Когда Гарри проснулся на следующий день, он вспомнил о случившемся не сразу. Потом он по-детски понадеялся, что это сон, что Рон по-прежнему здесь и никуда не ушёл. Но повернув голову на подушке, он увидел пустую койку Рона. Она притягивала его взгляд, словно мёртвое тело. Гарри спрыгнул с постели, избегая смотреть на койку Рона. Гермиона уже хлопотала на кухне, и когда он прошёл мимо, быстро отвернулась, не пожелав Гарри доброго утра.
«Он ушёл, - сказал себе Гарри. - Ушёл. – Он всё время думал об этом, пока умывался и одевался, словно повторение этой мысли смягчило бы потрясение. – Он ушёл и не вернётся». И Гарри знал, что это неприглядная правда, ибо наложение защитных чар означало, что как только они покинут это место, Рон их больше не найдёт.
Они с Гермионой завтракали в молчании. Глаза Гермионы распухли и покраснели; видимо, она не спала. Они собрали вещи, причём Гермиона медлила. Гарри знал, почему она хочет растянуть их пребывание на берегу; несколько раз она резко поднимала взгляд, и он был уверен, что она пытается внушить себе, что слышит сквозь ливень шаги, но рыжеволосая фигура за деревьями так и не появилась. Каждый раз Гарри тоже оборачивался вслед за ней (ибо сам не мог не надеяться), но не видел ничего, кроме намокших под дождём деревьев; в нём опять зашевелился гнев. В его ушах звучали слова Рона “мы думали, что ты знаешь, что делаешь!”, и он с тяжёлым камнем на душе возобновил сборы.
Грязная вода в реке быстро поднималась – того и гляди начнёт заливать берег. Они протянули целый час больше обычного и лишь потом покинули это место. Наконец, перепаковав полностью сумочку трижды, Гермиона уже больше не могла найти каких-либо причин оставаться. Они с Гарри взялись за руки и мигратировали на выветренный, заросший вереском склон холма.
Едва они прибыли, Гермиона выпустила руку Гарри, отошла, уселась на большой камень и уткнула лицо в колени, сотрясаясь от рыданий. Он смотрел на неё и думал, что следовало бы подойти и успокоить её, но что-то удерживало его на месте. Он весь похолодел и напрягся – перед ним снова встало презрительное лицо Рона. Гарри пошёл напролом сквозь заросли вереска, очерчивая большой круг, в центре которого сидела обмякшая Гермиона, и навёл чары, которые Гермиона обычно накладывала для защиты.
В ближайшие несколько дней они не говорили о Роне. Гарри твёрдо решил не упоминать больше его имени, да и Гермиона, похоже, знала, что не стоит поднимать эту тему, хотя иногда по ночам, когда она думала, что он спит, он слышал её плач. Тем временем Гарри взял привычку доставать Карту Мародёров и осматривать её при свете волшебной палочки. Он ждал момента, когда в коридорах Хогвартса появится точка с именем Рона в доказательство того, что он, защищённый статусом чистокровки, вернулся в уютный замок. Однако Рон на карте не появлялся, и вскоре Гарри поймал себя на том, что просто смотрит на имя Джинни в спальне девочек, подумывая, не нарушит ли её сон рвение, с которым он смотрит на карту - может быть, она как-то почувствует, что он думает о ней и надеется, что у неё всё хорошо.
К тому времени они без конца перебирали возможные места, где может быть меч Гриффиндора, но чем больше они говорили о местах, где Дамблдор мог спрятать его, тем отчаяннее и нереальнее становились их догадки. Изо всех сил напрягая мозги, Гарри так и не припомнил, чтобы Дамблдор хоть раз упоминал место, где он мог бы что-либо спрятать. Иной раз он не знал, на кого злится больше – на Рона или на Дамблдора. «Мы думали, ты знаешь, что делаешь… Мы думали, Дамблдор сказал тебе, что делать… Мы думали, что у тебя действительно есть план!»
Он не мог не признаться самому себе, что Рон прав. Дамблдор совсем ничего ему не подсказал. Они нашли один хоркрукс, но возможности уничтожить его у них нет. Другие - недосягаемы, как и прежде. На него угрожающе надвигалась безысходность. Он теперь стал думать о своей вине в том, что принял предложение друзей последовать за ним по этому извилистому и бессмысленному пути. Он ничего не знал, ни о чём не имел представления и постоянно, мучительно и тревожно ожидал, что и Гермиона вот-вот скажет ему, что с неё хватит. Что она уходит.
