ГЛАВА XXXVI
БУМАГИ РИШЕЛЬЕ
Было около одиннадцати часов вечера. Уже давно пробили сигнал гасить огни, а д’Афон, Лакан и два носильщика все еще неотступно стояли подле дворца кардинала и постепенно начинали зябнуть. Вернее зябли только носильщики и лекарь: словно в лютый мороз, они притоптывали ногами на одном месте и похлопывали себя по бедрам. Другое дело был д’Афон.
От снедаемого его волнения он, казалось не чувствовал ни боли, ни страха, ни холодна.
Достаточно было мельком взглянуть на его лицо, чтобы заметить на нем выражение мрачной угрюмости и зыблемой надежды. Какое-то обманчивое чувство подсказывало ему, что все он делает напрасно, что кардинал приедет только в полдень и что уж ничего боле не сможет спасти его товарищей от смерти. Но честное сердце подсказывало другое, что нужно ждать и верить в Провиденье.
«Да, нужно ждать! — мысленно уверял себя д’Афон. —И если даже кардинал приедет слишком поздно, я по крайней мере отомщу за их гибель».
— Брр, холод-то какой, — нарушил вдруг тишину лекарь. — Прямо, чистый декабрь.
— Ох, и не говорите, сударь, — отозвался один из носильщиков. — Могу поспорить, что пальцы я уже отморозил.
— А мои усы, кажется, уже покрываются инеем, — ответил другой. — Не удивлюсь, если сегодня опять пойдет снег.
— Эх, хорошо бы сейчас у очага погреться или хотя бы у костра , — продолжал первый, — а то я, право, уже не чувствую ни рук, ни ног.
— Ваше сиятельство, — обратился к д’Афону лекарь, подходя ближе к его паланкину. — Уже двенадцатый час. Его высокопреосвященство теперь уж точно до утра не приедет. Неугодно ли вернуться назад?
— Нет, г-н Лакан, — возразил д’Афон. — Пока я не увижусь с г-ном кардиналом, я никуда не уйду.
— Но вы легко одеты, — заметил лекарь. — Вы не боитесь, что помимо своих ран, получите еще и пневмонию?
Д’Афон, теперь и сам ощутил, как онемели от холода его пальцы. Но засунув руки поглубже в карманы, он ответил следующие:
— Я мало чего боюсь, господин Лакан. Во всяком случае такой пустяк как пневмония, меня не чуточку не пугает.
— Хорош пустяк! — возмутился лекарь.—Да вы даже себе представить не можете, как опасна эта болезнь. Скольких людей она спровадила на тот свет. Ужас!
— А вы сами-то не боитесь простудиться, г-н Лакан?
— Я лекарь – мне проще вылечиться чем вам.
— Однако же я не хочу, чтобы вы из-за меня страдали. Возвращайтесь домой. Я обещаю, что со мной ничего не случиться.
— Ну уж нет, г-н д’Афон, — возразил лекарь. — У вас свой долг, у меня – свой, и я намерен его исполнить!
— Благодарю вас, — улыбнулся д’Афон, но в ту же минуту возбужденно приподнялся.
— Что такое? — обеспокоено спросил лекарь.
— Вы слышите? — взволнованно спросил д’Афон.
— Что?
— Сюда кто-то скачет.
Лекарь встревоженно стал вглядываться во тьму.
И действительно, не прошло и минуты, как через арочный проход, носящий многозначительное название «Путь истинны», въехали два всадника, в сопровождении дюжины гвардейцев.
Лакан испугался. Д’Афон по лошадям и голосам узнал в них людей Ришелье, впрочем и самого герцога не трудно было распознать по испанскому скакуну и по бордовому плащу, который он всегда надевал при выезде в город. Завидев его в сопровождении какой-то дамы, д’Афон попросил, чтоб его приподняли, и когда это было исполнено, он крикнул:
— Ваше высокопреосвященство!
— Осторожнее, господин д’Афон, — предостерегал его Лакан. — Вы разорвете швы.
Но д’Афон нисколечко не обращал внимание на призывы старого лекаря, а наоборот, приподнялся еще больше и снова крикнул:
— Ваше высокопреосвященство!
На этот раз его взывание пролетело над всей площадью, и нарушив тихое журчание голосов, достигло высочайшего слуха.
