ИНКА. Повесть о любви в письмах. Часть 6

                Начало жизни в Москве
 
После окончания школы Вадим вместе с Розой едут в Москву поступать в МГУ. Оба вместо МГУ поступили в другие вузы. Жили в общежитиях. Он – в поселке Клязьма по северной дороге от Москвы, она – на другом конце Москвы – в районе Очаково на юго-западе. Около года встречались по субботам, но в мае 1966 г. расстались.

В конце первого учебного года в общежитии в п. Клязьме Вадим обратил внимание на девушку в общежитии, которая жила в комнате напротив от его комнаты. Они неожиданно пересеклись на втором курса, уже живя в общежитии на Соколе в Москве. Хотя они учились в разных группах, но им достался один вариант по проектированию редуктора, что привело к частым встречам.

После второго курса они решили пожениться, а весной 1968 г. у них родилась дочь. Сначала дочь жила с ними на частной квартире в двухэтажном бараке в Сокольниках, а потом ее отвезли к его родителям в Евпаторию. Почему так быстро поженились? А чего тянуть? Хотелось жить вместе, а где это реализовать? В общежитии? Вадима угнетала жизнь в общежитии в 4-х местной комнате, а семейная жизнь предполагала некое уединение.

Сразу по приезде в Москву он выбрал почтовое отделение в Москве К-64, на котором более 10 лет получал письма «до востребования».

Об Инке он часто вспоминал, бережно хранил ее письма, но надежды встретиться после ее замужества и отъезда в Прагу были призрачны.

И вот приходит ему письмо…

                Неожиданная встреча

Praha 14 rijna 1968 г.

Вадька дорогой, привет!

Скоро представиться мне возможность увидеть тебя, т. к. еду в субботу в Москву. Так вот, разыскала твой адрес и решила черкануть тебе несколько слов. Не знаю, до сих пор есть у тебя этот адрес или нет, но ничего – попытаюсь.

Страшно бы хотела тебя увидеть, если у тебя есть время, так придь (уже сказывается чешский язык), на встречу.

Хочу, чтобы ты правильно понял, ведь мы же старые друзья. Предлагаю встретиться опять в Центральном парке им. Горького в 3 часа дня во вторник. Если не сможешь, так в среду в то же время и там же.

Я там буду во вторник и среду, придь, поговорим, хочется увидеться, я тебя, наверное, и не узнаю. Так договорились, а?

Я же буду проездом в Москве два дня, приезжаю в понедельник. Поедем потом с мамой на юг на 1–1,5 месяца. Не знаю еще куда, в Сочи или в Гагры, думаем.

Если хочешь, можешь и к тете моей забежать, если тебя не устраивает время встречи, я останавливаюсь у нее.

Я тебя очень хочу увидеть, так, по-дружески, ведь мы не виделись бог знает сколько, а не писали года 3–4, уже, наверное.

Я живу отлично, у меня сын, Женя, ему скоро исполняется 2 года, ну обо всем бы мы поговорили, только не обижайся на меня и не думай плохо, а придь на встречу.
Но если не сможешь, так ничего не поделаешь.

А пока до свидания, с дружеским приветом
Инна.


К сожалению, Вадим давно не был на почте и «проспал» это письмо. Позвонил ее тете, чтобы узнать, когда Инка приедет. Оказывается, через несколько дней.

Созвонился, трубку передали Инке. Как радостно и неожиданно было слышать ее повзрослевший голос, который он не слышал 5,5 лет. Договорились, что он придет на квартиру к тете, которая жила в переулке недалеко от парка Горького. В начале волнения было незначительное: встреча и встреча, но потом…

Пришел и застал там Инку с мамой и сыном. И они с Инкой вдвоем пошли гулять.
Гуляли три вечера по холодной Москве. Сначала пошли на аллеи парка, по которым гуляли 5,5 лет назад. Грелись в кино и в автобусах, идущих в аэропорты и обратно. Гуляли допоздна, домой Вадиму приходилось добираться на такси.
Ж
ена для Вадима на время перестала существовать – все мысли об Инне. Он сразу сказал жене, что встречается со старой знакомой. Жена, естественно, восприняла эти встречи с большим недовольством, но Вадим несмотря ни на что продолжил встречаться. В один из дней жена попросили показать фото Инны, и он показал… Это была большая ошибка: фото жена изорвала на мелкие кусочки… Потом он их умудрился собрать и склеить.

Инка уехала, а он ее даже не смог проводить.
Он тут же стал писать ей письмо о своих чувствах, о которых не сказал при встрече (вот остолоп!). Одной из причин этого было то, что только разлука сразу высветила, как же она была ему дорога!
Инна тоже стала сразу писать – еще в поезде.


                Чувства, вспыхнувшие с новой силой

20.11.1968 г.
Поезд Москва-Кемерово.

Вадик, дорогой, мой (хотя уже не мой), но все равно дорогой и милый останешься по старинке, здравствуй! (не обижайся на такое обращение, ведь это же я, а ни кто-либо).

Как видишь начала уже тебе писать в поезде, так что не обижайся, что плохо пишу – дергает, а во-вторых, пишу на бумаге из блокнота, другой нет.
В вагоне очень хорошо, отлично играет музыка, все уже устроились на ночь, в нашем купе не хватает одного человека, так что едем только втроем (с мамой и Женей и мужчина один), вернее – три с половинкой.

Билеты мы взяли только на 9.01 вчера, раньше не шли в четные дни поезда в нашу сторону, так что видишь, мы просидели еще целый день в Москве (не знаю, почему я тебе это все пишу, просто так, как прежде, я забываю, что тебя теперь это уже может не интересовать). Извини, если что.

Сразу же, тебе, дорогой мой Вадик, я должна написать одну вещь, не знаю, будет ли она тебе неприятной или просто безразличной.

Дело в том, что мы не встретимся больше, просто не должны больше встречаться. Почему? – объясню.

В тот вечер, последний тот, когда мы были в кино, я, придя домой, не могла очень долго уснуть, и это, по сравнению с тобой, не делает у меня кофе. Я себя хорошо знаю, и поэтому сразу решили больше с тобой не встречаться. Не возражай, если, конечно, возражаешь, друзьями мы были и останемся, писать друг другу будем, как прежде, тогда еще. Об этом я не веду речь, а я о другом.
Понимаешь, у меня может снова пробудиться то, что было к тебе раньше, во времена «Розы», и что, я думала, уже погасло к тебе.

Но встретив опять тебя и поговорив с тобой, увидев тебя, того, моего Вадьку, я не могу, не должна просто допустить то, чтобы у нас состоялась хотя бы одна, единственная встреча. Что я?! – у меня совсем другое дело, а вот чтобы у тебя были разногласия в семье, я этого не хочу допустить, это ни к чему. Пусть мы останемся «заочными» друзьями и прочее, прочее, но только «заочными»! Но об этом хватит!

Что же тебе еще начеркать, хочется писать, писать, писать, а что же?!
Да, сегодня дома в Москве была страшная хохма. Все меня уговаривают приехать домой, т.е. вернуться из Чехии.

Я страшно сейчас колеблюсь, нахожусь, как на весах, и та чашечка с моим возращением, начала перевешивать. Но вот мы и дурим, шутим сегодня дома. Выдвинули ли такой план (шутя, конечно). Решили, я фиктивно выйду замуж за Валерку для того, чтобы получить прописку, и потом, конечно, моментальный развод, так как это ведь супружество не может быть – ведь он же мой двоюродный брат. Вот насмеялись. Но это все шуточки, а вообще, конечно, все-таки через год, может и полгода (все зависит на моем разводе там) я все-таки приеду в Москву, буду работать и учиться в вечернем институте.

Жить мне есть где, а временную прописку я уж как-нибудь достану. Одним словом, надо будет мне начинать все сначала, но я ничего не боюсь, как кашу заварила, так надо и расхлебываться.

В воду с моста еще подожду прыгать, а?
Вадик, все же, можешь мне написать (если уж я с тобой откровенна), почему ты не хотел, чтобы я познакомилась с твоей женой? Боишься ее показать меня (с накрашенными глазами и начесом и т.д.) или просто не хочешь мне ее представить, а? Упрямый же ты все-таки, да, да и да!!!!!!

Но как идут дела в институте, на кафедре??
Пиши. Что пишет мама о Тане, не скучает по родителям-то?!!
Я тебе, может, буду писать часто и нудные письма, все еще не могу привыкнуть, что ты хоть уже тот, но все же уже не тот Вадька, ты уж не обращай на это внимание. Это вот не значит, чтобы ты мне тоже часто писал, у меня пока куда больше времени, чем у тебя, так что, вот так-то.

Пиши, как идут дела у тебя во всем, что нового и т. д.
На сегодня кончу, если куплю конвертик на станции завтра где-нибудь, так отправлю. Если нет, так может быть, еще по дороге допишу еще кое-что и отправлю только дома, в Новосибирске.

А пока, крепко целую, по-дружески, не сердись, с огромным приветом.
Инна

PS. Вадька, продолжаю писать на второй вечер, как видишь, конверт не нашла, а значит, и не отправлю письмишко. День сегодня прошел хорошо. В соседнем купе собралась веселая, интересная компания, так познакомились, посидели, посмеялись, поговорили, в дороге это необходимо: время пролетит быстро

А в общем-то, дорога уже надоела, скорей бы уже быть дома, в Новосибирске. Дома уже буду ждать твоего письма, посмотрю, когда ты мне его напишешь, только после получения моего или раньше, посмотрю, посмотрю!!!

Все, тебе пока не буду писать, на такие вот письма, я уже не имею право, так кончаю, отправлю с первой же возможностью, напишу еще потом.
А пока прикрепко целую,
Инна


Среда, 27 ноября – Новосибирск (1968 г)

Мой ненормальный дорогой и милый Вадька – привет!

Вот уже в третий раз перечитываю твое письмо, боже, как я давно уже не видела и не читала эти милые «закорючки», такие дорогие и далекие, и вот, после длительной разлуке, я их вижу опять: на душе птицы поют, спасибо. Ты тоже, наверное, уже получил мое первое письмо, которое, не дождавшись своего приезда домой, я писала в вагоне.

Ты знаешь, у нас и до сих пор во многом одинаковые мысли, вот и на сей раз не ошиблась я, знала, что ты мне напишешь еще до получения моего письма – так оно и есть. Как замечательно это чувствовать, что человек тебе пишет от души, от необходимости написать, а не оттого, чтобы просто ответить на полученное письмо.
Одно и то же мы пишем о слове «мой», «моя». Что же, при нашем общем желании ведь мы можем быть «свои». Хотя бы пока в письмах, а? Вот опять читаю отрывки из твоего письма, и не могу поверить, что это письмо от тебя и оно для меня. Боже мой, как это неожиданно, стихийно, и кто бы мог подумать.

Да, Вадик, мой любимый, зашли мы оба далеко, и я не знаю, сможем ли мы перевернуть то, что есть, и нужно ли это?!!

В первом своем письме я тебе тоже написала, что ты мне не безразличен, потому-то и не хотела наших дальнейших встреч. Я не знала, да и до сих пор не знаю, что и как у тебя в семье. Но после этого твоего письма у меня возникли во многом сомненья. Ой, как бы было хорошо почувствовать, а не писать, я боюсь, что просто не могу написать то, что хочу, а ты тоже «храбрец», почему мне все это не сказал, ведь время у нас было достаточно. Но вот, приеду в Москву, встретимся, и я тебя выведу на чистую воду (шучу).

Вадик милый, ты задаешь мне один вопрос. Я не знаю, стоит ли на него отвечать. Во-первых, ты мог бы почувствовать, как я была счастлива, когда встретились, ведь необязательно все определять только по бурным реакциям!!

А во-вторых, прочитав мое первое письмо, ты тоже должен сделать соответствующий вывод о моих чувствах к тебе. Кажется, мы с тобой ненормальные, а?

Так что, Вадик, дорогой, этот твой вопрос неуточненный, это лишний вопрос. Один ты в моих мыслях никогда не стирался и остался со мной. Сколько у меня было и есть знакомых парней, сколь их мне объяснялись в любви, но только твой образ у меня был всегда, только те строки из твоих писем мне вспоминались, и не чьи-либо другие, а их было немало.

А над другими я только или смеялась, или забывала их, или просто относилась равнодушно.

Раньше, хоть это было и в детстве, я тебе писала, что люблю тебя, и ты это знаешь, этого я уже никогда никому не говорила сама. Даже мужу, я никогда этого не сказала, правда положительно отвечала на его вопрос. И это слово, очень трудно выдавить из моих уст, для меня оно осталось не истрепанным, честным словом, и только тебе, одному, я могу открыто сказать, что да (вот видишь, опять по привычке пишу «да», но не «люблю», оно просто обжигает меня, когда я его не только произношу, но даже думаю).