Они провели много вечеров почти в молчании, а Гермиона взяла привычку вынимать портрет Финеаса Найджелуса и устраивать его в кресле, как будто он мог заполнить пустоту, образовавшуюся с уходом Рона. Несмотря на свои прежние заверения, что больше он к ним не придёт, Финеас Найджелус, по-видимому, не мог не противиться возможности побольше узнать, чем занимается Гарри Поттер, так что появлялся с повязкой на глазах раз в несколько дней. Гарри даже был рад видеть его, потому что он составлял им компанию, хоть и вёл себя как злобное и язвительное дитя. Они радовались любой новости о происходящем в Хогвартсе, хотя идеальным осведомителем Финеас Найджелус не был. Он превозносил Снейпа, первого директора-слизеринца с тех пор как он сам возглавлял школу, так что им приходилось следить за своей речью – не критиковать Снейпа и не задавать дерзких вопросов о нём, иначе Финеас Найджелус моментально покидал свой портрет.
Однако кое-какие обрывки информации до них доходили. Похоже, Снейп постоянно сталкивался с некоторым сопротивлением от студенческого оплота. Джинни лишили посещений Хогсмида. Снейп снова ввёл в силу старый декрет Амбридж о запрете студентам собираться более чем по трое и на любые неофициальные студенческие сообщества.
Из всего услышанного Гарри сделал вывод, что Джинни, а вместе с ней, возможно, и Невилл с Луной изо всех сил стараются вновь собрать Армию Дамблдора. Из-за этих новостей Гарри так страстно хотел повидать Джинни, что у него внутри всё сводило; но от этого он снова думал и о Роне, и о Дамблдоре, и о самом Хогвартсе, по которому скучал почти так же, как по своей бывшей девушке. И всякий раз, когда Финеас Найджелус рассказывал о карательных мерах Снейпа, Гарри на долю секунды впадал в безумие и воображал, как он просто является в школу, чтобы присоединиться к тем, кто подрывает режим Снейпа. В этот миг он думал, что нет ничего прекраснее, когда ты накормлен, спишь в мягкой постели, а рядом дежурят люди. Но потом он вспоминал, что является Нежелательным лицом № 1, что за его голову назначена награда в десять тысяч галлеонов, и что теперь войти в Хогвартс так же опасно, как и в Министерство магии, тем более Финеас Найджелус небрежно упоминал об этом, то и дело пытаясь выведать местонахождение Гарри с Гермионой. Всякий раз при этом Гермиона засовывала его портрет обратно в сумочку, и после таких бесцеремонных прощаний Финеас Найджелус неизменно отказывался являться на несколько дней.
Погода становилась всё холоднее и холоднее. Они боялись находиться где бы то ни было слишком долго, так что вместо того, чтобы оставаться на юге Англии, где их тревожила лишь мёрзлая земля, они продолжали сновать по всей стране, влезая на горные склоны, где дождь и мокрый снег налетали на палатку, или останавливаясь у широкого мелкого болота, где палатку подтапливало ледяной водой или на острове посреди шотландского озера, где за ночь палатку засыпало снегом.
В окнах некоторых гостиных уже засверкали рождественские ёлки, и вот наступил вечер, когда Гарри снова решился предложить побывать в единственном неисследованном ими месте. Они только что закончили необычно вкусную трапезу: Гермиона побывала в супермаркете под мантией-невидимкой (честно положив перед уходом в открытый ящик кассы деньги), и Гарри подумал, что теперь, когда желудок наполнен спагетти «болоньез» и консервированными грушами, уговорить её будет легче.
Также он предложил прекратить на несколько часов носить хоркрукс, который лежал рядом с ним на койке.
- Гермиона…
- Ммм? – отозвалась она из провисшего кресла, где свернулась калачиком со «Сказками барда Бидла». Он не мог понять, что ей в этой книге, которая не так-то и велика, но она, очевидно, что-то расшифровывала в ней, ибо на подлокотнике кресла лежал раскрытый «Глоссарий волшебника».