Кардинал повернул голову.
— Кто меня зовет?! — воскликнул он, вглядываясь в темные фигуры. — Что вам нужно?
— Не беспокойтесь, ваше высокопреосвященство, — начал д’Афон, приближаясь, точно индийский султан на паланкине. — Это я, ваш преданный слуга и мушкетёр военного дома короля Франции граф д’Афон.
— Д’Афон! — с удивлением вскричал кардинал, обращаясь скорее к своей спутнице, ставшей бледнее смерти, чем к мушкетеру. — Какая приятная неожиданность! А нам говорили, что вы умерли!
— Слово чести, монсеньор, — ответил раненый, — я остался жив только благодаря Богу и моему лекарю. Простите, что не приветствовать вас стоя, как это подобает. Я сильно ранен из-за чего не могу даже приподняться.
— Я вам искренне сочувствую, граф, — спешившись, проговорил кардинал. — Но вы достойны более суровой кары. Так что возблагодарите Провидение, что все ваше преступление обошлось вам так дешево.
— Дешево ли, монсеньер? — спросил д’Афон. — Ведь скоро я навеки потеряю друзей, которые мне были ближе братьев. Ах, что есть топор, махом лишающий жизни, в сравнении с болью, рвущей мое сердце? Видит Бог, я никогда ни у кого ничего не просил, и не просил бы и впредь, если бы дело не касалось моих бедных товарищей. Вы у них последняя надежда, монсеньор. Прошу, вас, пощадите их. Еще не поздно отправить приказ о помиловании…
— И пальцем не пошевелю, — прервал кардинал. — Они умрут, и смерть их будет заслуженной, ибо я, разумеется, не буду заступаться за преступников.
— Да, они преступники и грешники, и я первый среде них убийца. Но позвольте об этом судить не прокурорам и судьям, а Тому кому положено судить, то есть Богу!
— Именно к Нему они вскоре и отправятся,
— Монсеньер, – это беззакония убивать людей лишь за то, что они захотели выжить. Ведь если бы мы тогда не пришли к де Шарону на помощь, то он бы, верно, пал той же смертью, что и Бюсси д’Амбуаз. Разве в том случае мы бы не считались преступниками в глазах Бога и общества? Молю вас: спасите ваших преданных поданных. Ведь вы священник, а значит должны быть добры и снисходительны к грешным.
— Да, я священник, и как священное лицо жалею этих несчастных. Но, посудите сами, чем я могу им помочь? Ведь приговор им выносил не я, а судьи.
— Но разве судьи исполняли не ваше приказание?
Леди Персис от ярости вспыхнула:
— Наглец! На вашем месте, монсеньер, я бы приказала арестовать этого дерзкого нахала.
— В первую очередь ареста заслуживаете вы, сударыня, — колко подметил д’Афон.
— Монсеньер! Монсеньер! -- еще больше возмутилась графиня, -- Разве вы не видите, что меня оскорбляют?!
-- Неужели то, что я сейчас говорю, так вас сильно оскорбило?
— Придержите свой язык, г-н граф, — прикрикнул на него Ришелье. — А не то я и впрямь прикажу вас засадить за решетку!
— Вы вольны поступать как вам угодно, ваше высокопреосвященство, — смиренно произнес д’Афон. — Но прежде, взгляните на эти бумаги.
— Что это? — спросил кардинал, протягивая руки к сверсткам.
— Похищенные письма, от правителей: Швеции, Чехии, Голландии и Богемии. — сказал д’Афон, будто невзначай, отводя руку, — Освободите моих друзей и клянусь честью, бумаги будут вашими.
— Я давно знал, что они у вас, — ответил кардинал. — Это именно мои люди сегодня следили за вашим слугой. Думая, что вы мертвы, но подозревая, что они у вас, я хотел выяснить, где они находятся. Однако ваш слуга, не прост. Заметив за собою слежку, он обхитрить моих людей и скрылся. Так я, в очередной раз их утратил.
— Так что же вы решили?
— Любому другому я давно бы ответил тюрьмой, смертью или еще худшим. Ведь вы шантажируете меня, и даже совершаете надо мной насилие. Но вы принадлежите к числу тех людей, которым следует относиться с уважением и почтением. Поэтому я поступлю так, как еще никогда ни с кем не поступал, и вы увидите насколько я отличаю вас от всех тех, кого мне приходилось принимать прежде. Прошу!