Да, я тебя Вадик дорогой мой, любимый люблю, любила и буду любить, да ведь ты этого заслуживаешь просто тем, что ты такой, какой есть, мой дорогой Вадька. А мужа я не любила хотя мне это немного казалось, но это я быстро поняла, что он мне просто нравился, а теперь я с ним просто несчастна, так мне и надо.

Теперь о твоем лозунге. Вообще-то, он отличный, только надо его уточнить, как мы должны быть вместе? В одном городе или в одном доме, или в одной семье. Если это, то последнее, тогда я его боюсь принимать. Но думаю все-таки, что ты имел в виду «вместе» это может быть близко, видеться, жить недалеко друг от друга, так? Ведь сам же пишешь «не сегодня, не завтра, может через год…». На это у меня другие соображения, я же, решив приехать, всеми путями буду стараться сделать это, максимум за год, больше, дальше тянуть нельзя, или ты думаешь встретиться нам через 3–6 лет, это ничего хорошего!? Нет, больше года я там не буду, и, если еще буду знать, и буду на 100 % уверена, меня кто-то ждет, буду стараться как можно быстрее приехать и не тянуть.

Но если же, ты, Вадик, думал то последнее «быть вместе» (хотя я боюсь это и думать, но уточнить надо), тогда я даже не знаю, что делать.

Со мной это все решено, а у тебя… Я даже не знаю, как бы тебе это написать. Ты мне вот пишешь, что сделал две ошибки, а по-моему, три. Третья - дочь. Что с Таней, ведь не забудь, что ты еще ей и отец по всему. Мне это очень трудно писать, но надо. Боже, как это все сложно. Оба мы дураки, в полном смысле слова, как вот в жизни получается, как-то не так. Мы с тобой должны все очень-очень взвесить, до миллиграмма, как взвешивают золото, не иначе. И не только жить своими чувствами, но и чувствами других людей, детей.

Вадик, любимый, взвесь все, обдумай и напиши, как ты все это представляешь. Мне трудно, что-либо писать, пойми меня, во всех отношениях – трудно, дорогой мой Вадька, ненормальный!!!

Наверное, не должна была я тебя встречать, писать тебе, все завинила я, одна я, но я не могла тебе не написать, зная, что ты находишься в Москве. Извини. Ведь если бы ты не встретился со мной, так бы и жил, как жил, как устроил себе жизнь, и вот бы было бы хорошо, относительно. А?

Да я к тебе, Вадик Дорогой, милый мой, сейчас и не подошла бы, встречаться было бы со мной, может быть интересно, но жить…

Я не знаю, как вот у меня в дальнейшем сложится, куда пойду учиться, чем займусь и т. д. Я бы тебе не смогла помогать чертежами и т. д. Не было бы у нас много общего (имею в виду интереса к твоей специальности), интереса, который есть у тебя и твоей жены. Ведь я в том, чем ты занимаешься – сущий профан, но это конечно, не главное, ведь живут доктора с инженерами и т. д.
Я пишу уже чушь, надо кончать об этом, пиши ты, я буду нетерпением ждать, как прежде, а может быть еще сильней.

Прошу тебя, сжигай мои письма, чтобы не возникли в твоей семье ненужные конфликты. Боже мой, если бы оба только жили в разных городах и без всяких других хвостиков, как было бы отлично, мы бы очень быстро могли бы быть вместе, но такова жизнь!

Здесь у нас все отлично. Уже видела кучу знакомых. Говорят, что я изменилась, но в лучшую сторону (только ты один признал в худшую сторону (авт. из-за макияжа).

Сегодня еду в Новосибирск в театр оперы и балета. Принесли мне вчера уже билет. Также и на 29 ноября достали мне билетик в театр, еду со своим бывшим партнером по танцам и его женой.

На день рождения придут ко мне минимум 6 человек, хочешь не хочешь, надо что-то сделать. Ты же будешь и вообще быть рядом со мной, на ведущем месте. Ты ведь и так молчишь в компании, тебя и не заметно, что-то мне надо будет только представлять твой образ и вот – ты на дне рождения. Хотя мне его и представлять-то не надо, он передо мной.

Да, Вадь, когда у тебя будет больше свободного времени: до Новосибирска или после? Я еще не знаю, когда мне лучше отчалить туда / к черту.
Уже кончу, пиши в свободное время, и спи ты, не мучь себя, пожалуйста, а говоришь, что ждал бы меня больше года, чтобы стало с тобой.

Крепко целую – люблю, жду – Инна.


28 ноября 1968 год, четверг

Мой любимый, ненормальный, дорогой, Вадик!

Уже, наверное, в сотый раз перечитываю твое письмо, и уже в третий раз начинаю тебе писать, появилась какая-то в этом потребность. Что бы я ни делала – всегда ты перед глазами, если так будет продолжаться дальше, недолго и сума сойти, но мне этот невидимый образ приятен, на счастье, вот и возникает необходимость с ним поговорить, тогда читаю твое письмо и пишу тебе. Только два моих предыдущих письма остались неотправленными, не знаю, какая судьба ждет это письмо.

Приходят минуты, что я себя ругаю за то, что написала тебе о встрече в Москве, жили бы мы, как и раньше, может быть, неудовлетворенные своей жизнью, но жили, а сейчас устроили себе «мучения», оба. Ой, как тяжело. Но отвлекусь от этого.
Вчера ездила в театр, смотрела балет «Раймонда», завтра иду опять слушать оперу «Искатели жемчуга» Бизе, а на воскресенье вроде бы наклевывается опять билеты на балет «Баядерка», так что время пролетит очень интересно, будет что вспомнить. Еще не ходила в лес на лыжах, но на следующей неделе обязательно надо выйти, снегу очень много, хожу в валенках (в первый раз в жизни), не умею еще в них ходить, но ничего, тепло, а главное, без них здесь не пролезешь – столько намело снега.

У мамы мне очень нравится, так тепло, уютно, и как я раньше ничего не ценила этого, не могу себе простить.

Видела уже почти всех одноклассников тоже все поизменились, многие уже успели жениться, выйти замуж и т. д.

Женька себя чувствует здесь как настоящий «сибирский медвежонок», валяется в снегу, перебрасывает с места на место – смех один.

А на моей душе «кошки скребут».
Так не хочется возвращаться, если бы взяла все документы – не поехала бы, но надо. Хочется и тебя побыстрее увидеть, и в то же время – это будет 1–2 вечера, что ты можешь встретиться со мной, а потом – почти год разлуки опять. И кто знает, что и как изменится за этот год. К сожалению, еще не человек располагает своей судьбой, судьба его поворачивает, как хочет.

А ты вот сам выдвигаешь лозунг – «быть вместе», и пишешь, что, может быть, не встретимся через год, значит, если встретимся через 20–30 лет, это тебя вполне удовлетворит!? – смешной и ненормальный ты, мой дорогой Вадька.
Ты хоть там спокойно живешь, жена, занятия отвлекают тебя от разных второстепенных мыслей. Это естественно, а я вот здесь действительно мучаюсь, даже во сне – совсем не спится. Ложусь поздно, а рано утром хоть «глаз выколи», убийство! В жизни у меня такого не было.

Вадик, я уже много раз задумывалась над одним вопросом и не могу его разрешить – ума не хватает. Вадик, милый, любимый, может быть, мы не должны так поступать, а? Обо мне здесь не идет речи, речь идет только о тебе. Прошу тебя, может быть, мы неправы во всем, может просто надо себя перебороть и жить для того, что себе создали, все как-то не так… Мне это, поверь, очень трудно писать, но надо, ведь мы же с тобой уже не дети, и не делим игрушки, это посложнее, посерьезнее. Может быть, нам просто не суждено быть вместе. Боже, ну зачем тебе нужно было жениться, зачем???

А вообще, я сейчас счастливая, зная, что увижу тебя, зная, что ты тоже с радостью увидишь меня. Это чувство тебе, наверное, тоже знакомо.
На сегодня кончу. Отправлю свою «рукопись». Извини, если что-то написала не так, хочется написать что-то потеплее, да тяжело как-то, что-то мешает с твоей стороны.

Пока, целую крепко, крепко
Инка


29 ноября 1968 г.

Вадька дорогой мой, милый, приветище!!

Нет, это что-то невозможное, что делается со мной. Как только находится свободная от дел минутка, так мне ничего не хочется делать, кроме того, чтоб писать тебе.
Каждый день я жду (как когда-то давно, давно) почтальона, и видя, что от тебя ничего нет, читаю твои письма, обманываю себя тем, что якобы получила твое такое же замечательное, сказочно-неуверительное письмо.

Вот и сегодня, мой день рождения, я не могу выпустить тебя из мыслей. Боже, за что это такое, неужели это действительно то, чего я так боюсь и чего я еще не проживала. Если это любовь, так ей, наверное, суждено быть несчастной, так как многое зависит уже не только от тебя и от меня.

Только вчера я написала тебе, еще может лежит неотправленное то письмо, а я уже пишу другое, я тебя ими, наверное, замучила, но ничего, прочитать их много времени у тебя, занятого и загруженного «по горло» человека, они не займут.
Вадик, прошу тебя, давай что-нибудь делать, так действительно нельзя жить. Давай поставим точку на нашем знакомстве. Наверное, иного решения нет. Я не смогу разрушить твою семью, семью, созданную по твоей воле, а так писать тебе и на что-то надеяться я тоже не смогу, очень уж все это тяжело.

Может быть, я пишу ерунду, но я просто не знаю, как лучше написать. Вчера, когда легла спать, в уме мысленно сочинила такое чудесное письмо, откуда, казалось бы, взялись слова, фразы. Села, взялась за перо… и ничего, ничего не выходит, в голове одна пустота.

Получила уже пять писем от мужа, а ответила только на одно – совсем не хочу писать, да и не знаю – о чем?! А он мне муж, но как он далек от меня, и насколько далек, ты настолько близок, а я уже не имею никакого права тебе так писать, думать, а вот, как видишь, пишу – думаю.

Говорят, что в настоящей любви ревности не должно быть, и все же ревность – признак любви, наверное. Вот Бориса (мой муж) я никогда не ревновала, чтобы он не делал, ничего подобного в моей груди не было, вот и сейчас думаю, что если бы мне кто-нибудь что-нибудь о нем говорил (может быть, это были бы сплетни), мне бы это вот было безразлично. А вот у тебя – другое дело. Тебя я уже ревновала к Розе (поэтому из-за своей глупой, наивной гордости) я перестала тебе писать, тоже делал, конечно, и ты), сейчас я ревную тебя к твоей жене, и вообще к людям, которые тебя окружают. Как это глупо, но это, к сожалению – факт!

У вас, в Москве, как слышу, стало очень тепло, держится плюсовая температура. У нас же, метели и морозы. Я уже простыла, чихаю и т. д. Но это все ерунда, конечно. Вот и сегодня метет, в мой день рождения, наверное, этот целый год в моей жизни будет такой же неспокойный, как и на улице сегодняшняя погода. Ехать надо в театр, а я простыла, придется натягивать теплые свитеры, что же делать…?!

Мама вчера сказала мне, что в воскресенье вечером в нашем кинотеатре будет выступление лилипутов, наверное, пойду, интересно посмотреть на них.

Неужели мы вместе с тобой, Вадька, будем ходить когда-нибудь. Не верится, но человек так устроен, что может мечтать, представлять, воображать. А пока ты всюду ходишь со мной, это тоже неплохо, а?!

Часто вспоминаю Москву, кино, наши прогулки… все было так отлично, но так мало. И жаль, что се это уже осталось в прошлом, и, кто знает, что нас с тобой ждет в будущем.

Закончу свою писанину.
Пиши, как выберешь свое время, только не урывай от занятий.
Очень люблю тебя, целую, обнимаю.
Инна


Суббота 7 декабря (1968) Новосибирск

Вадька милый и любимый мой человек, дорогой мой, привет!

Дорогой мой, извини за мое нетерпение и прочее. Я уже не могу больше ждать твоего письма. До сих пор я не получила от тебя другого письма, то первое, я уже выучила, наверное, все наизусть. Я уже и дни подсчитываю, и вышло у меня, что, если бы ты ответил на мое первое письмо, я бы его должна была бы уже получить, но увы… письма идут, но не от того, от которого я жду, все не то!