Гарри прокашлялся. Он чувствовал точь-в-точь то же, что и несколько лет назад, когда спрашивал профессора МакГонагалл, можно ли ему в Хогсмид, несмотря на то, что он не уговорил Дурсли подписать ему разрешение.
- Гермиона, я тут подумал, и…
- Гарри, ты мне не поможешь?
Она, очевидно, не слушала его. Она потянулась вперёд и протянула ему «Сказки барда Бидла».
- Посмотри на этот символ, - сказала она, показав на верхушку страницы. Над тем, что, как подумал Гарри, являлось заголовком сказки (он не мог быть в этом уверен, потому что не умел читать руны), красовалось изображение чего-то вроде треугольного глаза со зрачком, пересечённым вертикальной линией.
- Гермиона, я никогда не изучал древние руны.
- Знаю, но это не руна, и в глоссарии его нет. Я всё думала, что это изображение глаза, но вряд ли! Оно нарисовано чернилами, смотри, кто-то нарисовал его здесь, изначально этого в книжке не было. Подумай, ты когда-нибудь видел его раньше?
- Нет… Нет, подожди минутку. – Гарри присмотрелся. – Не тот ли это символ, что был на шее у отца Луны?
- Вот и я об этом подумала!
- Это метка Гриндевальда.
Она уставилась на него с открытым ртом.
- Что?
- Kрам сказал мне…
Он пересказал историю, услышанную от Виктора Крама на свадьбе. Гермиона была поражена.
- Метка Гриндевальда?
Она смотрела то на Гарри, то на странный символ.
- Никогда не слышала, чтобы у Гриндевальда была метка. Где бы я о нём ни читала, она не упоминается.
- Ну как я сказал, Крам говорил, что этот символ вырезан на стене Дурмстранга, и начертил его Гриндевальд.
Она снова провалилась в старое кресло и нахмурилась.
- Совсем непонятно. Если это символ тёмной магии, что он делает в книге детских сказок?
- Да, странно это, - согласился Гарри. – Возможно, Скримджер распознал бы его. Он был Министром и должен был разбираться в тёмных вещах.
- Точно… Может быть, он подумал, что это глаз, как и я. Над заголовками всех остальных историй есть картиночки.
Она молча продолжала разглядывать странную метку. Гарри предпринял новую попытку.
- Гермиона…
- Ммм?
- Я тут подумал. Я… я хочу побывать в Годриковой Низине.
Она подняла на него взгляд, но глаза её бегали, и он был уверен, что она до сих пор думает о загадочной метке в книге.
- Да, - сказала она. – Да, я тоже об этом думала. По-моему, нам точно надо.
- Ты правильно меня поняла? – спросил он.
- Конечно. Ты хочешь в Годрикову Низину. Согласна. Думаю, нам следовало бы. Я просто не могу придумать, куда бы нам ещё направиться. Это опасно, но чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что он там.
- Э-э… что там? – спросил Гарри.
При этих словах она была ошеломлена не меньше него.
- Да меч же, Гарри! Дамблдор мог знать, что ты захочешь там побывать, а ещё Годрикова Низина – место рождения Годрика Гриффиндора…
- Правда? Гриффиндор родом из Годриковой низины?
- Гарри, ты хоть раз открывал «Историю магии»?
- Эмм, - ответил он, улыбнувшись впервые за несколько месяцев, и мышцы его лица непривычно напряглись. – Может, и открывал, когда купил… единственный раз…
- Ну так поскольку деревню назвали в его честь, я подумала, что ты уловишь связь, - сказала Гермиона. Теперь она снова стала больше похожа на прежнюю себя, чем в последнее время. Гарри даже ожидал, что она сейчас скажет, что идёт в библиотеку. – Подожди, в «Истории магии» кое-что написано про эту деревню…
Она открыла сумочку и некоторое время рылась в ней, потом достала свой старый учебник, «Историю магии» Батильды Бэгшот и принялась перелистывать её, пока не нашла нужную страницу.
