Так вот она, правда. Лёжа ничком на пыльном ковре кабинета, в котором, как он считал, он постигал тайны победы, Гарри наконец-то понял, что не должен выжить. Его делом было спокойно вступить в распростёртые объятия Смерти. По пути он должен был обрубить оставшиеся ниточки, связывающие Волдеморта с жизнью, чтобы наконец самому предстать перед Волдемортом и не поднимать палочку ради защиты. Конец ясен, и то, что должно было произойти в Годриковой Низине, будет завершено. Ни один из них не будет жить, ни один из них не сможет выжить.
Его сердце бешено колотилось в груди. Как странно, что при его страхе смерти оно бьётся всё сильнее, героически поддерживая в нём жизнь. Но ему придётся остановиться, причём скоро. Его удары сочтены. Сколько же их осталось, пока он поднимется, пройдёт по замку в последний раз, выйдет во двор и придёт в Лес?
Он лежал на полу, и ужас улетучился из его души, сменившись погребальным набатом. Больно ли умирать? Всякий раз, когда он думал, что смерть наступает и избегал её, он никогда не задумывался об этом всерьёз: его воля к жизни всегда была намного сильнее страха смерти. Теперь же ему даже не пришло в голову попробовать сбежать, перехитрить Волдеморта. Он знал, что всё кончено, и что ему остаётся лишь одно: умереть.
Если бы только он умер в ту летнюю ночь, когда навсегда покинул дом № 4 на Бирючинной улице, когда палочка с благородным пером феникса спасла его! Если бы только он мог умереть, как Хедвиг, так быстро, что даже не осознал бы этого! Или если бы он закрыл собой от направленной палочки кого-то, кто ему дорог… Он даже завидовал смерти своих родителей. Этот хладнокровный путь к собственному уничтожению требует совсем иной храбрости. Его пальцы слегка задрожали, и он с усилием сдержал дрожь, хотя никто его не видел – все портреты на стенах были пусты.
Медленно, очень медленно он сел и ощутил себя и своё живое тело так, как никогда не ощущал раньше. Почему он никогда не осознавал, какое это чудо – мозг, нервы, бьющееся сердце? Ничего этого не станет… или по крайней мере он будет лишён этого. Он дышал медленно и глубоко, и его рот и горло были совершенно сухи, но и глаза тоже.
Предательство Дамблдора - ничто. Конечно, у него был более грандиозный план. Гарри был просто слишком глуп, чтобы понять его, но теперь он понял. Он никогда не подвергал сомнению своё собственное убеждение, что Дамблдор хотел, чтобы он выжил. Теперь он понял, что его жизненный путь был отмерен лишь сроком, который займёт устранение всех хоркруксов. Дамблдор задал задачу по их уничтожению ему, и он покорно продолжал обрывать все связи с жизнью не только Волдеморта, но и своей! Как утончённо, как изящно - не разбрасываться больше ничьими жизнями, а лишь дать опасное задание мальчишке, который уже предназначен в жертву и чья смерть будет не бедой, а лишь ещё одним оружием против Волдеморта.
И Дамблдор знал, что Гарри не станет уклоняться, что он дойдёт до конца, даже если это его конец, ибо он не поленился получше узнать его, разве не так? Дамблдор, как и Волдеморт, знал, что Гарри никому больше не даст умереть ради него после того как узнает, что прекратить всё это – в его силах. Образы Фреда, Люпина и Тонкс, лежащих мёртвыми в Большом зале, предстали перед его мысленным взором, и он на мгновение даже не смог дышать. Смерть нестерпима…
Но Дамблдор его переоценил. Он промахнулся – змея жива. Остался один хоркрукс, связывающий Волдеморта с земной жизнью даже после убийства Гарри. Правда, для кого-то задача будет легче. Он прикинул, кто бы это сделал… Рон и Гермиона, конечно же, поймут, что надо делать… Поэтому-то Дамблдор и хотел, чтобы он доверился им обоим… так что если он заканчивает свой жизненный путь немного раньше срока, они смогут продолжить…
Подобно дождю, бьющему в холодное окно, эти мысли стучали по твёрдой почве неотвратимой правды, которая состояла в том, что он должен умереть. «Я должен умереть. Это должно закончиться».