А может быть, я зря это, может быть, ты мне уже написал, да не одно, может быть виновница всему – почта. Боже, как плохо ходит почта сейчас! Порой мне даже кажется, что в царское время ямщики на тройках добирались с депешами куда быстрее, чем это делается при современном виде транспорта. Кошмар какой-то!
Тебя же обвиняю в одном. Нет, ни в том, что ты мне долго не пишешь, ведь это легко объяснить: во-первых, жена, а во-вторых, время, учеба…

Обвиняю лишь в том, что ты мне признался, снова, как и прежде, раскрыл свои чувства ко мне, а этим устроил мне каторгу (я сейчас действительно нахожусь, как в ссылке на каторге!). Я как ненормальная, со мной творится что-то незнакомое мне: я не сплю, потеряла аппетит, чтобы не делала, куда бы не шла, всюду вижу тебя, читаю твои письма, а этим – разговариваю с тобой. Уже жду (хотя мне здесь очень хорошо с мамой, сыном и вообще все окружающие меня действуют успокаивающе на нервы), а я уже жду дня отъезда в Москву, т.к. надеюсь, что увижу тебя, увижу хоть минут на 5-10…

Хочется тебе столько написать, но от такого количества мысли разбегаются и пишу, наверное, только одни бредни, ты уж извини меня, Вадик!
Вот лежат передо мной два письма по 2 листа каждое, написанное тебе, но не отправленные, т.к. и неудобно надоедать тебе, когда ты мне не пишешь, и боюсь тебя отвлекать этой чепухой в напряженное тебе время, а я бы писала тебе до бесконечности.

В Москве, узнав, что ты был с обручальным кольцом, меня тоже стукнуло, хотя и почти задушила чувства к тебе (со времени Розы). Я понимала, что письмами не удержишь ни любовь, ни человека. Это ведь естественно. После встреч в Москве я чувствовала, что тебе неплохо со мной, но в то же время была уверена, что ты нашел свое место, свою половинку сердца (как говорится) и боясь очень многого, и поэтому уже в поезде просила тебя не встречаться больше со мной, т. к. я бы и на сей раз смогла бы погасить тот огонек, который тлеет давно, скоро уже 10 лет.
Помнишь ли ты, Вадим, что в мае будет 10 лет, как мы знаем друг друга, просто неуверительно, да?! Но на сей раз я ошиблась в своих предположениях, ты своим письмом разорвал цепи, сковывающие меня, а быть может и тебя.
Я и благодарна тебе за это и обвиняю тебя, а в общем-то, я сама не знаю, что теперь делать, хотя в себе я уверена, т. к. смогу с собой, со своими чувствами сделать так, как будет нужно.

Да, Ваденька, большое спасибо тебе за поздравительную открытку, это было самое дорогое, самое приятое поздравление из всех тех, какие я получила. Я ждала его, я знала, что ты поздравишь меня, и не ошиблась.

А счастье, которое ты мне желаешь в жизни, по-моему, у меня будет, будет оно большое – пребольшое, даже великанское, которого хватит не только для меня одной, но и для рядом идущего со мной человека, а этим человеком можешь быть ты, мой любимый Вадик, если только ты сам этого захочешь.
Была я в отдел милиции насчет продления своего срока визы (он у меня кончается 15 декабря), мне же его продлили еще на месяц. Но я решила на Новый год быть уже в Праге, т.к. нечего терять время, надо же мне в начале года уже поступать на работу, учебу и т. д.

Так что поеду в Москву поездом «Сибиряк» (еще не знаю, как он ходит: по четным или нечетным), если по четным, то выеду 22 декабря (воскресенье), по нечетным, тогда 23 декабря.

Буду в Москве 24-го или 25-го декабря. Так что, Ваденька, если ты захочешь и найдешь время, то позвони мне вечером уже 24 декабря, т.к. поезд приходит днем, до вечера я уже буду, конечно, дома (телефон 2314699). Так что часа в 3-5 дня можно звонить, я буду ждать, с надеждой хоть услышать твой голос.
Договорились, хорошо?! Спасибо.

Ты же мне уже не отвечаешь, конечно, на мое это письмо, т. к. оно уже меня здесь не застанет: зато впереди самое приятное – я увижу снова тебя, как хорошо! Нет, я просто ненормальная, это факт!

Как идут дела у тебя, зачеты и т. д.?
Как здоровье всей твоей семьи?1

Как слышу, у вас в Москве стоит отличная погода, а у нас морозы доходят до 40 градусов и больше, иногда бывает ночью и утром. В воскресенье ездила я со знакомыми в театр Оперы и балета. Видела балет «Баядерка». Боже, какое чудо. Я в восторге от музыки, декораций, игры, вернее, исполнения артистов. Просто чарующая вещь, как жаль, что я не могу такие вещи смотреть с тобой, наяву, а не с образом твоим. Они были бы еще более прекрасны.

Мороз в этот день доходил до -42 градусов, но балет стоил за то, чтобы его посмотреть в такой мороз. Не жалею, что поехала в театр в такую погоду, хотя промерзла порядочно.

Кончу, обнимаю, целую, жду письма.
Инна


Воскресенье, 8 декабря, Новосибирск

Дорогой ты мой, прелесть моя, здравствуй!

Для меня сегодня «цветы расцвели на снегу» – я получила твое письмо, и не одно, а сразу два. Как я счастлива!

Я, оказывается, не ошиблась в своих расчетах: как я и предполагала твое письмо должно было прийти вчера, т. е. 7 декабря, оно так и есть. На штампе стоит число 7, только доставили его сегодня. А я вчера тебя отправила письмо, полное горя и упреков ко всем и всему (исключая тебя), так что опять ты получишь сразу два моих письма.

Вадик, дорогой мой, прошу, умоляю и тому прочее (я не знаю, какие еще слова существуют к просьбе, я никогда никого не просила), но тебя еще раз умоляю не надо писать мне на каждое мое письмо. Я не хочу отнимать драгоценное время. Я бы, конечно, лучше, если бы не писала тебе так часто, но я не могу, просто не в силах это сделать. Знаю, что ты тоже бы писал мне и стремился это сделать, но, Ваденька, родной, не отрывай время от своих необходимых дел, от учебы. Я буду и пишу часто тебе, т. к. знаю, что мои письма приносят тебе радость, а если бы еще они и помогали тебе, я бы была очень счастлива. Тебя же прошу не выкручиваться, не искать подходящие минутки для ответа, не надо. Я мысленно уже знаю, что ты ответишь на то или иное мое письмо, ведь у нас столько похожего в наших письмах, взглядах, и я тебя уже за столько лет знаю, хоть немножко (не хочу говорить, что хорошо знаю, это было бы еще не совсем точно). Так что, милый мой, выполни мою эту просьбы, хорошо?!

Теперь еще раз о встрече. Мне очень жаль, Вадим, что рушу твои предположения, но раньше 20-го декабря (как я тебе уже писала) я выехать не смогу. Зависит это уже не от меня, а от мамы (она должна работать до 20-го, и этот день ее последний день работы). А я тебя уже писала, что выеду в зависимости от поезда 22-го или 23-го декабря. Жаль, что я попадаю в «самую гущу» учебы, но что сделать?! Я не буду (даю честное слово) отнимать у тебя время, а встретиться мы сможем даже в метро. Во время твоих переездов, куда тебе необходимо ехать. Даже эти мимолетные встречи будут милы и нужны сердцу.

Но ты мне позвони, и обо все договоримся, ведь неужели, живя в одном городе, мы не сможем встретиться?!

Смотри, выполни свои соцобязательства, и теперь, когда встреча отложена (по твоим предположения) еще на неделю, ты уж тем более должен с ним разделаться, с твоим проектом злополучным!!! Не обманывая меня напиши, да нет, наверное, уже скажешь сам, сделал ли его к 15-му или нет!

А то, что ты «эгоист», этому я не верю. Хоть человек в какой-то степени хоть немного – эгоист.

Я же эгоистка точно такая же, как и ты, т. к. Валерка (брат) даже на меня немного обижался, что мы не брали его с собой, когда ходили по Москве. Я тоже этого не хотела, но эта обида его была мною устранена, так что сейчас, на счастье, никто ни на кого не обижается. Хорошо!

А с письмами моими ты ловко придумал. Ты не можешь уничтожить их собственной рукой, так разрешишь это сделать другим, т. к. пролежав на почте «до востребования» определенный срок, они ведь уничтожаются автоматически почтовыми работниками, а у тебя, конечно, только и будет времени, чтобы бегать по разным почтам и собирать, вернее, вбирать их! Ловкач, ничего не скажешь! (шучу, конечно). Брось ты Вадим, ведь это же не главное, и, если нет возможности. Лучше их не оставлять, нарвешься на лишние, ненужные тебе неприятности, а то, что в них было написано ты прочел. А главное, ту цепочку – ниточку, пронизывающую все письма ты не упустишь, ее нельзя ни забыть, ни потерять, вот что главное и должно у тебя остаться. Оно необходимо, ведь только эта цепочка связывает нас, а остальное все – это только излучение, лучи от той светящейся цепочки.
Так что не делай себе заботы еще и с письмами. Согласен?! Да?!

Как хочется выругать тебя за все твои пропущенные лекции, занятия, но что толку от моей ругани, ведь ты только над тем посмеёшься и все, но, Ваденька, милый, если эти уходы обусловлены только временем для меня, так лучше этого не делай, прошу тебя.

А теперь «нерешительный» человек, я тебе скажу, что мы будем вместе, я тебе это заявляю от всего сердца, иначе не может быть, не должно быть, хоть оба мы и зашли очень далеко, но «лучше поздно, чем никогда». Ведь такие отношения, что взгляды, мысли, какие переплетаются в наших письмах, встречаются у двух людей очень редко. А, если они и встретились, так теперь уже трудно разойтись, ведь действительно, жить только ради того, чтобы жить нельзя. Это так?!

И с той «хрустальной вазой» (которая склеена) ты тоже четко, метко написал. Действительно, если мы не разбили тот маленький, тоненький детский стаканчик, вряд ли теперь сможем разбить, огромную вазу. Хотя, по независимым от нас причинам, мы можем просто эту вазу потерять, так и оставив ее неразбитую, но потерянную. Только я об этом не думаю, не хочу думать.

У нас опять морозы. Сегодня температура поднялась опять до -40 градусов. Ужас, а у вас, по сравнению с нашей погодой – просто рай!

Извини, что я тебе напишу одну цитату. Я просматривала Шекспира «Отелло», и эта фразы врезалась мне в душу. Так как она очень подходит к настоящему моему положению. Очень замечательно сказано, она тебе говорит, что я тебе даю (любовь, конечно!).

А пока крепко целую своего и не своего Вадьку.
Инна


Новосибирск, 19 декабря, четверг

Мой дорогой любимый и милый Вадька, вторая половинка моего сумасшедшего сердца, привет!

К моему приогромнейшейшему счастью, я получила сегодня, нет сейчас (вот три минуты тому назад) долгожданное, дорогое сердцу твое письмо. Письмо, которое жду изо дня в день, ты же заглядывал в почтовый ящик по сто раз в день, хотя знаю, что даже чисто теоретически невозможно получать так часто письма (а вот так часто их писать даже практически можно, я бы могла это доказать!). Села вот писать и написала слово, сижу «отдыхаю», тяну время, чтобы как можно дольше растянуть это удовольствие – подольше писать это заколдованное письмо. (Боже, я вот больше удивляюсь себе и не знаю совсем себя, со мною еще никогда такого не происходило, я даже, честно говоря, немного боюсь того, если это, действительно, то, что называется любовью). Боюсь, не в смысле того, что не хочу этого, нет, я рада всему этому, а боюсь оттого, что, со мной будет твориться там, где я не буду, не смогу тебя видеть, и даже мало буду от тебя получать весточки (т. к. я до сих пор не знаю, какой тебе дать адрес, чтобы ты мне написал. Тот, что я тебе дала, вычеркни, он отпадает, дам при встрече тебе другой, пока не узнаю, что-нибудь конкретно. Но это уже при встрече.

Зато тебе оттуда я буду писать все так же часто, не обижайся и уж тогда на те мне «надоедливые» письма, ведь только тем я буду жить там, в далекой от Москвы Праге. Как она хороша и весела. Но сейчас, зная, что где-то есть, живет, работает непотерянный для меня мой Вадька, она будет казаться такой пустой, скучной и ненужной, ненужной мне.

Взяла я уже вчера билет, вернее, мама мне его вчера купила. Я хотел уехать уже в субботу, но она купила на 22-е (воскресенье). Так что днем 22-го я еду в Москву.
Вадик, точно я не знаю, когда поезд приезжает в Москву, но знаю, что где-то 24-го декабря.