«По подписании Международного статута о секретности в 1689 году волшебники окончательно скрылись. И пожалуй, было естественно, что они образовали в обществе свои собственные маленькие сообщества. Mногие деревушки и селения привлекли несколько магических семей, которые объединились для взаимных поддержки и защиты. Такие деревни как Тинуорт в Корнуолле, Верхний Флэгли в Йоркшире и Оттери-Сент-Кэчпоул на южном берегу Англии стали известными обиталищами сообществ британских семей, которые жили бок о бок вместе с терпимыми к ним, а иной раз и находящимися под «конфундусом» маглами. Самое знаменитое место, наполовину населённое магами – это, пожалуй, Годрикова Низина, деревня в Западном графстве, где родился великий волшебник Годрик Гриффиндор, а кузнец-волшебник Баумэн Райт выковал первый золотой снитч. Кладбище изобилует именами старинных магических семей, и этот факт несомненно отразился в историях о привидениях, обитающих веками у небольшой церкви».
- О тебе и твоих родителях ни слова, - сказала Гермиона, закрыв книгу, - потому что профессор Бэгшот охватывает период лишь до конца девятнадцатого века. Но понятно же? Годрикова Низина, Годрик Гриффиндор, меч Гриффиндора; как по-твоему, разве Дамблдор не ожидал, что ты заметишь связь?
- Ну да…
Гарри не хотел признаваться, что когда он предлагал посетить Годрикову Низину, то и не думал ни о мече, ни обо всём остальном. Для него главнее всего в деревне были могилы его родителей, дом, где он был на волосок от смерти и Батильда Бэгшот лично.
- Помнишь, что сказала Мюриэль? – спросил он наконец.
- Кто?
- Ну та самая, - замялся он. Ему не хотелось произносить имя Рона. – Двоюродная бабушка Джинни. На свадьбе. Которая сказала, что у тебя лодыжки костлявые.
- А, - сказала Гермиона.
Это был неловкий момент – Гарри знал, что она ожидала услышать имя Рона, поэтому продолжил:
- Она сказала, что Батильда Бэгшот до сих пор живёт в Годриковой Низине.
- Батильда Бэгшот, - пробормотала Гермиона, проводя указательным пальцем по имени Батильды на обложке «Истории магии». – Да, пожалуй…
Она так резко ахнула, что у Гарри внутри всё перевернулось; он вынул палочку, оглянувшись на вход, уже ожидая, что через входной полог протискивается рука, но там ничего не было.
- Что такое? – спросил он полусердито-полууспокоенно. – С чего это ты? Я уж подумал, что ты увидела как минимум Поглотителя Смерти, расстёгивающего палатку…
- Гарри, a что если меч у Батильды? Что если Дамблдор доверил его ей?
Гарри уже обдумывал эту возможность. Сейчас Батильда совсем стара и, по словам Мюриэль, “того”. Насколько вероятно, что Дамблдор спрятал меч Гриффиндора у неё? Если так, Гарри считал, что Дамблдор слишком понадеялся на удачу, ибо никогда не говорил ему ни о замене меча на подделку, ни о дружбе с Батильдой. Однако сейчас было не до сомнений в теории Гермионы, тем более теперь, когда она на удивление полна решимости осуществить самое заветное желание Гарри.
- Да, он мог так и сделать! Ну что, отправляемся в Годрикову Низину?
- Да, Гарри, но нам нужно всё тщательно обдумать. – Теперь она сидела прямо, и Гарри понял, что перспектива разработки нового плана весьма подняла ей настроение. – Для начала нам надо будет потренироваться мигратировать вдвоём под мантией-невидимкой, может, нам и чары Прозрачности не помешают, а может, пойдём до конца и применим Иноликое зелье? Тогда нам придётся раздобыть чьи-нибудь волосы. По-моему, Гарри, это лучше всего, чем тщательнее маскировка, тем лучше…
Гарри не перебивал её, кивая и соглашаясь, как только она замолкала, но в мыслях он был далеко от беседы. Он очень волновался с тех пор, как узнал, что меч Гриффиндора - подделка.
Он скоро отправится домой, вернётся туда, где у него была семья. Если бы не Волдеморт, он бы вырос и проводил каждые школьные каникулы в Годриковой Низине. Он мог бы приглашать друзей к себе домой… У него могли бы быть даже братья и сёстры… А торт ему на семнадцатилетие испекла бы его мать. В тот миг, когда он подумал, что вот-вот увидит место, откуда его забрали, жизнь, которой его лишили, показалась ему какой-то нереальной. Вечером, когда Гермиона легла спать, Гарри тихонько достал из её сумочки свой рюкзак, а из него – фотоальбом, так давно подаренный Хагридом. Впервые за несколько месяцев он рассматривал старые фотографии родителей, улыбающихся и машущих ему – всё, что осталось от них теперь.
