Альбом деда

Юрий Белоусов
Ближе к майским праздникам брат стал писать чаще. Гриша в своём дальневосточном городке получал его сообщения из Москвы, лениво отвечал парой фраз, поддерживал общение с родственником.
Брата он никогда не видел, тот был двоюродным и намного старше. Мать его знала, Гриша сообщил ей на зону про него, рассказал. Та передала адрес, край, район, ИК, шесть цифр непонятного кода, мол пусть напишет. Ей там скучно, сидеть ещё четыре года из восьми. Гриша передал. Брат спрашивал, что случилось, он рассказал, что мать убила сожителя. Никогда раньше не пьющая, она вдруг стал бухать, сожитель по пьяному делу полез в драку, мать взялась за нож. В общем бытовуха. Дали восемь. Вряд ли он написал ей. Родственники с ней и так особо не общались. Еще до посадки, когда появился интернет, мать на радостях нашла всех, но видимо достала сообщениями. Да и разница во времени с Россией, когда у матери был день, там уже спали давно, вот и затихло общение. А Гришу они вообще знать не хотели. Он их тоже. Но вот брат писал.
Раньше, очень давно в дом, на окраине городка, к деду с бабушкой собиралась родня. Со всего Союза приезжали, мест не хватало, спали даже не сеновале. Вечером все вместе смотрели фильмы по телевизору. Бабушка говорила – смотреть «картину». Привозили дефицитные лекарства, деду на год хватало. Он раненый был много раз на войне, сердце болело. Потом умер Союз, умер дед, родился Гриша. Теперь он живёт в доме один. Точнее с подругой, но всё равно один. Родня далеко. Да и чёрт с ней.
Подруга сварила макароны, налила масла, поставила Грише тарелку, сама села напротив, отодвинула банку с окурками, стала жевать. Полная противоположность ему, толстенькая и светловолосая, а Гриша худой, с впалой грудью. Телефон пискнул сообщением.
- Что там? Бабы тебе пишут? – подруга изобразила ревность, хотя знает, что никаких баб у Гриши нет.
- Москва пишет.
- Пусть денег пришлёт. У московских их много. Напиши, пусть полторашку переведёт.
- Стрёмно как-то. Что мы, нищие?
- А что, нет? Ты скажи ему, что на работу устраиваешься, но у тебя кредит висит, пока не отдашь не возьмут. А через месяц вернешь.
- Да стрёмно.
- Дай сюда – подруга схватила телефон, стала набирать сообщение одной рукой, второй закидывала в себя макароны. – Спрашивает про альбом. Что ответить?
Гриша тоскливо вздохнул. Альбом, по просьбе брата он нашёл не так давно, старый с фотографиями деда. Чёрно-белые фотографии из Германии сорок пятого года. Молодой дед в окружении однополчан. Вот они сидят в кузове грузовика, а вот забравшись в легковой Виллис. Встречались на фото молодые фрау, весёлые в обнимку с солдатами. Дед в фуражке, заломленной на затылок, выбивается чуб, в руках аккордеон. От того инструмента остался только наградной лист, трофейный испанский аккордеон вручён был деду за боевые заслуги. Дед любил играть на нём Катюшу, так рассказал брат, он то застал его живым. А сейчас брат просил альбом. За сообщениями с просьбой выслать его проглядывалась лёгкое презрение, мол вам он ни к чему, всё равно валяется как хлам. Хорошо ещё хоть вообще уцелел. Альбом действительно валялся до недавнего времени. Но отдавать было жаль, Гриша смотрел фотографии и разговаривал с дедом. Спрашивал его про войну, про мать, про бабушку. Альбом создавался для счастливых внуков, но что поделать если внуки есть, а счастья нету.
- Фига себе! Перевёл! – подруга смотрела в телефон и улыбалась масляными губами. Вытащила сигарету, закурила. Завоняло табаком, Гриша поморщился, потянулся и открыл форточку. Слабое ощущение домашнего уюта убилось дымом сигарет. Сам он не курил, здоровье не позволяло. Здоровье не позволяло курить, не позволило пойти в армию, не позволяло толком работать. Болезни сперва ограждали от учёбы, игр со сверстниками и Гриша так и привык жить ограждённым от жизни. Подругу только пустил к себе, и то, потому что особо его она и не спрашивала.
Подруга поселилась в обмен на редкий секс, и Гриша сперва смирился, а потом и привык. Так и жили, не для семьи, не для детей, а просто.
- Сколько перевёл-то? – Он действительно не ожидал такой щедрости. Брат дал денег и ему стало неуютно, ведь нужно долг будет отдать. А отдавать нечем. В подарки Гриша не верил, жизнь не приучила. За всё нужно платить поэтому лучше и не брать ничего.
- Полторашку и перевёл. Адрес спросил. Я написала.
- Зачем?! Вдруг приедет?
- Не приедет. Делать ему нечего из Москвы переться.
Но брат приехал.