Так что, если будет, как раз днем время около 2-х я уже наверняка буду дома. Ты звони, а там уж договоримся, хорошо! Буду ждать с нетерпением, уже подъезжая к Москве. Буду думать только о предстоящей встрече. Так что осталось ждать ее уже совсем недолго. Не знаю, успеешь ли ты получить еще это мое письмо до моего приезда – не уверена, хотя тоже посылаю его на главпочтамт по адресу на твоем конверте. Извини, что посылаю не авиаконверт, и вообще конверт какой-то нехороший, с грязной маркой. Другого дома не нашлось, а идти за ним не могу. Во-первых, почта далеко, а во-вторых, мама на работе, а мы сидим сегодня с Женькой дома, т. к. гулять пойти уже второй день нельзя – опять температура около -40 градусов.

Твое же письмо, действительно, с главпочтамта дошло очень быстро: за два дня – катастрофически быстро!

Я уже два дня назад немного приболела, было плохо с желудком. Вернее (к смеху) я переела, объелась пирогами.

Мама сделала пироги, а я не ела все это время много, не было аппетита, а позавчера съели мы все их сравнительно много. И мне было плохо. Пришлось промывать желудок и лежала день в кровати. Вот что может произойти с человеком, смех!

А вообще, дела у меня находятся постоянно. Много читаю, вернее, перечитываю свою маленькую библиотеку, маме шью платье, Женьке связала некоторые вещи и т. д. Завтра вот предстоит нам громадная стирка (надо помочь маме постирать все перед отъездом), а там – ту-ту!

Для меня будут самые счастливы это несколько дней в Москве. Как хочется, чтобы они скорее приходили, а время остановилось, чтобы они подальше не покидали меня.
Да, Вадик, ты не получил, наверное, марки, что я тебе послала. Ты что-то о них ничего не пишешь, или они так плохи, что не стоит о них писать, да?
Если не получил этот конверт с марками, то жаль. Там была, по моему мнению, одна неплохая китайская марочка. Остальные же жалеть нечего, конечно.
Вадь, а что же ты «супруга, да супруга», а вообще-то ты ее по имени-то зовешь или нет, а? Смешной ты все-таки, мой дорогой Вадька.

Как движется твой проект?
Рада за твои успешны дела, за твои зачеты, а вот шофера из тебя, наверное, наверное, не будет. Как же это ты так, но расскажешь потом.
Вадик, буду тебя ругать, но как же так, что ты «представляешь свою жизнь только до нашей встречи»? Надо жить будущим и верить, иначе не может быть. «Проносить» – в сторону, к черту, впереди дорога, ее надо видеть, ощущать и идти по ней. Она обязательно приведет куда-нибудь. Пойдем оба по ней, ведь все-все зависит только от нас самих. Как захотим, так и будет, должно быть. И не бойся, меня никто и ничего не удержит в Чехословакии.

У меня же будет только трудный развод, но ничего, как-нибудь и это преодолею, все смогу преодолеть только тогда, когда буду точно знать, что ты ждешь меня, думаешь обо мне и я тебе еще не безразлична. Но, думаю, и тешу себя тем, что это так. Всегда будет так. Да, я не ошиблась?

За наш перерыв в письмах, в переписке ты себя, прошу тебя не вини. Виноваты, уж, если на то пошло, мы оба, оба вот и расплачиваемся сейчас.
И все-таки все это мне еще до сих пор кажется каким-то чудесным сном, а не действительностью, а тебе?

А мне же хочется тебе все время хоть чем-нибудь доставлять радость, не хочу и думать, что тебе грустно, печально, хочу, чтобы у тебя всегда светились глаза, были всегда полные жизни, и ты радовался жизнью, был мой, но как это сделать, почему нет сейчас волшебников. Но я постараюсь превратиться в волшебника, смогу, а?

А пока посылаю тебе все три знакомые твои адреса поздравительную открытку, и буду очень рада, если они доставят тебе радость.

Это же, конечно, уже мое последнее письмо, остальное уже при встрече.
Кончу, хоть чертовски не хочется, но что поделаешь, нельзя писать до бесконечности.

Счастливо сдавать зачеты, а почему вы переселяетесь в общежитие, ведь ты же писал, что искал, кажется, комнату?

До встречи, крепко целую,
Твоя Инна


Последняя встреча

И вот состоялась их последняя встреча. Они также бродили по аллеям парка Горького, взявшись за руки, мерзли на улицах, грелись в автобусах, идущих в аэропорт. Они еще не подозревали, что это их последняя встреча!


Москва, 28 декабря 1968 г.

Мой дорогой, любимый Вадька, мой гиппотамчик-пластмассовый.

Только что я пришла, приняла лекарство и вот… лежу «потею» в постели, т. к. выпил чай с малиной (хоть на меня это народное средство и не влияет). Руки же тянутся к перу, мысли обращены к тебе, и вот это ощущается с большой силой, когда я взгляну на твои милые цветы, которые стоят вот около меня в вазе, на оберегавший их бегемотика.

Писать-то, собственно, нечего, основное все переговорено с тобой, но хочется. О, нет, «хочется» – это не то слово – необходимо, необходимо писать. Такова уж наша участь: писать, писать, писать. Не знаю, когда эта писанина кончится, когда нам не понадобится на такие дела перо, и использовать мы перо будем лишь в деловых письменных работах, а нашим «орудием труда» будет речь, глаза, губы, жесты (не сентиментальна ли слишком я? Если да! – то извини).

Ты ушел, а я еще долго стояла и смотрела тебе вслед, пока ты не скрылся из виду, и немного боялась, что ты оглянешься… иначе бы я, наверное, не смогла уйти от тебя, а ты, думаю, от меня. И стояли бы мы у подъезда дома и мерзли. Боже, когда будет та сказочная, маленькая пусть, комнатка, где мы могли бы быть вместе. В тепле, уюте, радостной тишине, в комнате, приносящей только покой и счастье в любое время года, при любых обстоятельствах, куда бы стремились, где бы мы могли быть независимыми ни от кого, ни от чего на свете!!!

Но будем жить и надеяться только на самое лучшее, а поэтому ты не должен «вешать головы», радоваться тому, что все еще впереди, что будет, должно быть, так, как хочешь, и стремиться создать необходимые условия к этому. Тоже относится, конечно, и ко мне.

Где ты сейчас, что делаешь, думаешь ли обо мне?? Но я тебя еще увижу на вокзале. Знаю, что приедешь, хотя я тебе и запретила.
В наших встречах я много говорила и делала не так (о, далеко не так) и не то, что
хотела и что желала бы сказать, либо сделать, опять же се ля ви.
С тобой же я никуда не хотела ехать или идти (вчера, например, с этим аэропортом) из-за денег, конечно. Это такой щепетильный вопрос, но необходимый, к сожалению, еще. Мне и так было уже неудобно ходить в кино, кафе, в метро ездить и т. д. на твои деньги, а от меня ты брать не хотел. Если бы ты был умным (дорогой, Вадька, не обижайся за это) и мы бы договорились по-хорошему насчет денег (где-то платил бы ты, где-то я), так со мной бы так не произошло. Я бы и не заболела, и были бы мы с тобой больше времени вместе (извини, что пишу другими чернилами, забрали ту ручку). Но ничего, учти на будущее, ведь в этом ничего же особенного нет, в крайнем случае я ничего особенного в этом не вижу.

Ну я, кажется вместо того, чтобы вылить свои чувства к этому ненормальному, моему человечку, устроила ему «профилактику»: прочитала мораль. Ну, а в общем-то, мораль сей басни такова: я тебя очень-очень люблю, и мы обязательно будем вместе.

Целую, обнимаю,
Инна.


                Открытки, посланные из Новосибирска

«С Новым годом!»
1
«Ветер, вьюга, метель…
Ты не уйдешь от меня!
Мы должны быть вместе!»

Вадиму – с пожеланиями оставаться таким, какой ты есть сегодня.
Инна
Декабрь 1968 год.

2
Мой дорогой Вадик,

Ты не грусти, пожалуйста,
И на судьбу не жалуйся,
Расставанья час сумей сберечь,
Ведь разлука – ожиданье новых встреч!

Новогодние пожелания: всего только самого наилучшего во всем, всюду и везде. Много, много удачи, счастья, здоровья, радости!
Инна

3
С Новым годом! И хорошего веселого настроения, удачи во всем, во всем, жизненной спокойности, радости – это мое новогоднее желания (а они, говорят – сбываются). Целую


Воскресенье, 4 мая 1969 – Новосибирск
В
адик, дорогой, здравствуй.

Не буду даже извиняться. Так как слов для извинения, мне уж не найти. Все-таки не выдержала и решила тебе написать еще одно последнее письмо, еще до твоего отъезда на практику. Не хотела тебе уже совсем писать, но после долгих колебаний решала все-таки.

Не писала я тебе, и не буду больше писать не потому, что не хочу – не МОГУ!!! Все, что мы делали, хотели сделать, все наши планы были детские, необдуманные, несерьезные.

У меня же оказалось в сто раз хуже, чем я думала. Спросив обо все, я узнала, что Женя в случае моего отъезда, останется на территории ЧССР, а это, как мать, я не смогла бы сделать. Поэтому, взвесив все, я решила, что, если приложить максимум силы воли можно все переделать и сделать так, что не хочется, что надо делать.
У тебя же, то же самое: есть жена, дочь. А, если уж так произошло – ничего не изменишь.

Не сердись на меня, не хотела я тебе это писать, т. к. думала, что ты об этом
догадался моим молчанием.

К сожалению, писать туда ты мне не мог: та знакомая не согласилась (кто их знает, может быть, это вследствие политических отношений нынешних с СССР), а на почте это сделать не так уж легко. Домой, конечно, все время ты бы писать не мог. Во-первых, не знаю, как бы на это смотрел муж, а, во-вторых, что это за переписка, если писать в каждом письме только о «погоде».

Итак, остались мы отрезанные друг от друга на «веки веков», как говорится.
Еще раз, не сердись на меня, желаю тебе только одного, большого счастья во всем: учебе, работе, а главное, в личной жизни. Я знаю, ты будешь хорошим мужем и отцом. В памяти же сохраню наипрекраснейшие дни в жизни, проведенные в Москве с тобой.

Поздравляю с наступающим праздником 9 Мая, будь счастлив.
Я прилетела сюда 30-го апреля. В Москве никуда не заходила, т. к. не было времени. Днем 30-го я прилетела, а вечером отлетал мой самолет в Новосибирск, так что я успела только переехать с одного аэродрома на другой. В Москве даже мои родственники не знают, что я в Новосибирске. Сколько пробуду – не знаю. Может быть, два-три месяца, возьму Женю.

А теперь крепко тебя целую, будь счастлив, не сердись.
Инна


Академгородок, 27.05.69

Мой родной, дорогой и любимый Вадька, золото и несчастье ты мое, здравствуй!

Боже мой, ну что это такое мы делаем, почему мы должны себя так мучить, терзать?!?

Как мне тяжело, сколько это все приносит мне боли, и в то же время счастья, а счастья маленького и мимолётного. Не такого большого счастья, которое ходит между людьми, и было бы также и у нас. Если бы мы были вместе. Но почему, почему для нас нет того настоящего счастья, какое ходит по земле, почему судьбы играет с нами в злую шутку, а мы только подставные фигурки, пешки, которые его передвигают как эта судьба-плутовка только захочет?!

Боже мой, как это все несправедливо и нехорошо. Одновременно с этим очень радостно сознавать, что есть на этой земле-грешнице один тобой любимый человек и что и ты тоже им любима. А как больно признаваться себе в том, что с этим дорогим тебе человеком ты не можешь быть вместе ни сегодня, ни завтра, ни через год – никогда! Это ужасно! Видно, действительно не судьба нам быть вместе. А сделали это, конечно, мы сами!

Не знаю, как ты, но я очень тяжело переношу это душевно. Поэтому, поэтому я не могла тебе писать даже «пары слов». Хотела просто «безвестно пропасть». Но здесь я чувствую себя опять «недалеко от тебя», здесь прошли мои самые счастливые дни – это первая моя любовь к тебе (увлечений было много, но любовь эта, которая казалась мне просто детской, наверное, была настоящей, но не поддержанной) и та чудесная переписка с тобой, та далекая детская переписка, которая, к сожалению, тоже окончилась трагически. Здесь я чувствую себя совсем другим человеком, как будто заново родилась. И вот, находясь здесь, я не могла тебе не написать, ты уж извини меня. Может быть, не ты терзаешь меня, а я терзаю, мучаю тебя вот этими своими письмами. Твое письмо и ждала, и не ждала. В душе – знала, что напишешь, но про себя твердила «не напишет, не напишет», так что спасибо, что написал.