Гарри охотно отправился бы в Годрикову Низину на следующий день, но Гермиона считала иначе. Она была убеждена, что Волдеморт ожидает прибытия Гарри на место гибели родителей, поэтому твёрдо решила, что пускаться в путь надо лишь тогда, когда они наверняка обзаведутся наилучшей возможной маскировкой. Поэтому замысел отложили на неделю — вначале они тайком добыли волосы ничего не подозревающих маглов, совершающих предрождественские покупки, потом тренировались мигратировать вдвоём под мантией-невидимкой; лишь после этого Гермиона согласилась пуститься в путь.
Они должны были мигратировать в деревню под покровом темноты, так что ближе к вечеру наконец-то проглотили Иноликое зелье, отчего Гарри превратился в лысеющего магла средних лет, а Гермиона – в его маленькую, довольно седую жену. Сумочку со всем их имуществом (кроме хоркрукса, который Гарри надел себе на шею) Гермиона спрятала во внутреннем кармане пальто, застёгнутого на все пуговицы. Гарри набросил на них мантию-невидимку, и они снова оказались в удушающей темноте.
Со рвущимся из груди сердцем Гарри открыл глаза. Они стояли рука об руку в заснеженном переулке под тёмно-синим небом, где тускло поблёскивали первые ночные звёзды. По другую сторону узкой дороги стояли домики, в их окнах сверкали рождественские ёлки. Вокруг них лежал снег, а в центре деревни горели золотом уличные фонари.
- Ох уж этот снег! – прошептала Гермиона под мантией. – Почему мы не подумали о снеге? Несмотря на все наши предосторожности, мы оставим следы! Нам надо от них избавиться — иди вперёд, а я займусь этим…
Гарри не хотелось входить в деревню подобно лошади из пантомимы – стараясь спрятаться и избавляясь магическим образом от следов.
- Давай снимем мантию, - предложил Гарри. Увидев испуг Гермионы, он добавил: - Да ладно, на себя мы не похожи, да и рядом никого нет.
Он сунул мантию за пазуху, и они беспрепятственно пошли дальше мимо домов. Холодный воздух щипал им лица. В любом из этих домов когда-то жили Джеймс и Лили или сейчас живёт Батильда. Гарри рассматривал входные двери, покрытые снегом крыши, крылечки, пытаясь вспомнить хоть какой-нибудь из них, но понимая в глубине души, что это невозможно – ведь когда его увезли отсюда навсегда, ему был всего лишь год. Он даже не был уверен, что вообще увидит нужный дом - он не знал, что произошло, когда чары Верности рухнули. Затем переулок, вдоль которого они шли, повернул влево, и перед ними предстал центр деревушки – небольшая площадь.
Посреди неё, в окружении цветных огней, стояло что-то вроде военного мемориала, частично скрытого за качающейся на ветру рождественской ёлкой. Там было несколько магазинов, почта, паб и церквушка, витражи которой сверкали на всю площадь, как драгоценные камни.
Снег уже был притоптан – там, где люди весь день ходили по нему, он стал твёрдым и скользким. Перед ними мельтешили жители деревни, их фигуры то и дело попадали в свет уличных фонарей. Из-за то открывающейся, то закрывающейся двери паба доносились смех и музыка, а потом они услышали хорал, доносящийся из церквушки.
- Гарри, сегодня же сочельник! – вспомнила Гермиона.
- Неужели?
Он потерял счёт дням, ибо уже несколько недель не брал в руки газет.
- Я уверена, что так и есть, - ответила Гермиона, глядя на церковь. - Они… они ведь там? Твои мама с папой? Я вижу там позади кладбище.
Гарри охватило нечто большее, чем волнение, что-то больше похожее на страх. Теперь, когда он был совсем рядом, он засомневался, хочется ли ему на самом деле увидеть могилы. Возможно, Гермиона догадалась о его чувствах, потому что взяла его за руку и впервые приняла руководство на себя, подтолкнув его вперёд. Однако посреди площади она замерла.