Рон и Гермиона были словно где-то далеко, в какой-то другой стране; ему казалось, что он расстался с ними давным-давно. Он твёрдо решил, что никаких прощаний и объяснений не будет. Они не могут пройти этот путь вместе, а их попытки остановить его – пустая трата драгоценного времени. Он посмотрел на потрёпанные часы, которые ему подарили на семнадцатый день рождения. Прошло уже около половины часа, отведённого ему Волдемортом для сдачи.
Он встал. Сердце билось в его грудной клетке, как безумная птица. Возможно, оно знало, что времени ему осталось мало, может быть, оно решило отбить положенные удары до конца. Он закрыл дверь кабинета, не оглядываясь.
Замок был пуст. Он, как призрак, шёл по нему один, словно уже умер. Людей с портретов в рамах по-прежнему не было, словно вся оставшаяся жизненная сила собралась в Большом зале, где находились покойные и скорбящие.
Гарри натянул мантию-невидимку и пошёл вниз с одного этажа на другой и наконец добрался до мраморной лестницы, ведущей в вестибюль. Возможно, крохотная часть его надеялась, что его почувствуют, остановят, но мантия, как всегда, была непроницаема и безупречна, так что он легко дошёл до входных дверей.
Невилл чуть не врезался в него. Он на пару с другим человеком заносил со двора тело. Гарри взглянул на него, и внутри снова всё болезненно сжалось – Колин Криви, хоть и несовершеннолетний, умудрился проскользнуть обратно в замок, как Малфой с Крэббом и Гойлом. Мёртвый он был совсем маленьким.
- Знаешь что, Невилл? Я могу отнести его сам, - сказал Оливер Вуд, перекинув Колина через плечо, как пожарный, и отнёс его в Большой зал.
Невилл прислонился ненадолго к дверному проёму и отёр пот со лба. Он походил на старика. Потом он снова спустился с крыльца в темноту на поиски других тел.
Гарри обернулся ко входу в Большой зал. Все в нём ходили туда-сюда, старались успокоить друг друга, что-то пили, стояли на коленях рядом с умершими, но он не видел никого из тех, кого любил – ни Гермиону, ни Рона, ни Джинни, ни остальных Уизли, ни Луну. Он считал, что должен в оставшееся у него время бросить на них последний взгляд; но тогда хватит ли у него сил оторвать взгляд от них? Лучше уж так.
Он спустился с крыльца и шагнул в темноту. Было около четырёх утра, гробовая тишина над двором создавала впечатление, что всё вокруг затаило дыхание и выжидало – сможет ли он сделать то, что должен.
Гарри подошёл к Невиллу, склонившемуся над чьим-то телом.
- Невилл...
- Чёрт побери, Гарри, ты меня чуть до инфаркта не довёл!
Гарри стащил мантию. Идея пришла ему в голову из ниоткуда, родилась из желания сделать всё наверняка.
- Куда это ты один? – с подозрением спросил Невилл.
- Это часть плана, - ответил Гарри. – Мне надо кое-что сделать. Послушай… Невилл…
- Гарри! – на лице Невилла вдруг отразился испуг. – Гарри, не вздумал ли ты сдаться?
- Нет, - без труда солгал Гарри. – Разумеется, нет… тут кое-что другое. Но мне надо ненадолго скрыться. Невилл, знаешь змею Волдеморта? У него есть огромная змея… Он зовёт её Нагини…
- Ага, слышал… Что насчёт неё?
- Её надо убить. Рон с Гермионой об этом знают, но если вдруг они…
От ужаса, что это возможно, у него перехватило дыхание, и он не смог больше говорить. Но он снова взял себя в руки: это очень важно, он должен быть как Дамблдор, сохранять холодную голову, обеспечить тылы, преемников. Дамблдор умер, зная, что ещё трое знают о хоркруксах; теперь Невилл займёт место Гарри, и секрет по-прежнему будут знать трое.
- Если вдруг они будут… заняты… и тебе представится возможность…
- Убить змею?
- Убить змею, - повторил Гарри.
- Хорошо, Гарри. Ты-то в порядке?
- В полном. Спасибо, Невилл.
Но едва Гарри собрался уходить, Невилл схватил его за запястье.
- Мы все будем драться дальше, Гарри. Ты знаешь об этом?
- Да, я…
Он не договорил, потому что у него вновь перехватило дыхание; он не смог договорить. Похоже, Невилл не увидел в этом ничего из ряда вон. Он хлопнул Гарри по плечу, отпустил его и пошёл на поиски других тел.
Гарри набросил мантию и пошёл дальше. Неподалёку кто-то ещё склонился над распростёртой на земле фигурой. Он подошёл не слишком близко, но понял, что это Джинни.