И в подтверждение своих слов, Ришелье уступил ему дорогу.
-- Простите, ваше высокопреосвященство, — попытался возразить д’Афон.
— Но для меня слишком почетно идти впереди.
— Полно, граф. Прошу вас.
Д Афон поклонился и ухватился за руку Лакана.
-- Г-н Лакан, друг мой, пойдемте со мной, -- проговорил слабеющим голосом он. -- В любой момент я могу лишиться чувств; вы будете давать мне нюхать соль.
-- Я бы с радостью, но... -- Лекарь вопросительно взглянул на кардинала, и тот всем своим видом показал что он не против. -- Хорошо, г-н д Афон, я пойду с вами.
Поблагодарив его вторично, граф приказал своим носильщикам снести себя во дворец.
Следом за ним последовали Люси Персис кардинал Ришелье и конечно же измождённый старый лекарь.
— Вы благородный человек, г-н д'Афон, — продолжал тем временем кардинал, следуя за портшезом, — я это знаю, – а в людях я разбираюсь. Вы сейчас сказали, что имеете те самые послания, которые полтора года назад были выкрадены из моего кабинета. Но, признаться, я не могу поверить, что такой человек, как вы может быть причастен к этому делу. Однако, может так статься, что в нем был замешан кто-то из ваших друзей. Не так ли?
— Вы правы, монсеньер, — подтвердил д’Афон. — Мой близкий друг был действительно невольно вовлечен в эту злосчастную интригу. Но он не крал бумаги, а наоборот сделал все возможное, чтобы они по-прежнему оставались в Париже.
— Вы утверждаете, что он не замешан в краже. Но в таком случае откуда же они у него взялись?
— Мне мало что известно, но есть люди, которые осведомлены более чем я.
— Вот как! — еще больше заинтересовался кардинал, входя следом за ним в кабинет. — И кто же эти люди?
— Их двое, монсеньер. Один из них де Шарон...
-- А другой? -- с нетерпением спросил кардинал.
-- Вам достаточно обернуться, что б узнать его имя.
Сказав это, д’Афон устремил на леди Персис пронзительный взгляд, но она даже бровью не повела, когда кардинал, догадываясь о ком идет речь, обратился к ней с вопросом:
— Вам действительно, что-нибудь известно, сударыня?
— Увы, монсеньер, — возразила леди Персис. — Г-н д’Афон конечно же преувеличил мои познания, ибо я знаю об этих бумагах не больше чем все остальные.
— Не скромничайте, графиня, не скромничайте, — с обезоруживающим простодушие обратился к ней провансалец. — Ведь без вас де Шарон никогда бы не сумел разгадать этой тайны. Сам он, как известно, не сведущ в политических интригах.
— Это действительно так, сударыня? — осведомился кардинал. — Право, а я и ничего об этом не знал. Не угодно ли поведать нам об этом поподробнее?
— Да, г-жа графиня, расскажите, как эти драгоценные бумаги оказались у моего друга! — проговорил д’Афон и глаза его загорелись от превосходства.
— Я ничего не знаю.
— Если вам, что-нибудь известно, дорогой граф, говорите, — приказал Ришелье. — да поживее, мне надоело ждать.
— Охотно, ваше высокопреосвященство, — вздыхая ответил д’Афон, борясь со слабостью. — Если вы не будете против, то я начну с самого начала.
— Рассказывайте, рассказывайте, дорогой д’Афон, — сказал кардинал. — Мы вас внимательно слушаем…
— Благодарю, — откланялся д’Афон и начал: — Однажды заметив несдержанный разговор между прелестной женщиной и англичанином, мои друзья де Шарон и де Порто вызвали последнего на дуэль. На дуэли мушкетеры победили англичан: в голенище сапога одного из них были обнаружены те самые бумаги. К несчастью на тот момент мой друг еще не знал об бесценности этих посланий и потому решил на них попросту заработать деньги.
— Каким образом? — осведомился кардинал.
— Предвидя, что рано или поздно хозяин хватиться бумаг, он решил их продать за двести тысяч ливр.
— Не дурно! — с восхищением заметил Ришелье. — Так что же было дальше?