Что нам теперь остается только делать, единственное – это писать, если возможно, и изливать свои страдания, вот и все, к сожалению.

Не поняла, почему пишешь, что «7 июля надо ехать «на войну»? В каком это смысле «на войну»? У нас там выражение «идти на войну» - значить идти в армию, но ты-то ведь не идешь в армию. Что же это значит «идти на войну».
Сколько я здесь пробуду? Как можно больше, минимум до 1 августа, максимум до сентября, т. е. все лето.

У Эдика (одноклассник Вадима, который переехал с родителями в Прагу) я была, как только приехала, но никого дома не застала, наверное, на Новый год не были дома. Ходила вечером однажды, после работы, но увы – не было опять их дома.
Итак, я это твое послание положила в конверт и, написав адрес, отправила ему по почте. Больше я туда не ходила, боялась, истинно говоря, что он мне что-нибудь будет опять говорить о тебе, или что он уже написал тебе, а ты ответил ему, и пойдут опять воспоминания и т. д., которые я все душой стараюсь забыть, т. к. они мне разрывают сердце, т. к. они без надежды, а это очень страшно. Не сердись, и не ругай меня, пожалуйста, за это. Я очень и без тебя ругаю, ненавижу себя: не надо было мне выходить так рано замуж, но сейчас уже ничего не сделаешь, мой родной, прости меня.

Читаю вот твои письма, наверное, 10-й раз. Ну что придумываешь, зачем тебе ехать в Новосибирск. Подумай, зачем это?! А главное – ведь это не пригород Москвы и даже не Евпатория. Это очень далеко и связано с большой затратой времени и денег.
Да, мы здесь живем далеко от аэродрома, и очень трудно в Академгородок попасть, да и здесь трудно найти нас. А я при всем своем желании не могу тебя встретить, т. к. сижу дома с Женькой (мама работает уже). Так что видеть друг друга очень хорошо, но это связано с такими трудностями. Стоит ли?
Писала я, что это мое письма было последнее, т. к. действительно мне очень тяжело писать тебе, вспоминая при этом, как бы хорошо было между нами. Наши отношения. Я даже вот не могу нормально сосредоточиться. Пишу не полностью, отрывками, так что уж не обращай внимания.

Конечно, могу я тебе писать. Мне это приятно, знаешь ведь и сам это, но тогда в письмах будем писать только вещи, не связанные с нашими чувствами. О своих детях, о делах твоих – моих, о погоде, работе, учебе и прочие второстепенные вещи.
Что ж, конечно, видится мы бы могли. Все дело останавливается на переписке. Куда бы ты мне писал в Прагу, просто не знаю.

А то бы вы, когда-нибудь (ведь вся жизнь наша еще впереди) могли бы приехать к нам в Прагу в гости, ты и Эля. Надо просто не потерять связь, а там жизнь покажет. Но это через несколько лет, т. к. сейчас в Праге из-за политической обстановки не очень хорошие настроения у людей.

Быть твоей я не могу (не пишу – «не хочу») – просто не могу. Так невозможно, мой родной, дорогой Вадька, жить. Для тебя должна быть Эля «моей» на первом месте, а я уж останусь, на втором, если решите. И вообще меня надо, как ты сказал «спрятать в коробочке» и лишь иногда вспоминать счастливые, прошедшие дни и часы юности.

Я люблю тебя, буду любить, т. к. это была моя первая любовь (начавшаяся с 1959 года, и я не знала об этом, лишь поняла это по твоей переписке). И видимо, она во мне останется на всю жизнь. Но для твоего же блага, я отказываюсь от тебя и, наверное, сжигаю свои корабли, оставаясь в Праге. Не ругай меня, иначе я не могу делать, не могу во всех отношениях: и в отношении тебя, твоего ребенка (кстати, как живет твоя Танюшка, нет ли у тебя ее фото лишнего, а?) и в отношении моего ребенка. Только не в отношении себя, о себе я уже решила, мне уже не выплыть оттуда, куда я заплыла.

Извини, Вадик, за мое письмо, что-то больше (но это одна «писанина») не могу сосредоточиться.

Уже переписывала, начинала писать тебе несколько раз, и все «не то», что надо. Вот и опять перечитывая, вижу, что плохо написала, что могла бы, вернее, надо было бы написать все по-другому, но и то бы другое письмо, знаю, было бы опять же «не то».

пока целую, пиши, если хочешь, не делай глупостей, обнимаю,
Инна


Новосибирск, 4.06.69

Мой родной и несчастный ты мой, здравствуй!

Как видишь, держалась, держалась я. И не выдержала – пишу. Как ни старалась заставить себя больше не писать тебе до получения твоего письма – не могла, взялась вот за написание тебе письма, а сама еще не совсем уверена в том, что удастся мне его до конца написать, а значит и отправить.

Прости меня, но у меня так тоскливо сжимается сердце при все этом, при малейших воспоминаниях о нас, тебе, наших встречах, о том нашем прошлом, которого, к сожалению, нельзя вернуть никаким образом назад. Вот поэтому-то я и колеблюсь: написать или не написать?!

А я, дорогой мой, я просто-напросто бежала от тебя. Или нет, вернее – от нас обоих, бежала от того мучительного, неловкого и ненужного, что неминуемо должно было произойти между нами, а чего, в то же время, не должно быть!!! Меня начинало тянуть к тебе, тянуть через все преграды, и, пересилив себя, я старалась забыть тебя, забыть все, что было связано с тобой, превратить все в сон, но этот сон остался в моей душе, точно прирос к ней. И небольшим усилием воображения мне часто удавалось вызывать его в памяти, а вместе с этим вновь и вновь испытывать слабую тень той радости, которая его сопровождала. И все-таки, наши коротки, но милые и дорогие мне встречи уже начинают в моем воображении одеваться дымкой какой-то нежной, тихой, покорной грусти. Знаешь, есть где-то у Пушкина: «Цветы осенние милей росошных первенцев полей… Так иногда разлуки час живее самого свидания?...»

Вот и у меня такая же сейчас тоска, а в ней и сожаление о быстро промелькнувшем детстве. И ожидание неизвестного будущего, и грусть по своему собственному, так быстро промелькнувшему счастью.

Милый мой, дорогой, единственный. Пройдет еще немного времени и воспоминание о нашей последней встрече станет и для тебя таким же нежным, сладким, печальным и трогательным, а также далеким-далеким.

Не знаю, бог или природа, дав человеку почти божеский ум, выдумали в то же время для него две мучительные ловушки: неизвестность будущего и незабвенность, невозвратность прошлого. Вот и у меня, вспоминая, я помню до мелочей наше прошедшее и очень болею этим. Ведь это все мое, оно (прошлое) живет во мне и будет жить всегда, до самой смерти. Я никогда, если б даже очень хотела, не в силах отделится от него, понимаешь – никогда, а между тем я терзаюсь сознанием, что не могу еще раз пережить и перечувствовать то наше прошлое, то милое, наивное и нежное прошлое, какое осталось где-то далеко-далеко позади. Думаю, что и ты, мой дорогой Вадька, помнишь все это до мелочей?! А я даже боюсь признаться себе в часто набегавшей ко мне мысли, что умерло наше прошлое время. Да, наше прошлое время умерло…

Где-то я читала (уж не помню), что «в любви только надежда и желания составляют настоящее счастье. Удовлетворенная же любовь иссякает, а иссякнувши, разочаровывает и оставляет в душе горький осадок…» А я люблю тебя, Вадька мой дорогой, без надежды и поэтому любовь моя будет, вернее, останется неугасимой бесконечной.

Извини меня за такое, вдруг вылившееся чувства мое письмо, что-то нашло на меня, вот и захотелось мне тебе вот так написать. Извини, если что не так.
Нашла твою открытку с твоим стихотворением:

«Вспомни детство, нашу встречу,
Море, солнце виноград.
Если скоро тебя встречу,
Как я встрече буду рад!»

Разрезаю ее наполовину. Одну половинку с твоим стихотворением оставляю себе, сохраню ее, а тебе посылаю другую половинку той же открытки с твоим стихотворением, только мною написанным. Делай с ней что захочешь, это уже твое дело. А я действительно «нашей встрече буду рада», только когда-нибудь позднее, когда в нас все «улегнется, утихнет» и встречаться будем лишь как далекие, хорошие друзья милого нашего детства. 

А пока, мой дорогой Вадик, нам не надо встречаться, надо перебороть себя, т. к. мы хорошо знаем, что нам вместе не быть. Никогда, нет ни малейшей надежды на что-либо такое. Так не будем же терзать и мучить себя понапрасну. Нельзя так, а то, что мы совсем измучим себя. Ради бога, перестанем, а то я сойду с ума. Прошу тебя?!!

это письмо, не сердись, мой друг, не обижайся на меня, мой родной и любимый Вадька, иначе я не смогу, пусть все останется по-старому и наши отношения так же.

Крепко целую,
С приветом, Инна


Ак.городок 7.06.69, суббота

Дорогой мой, любимый друг.
Милый мой и ненормальный, Вадька, здравствуй!

(Сразу же извиняюсь за свои «иероглифы» - пишу на коленях, сидя на балконе: использую каждую минутку солнца, при возможности, а то его совсем что-то на этот раз нет, так и пролетит это короткое лето. Но я уже таким вот образом немного загорела, хоть что-то получить от этого короткого, сибирского лета!)
А я не успела еще «очухаться» (как не литературно сказано) или уж получше – прийти в себя от отправленного тебе на днях своего письма, как получаю (5 минут тому назад) твое драгоценное для меня письмо.

Мой родной, как оно пришло вовремя и как оно было необходимо сейчас мне, ты просто не можешь себе представить, и я просто должна тебя благодарить за него, и вообще, только ты мой доктор, только ты (хоть и причиняешь мне боль) можешь вылечить и лечить меня: снимаешь боль, поднимаешь мое настроение, желание жить. А я ведь, действительно, совсем «раскисла», настроилась уже на пессимистические настроения, смирилась совсем. Я просто недостойна твоей любви (ты достоин любви и я тебя люблю), ведь, как говорится, для любимого человека можно перевернуть весь мир, и я больше, чем уверена, что ты бы смог это сделать, а я вот ... (вот копаюсь в своей душе, перебираю все), и вижу, что не делаю я того, что надо было бы делать. Чего-то то ли боюсь, то ли не решаюсь, или не хватает сил?! Нет!, я не заслужила такой любви твоей. Мой дорогой, любимый Вадька!

(Так, себякритика сделана, что же последует дальше! Смеюсь!)
И все-таки любить – это хорошо!, черт возьми (не надоела я тебе с этим?). я сияю от счастья и горжусь тем, что мы с тобой испытываем это чувство, доступное немногим. Ведь любовь имеет свои вершины, достигнутые лишь единицами из миллионов, и мы, понимаешь, мы с тобой Вадька, мы – одни из этих крошечных единиц! Как это отлично! Ты спрашиваешь, счастлива ли я?! Боже, очень, очень, только уже тем, что я люблю. Ведь любовь – это прелесть, очарование, весна!
Вот так, забыв все остальное, несколько минут я живу (к сожалению, правда) прошлым и у меня от счастья кружится голова! И я часто в такие минуты завидую нашему чистому, нежному прошлому. Ах, милый, жизнь так прекрасна!

И в то же время я не согласна с тобой, и протестую, что значит «не будем мелочиться»? Я не согласна! Ведь я этими мелочами живу! Да, не было между нами романа, всего каких-нибудь 7–10 встреч и 2–3 интимных разговора. Но, думал ли ты когда-нибудь о неотразимой, обаятельной власти прошедшего?? Так вот, в этих невинных мелочах – все мое богатство, и все эти «мелочи» счастья» мне очень ценны (может быть, конечно, со мной не согласен! Пожалуйста!).

И опять же ты прав, что на опрос «Счастлива ли ты», не каждый ответит утвердительно. Да, я говорила, что очень счастлива, а с другой стороны, мне какой-то внутренний голос говорит: «Разве, а ну подумай?! Счастлива ль ты?». Да, я жду, я жду время своей свободы, Вадик мой родной, свободы духа, воли и ума! Я хочу жить глубокой, чудесной внутренней жизнью, такой полной жизнью! Я хочу дышать своим счастьем, гордиться и наслаждаться им. А пока, вот что я видела, о чем читала или слышала – все оживляется во мне, все приобретает необычайно яркий и глубокий, бездонный смысл. Все это плывет только около меня, в розовой дымке, обдавая меня своим ветерком, но не забирая меня с собой.

