В тот тёплый летний вечер я прогуливалась вдоль невероятно живописной опушки соснового леса, который располагался неподалёку от моего крохотного семейного особняка.
Расстояние между мной и домом, в котором я провела самые лучшие и беззаботные годы своего юношества, было небольшим, так как сквозь тонкие фланелевые занавески до сих пор можно было различить усталую фигуру моей матери, заботливо хлопотавшую в свете тусклой свечи у низенького кухонного стола с причудливой резьбой, изображавшей охотников, гнавшихся за стаей диких животных.
Скорее всего мама занималась выпечкой пирожков, - об этом оповещали плотные серые клубы дыма, вырывающегося из ветхого кирпичного дымохода, лишь немного менее ветхого, чем само жилище.
Внезапно моё внимание привлекло одно весьма странное обстоятельство: бледное солнце в мгновение ока закатилось за кривую линию горизонта, и всю сельскую округу окутал непроглядный мрак. Птицы затихли; и даже ветер перестал исполнять свою грустную мелодию.
В мою душу постепенно стали закрадываться дурные предчувствия, ведь столь резкая смена обстановки была несвойственна для этой местности. Нашествие вечернего тумана или неожиданный ливень были обыденными явлениями для здешних мест, но чтобы прямо на моих глазах яркое зарево заката стремительно превращалось в ночь... Это настораживало и давало волю самым невероятным фантазиям.
По правую руку от меня располагалось торфяное болото. Это место было мрачным даже в дневное время, что уж говорить о ночи. О нём издавна велось немалое количество разнообразных мрачных легенд и деревенских суеверий.
Разумеется, мало кто верил в эти пустые бредни, и по большей части всякие высказывания на этот счёт приравнивались к разряду потехи и неприкрытого вымысла.
Кто-то из вас, вероятно, скажет, что легенды никогда не возникают на ровном месте, из ничего. Что же касается меня лично, то тогда я не склонна была верить в подобное. Сама мысль об этом представлялась мне крайне неразумной, если не сказать и вовсе глупой. По крайней мере до того момента, пока моя собственная жизнь не разделилась на ДО и ПОСЛЕ. ДО похода в ту злополучную сосновую рощу и ПОСЛЕ возвращения? из неё.
Из-за тёмных серых облаков выглянул холодный полумесяц. Именно в его тусклых лучах мне и удалось разглядеть бледную светящуюся дымку, мерно поднимающуюся над просторами болотной тины.
Это явление завораживало и одновременно отталкивало меня. Мне хотелось непрестанно наблюдать за загадочными переливами этого серебристого призрачного света; но в то же время меня буквально переполняло желание о немедленном бегстве. Было в этом сиянии что-то чуждое, непознанное, далёкое для хрупкого разума обычного смертного человека.
Постепенно клубы странного тумана стали приобретать вполне отчётливые очертания.
Страх сковал моё тело.
Из пучин влажных болотных испарений вырисовывались какие-то непонятные образы. Внешне они напоминали людей, но было в их облике что-то мерзкое, отталкивающее.
Новоявленные создания медленно передвигались в переливах лунного света, и казалось будто сквозь их тела можно было без труда разглядеть массивные стволы деревьев, возвышающиеся по ту сторону неровной береговой линии.
Видения беззаботно кружили в воздухе, издавая при том тихие неразборчивые звуки, напоминающие стоны, лишь отдалённо напоминающие речь разумного земного существа.
Я неосознанно сделала шаг назад. Хруст сломленной ветки, на которую я случайно наступила протяжным эхом пронёсся по безмятежной лесной округе.
Прозрачные тени тут же расслышали последствия моего неловкого движения и словно по мановению какого-то, понятного лишь им одним жеста, дружно повернули свои головы (если это вообще можно было было назвать головами!) в мою сторону.
Радужное спокойствие их взглядов тут же сменилось гримасой яростного трепета и какой-то первобытной злобы. На этот раз их рты издавали глухое шипение, словно в непосредственной близости от меня ползало непомерное множество ядовитых змей.
Ощутив разительную перемену, я что было сил бросилась бежать по направлению деревни, - подальше от всего этого сумрачного ужаса и тех злобных существ, что ещё совсем недавно привлекли моё внимание своим изящным воздушным танцем.
Несколько раз, я спотыкаясь падала на сырую землю, но каким-то неведомым образом страх придавал мне сил, и несмотря на весь абсурд происходящего, я тем не менее продолжала свой торопливый путь.
Вокруг раздавалось эхо всё тех же злобных голосов, хотя их источника я так и не смогла разглядеть в окружающей меня кромешной тьме.
Но более всего меня пугало чьё-то невидимое, постороннее присутствие. Словно видения вновь превратились в клубы влажного болотного тумана и неукоснительно следовали за мною по пятам, преследуя свою беспомощную жертву, намеренно лишая её сил и последних остатков разумного мышления, тем самым окутывая её колдовской паутиной отчаянного, но пьянящего безумия.
Казалось, даже раскидистые кроны громадных сосен шепчутся между собой, обсуждая мою дальнейшую судьбу, - участь вынужденного пленника, волею судьбы оказавшегося случайным заложником этого странного сумеречного леса.