Через две недели привокзальный бомбила привёз брата к дому на окраине городка.
Он вылез из машины, подошёл к калитке, увидел ржавую табличку про «злую собаку» и не решился идти сразу, стал стучать. Собаки не было. Старый Пират после смерти деда тосковал неделю, а потом сдох – удавился цепью, а новые не прижились. По зиме собаки убегали и не возвращались, бичи их ловили и съедали. Брат понял, что бояться некого и зашёл во двор, но к дому не пошёл, а повернул к сараю, возле которого стоял старенький велосипед. Удивился увидев его, взял за руль как живого, погладил старенького советского ветерана. Гриша увидел в окно, сунул ноги в галоши, вышел на крыльцо.
- А вы брат?
Брат повернулся, заулыбался
- Я его с детства помню, сам ремонтировал, катался каждое лето. – Развернулся и пошёл к дому. На грязи отпечатались красивые узоры крепких ботинок.
- Здорово брат!
Пожали руки. Вышла подруга, изобразила радость. Сразу стала звать за стол. «Да можете не разуваться, у нас не прибрано». Брат не стал.
Пахло жареной картошкой, брат вытаскивал из сумки пузыри водки, много говорил. В дом дальше кухни не пошёл, пожаловался, что много дел и вечером уже поезд назад, в Хабаровск, а там самолёт и в Москву. Дела не позволяют всё бросить, нужно много работать, нужно успевать жить хорошо, а это сложно. Про должок не вспоминал, но и больше денег не предлагал. Подруга наложила картошки, поставила стопки. Гриша пить не любил, пьяное состояние его удручало, но за встречу положено. Разговор утих. Брат закусывал и смотрел на Гришу и не мог понять, почему этот сутулый человек, со впалой грудью и большими, добрыми по собачьи глазами считается ему родственником? Почему они родня? Пытался ощутить родственные чувства, но испытывал только злость за умирающий дом, за прошедшее детство, за умерших деда и бабушку. Зачем жизнь навязала ему этого человека в родню?
Гриша рассказал, что на могиле деда случился пожар и теперь она стоит обугленная, а вот бабушка лежит хорошо, хотя не сразу так было, но теперь могила улеглась, цветы растут. Брат хотел было предложить денег на памятник, но не стал. Брат считал, что деньги сразу пропьют и на дело не потратят. Ему захотелось быстрее уехать, и он попросил принести альбом.
Долго и бережно смотрел на фотографии, расправлял загнувшиеся углы. Засмеялся, найдя себя на фото, а потом захлопнул корочки и попросил отдать альбом.
- Его надо отреставрировать, у меня он будет целее. Я тебе сделаю копии фото и пришлю. Отдай.
Гриша не знал, как объяснить, что он не может отдать, качал головой, смущённо тянул «нет» и держался за альбом перегнувшись через стол. Брат предложил деньги, смотрел то на Гришу, то на подругу. Крепко держал альбом одной рукой, сил хватало, московскую «качалку» брат не пропускал. Подруга вдруг ласково стала говорить, что давай отдадим, нам он не так нужен, и это «нам» вдруг обозлило Гришу. Какого чёрта «нам»? Какое она имеет отношение? Потянулся и второй рукой выхватил альбом. Брат вдруг достал бумажник, вытащил пятитысячную купюру, хлопнул её на стол. Крепкий столичный потребитель, он знал, что купить можно всё. Но Гриша не отдал. Пятёрка осталась лежать на столе.
Потом собирались, долго ждали такси, подруга нервно курила на крыльце, на прощанье полезла обниматься. Брат морщился, Гриша протянул руку. Машина уехала.
Вернулись на кухню. Купюры не было. «Вот жлоб» - подумал Гриша и увидел, что альбом пропал. Обернулся на подругу. Та стояла у рукомойника и тёрла тарелки. Раньше такого не было, она их просто оставляла до утра, тут мыла дребезжа соском.
- Я взяла деньги, и отдала его. – И вдруг сорвалась на истерику – Нам жить не на что! Твоя сраная пенсия ещё не скоро, а мне жить нужно, мне голову красить, мне матери нужно помочь!
Такие истерики были редким, но эффективным оружием её и обычно помогали. Она была уверенна в своей силе, своей власти над Гришей.
Подъезжая на старом велосипеде к вокзалу, тяжело дыша Гриша увидел брата на перроне. Подбежал.
- Отдай, брат! Отдай, пожалуйста, отдай.
Брат вдруг обнял его, прижал и неуловимым движением перевернул и бросил в кусты. Галоши отлетели в лужу, и Гриша, поднявшись вдруг ощутил босыми ногами пронзительный холод грязи. Подскочил снова, но брат ударил его в голову, и Гриша брякнулся на перрон. Подошёл мент, брат стал что-то объяснять про пьяного дебила, который бросается на людей, назвал мента командиром, угостил тысячей. Подошёл поезд, брат уехал.
Вернувшись домой, Гриша прогнал подругу. Пятёрка осталась у неё.