- Гарри, смотри!
Она показала на военный мемориал. Едва они подошли к нему, он преобразился. Вместо обелиска с именами появилась скульптура, изображающая троих: мужчину с растрёпанными волосами и в очках, длинноволосую женщину с добрым, милым лицом и малыша на руках у матери. Снег лежал на их головах подобно белым пушистым шапкам.
Гарри приблизился, вглядываясь в лица родителей. Он и представить не мог, что здесь поставят памятник… Как странно видеть самого себя, высеченного в камне, счастливого малыша без шрама на лбу…
- Идём, - сказал Гарри, наглядевшись, и они повернули к церкви. Едва они перешли через дорогу, он обернулся через плечо – скульптура снова превратилась в военный мемориал.
Они приближались к церкви, и пение раздавалось всё громче. К горлу Гарри подступил комок – всё это так живо напомнило ему Хогвартс, Пивза, распевающего внутри доспехов непристойные песенки на мотив хоралов, Большой зал с дюжиной рождественских ёлок, Дамблдора в колпаке, извлечённом из хлопушки, Рона в свитере ручной вязки…
На кладбище надо было войти через калитку. Гермиона открыла её как можно тише, и они прошли. С каждой стороны от скользкой дорожки, ведущей к церковным дверям, лежал глубокий и нетронутый снег. Они пошли прямо по снегу, оставляя за собой глубокие борозды, и обошли здание, держась в тени под сверкающими окнами.
За церковью ряд за рядом могильные камни, прикрытые бледно-голубым снежным покрывалом, сверкали красными, золотыми и зелёными огоньками от витражей. Сжимая в кармане куртки волшебную палочку, Гарри подошёл к ближайшей могиле.
- Смотри, некий Аббот, возможно, дальний родственник Ханны!
- Потише, - попросила его Гермиона.
Они всё углублялись на кладбище, оставляя позади себя тёмные следы на снегу, останавливаясь, чтобы всмотреться в слова на старых могильных камнях и то и дело озираясь в окружающей тьме, чтобы удостовериться, что за ними никто не идёт.
- Гарри, сюда!
Гермиона была в двух рядах от него; он побрёл к ней с гулко бьющимся сердцем.
- Это?..
- Нет, но взгляни!
Она показала на тёмный камень. Гарри наклонился и прочёл на замёрзшем, заросшем лишайниками граните слова «Keндра Дамблдор», a чуть ниже дат её рождения и смерти – «и её дочь Ариана». Там было и изречение:
«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
Значит, Рита Скитер и Мюриэль отчасти говорили правду. Семья Дамблдора действительно жила здесь, а кое-кто из них здесь и умер.
Видеть могилы было ещё хуже, чем слышать о них. Гарри не мог не подумать о том, что у них с Дамблдором глубокие корни на этом кладбище, и Дамблдору следовало бы сказать ему об этом - он и не думал о такой связи. Они могли бы приходить сюда вместе; на мгновение Гарри представил, как приходит на кладбище с Дамблдором, как между ними возникают некие узы, и как много это значило бы для него. Но по-видимому, для Дамблдора упокоение их семей бок о бок на одном кладбище было неважным совпадением, может быть, ничего не значащим для работы, которую он поручил Гарри.
Гермиона смотрела на Гарри, и он радовался, что его лицо скрыто в тени. Он перечёл слова на могильном камне. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Он не понимал значения этих слов. Несомненно, их выбрал Дамблдор как старший член семьи, когда его мать умерла.
- Ты уверен, что он никогда не упоминал?.. – начала Гермиона.
- Нет, - отрывисто ответил Гарри. - Давай дальше искать. - И он отвернулся, сожалея, что увидел эту могилу – его дрожь от волнения угасла и сменилась раздражением.
- Вот! – вскоре прокричала Гермиона из темноты. – Oй нет, прости! Мне показалось, что тут написано «Поттер».
Она тёрла и скребла мшистый камень и всматривалась в него, слегка нахмурившись.
- Гарри, подойди на минутку.
Ему не хотелось снова сбиваться с пути, так что он, ворча, проложил себе путь к ней по снегу.
- Что?
- Посмотри на это!
Могила была совсем старой и настолько обветренной, что Гарри с трудом разобрал имя. Гермиона показала ему знак под ним.
