни сельскому, ни районному Советам не доставалось из него денег на самые насущнейшие нужды – на прокладку водопровода, например, или на дорожное строительство. На этом уровне государство казалось нищим, обобранным (да и сейчас осталось таковым).
Но не надо забывать о других умыслах. При таком рынке не было необходимости каждые пять лет проводить раскулачивание, снималась угроза стихийной гражданской войны. Губя людей тысячами, Сталин проводил иные войны – "гражданские войны сверху", управляемые бойни с гарантированной победой на каждом участке. Он пускал кровь народу, как коновал – лошади: стреножив ее и обезопасив себя. Даже в этом, самом страшном, он был антиподом стихии и приверженцем порядка.
Да и не собирался Сталин с помощью бюджета измерять богатства. Главные драгоценности перемещались в безденежную экономику – в метрополию.