Он замер. Она склонилась над девочкой, зовущей маму.
- Всё в порядке, - говорила Джинни, - всё хорошо. Сейчас мы отведём тебя в замок.
- Но я хочу домой, - прошептала девочка. – Я не хочу больше сражаться!
- Да-да, - сказала Джинни, и голос её дрогнул. – Всё будет хорошо.
Порывы холодного ветра обдували лицо Гарри. Он хотел крикнуть в ночи, чтобы Джинни знала, что он здесь и куда он идёт. Он хотел, чтобы его остановили, оттащили, отправили домой…
Но он и так был дома. Хогвартс стал первым и лучшим домом из всех известных ему. И он, и Волдеморт, и Снейп, всеми покинутые мальчики – все обрели здесь дом…
Джинни склонилась над раненой девочкой и взяла её за руку. Гарри с огромным усилием пошёл дальше. Ему показалось, что Джинни оглянулась, когда он шёл мимо и гадал, почувствовала ли она, что кто-то идёт рядом, но он промолчал и не оглянулся.
В темноте проступила хижина Хагрида. Свет в ней не горел, Клык не скрёбся в дверь, не издавал приветственного лая. Все эти визиты к Хагриду в прошлом – и блеск медного чайника над огнём, и твердокаменные кексы, и огромные черви, и большое бородатое лицо, и Рон, которого тошнило слизнями, и Гермиона, помогавшая ему пристроить Норберта…
Он пошёл дальше, но дойдя до окраины леса, остановился.
Среди деревьев скользила когорта дементоров; он чувствовал исходящий от них холод и не был уверен, что сможет спокойно пройти мимо них. У него не было сил вызвать патронуса. Он больше не мог сдерживать свою собственную дрожь. Ведь умирать не так-то легко. Каждый миг, когда он вдыхал запах травы и прохладный воздух, обдувающий лицо, стал таким ценным! При мысли о том, что у людей впереди ещё годы и годы, возможность тратить время, а он столько времени потратил зря, он цеплялся за каждую секунду. В то же время он подумал, что не может идти дальше, но понял, что должен. Долгая игра окончена, снитч пойман, пора спускаться…
Снитч. Он порылся онемевшими пальцами в мешочке на груди и вынул его.
Я открываюсь на исходе.
Быстро и тяжело дыша, он вгляделся в него. Теперь, когда он хотел, чтобы время тянулось как можно медленнее, оно наоборот, словно ускорило ход, и понимание настигло его так быстро, словно обошло мысль. Это и есть исход. Это и есть момент.
Он прижал металл к губам и прошептал:
- Я скоро умру.
Металлическая оболочка раскрылась. Он опустил дрожащую руку, поднял палочку Драко под мантией и пробормотал: “Люмос”.
Посреди двух половинок снитча показался чёрный камень, прорезанный трещиной. На воскрешающем камне была нарисована вертикальная черта, изображающая бузинную палочку. Виднелись и треугольник с кругом, изображающие мантию и камень.
И снова Гарри всё понял, не раздумывая. Речь не об их возвращении, ибо он вот-вот присоединится к ним. Он и не призывал их – это они призывали его.
Он закрыл глаза и трижды повернул камень в руке.
Он знал, что это случилось, потому что услышал еле уловимое движение вокруг, словно хрупкие тела шли по забросанной веточками земле с другого конца леса. Он открыл глаза и огляделся.
Он увидел, что это ни призраки, ни люди во плоти. Больше всего они походили на Риддла, который так давно выскочил из дневника и превратился в почти затвердевшее воспоминание. Не такие плотные, как живые тела, но гораздо плотнее призраков, они приближались к нему. И каждое лицо было озарено любящей улыбкой.
Джеймс был как раз ростом с Гарри. На нём была одежда, в которой он погиб, волосы растрёпаны и взъерошены, а очки немного съехали, как у мистера Уизли.
Сириус был высок и красив и намного моложе, чем Гарри видел его при жизни. Он двигался непринуждённо и грациозно, засунув руки в карманы и улыбаясь до ушей.
Люпин тоже был моложе и не такой потрёпанный, а волосы – гуще и темнее. Он как будто был рад вернуться в знакомое место, где так часто гулял подростком.
Больше всех улыбалась Лили. Приближаясь к нему, она откинула длинные волосы назад, а её зелёные глаза, совсем как у него, всматривались в его лицо, словно она никогда не сможет наглядеться на него.