Последующие события напоминали собою дурной сон. Впрочем, была это явь или же отрывочный сюжет самого что ни на есть обыкновенного ночного сновидения - решайте сами.
В спешке я споткнулась о коренья какого-то приземистого кустарника и... На этот раз мне не удалось удержать равновесие, и я упала лицом точно в прохладную грязевую лужицу. Как раз в то самое мгновение послышался приглушённые шелест. Будто бы что-то необычайно мокрое падало на пушистые сосновые ветви. Начинался дождь, который уже спустя несколько коротких мгновений превратился в ливень.
Я тревожно проснулась на своей постели, в духоте июльской ночи. Как выяснилось, тем самым дождём из сна оказалась проточная вода, которой моя мать орошала моё лицо, в надежде как можно скорее пробудить меня от сна.
Матушка сказала, что где-то в районе полуночи она услышала тихий стон, доносящийся из моей спальни. Немедля она направилась в мои покои, подошла к приоткрытой двери и стала прислушиваться.
По её словам я вела во сне какую-то беседу, на непонятном языке, лишь частично схожим с внятной человеческой речью. Моё дыхание было прерывистым и неспокойным, а из уст вырывались протяжные вопли, чем-то напоминающие жалобный плач.
Мать не придала этому особого значения, объяснив происходящее моей давней предрасположенностью к ночным кошмарам, и уже было собралась покинуть крохотный коридорчик, отделяющий мою спальню от её собственной. Но не успела она сделать и двух шагов, как до её слуха донёсся леденящий душу надрывистый крик.
На этот раз матушка не выдержала тяжести моих стенаний и без промедления проследовала в мою комнату.
Застав своё родное чадо в довольно необычном состоянии, схожим разве что с приближающейся агонией, она в спешке распахнула настежь оконные ставни, дабы обеспечить мне приток свежего воздуха, и принялась старательно меня будить.
В первые мгновения после вынужденного пробуждения я ровным счётом не могла понять, что происходит. Мать стояла, склонившись над моей постелью; её бледное лицо казалось мне непривычно встревоженным, взгляд метался из стороны в сторону, словно накануне произошло нечто ужасное, если не сказать и вовсе трагическое. Впрочем, судя по её последующему рассказу, так оно и могло показаться на первый взгляд.
Я с милой улыбкой выслушала матушку и поспешила заверить её, что всё в порядке и ничего губительного не приключилось, а услышанный ею накануне крик был лишь естественным следствием приснившегося кошмара, а также тех событий, которые мне пришлось совсем недавно пережить в запредельном царстве беспокойных ночных сновидений.
Некоторое время мать просидела в моей комнате, ведя со мною непринуждённую беседу на самые разные и, что меня обрадовало более всего, совершенно отвлечённые темы, ни коим образом не затрагивающие общую хронологию произошедшего.
Миновало не менее часа перед тем, как душа моей матушки вновь обрела заветное спокойствие, тем самым даруя некоторое умиротворение и мне самой.
Когда она ушла, я вновь попыталась уснуть, но безуспешно. Разрозненные мысли не давали мне покоя. Пролежав под увесистым балдахином не менее двух мучительных часов, я решила наведаться к матушке, так как видела сквозь дверные щели, что в её спальне до сих пор теплится крохотный огонёк восковой свечи.
Встав с постели, я протянула руку к дубовому столику, что стоял в углу, у изголовья моей кровати, дабы взять лампу, но тут моё внимание привлекло одно из ряда вон выходящее обстоятельство: подол моего ночного платья был испачкан чернозёмом, вперемешку с сосновой хвоей и липкой тиной, всеми теми дарами природы, что можно вдоволь встретить лишь в одном месте - у топей местных болот.
Тут меня снова посетили мысли о былом сновидении. По телу пробежала мимолётная волна беспокойства, смешанная с крайней степенью любопытства. Я никак не могла взять в толк, как же могло так случиться, чтобы виденное мною в кошмаре в точности соответствовало событиям происходящим наяву.
Я с детства не верила в глупые поверья, переселение душ и прочую несусветную чепуху, которой заботливые деревенские старухи вечно пугают своих непослушных внуков, дабы привить им истинные (по крайней мере они сами так считают) нормы морали и безоговорочного послушания.
Подойдя к спальне матушки, я на один лишь короткий миг приостановилась, задумавшись над только что увиденным, после чего тихонько постучала в дверь. Ответа не последовало. Я постучала снова, на этот раз чуть громче прежнего. Результат оказался прежним. За моим робким призывом не последовало ни единого движения, ни единого шороха.
Решив что мать уже уснула, я осторожно приотворила входную дверь, дабы не разбудить её своим внезапным появлением. Мне хотелось укрыть её как можно теплее, так как в комнате были распахнуты окна, и несмотря на духоту в покоях было уже довольно сыро и прохладно. Надоедливый сквозняк блуждал по тускло освещённому коридору, словно запоздалый путник, без приглашения явившийся под покровом тёмной ночи в умиротворённое жилище добропорядочных селян.