Я знаю, знаю мой милый, что ты опять удивляешься и немного психуешь, потому что я опять в пессимистическом настроении, но что делать, я слабее тебя. И мне трудно это переносить, видя много через не просветные черные очки. Ой, не зная, этого вопроса, лучше не затрагивать, он там неясен. Может быть я виновата и сама, вот плыву по течению, как беспомощный кораблик и нет у него причал, и не знаешь, куда приткнуться, или туда, где есть семья, но где нет настоящей любви (с моей стороны), нет того счастья, или в другую сторону, где есть любовь, счастье. И в то же время, причалив туда, сделаешь этим что-то нехорошее, причинив боль многим людям около себя. Что делать? Оставим это, я и пишу как-то непонятно.
Муж мой знает многое, ведь не раз мы уже стояли на грани развода (не знаю, чем это все кончится, а как бы хотелось знать?!). Но вот еще надеется, что у нас может быть еще что-нибудь, а в общем то, мы с ним живем оба, как я пишу, только ради ребенка, хоть и не знаю, стоит ли так жить?

О политике, Вадик, я даже не знаю, что и написать-то тебе.
Отношение их к русским – ужасное в этом я не пессимист, но могу тебе точно сказать, что о нашей «дружбе» между двумя этими странами не может идти и речи на протяжении нескольких лет, а может, и десятилетий. Это то и самое ужасное, и в этом мне жить всю жизнь! В то же время, во многом я их понимаю и одобряю. Они себя считают «оккупированным народом», а отсюда все последствия. Они делают то же самое и тоже (только в более усовершенствованном виде), что делали наши молодогвардейцы («Молодая гвардия») во время оккупации нас немцами. И опять же вывести окончательную формулу, что тот прав, а тот – неправ, просто невозможно, нельзя. У меня же на все выработались свои мнения, я не поддакиваю во многом ни тем, ни другим. Мне кажется, что они как другой народ имеют право на свою защиту. Они просто не хотят быть «под ничьим каблуком», как наверно здесь твердится, что они хотят «дружить» с Германией. Они хотят быть сами собой в политическом отношении, культурном и т. д. Экономически же они есть и будут, и остаются членами Варшавского пакта, а значит экономический союз есть и мог бы еще расширяться в СЭВе. А зачем наши лезут, суют свой нос в их политическую, культурную и экономическую жизнь (экономическую, имею в виду внутри их стран)? Если они хотят сделать Чехословакию такой страной, как сделали со всеми союзными нашими республиками (как Украина, Литва, Эстония и т. д.). Так вряд ли им это удастся сделать (единственное братство – сила, но, а как же отношения между людьми, почему люди должны страдать и ненавидеть друг друга?) Хватит!  Можно было бы поспорить, а то писать – это вот ерунда.

А ты все такой же молодец, поздравляю тебя с успешным (правда, уже прошедшим) выступлением!

От какого «Вика» я должна была получить открытку с 8 Марта и с твоим адресом? Вот это новость – ничего я не получала, вот те хрест! (шучу).
Почему же молчит Эдька? Неужели не получил? Да я, вроде бы написала тот адрес, что ты мне дал. В этот раз уж обязательно к нему доберусь, вернее, доберусь до него. Придется его «покараулить».

Вадик, не знаю, если я тебя увижу в Москве в августе. Дело в том, что виза у меня кончается 28-го июля. Значит, я должна бы была до 28-го июля выехать, но я не могу. Думаю, продлить визу, но для этого мне идти в Москве в Чехословацкое посольство и там они должны это сделать (а кто их знает, если продлят?!).
Так вот, я пока еще ничего не знаю, и, если придется выехать до окончания визы, то тебя еще в Москве не будет (я на военных сборах в Кинешме), мой дорогой!
Ты не выдумывай собирать эти «бредни», выбрасывай ты эти письма. Зачем они тебе (пою опять старую песню, да?).
Н
у, ладно, пока.
Мысленно тебя целую … в щечку.
Привет Москве, удачи во всем.
Твоя Инна


Академ.городок 19.06.69 – четверг, 13:03

Мой дорогой, единственный любимый и настоящий друг, привет!

Вчера получила, ожидаемое уже, твое письмо. Вернее, я ездила в Новосибирск на базар (Женьке за фруктами и т. д.), а когда приехала домой – дома на столе лежало твое письмо – мама его вынимала из п/ящика. Ну а я получила от нее небольшую, но внушительную встряску, «выговор» (что ли), что я мешаю своими письмами «нормальной семейной жизни Вадика». Что я такая нехорошая и прочее, прочее в этом духе. Ведь первые письма она не видела, а о наших отношениях знает лишь поскольку–поскольку. Говорила я ей как-то, еще в тот раз, после приезда из Москвы, что люблю тебя, но она приняла это со смехом. Сказала, что, наверное, просто не знаю, что такое «любить», а между нами, просто, на ее взгляд, остались давнишние хорошие дружеские отношения и может быть та, так называемая «детская любовь»! Ну что, я ей конечно, ничего не доказывала, не пыталась изменить ее мнение на это, т. к. незачем это, в двух словах этого не высказать, а периодические ее в это посвящать я не хочу. Я никогда маме не говорила подробно (так вскользь иногда) о своих чувствах, отношениях к кому-нибудь, и вижу, и знаю, что во многих вопросах мы не понимаем друг друга. Но что это я, завела о маме «длинный разговор», прости.

Хороший мой, нет, ты прелесть, эти твои письма (старые) меня заставили и смеяться, и плакать. Боже мой, ну зачем нам выпали такие испытания. Я тоже на Новый год была с тобой, писала с тобой, хоть и не находилась одна. Но настроения – не было, и все-таки, было бы лучше, если б я осталась на Новый год в Москве и встретилаь этот Новый год хоть где, хоть в полузамерзнувшем виде не улице, хоть в метро, но быть с тобой. А так, ни у тебя, ни у меня не было настоящего, по-настоящему счастливого Нового года. Ты был в ситуации немного лучшей, чем я: ты мог быть «наедине» со мной: читать письма, писать то, что рождалось, каким-то способом разговаривать со мной, а я сидела в шумной, немного чужой мне компании и могла только вспоминать, мысленно целовать, писать и разговаривать с тобой, и даже мысленно танцевать.

Но не будем вспоминать старое, хотя бы в письмах. Оно очень хорошее это наше милое старое, но будем, может быть, когда-нибудь вместе о нем вспоминать с благодарностью и биением сердца.

Будем ждать, надеяться, а я верю, почему-то, что через совсем немного это осуществится. Я буду стараться сделать это и верь мне, родной мой, что я хочу это сделать, и я не теряю надежды, что мы будем вместе, верь Вадька.
Ах, Вадик, славный мой. Я слышала, какая-то легенда говорит, что бог создал сначала всех людей целыми (кажется, это из Библии), а потом почему-то разбил каждого на две части и разбросал по свету. И вот ищут целые века одна половинка другую – и все не находят.

Дорогой мой. Ведь мы с тобой – эти две половинки, и у нас все общее: и любимые, и нелюбимые, и мысли, и сны, и желания. Мы понимаем друг друга с полуслова, даже без слов – одной душой. И вот, если я должна отказаться от тебя!!! Это ужасно, этого не должно быть, но увы… судьбы покажет, или надо ею управлять, а?


Новосибирск, 2.7.69

Мой дорогой, единственный любимый и настоящий друг. ПРИВЕТ!

Пишу тебе лишь сейчас, хотя с момента получения твоего письма прошла уже неделя, вернее, 11 дней (получила я его 19 июня). Не стала на него отвечать (вернее, сразу же ответила, но не отправила – вот лежит то не отправленное письмо передо мной, т. е. думала, что ты его уже не возьмешь, т. к. будешь дома (у родителей в Евпатории). Сейчас же вот тороплюсь написать тебе, чтобы ты еще получил это письмо до 7 июля, т. е. до твоего отъезда «на войну».

А ты то, что замолк? Отправил мне свои «старые письма» и успокоился, да? Но не обижайся, мой родной, знаешь ведь, что я шучу. Я прекрасно понимаю, каким должен быть для тебя насыщенный день. Ты уж давай себе отдых-то. Очень устаешь, много работы, да? Но я тебя не жалею, а просто сочувствую, и в то же время нельзя себя так перегружать. А если нет времени, то в свободную минутку лучше отдохни, походи по Москве, а не ломай голову себе с письмами. И мне будет легче, если я буду знать, что ты отдыхаешь, а не пишешь письмо, прилагая все свои последние силы, и для тебя, и для меня, и для письма это будет лучше. Договорились?
А за те старые письма я должна тебя очень поблагодарить – доставили мне преогромнейшую радость и подтвердили мои многие сомнения и предположения. А по секрету, Вадим, где же ты хранишь все эти «документы»? Не находила-ли Эля ни одного твоего или моего письма, а?

Как ты отдохнул дома? Как тебя встретила дочь, и ты ее, ходил ли с ней к морю? Пиши, мне все это очень интересно. Как вообще поживает город моей любви, город, который, наверное, никогда не сгладится в памяти, а?

Мы же здесь тоже ходим каждый день к морю, «валяемся» на пляже на песочке, загораем. Немного уже, конечно, загорели. Температура у нас стоит чудесная, та 30-38 градусов, жара. Только вот вчера не ездили на море – испортился кран с водой, пришлось ждать дома сантехника. А сегодня, как только тебе допишу – сразу же отправимся на море. Одним словом, отдыхаем неплохо, рады, что стало тепло. Так уж надоел этот холод. Поедем мы где-то в числах 20-25 июля, так что, к сожалению, огромному, тебя я не увижу в Москве, ничего не поделаешь, исходит срок моей визы 25-го июля. Так вот и приходится до этого дня уехать, истинно говоря – не хочется, во многих отношениях.

Не хочется мне переписывать то свое старое письмо. Так первый лист тебе отправила. Прочитаешь хоть, что пишет эта также «ненормальная» Инна.
Вот мои все новости. Не знаю, куда и как писать. Наверное, уже это мое последнее письмо, т. к. в Москве ведь ты не будешь до 7 августа. Но что ж, обещаю, что напишу из Праги, вот честное слово, если хочешь мне писать, то пиши домой в Прагу, знаешь ведь адрес. Только, дорогой мой, как ни обидно, придется писать только «в засекреченном виде», т. е. давай придумаем имя девчонки, и писать все от женского имени, конечно, самые простые письма, которые бывают между подругами (с твоей стороны). Думаю, что лучше так поддерживать переписку, чем никак. Возьми какое-нибудь простое имя и фамилию хорошо, т. к. твою фамилию муж знает. Иначе никак нельзя.

Схожу я обязательно еще раз к Эдику, может быть, они там уже живут – узнаю.
А пока, крепко целую, желаю удачи во всем, пиши сюда до 20-го июля, а туда, как захочешь. На конверте пиши (на обратном адресе) только город и имя и фамилию. Договорились?!

Надеюсь, что еще увидимся, и даже не через большой промежуток времени.
Инна.


В Академгородке 11.7.69.

Мой милый Вадька, здравствуй же!

Наконец-то я получила твое письмо хоть оно, как и твое последнее, опять спешное, опять «мало времени» у тебя, но что делать, так уж построена жизнь, постоянно в суматохе, второпях, надо все спешить и спешить. Главное, что и через все это, ты нашел мне пару минут, чтобы черкнуть письмо, спасибо.

Так ты уже там, «на войне» сейчас? Как тебе хоть, ничего? Настроение и вообще? Надеюсь, что эта «война» не очень уж страшна, а? А я вот тоже улетаю через 3 дня, к сожалению. Совсем не ожидала, что так быстро мне придется «сворачиваться». Уж в крайнем случае, думала, что уеду в конце июля, но увы… милицейские органы не хотят мне продлевать визу. Была у них, дали мне срок до 15-го и все, хоть что им говори. Пришлось поторопиться, компостировать на 15-е билет и делать всевозможные сборы в дорогу. Никак не ожидала, что уеду так рано. Но, в то же время, как-никак гостили мы здесь уже 2,5 месяца. Боже, как быстро бежит время!!

Жаль, что ты не получил мое письмо, а я думала, что к 7-му ты его еще успеешь получить, что ж оно тебя подождет на почте, надеюсь. Хорошо, буду писать на Б-262, а ты мне как будешь писать, свои «смешные» письма, а?
Эдику я непременно позвоню, да и вообще, первые же дни своего приезда, туда схожу, постараюсь застигнуть его их дома. О результатах их посещения сразу же тебе напишу, договорились?!