- Ты был таким храбрым.
Он потерял дар речи. Его глаза впились в неё, и он понял, что так и стоял бы, глядя на неё, и этого ему достаточно.
- Ты почти у цели, - сказал Джеймс. – Очень близко. Мы… так гордимся тобой.
- Это больно?
Этот детский вопрос сорвался с языка Гарри против его воли.
- Умирать? Вовсе нет, - ответил Сириус. – Быстрее и легче, чем засыпать.
- И он хочет поскорее. Он хочет покончить с этим, - сказал Люпин.
- Я не хотел ваших смертей, - сказал Гарри. Эти слова произнеслись сами собой. – Никого из вас. Простите… - Он обращался в основном к Люпину, говоря умоляющим тоном: — …сразу после рождения сына… Ремус, мне жаль…
- Мне тоже жаль, - признался Люпин. – Жаль, что я никогда не узнаю его… но он узнает, почему я погиб, и надеюсь, поймёт. Я пытался построить мир, в котором он мог бы прожить счастливее.
Холодный ветерок, возникший словно из самой середины леса, взъерошил брови Гарри. Он знал, что они не велят ему идти дальше, что это должно быть его решение.
- Вы останетесь со мной?
- До самого конца, - ответил Джеймс.
- Они не смогут вас увидеть? – спросил Гарри.
- Мы – часть тебя, - ответил Сириус. – Мы невидимы для других.
Гарри посмотрел на мать.
- Будь поближе ко мне, - тихо попросил он.
И он пошёл дальше. Холод, исходящий от дементоров, не одолел его; он прошёл мимо них со своими спутниками, они были для него как патронусы, и они вместе прошли среди старых деревьев, растущих близко друг к другу, с переплетёнными ветвями, разросшимися и искривившимися корнями под ногами. Гарри плотно закутался в мантию в темноте, всё дальше и дальше углубляясь в лес, не зная, где именно Волдеморт, но полный уверенности, что найдёт его. Рядом, почти без единого звука, шли Джеймс, Сириус, Люпин и Лили, и их присутствие придавало ему мужества и сил переставлять ноги.
Его тело и мышление как-то странно разъединились, его руки и ноги действовали сами по себе, словно он был гостем, а не хозяином тела, которое ему предстояло покинуть. Мертвецы, идущие рядом с ним по лесу, были для него гораздо реальнее живых, оставшихся в замке: Рона, Гермионы, Джинни и всех остальных, которые стали для него кем-то вроде призраков. Так он и шёл, спотыкаясь и скользя, к концу своей жизни, к Волдеморту…
Глухой стук и шёпот: рядом расхаживает кто-то живой. Гарри остановился, не снимая мантии, огляделся, прислушался, а с ним остановились и его мать с отцом, и Люпин с Сириусом.
- Тут кто-то есть, - раздался совсем рядом грубый шёпот. – У него есть мантия-невидимка. Может, это?..
Из-за ближайшего дерева вышли две фигуры с поднятыми палочками. Гарри увидел Яксли и Долохова. Они всматривались в темноту, как раз туда, где стояли Гарри, его мать с отцом и Сириус с Люпином. Они явно ничего не видели.
- Я точно что-то слышал, - сказал Яксли. – По-твоему, зверь какой-нибудь?
- Этот тупица Хагрид держит тут целую кучу всякой нечисти, - ответил Долохов, оглядываясь через плечо.
Яксли посмотрел на часы.
- Время почти истекло. У Поттера был час. He придёт он.
- Пошли лучше обратно, - сказал Яксли. – Узнаем, какие теперь планы.
Они с Долоховым развернулись и углубились в лес. Гарри пошёл следом, зная, что они отведут его именно туда, куда он хотел. Он посмотрел по сторонам, и мать улыбнулась ему, а отец ободряюще кивнул.
Они шли всего несколько минут, и вот Гарри увидел впереди свет, и Яксли с Долоховым шагнули на поляну, которую Гарри узнал – раньше здесь жил чудовищный Арагог. Остатки его просторной паутины до сих пор висели там, но орды потомков, которых он произвёл на свет, были посланы Поглотителями Смерти воевать на их стороне.