К моему крайнему удивлению комната оказалась пустой, и на первый взгляд и вовсе необустроенной. О недавнем присутствии в ней человека говорила лишь восковая свеча, - её одинокое янтарное пламя по-прежнему мерцало в сумерках, рассеивая своим безжизненным светом таинственный мрак полуночи.
В мою душу закрадывались самые недобрые предчувствия, и если бы я случайно не споткнулась и не ударилась коленом о деревянный пол, то происходящее с лёгкостью можно было бы списать на глупый фантастический сон. К счастью (хотя, кто знает, к счастью ли?) внезапный приступ боли убедил меня в обратном, вернув тем самым моё сознание от бессмысленных мечтаний к вполне реальному и осязаемому миру действительности.
Я тщательно исследовала все жилые и подсобные помещения, после чего окончательно уверилась в том, что по стечению каких-то необычайно странных обстоятельств, нахожусь дома одна. Матушку мне так и не удалось отыскать: ни в доме, ни во дворе, ни в прилегающих к дому окрестностях. Что было не просто необычно, а попросту невероятно, так как я не нашла ни единого сколь бы то ни было вразумительного истолкования того, с какой стати ей вдруг вздумалось покинуть дом в столь позднее время. Ответа на этот вопрос я не нашла и по сей день.
Но что казалось ещё более чарующим и необъяснимым, так это череда дальнейших событий, несомненно оставивших свой значительный след на моём душевном состоянии.
Но, всё по порядку. Итак, настало утро. Тщательно перебирая варианты, я не нашла иных возможностей для осуществления своих поисков, как самый что ни на есть обыкновенный опрос очевидцев, а именно ближайших соседей.
Первым на моём пути встретился пожилой пекарь. Если верить местным слухам и россказням, он некогда являлся отвергнутым кавалером моей матушки. Что уж тут сказать: добрый отзывчивый старичок, каких нынче уже и не сыщешь.
Наум (так звали пекаря) слегка поклонился и тихим голосом поприветствовал меня.
- О, Мария, моё милое дитя, - подмигнул он мне с некоторым шутливым лукавством, - что это ты не спишь в такой ранний час? Солнце встало ещё не более получаса назад, а ты уже собралась на прогулку? Никак ты...
Слова старика прозвучали скорее с некоторой долей утверждения, нежели вопросительно.
- Дядя Наум, - нехотя и несколько неучтиво перебила я его на полуслове. - Вы... Вы не видели сегодня мою матушку? С ночи никак не могу её нигде отыскать.
Лицо старика тут же омрачилось, словно осенние грозовые тучи да влажный утренний туман в один лишь миг без остатка заполонили его сознание.
- Прошу простить меня, девочка моя, но я очень спешу...
Эти слова лёгкий летний ветерок донёс до меня ровно в тот момент, когда пожилой Наум уже почти полностью скрылся в ближайшей подворотне.
Подобное поведение показалось мне довольно странным и неожиданным, но как говориться в одной старинной поговорке: "нет более непостижимой загадки, чем старческие причуды".
В тот день я опросила не менее дюжины соседей, но конечный результат этих изысканий оказался ещё более запутанным, нежели таинственный водоворот необычайных событий, произошедших под покровом той мрачной июньской ночи.
Слова селян могли сбить с толку и натолкнуть на самые невероятные размышления даже самый здравый рассудок; что уж тут говорить о впечатлительной личности, от природы не наделённой таковым.
Люди вели себя как-то странно и речь их зачастую была невнятной и предельно сбивчивой. Но, не несмотря на это, все они отличались подобающей жителям нашей крохотной деревушки почтительностью; и каждый не упустил возможность выразить своего сочувствия относительно моего горя.
Но именно в этом и заключался весь парадокс сложившегося положения: каждый из селян с непоколебимой уверенностью заявлял, что нередко видел меня туманными вечерами, блуждающей словно в бессознательном трансе вдоль береговой линии местных торфяных болот - тех самых, что являлись мне в ночных кошмарах.
Было в их заявлениях и то, что в одночасье и вовсе заставило невольно содрогнуться в испуге всё моё естество: каждый из опрошенных мною людей заявлял, что я сирота, воспитанная монахинями сельского монастыря и с детства не знала материнского тепла. Тем самым добродушные (или, всё же, коварные?) жители неприкрыто указывали на то, что некоторые подробности моей обособленной жизни являются лишь обычными порождениями моей не в меру разыгравшейся фантазии и что у меня НИКОГДА НЕ БЫЛО МАТЕРИ!!! Можете себе представить: У МЕНЯ НЕ БЫЛО МАТЕРИ!!! Да как же так, ведь с раннего детства, лишь усталое солнце торопливо опускалось за томную линию горизонта, она тихонько приоткрывала дверь моей спальни, еле слышно подходила к кровати, укрытой тонким льняным балдахином, осторожно садилась на край моей тёплой постели, нежно гладила мои пышные волосы и до боли родным голосом протяжно напевала мою любимую колыбельную: "О, Мария, моя сладкая малышка, в мире скрыто столько зла, но не стоит отчаиваться, покуда твоё сердечко бьётся в груди, помни, твоя мама всегда рядом с тобой, - она защитит тебя от всех горестей".