Ты мой пессимист, смотри мне, напиться он захотел. Выпить – другое дело, я бы тоже не прочь выпила б с тобой, сейчас же «иду в холодильник» за пивом, хоть у меня там еще 1 бутылка. Открою, выпью за тебя, за нас обоих, хорошо? Но так минуточку подожди!

Мой дорогой, думаешь это так легко ответить на твой вопрос «когда я приеду сюда?». Не знаю, родной, точнее тебе напишу, т. к. обещаю, что не буду теперь «исчезать» — это все равно, не приведет к лучшему, это «исчезновение» оказывается – не одно из лучших решений.

Особых новостей у меня нет, хожу в кино, загорать, несколько раз была в нашем молодежном кафе «Под интегралом». Интересных вещей, конечно, много, многое узнала я того, что не знала, но незачем тебе все писать – неинтересно. Услышала очень много хороших острых анекдотов, одним словом, время прошло здесь неплохо, отдыхала хорошо, хорошо и загорела.
Ну а пока крепко-крепко целую, желаю удачи, побольше свободного времени на отдых,
целую
Инна.


                Потеря связи

Инна!
Почему ты молчишь????
Что случилось?
Напиши хоть слово.


Она в Праге, Вадим в Москве.
К ней нельзя приехать, позвонить или написать. Осталась одно ниточка – ее мама в Новосибирске.  Но как попасть в Новосибирск? Лететь далеко и дорого. В гостиницу в Новосибирске, как и везде в СССР, практически не заселиться.

1975 год (через 7 лет после последней встречи). Командировка в Нижний Тагил. Надо добыть акт о внедрении для диссертации. Вместо обратного билета из Свердловска в Москву Вадим берету билет до Новосибирска. В аэропорту ждет рейс на Новосибирск, но объявляют, что из-за непогоды рейсы откладываются. Он подождал несколько часов и полетел в Москву.

В конце концов, он решил написать письмо Инниной маме.


30.08.1976

Полина Захаровна, простите за беспокойство!

К вам обращается старый друг Инны, Вадик.
Уже прошло 11 лет, как Инна уехала в Чехословакию. Если она там осталась, то должна была принять подданство ЧССР.
Не могли бы вы сообщить несколько слов о ней? Где она? Как живет?
Вадик Качала


3.11.1976

Здравствуй, Вадик!

Ваше письмо по старому адресу мне принесли только сегодня. Я уже давно живу по новому адресу: ул. Российская д.13, кв. 15 в благоустроенном доме.
Вас интересует Инна? Я только что вернулась из Чехословакии, была у них в гостях целый месяц.

Подданство она еще не приняла, но, видимо, будет его принимать, т. к. живет там уже 12 лет. У нее уже 2-е детей: сын и дочь. С мужем живут неважно. В этом году в марте она была в Москве в командировке. Планируется и в 77-м году командировка в Москву в 1-м квартале.

По желанию, по старой дружбе вы можете встретиться с ней.
Это, наверное, будет интересно и ей и вам.
А пока до свидания.

Мама Инны.
Пишите, если что вас интересует.


11.11.1976

Здравствуйте, Полина Захаровна!

Огромное вам спасибо за письмо!
Очень рад был получить хоть какие-то вести об Инне – уже около 8 лет ничего о ней не слышал.

Скоро у нее день рождения. Круглая дата.
Как быстро мы повзрослели! Кажется, еще недавно бегали босиком по Евпатории, а теперь… 30 лет.

Если это возможно, передайте от меня Инне сердечные поздравления с Днем рождения и пожелание большого счастья (а еще лучше вернуться в Союз!)!
Очень хотелось бы ее увидеть. Напишите, пожалуйста, ей мой адрес и рабочий телефон: 184037-31 доб. 1-07.

Если она будет в Москве, то пусть напишет заранее, а то я могу уехать в командировку, да и на почту заглядываю только раз в неделю. Сам писать туда не хочу, чтобы не вызывать лишних вопросов у ее мужа.
Вы уж извините, если я вас обременяю, но мне хотелось бы немного больше узнать об Инне.

Чем она занимается (где и кем работает)? Окончила ли какой-нибудь институт?
Как зовут ее дочку и сколько ей лет?
Не собирается ли Инна возвращаться в Союз?

Немного о себе. После окончания института работал в Туле. Затем учился в аспирантуре, а сейчас работаю в НИИ заведующим группой. Живу и работаю под Москвой.

До свидания!
С уважением, Вадик.


25.11.1976. Новосибирск

Здравствуй, Вадик!

Спасибо за письмо, я его получила.
Отвечаю на него и интересующие тебя вопросы (прости, что называю на ты – по-матерински). Огромное спасибо и за память – о дне ее рождения. Твое письмо я ей отправила. Получить вовремя, т. е. ко дню своего рождения, думаю, будет рада. Мне и самой не верится, что ей исполняется 30 лет. Мне все кажется, что она бегает где-то около дома, и я слышу ее голос.
А теперь она мать 2-х детей.

Дочку зовут Аленка, в апреле ей исполнится 6 лет. Сама Инна выглядит неплохо, а главное держит себя в норме, по сравнению со своими сверстниками.
В Союз возвращаться не собирается. Институт никакой не окончила. Сначала мешал языковый барьер, а затем дети, которые висли на ее шее. Муж в этом помогал ей очень мало, в чем до сих пор между ними существуют разногласия.

Работает она на должности инженера и получает 150 р., т. е. 1500 крон, печатает переводы с русского на чешский и наоборот. Материально живут неплохо.
Квартирный вопрос хорошо не решен, до сих пор живет со свекровью в ее квартире.
Ну, кажется, я тебе написала много лишнего.

А пока, до свидания.
С уважением, Полина Захаровна


                Неожиданное письмо

Прага 13 января 1977 г.

«Дружба – не такой огонек,
чтобы потухнуть в разлуке».

«Я к вам пишу: случайно! Право,
Не знаю, как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что сказать вам? – ничего!
Что помню вас?...

Вадька милый. Дорогой мой Ti – здравствуй!

В первых строках сразу же хочу от всей души пожелать тебе наилучшего в наступившем 1977-м. От всей души тебе желаю счастья, успехов, много раз целую.
Надеюсь, что скоро увидимся, т. к., думаю, что мне удастся вырваться в марте–апреле в командировку в Москву.

Недавно я была в Москве в командировке, была там долго, целых 10 дней, нечего было совсем делать, нигде не была, одной скучно ходить. Очень-приочень рада, что ты наконец-то отозвался. Я тоже старалась тебя разыскать, но безрезультатно. Недавно встретила Эдьку, спрашивала о тебе – ничего не знает. И вдруг… вчера придя домой – лежит письмо от мамы, в котором мне прислала и твое второе ей письмо. В нем нет твоего адреса – только телефон. Написала сразу же маме, чтобы мне написала твой адрес.

Я тебе сегодня целый день звоню. Уже дозвонилась по телефону 184-37-31 доп. 1-07, правда, неважно слышно, но можно договориться. Сказали мне, что тебя нет и не будет сегодня. Позвоню еще завтра, если удастся тебя «поймать».

Как я рада, милый Вадька, что ты написал. Обещай мне, что сохранишь нашу дружбу еще минимум сто лет. Ведь знаем один другого лет 15–17, половину того, что прожили. Действительно, время летит быстро, до сих пор не чувствую, что мне уже 30 лет. Обещай, что будем писать, если возможно. Напиши мне о себе, напиши свой адрес, куда можно тебе писать. Мне пиши на работу. Я работаю к. «Канцелярские ситрое». Работаю в функции менеджера по экспорту–импорту ЭВМ. Моим рабочим партнером в Москве является в/о «Электромортехника». Покупаем из СССР ЕС-1030.
Можешь писать на адрес:
Nina …

Посылаю тебе также фотокарточку нашей открытки (интересно, если у тебя есть еще вторая половинка), посылаю фотокопию твоего письма, которое храню – это твое последнее письмо. Храню и фотки, две малюсенькие. Тоже тебе скопировала. Посылаю и свою фотку, такая я сейчас. Не знаю, я думаю, что не изменилась я: рост тот же 166, вес тот же 55 кг, глаза те же зеленые, только, наверное, больше морщин прибавилось, да разуму немного.

О себе тебе напишу, если будешь хотеть, а ты мне все напиши о себе.
А пока, я очень рада, миллион тебе раз спасибо, что опять есть нить, которая не должна порваться.

Пишешь, если вернусь в СССР. Это невозможно, Вадька. Чем бы я там теперь уж была? Что бы меня ждало дома? Здесь у меня дети, работа. Семьи уже никогда не будет такой, как я думала, мечтала иметь. Можно сказать, что жизнь прошла, надо теперь жить так, как ее начала жить.

С мужем не живу. Живу с ним в одной квартире, т. к. нет выхода из положения: не могу найти квартиру.

В марте хочу подать не развод. Я замуж уже второй раз выходить не хочу, а он пусть себе создает семью, пока непоздно, не хочу держать его разводом, так что так все получилось глупо!

Думаю, что встретимся, поговорим, как только договоримся, так начну стараться поехать в командировку.

Так мне хочется с тобой встретиться, не представляешь ты себе. Ты был для меня всегда единственным другом, а если бы у меня было больше разума 10 лет тому назад, так, думаю, что нам бы не было плохо вместе. Но это позади, нет смысла теперь этим жить и перебирать, что было, а что не было. Надо жить так, как живем так? Так уж не говорю о прошлом.

У меня 2-е детей: Женьке будет 10 лет, а Аленке будет 6 лет в апреле.
Пиши о себе. Не сердись на меня, но я бы не хотела тебя потерять, раз уже ты, можно сказать, нашел меня.

Буду ждать теперь от мамы письмо с твоим адресом, а может быть сумею дозвониться до тебя.
Пиши о себе, целую, Инна.


Заявление Инки, что она не вернется никогда в СССР, подводило черту ожиданий совместной жизни. Вадим не мог в то время ни под каким видом приехать в Прагу, а Инке для приезда в СССР даже на время требовалась виза.


Прага, 14 января 1977

Вадик, милый, привет!

Наконец-то дозвонилась к тебе, вот только что положила телефонную трубку. Слава богу, хоть слышала тебя.

Отправляю тебе на твой адрес, какой ты мне дал 2 письма. В одном – письмо, в другом – разное, и фотку. Надеюсь, что и ты мне пришлешь свои. Моей фотки не пугайся, кая-то слишком черная и грязная я на ней. На прошлой неделе опять ходила к фотографу – нужно было на паспорт. Будут фотки через 14 дней – пошлю, может будут лучше.

Посылаю тебе и образец конверта, главное, чтобы на первом месте было Имя, фамилия – только считается письмо личным.

А пока, целую, пиши
Инна


8.02.1977

Инка, родная моя, здравствуй!

Мы опять или, вернее, наконец вместе, хотя нас и разделяют тысячи километров – нас связывает (а значит и делает вместе) наш старый друг – переписка!
Сколько всего прошло, сколько пережито. Нам уже 30! Но остался старый юношеский дух, который, наверное, уже засел навечно.

Инка! Моя Инка! Мы наконец-то протянули друг другу руки, и опять куча объективных и субъективных преград. И не знаешь, кого и что винить. Ну, ладно, подробно обговорим при встрече. Приезжай скорее!

Средства связи – телефон. Звонить лучше всего с 12:30 до 13:00 или с 8 до 9 – у нас очень загруженный коммутатор. Но, в принципе, если упорно звонить, то можно дозвониться в любое время с 8 до 17 (кроме 12:00 – 12:30 – я ухожу обедать).
Почта. Другого, кроме К-64 почтового адреса не имею, т. к. снимаю квартиру, а это слишком ненадежное жилье, но, в принципе, можно туда дать телеграмму, хотя она очень долго идет и не 100 % гарантия.

Да, еще на почту я хожу сейчас редко: не чаще раза в неделю, т. к. надо ездить в Москву.

Я живу, как уже видишь, под Москвой (27 км или 45 мин на электричке). Работаю в трех остановках от дома (35 км от Москвы) в институте бумаги. Занимаюсь моделированием производственных процессов, в частности, на ЕС 1020 (здесь мы с тобой оказались у родственных машин).

Что еще? Окончил аспирантуру. Диссертацию еще не защитил – еще не создан новый Ученый Совет.

Высылаю тебе фото трехлетней давности. Я уж сильно постарел: седина не только на висках, но и на бороде. Выгляжу, как всегда, старше своих лет. Все остальное: рост 172, вес 70, глаза зеленые.

В следующем письме вышлю более позднее фото.  Пишу о себе. Я уж буду писать о себе по кусочкам, а еще расскажу при встрече.