- Гарри, это метка из книги!
Он всмотрелся туда, куда она показывала. Камень так обветшал, что сложно было разобрать, что на нём выгравировано, хотя под почти неразборчивым именем было нечто вроде треугольного значка.
- Да… может быть…
Гермиона засветила палочку и направила её на имя на могильном камне.
- Тут написано Иг… Игнотус, по-моему…
- Я пойду поищу могилы родителей, ладно? – спросил Гарри несколько резким тоном и снова ушёл, а она так и осталась на корточках у старой могилы.
Там и сям он узнавал фамилии, вроде Аббот, с которыми сталкивался в Хогвартсе. Иногда на кладбище попадались захоронения нескольких поколений одной и той же семьи волшебников: судя по датам, либо их род угас, либо их ныне живущие потомки переехали из Годриковой Низины. Он углублялся в ряды могил всё дальше и всякий раз перед новым камнем он ощущал приступ страха и в то же время предчувствие.
Стало как-то сразу и темнее, и тише. Гарри в тревоге огляделся, подумав о дементорах, но потом понял, что пение стихло, а болтовня и суета прихожан прекратились – они все пошли на площадь. В церкви же кто-то просто погасил огни.
И вот в третий раз в нескольких ярдах от него раздался голос Гермионы – резкий и ясный.
- Гарри, они здесь… как раз здесь.
И по её тону он догадался, что в этот раз она нашла могилы его родителей. Он пошёл к ней, ощущая какой-то тяжёлый груз на груди, то же самое ощущение, как и после смерти Дамблдора, скорбь, сжавшую его сердце и лёгкие.
Могила находилась всего в двух рядах от могил Кендры и Арианы. Она была беломраморной, как и могила Дамблдора, так что прочесть надпись было легко, она словно светилась в темноте. Гарри не пришлось ни вставать на колени, ни даже наклоняться, чтобы разобрать выгравированные на могиле слова:
ДЖЕЙМС ПОТТЕР
РОДИЛСЯ 27 MAРТА 1960 Г.
УМЕР 31 OКTЯБРЯ 1981 Г.
ЛИЛИ ПOTTEР
РОДИЛАСЬ 30 ЯНВАРЯ 1960 Г.
УМЕРЛА 31 OКTЯБРЯ 1981 Г.
Последний же враг истребится - смерть.
Гарри медленно прочёл слова, словно у него была единственная возможность воспринять их значение, причём последнюю фразу - вслух.
- «Последний же враг истребится – смерть»… - Ему на ум пришла ужасная мысль, он смешался. – Это не Поглотитель ли Смерти придумал? Почему здесь так написано?
- Гарри, здесь не имеется в виду истребление смерти с точки зрения Поглотителей Смерти, - тихо возразила Гермиона. – Это значит… как сказать… пережить смерть. Жить после смерти.
Но Гарри думал о том, что его родители не живут. Их больше нет. Пустые слова не скрывали, что безразличные, ни о чём не ведающие останки его родителей покоятся под снегом и камнем. Он не смог держать слёз, которые обожгли ему лицо и тут же замёрзли на нём, и что толку было вытирать их? Он дал им волю, сжав губы, глядя на толстый слой снега, скрывающий от его глаз, где лежат Лили с Джеймсом; теперь от них остались лишь кости, а то и прах, они не знают, что их выживший сын стоит так близко, и его сердце по-прежнему бьётся, он жив благодаря их жертве и сейчас чуть ли не сожалеет, что не покоится под снегом вместе с ними.
Гермиона снова взяла его за руку и крепко сжала её. Он был не в силах взглянуть на неё, но сжал её руку в ответ, глубоко дыша в ночном воздухе, пытаясь сдержаться, взять себя в руки. Ему нужно было что-нибудь принести им, но он об этом не подумал, а все растения на кладбище облетели и замёрзли. Но Гермиона подняла палочку, прочертила ею в воздухе круг, и перед ними возник венок из рождественских роз. Гарри взял его и положил на могилу родителей.
Едва он встал, ему захотелось уйти – он понял, что не выдержит здесь больше ни секунды. Он обнял Гермиону за плечи, она его – за талию, и они молча повернулись и пошли по снегу, мимо могил матери и сестры Дамблдора, к тёмной церквушке и церковной калитке.