Посреди поляны горел костёр, и языки пламени освещали толпу совершенно тихих, куда-то всматривающихся Поглотителей Смерти. Одни прятались под масками и капюшонами, другие открыли лица. Два великана с жестокими, словно высеченными из камня лицами, сидели отдельно и отбрасывали на поляну огромные тени. Фенрир, притаившись, грыз ногти, высокий белобрысый Раул ощупывал кровоточащую губу, Люциус Малфой был подавлен и перепуган, а глаза Нарциссы ввалились и смотрели с мрачным предчувствием.
Все взгляды были устремлены на Волдеморта, стоявшего со склонённой головой и бузинной палочкой в белых руках. Он как будто молился или что-то подсчитывал в уме, и Гарри, стоящему неподвижно на краю поляны, пришла в голову мысль о ребёнке-водящем в игре в прятки. Позади его головы, вертясь и сворачиваясь в кольца, парила большая змея Нагини в блестящей заколдованной сфере, похожей на зловещее гало.
Когда Долохов и Яксли присоединились к остальным, Волдеморт поднял глаза.
- Нет его, милорд, - сказал Долохов.
Выражение лица Волдеморта не изменилось. Красные глаза горели при свете костра. Он медленно двигал бузинной палочкой в его длинных пальцах.
- Mилорд… — подала голос Беллатрикс. Она сидела ближе всех к Волдеморту, растрёпанная, со слегка окровавленным, но неповреждённым лицом.
Волдеморт поднял руку, веля ей замолчать, и она не произнесла больше ни слова, продолжая созерцать его с благоговейным восхищением.
- Я думал, он придёт, - сказал Волдеморт высоким чётким голосом, устремив глаза к пляшущему пламени. – Я ожидал, что он придёт.
Все молчали. Они словно испугались, так же, как и Гарри, сердце которого бешено колотилось в груди, словно твёрдо решило выскочить из тела, которого вот-вот не станет. Мокрыми от пота руками он снял мантию-невидимку и засунул её за пазуху, к волшебной палочке. Он не хотел впадать в искушение сразиться.
- Кажется, я… ошибся, - сказал Волдеморт.
- Вы не ошиблись.
Гарри произнёс эти слова как можно громче, вложив в голос всю силу: он не хотел выказывать страха. Воскрешающий камень выскользнул из его онемевших пальцев, и он заметил уголком глаза, как его родители, Сириус и Люпин исчезли, едва он показался в свете костра. В этот момент он решил, что никто теперь не важен, кроме Волдеморта. Только они двое.
Но едва он подошёл, иллюзия рассеялась. Великаны взревели, Поглотители Смерти разом поднялись, раздались крики, аханье, даже смех. Волдеморт стоял, словно застыв, но его красные глаза нашли Гарри, и он наблюдал, как Гарри подходит к нему; их разделял лишь костёр.
Внезапно раздался вопль: “ГАРРИ! НЕТ!”
Он обернулся. Связанный и скрученный Хагрид был привязан к ближайшему дереву. Он отчаянно вырывался, и его массивное тело сотрясало ветки над ним.
- НЕТ! НЕТ! ГАРРИ, ТЫ ЧТО?..
- ТИХО! – заорал Раул, взмахнув палочкой, и Хагрид смолк.
Беллатрикс с высоко вздымающейся грудью встала на колени, пожирая глазами то Волдеморта, то Гарри. Шевелились только языки пламени и змея, сворачивающаяся и разворачивающаяся в сверкающем шаре за головой Волдеморта.
Гарри чувствовал палочку у груди, но даже не пытался достать её. Он знал, что змея защищена слишком хорошо, и даже если ему удастся направить палочку на Нагини, его сразу поразят полсотни заклятий. Так Волдеморт и Гарри глядели друг на друга; Волдеморт слегка склонил голову набок, разглядывая юношу, стоящего перед ним, и его безгубый рот скривился в безрадостной улыбке.
- Гарри Поттер, - проговорил он очень тихо. Его голос сливался с потрескиванием огня. – Мальчик, который выжил.
Ни один из Поглотителей Смерти не сдвинулся с места. Они ждали. Все ждали. Хагрид барахтался, Беллатрикс тяжело вздыхала, а Гарри вдруг подумал о Джинни, о её горящих глазах и почувствовал прикосновение её губ к своим…
Волдеморт поднял палочку, по-прежнему со склонённой набок головой, словно любопытный ребёнок, которому интересно, что случится, если он сделает то или это. Гарри взглянул в красные глаза и пожелал, чтобы всё случилось сейчас, быстро, пока он может стоять, пока не потеряет контроль над собой, пока не проявит страх…
Он увидел шевеление рта и вспышку зелёного света, и всё пропало.