Ты все продолжаешь краситься, хулиганка? А куришь? Помнишь, выговаривала мне, что я курю? Но я с тех пор почти не балуюсь: 1-2 сигарету в год.

Пиши обо всем. Как дети? Женька уже, наверное, в школе. Моя Таня уже во 2-м классе.

Я 25.01.77 (ровно две недели назад) развелся с женой, которая с Таней живет в Туле. Я по выходным уже три года езжу туда к Танюшке.
Нина, милая, почему ты не хочешь возвратиться в Союз? К чему такой пессимизм. В 30 лет еще полжизни впереди.
Вторую половинку открытки, конечно, храню.

(Извини за сумбурный стиль письма – пишу так, как приходят мысли. Сколько хочется спросить, узнать – и хватаюсь сразу за все).

Я сейчас проклинаю себя, что не нашел твоей мамы раньше. Хотя я хотел приехать к ней, но все не было командировки в Новосибирск. Один раз года 1,5-2 я был в Нижнем Тагиле и в конце командировки хотел слетать в Новосибирск. Купил билет и ждал в аэропорту Свердловска погоды, но ее не давали почти сутки. У меня кончалась командировка, и я сдал билет на Новосибирск и полетел в Москву. А летом прошлого года я был в командировке в Красноярске и тоже помышлял приехать в Новосибирск, но так и не смог, т. к. летел не один, да и времени не было. После этого я и решил написать твоей маме. А там оказалось, что сменился адрес и мое письмо долго путешествовало.

Ну, Инка, пока.
Пиши
Крепко целую, Вадик


Запись в дневнике Вадима
10.02.1977 22:00

Почему я тебя искал? Любил? Но ведь я любил других в эти 8 лет. А может, я в них продолжал любить тебя? И что есть любовь? Ведь я не видел тебя (те несколько встреч не в счет – я из них тебя почти не помню). Еще были фото, но фото – есть фото.

Зачем я искал тебя?  …? Зачем? ... Чего я хотел? Откровенно не знаю! Но очень хотелось найти. Может потому, что это было погоней за мечтой, несостоявшимся.
Что я знаю о тебе? Почти ничего. И в то же время, кажется, что все. Я не знаю твоих привычек, увлечений, интересов, но знаю … – ничего не знаю. Только все же ощущаю тебя как что-то родное, известное. Чувствую готовность преклониться пред тобой и служить тебе. Но что есть ты? Что? Я не знаю твоего тела, не помню ощущений твоих рук, губ. Не знаю, что ты любишь, что ненавидишь. В какой одежде ходишь. Как говоришь, и то смутно себе представляю.

Так что же это? Что я любил эти годы и продолжаю, видимо, любить? Мечту? Выдуманный образ? Миф? Призрак?

Но ведь твои письма (старые и новые) – реальность! Их я, безусловно, люблю, как и письма других женщин, писавших мне после тебя. Любых ли? Сейчас начинаю понимать, что не любых. А только твои. Остальные письма были тенью твоих, и поэтому мне приятно было получать хотя бы тень.

… Кажется, знаю «зачем». Мне нужен был друг, который бы мне верил и любил меня! Но разве другие не любили меня? Там было что-то не то. Зойка мне не верила и не верит. Эля – не смогла понять мои чувства к тебе, она покушалась на них, и в этом была трагедия. Если бы она поняла и приняла бы, все было бы не так. Конечно, сложно от нее требовать такого понимания, когда ее предают.
Никто и никогда со мной не был так откровенен и … не – как это выразить? - … так стремился душой ко мне, как ты.


12.02.1977

Инка, родная, здравствуй!

Высылаю тебе одно из последних фото, где я не совсем прилично одет. Меня снимала моя Танька прошлым летом. Было пасмурная погода, поэтому вышло не очень, но пока других фото нет. Скоро должны отпечатать новую пленку. Если хорошо получится, то будет самый последний снимок после Нового года.

Инка, Инка! Как все нехорошо получается, как-то глупо. Маемся всю жизнь, которая нас с тобой учит, а мы продолжаем делать ошибки. Это я в основном о себе. Ну, ладно об этом потом.

Главное, что мы наконец-то нашли друг друга!

Извини, что отделываюсь таким коротким письмом – никак не знаю с чего начать. Все время думаю о нас, о нашем прошлом и будущем. Ругаю себя и судьбу.

Ну, Инка, пока!
Пиши! Целую, Вадик


Прага, 14 февраля 1977

Вадька, дорогой, привет!

Уже ждала и не ждала твое письмо. Думал, или не дошло мое – или не пишешь, просто. Я вот, неделю была дома с девчонкой – болела, да и сама я немного простыла, так с сегодня первый день на работе – вижу лежит твое письмо.
Спасибо, спасибо и за фото. Посылаю тебе еще одно свое. Фотографировалась недавно, так что это мой взгляд в последнее время. Получилось, как всегда, плохо, но лучше так, чем никак.
К
ак видишь, еще и крашусь, и курю немного, но курю. Пью кофе, вино иногда – так что, как видишь, совершенно испорченный человек теперь я.
Как читаю твое письмо, тоже твоя судьба сложилась не так, как хотелось бы, правда, или это уже удел нашей генерации – проходить этапом развода.

Не знаю. Я меня развод 8 марта – замечательный день выбрал суд для этого. Потом не знаю, как что сложится, т. к. живу до сих пор с его матерью (и мужем, конечно) в их квартире – некуда переселиться. В кооперативе я уже несколько лет, но здесь это дело с квартирами очень тянется долго – прямо-таки беда.

Я не знаю, писала ли я тебе, что у меня двое детей: Женька ходит в 4-й класс (рождения 1967 г.), а Аленка пойдет в школу в этом году (рожд. 1971 г.).
Аленку хотела я сама, специально против воли мужа, т. к. видела, что развод неизбежен, а я боялась здесь остаться одна с Женькой. Замуж выходить совсем не собираюсь, здесь я уже никого не выберу (чем больший выбор – ассортимент, тем меньше можно выбрать, к сожалению, но это так), как-то никого не хочу. Надеюсь, что в течение 2–3-х месяцев кое-что найти из жилья, перейду с детьми – и будет нам отлично. О себе начну писать, когда будешь спрашивать, что. Надеюсь, что удастся в скором времени посетить Москву – потом поговорим.

А пока всего хорошего – Инна


Открытка ко дню рождения:
Прага, февраль 1977

Вадька, дорогой, всего самого лучшего тебе от всей души своей желаю к твоему дню рождения.

Много радости, светлых и счастливых дней. Много успехов в работе!
Инна


Прага, 23 июня 1977

Вадька дорогой, привет, так что же ты не пишешь, не отвечаешь на мои письма? От моего поздравления тебе ко дню рождения – ты не написал ни строчки. Может на что обиделся, или не дай бог, что-то случилось? Прошу тебя, напиши мне в чем дело-то?

У меня нет ничего нового. К сожалению, не смогла поехать в командировку в Москву, и вообще не могу ездить куда-нибудь, т. к. живу с Аленкой, а за ней некому присматривать. Еще не развели нас, дело тянется, а сейчас вот начались отпуска – видимо, полностью развод произойдет лишь осенью, надеюсь на этот. Уже все это надоело.

Живем с Аленкой в другом месте, если будешь хотеть, пиши мне домой. Адрес:
Nina …

В отпуск едем с ней 1-2 недели в августе, иначе все лето сижу в канцелярии.

Так пиши,
Жду, целую
Инна


                Обрыв связи

Проект письма
21.12.1977

Мы старые друзья и, между нами не должно быть недоговоренности. Дело в том, что хотя я и развелся с женой, но не являюсь свободным.
Я живу с женщиной, которую, видимо, люблю. Она работает в моем институте. И если все будет хорошо, то мы поженимся.

Это не является предательством нашей дружбы. Я по-прежнему люблю тебя как друга (ведь больше мы друг друга не знали). Я надеюсь, что переписка наша теперь не прекратится.


Потом он звонил ей на работу через международный переговорный пункт на Арбате. Потом попытался позвонить еще раз, но сказали, что Инна уволилась и воспитывает ребенка.


1984 год (через 16 лет после последней встречи). Вадим работал в геологической организации. Выбирает Новосибирск как место компьютерной обработки данных, планирует командировку, выбивает деньги (которых всегда не было, но он всегда уезжал).

В Новосибирске в выходной день едет в Академгородок, где она жила. По дороге к дому ее матери среди сосен стоят двухэтажные деревянные бараки. В одном из них она жила с матерью на втором этаже. Адрес он не помнит – старается угадать дом.
Подходит к новому дому ее матери, подымается в квартиру, вручает коробку конфет, расспрашивает маму об Инке. Она второй раз замужем, у нее пятеро детей: 2 от первого брака, 3 от второго. В конце разговора мама с грустью спрашивает Вадима: «Ну, что ж вы гуляли-гуляли (в 1968 г.) и до ничего не догуляли?». Она робко надеялась, что во время последней встречи Вадим сумеет перетянуть Инку в назад СССР. Ему ответить было нечего. Ситуация тогда была такая, что ничего изменить в то время было нельзя. У нее 1,5 годовалый сын, у Вадима восьмимесячная дочка. Он не мог приезжать в Прагу, она, если вернется, то у нее отнимут сына.

Это была последняя ниточка, связывающая их. После не было ни звонков, ни разговоров с ее мамой. На звонки Вадима мама не отвечала – видимо, уехала в Прагу.


                Послесловие

После окончания аспирантуры Вадим получил распределение в Центральный научно-исследовательский институт бумаги в поселке Правдинский Московской области, а жена с дочкой жила в Туле. Отношения у них были «треснутыми» со времени появления Инки. И хотя прошло уже много времени, но склеенная чашка не обеспечивала прочности отношений. Он периодически ездил в Тулу, навещал дочь, привозил продукты, но чувствовал себя свободным и поэтому стал обращать внимание на других женщин.

Вадим обратил внимание на девушку из института, в котором он работал. Он снимал комнату в поселке Мамонтовка, где они стали жить.

После развод с первой женой Вадим повторно женился. У них родилось два мальчика, но брак был не очень удачный: распался через 10 лет. Но все эти годы не было дня, чтобы он не думал об Инке! До 1986 года.

В этом году он встретил и полюбил девушку, в которой увидел Инку. Они познакомились в аэропорту Быково, где выяснилось, что они в одной группе летят в командировку на атомную станцию в г. Балаково. Более двух лет они жили в разных местах: он в Подмосковье, а она в Мурманске. Завязалась переписка, встречались редко. Воспоминания об Инке стали затухать. Они поженились, у них родился сын, и вот уже 35 лет счастливы в браке.

Но сны не спрашивают нас, о чем думать. Несколько раз в год Вадиму снится сон, что он через много лет встретился с Инной у нее на квартире в Новосибирске, и они обсуждают планы дальнейших встреч. Просыпается он в дичайшей тоске, которая выворачивает его наизнанку: хочется, чтобы сон еще немного продлился…

Сейчас, перечитав ее письма, ему хочется отмотать ленту жизни на 53 года! Но, увы! Хотел бы с ней увидеться хоть на полчасика (ей уже скоро 75 лет), но это уже нереально. Получить хотя бы одно письмо от нее. Хотя бы узнать, как она прожила последние 44 года. У нее, наверное, уже есть внуки… Вадим пытался найти о ней следы в соцсетях, но не нашел…, и тогда он выдумал встречу в кафе, которой, к сожалению, не могло быть…. Единственное, что непонятно Вадиму, почему Инка не искала его. Ведь сегодня в социальных сетях и не только о Вадиме столько информации.

К сожалению, они были объектами судьбы, не имея возможности быть ее субъектами и как-то повлиять на события. Если бы не стечение обстоятельств, если бы они не торопились обзавестись семьями, если бы не границы, если бы были современные средства связи…, если бы…, если бы…, то была бы красивая счастливейшая пара!!! А так осталась память о большой чистой любви, а в душе поселилась тихая грусть!


       Ты была или это сон

Ты была или это сон,
Что приснился на рассвете?
Я держу в своих руках
твои фото, письма эти.

Я кричу: «ведь ты была же,
Ведь была, была!»
Я руками воздух глажу:
Здесь была и уплыла.

И осталось где-то в сказке
Наше детство, Крымский мост,
И не высказаны ласки,
И не выпит главный тост.

Ничего мне не осталось:
Только память о тебе,
Только мысли, только письма,
Только сердце в маяте.

Так живу я в ожиданьи
Столько зим и столько лет,
В меру счастлив, но ночами
На душе покоя нет.