— Расчет де Шарона был верен: спустя три дня он получил письмо; но не от своего соперника, как можно было подумать, а от его сестры леди Персис.
— Что! — воскликнул кардинал и с гневом поглядел графиню. — Вы сестра лорда Вольтманда? Этого грязного шпиона короля Карла Первого!
— Нет, ваша высокопреосвященство, — не давая времени графини оправдаться, промолвил д’Афон. — Родство между ними всего лишь прикрытие, которое мой друг разгадал в тот же день. Скрываясь в каморке служанки, он случайно подслушал их разговор, во время которого понял, что оппонент его здоров и жив, и что бумаги эти были похищенные у вас. Зная, что вы не разделяете своих нужд, от нужд Франции, он, как истинный патриот разумеется отказался возвращать им бумаги, чем и навлек на себя гнев леди Персис.
— Это ложь, монсеньер! — вскричала, позеленев графиня.
— Замолчите, миледи! — прикрикнул Ришелье. — Я не желаю вас слушать.
— Но неужели вы в самом деле поверили во весь этот бред?
— Да! Потому что я и сам давно догадывался об этом. Мне не раз докладывали мои люди, что к новоприбывшему лорду наведывается какая-та подозрительна особа, дьявольски похожая на вас. Но надо отдать вам должное, вы были настолько хитры и изворотливы, что это каждый раз давало вам повод обводить нас вокруг пальца.
— Но, монсеньер…
— Довольно! Я слишком доверял вам, миледи, и в том была моя ошибка… Стража!
— Пощадите меня, монсеньер.
— Нет, — ответил категорично кардинал, яростно звоня в колокольчик. — Стража!
В отчаянии, в котором обычно прибывают звери загнанные в угол графиня бросилась на д’Афона, чтобы вонзить в него стелет. Когда клинок уже завис над телом, кто-то крепко схватил за запястье графиню и потянул на себя.
Бросив яростный взгляд на того, кто помешал осуществить ей давнюю месть, леди Персис наткнулась на взор кардинала.
Он силой вырвал у нее из рук нож и передал ее к только что вошедшему офицеру.
— Отведите леди Персис в Шатле. — грозно повелел кардинал. -- Держите ее там до нового моего повеления,
— Слушаюсь, ваше высокопреосвященство, — ответил офицер и, взяв леди Персис за локоть, сказал: — Пройдемте, сударыня.
— Я никуда с вами не пойду, — начала вырываться графиня. — Подлецы, негодяи, мерзавцы!
— Успокойтесь, сударыня! — строго сказал офицер. — Не заставляйте меня применять к вам силу!
Опомнившись, леди Персис неожиданно замерла.
Она медленно повернула голову к д’Афону и лицо ее приняло устрашающее выражение угрозы и вызова.
— Вы еще жестоко пожалеете об этом, граф де Крильон! — процедила она сквозь зубы.
— Идемте, сударыня, — поторапливал ее офицер.
Движением руки он попросил Люси пройти вперед и вышел вслед за ней из комнаты.
Когда за ними затворилась дверь, д’Афон взглянул на озабоченного кардинала.
— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, — промолвил он, — вы спасли мне жизнь, я очень вам признателен за это.
— Полно, граф! Не вы должны меня благодарить, а я вас…
-- За что?
-- За что? За то, что обличили человека, которому я слишком доверял... Но, позвольте вас спросить, почему вы решили вернуть мне бумаги только теперь, а не сразу, как только их обнаружили?
— Мы боялись навредить репутации возлюбленной де Шарона.
— Г-же Мезонфор? А причем здесь г-жа Мезонфор?
— Её муж был задействован в похищении бумаг, и поэтому если бы его объявили изменником, то на Лукреции это бы тоже отразилось.
— Стало быть и Мезонфор, был участник этой гнусной интриги… Ах, черт возьми! Я так был занят делами Англии и Испании, что абсолютно не видел, что делается у меня под носом.
— Как видите, ваше высокопреосвященство, мушкетеры всего лишь исполнили свой долг, лишив Францию сообщника врагов.
— Вы правы, — коротко промолвил кардинал и сел за стол, — и поэтому я незамедлительно велю их оправдать.
Открыв крышку чернильницы, он обмакнул перо в темно-синюю жидкость и, царапая им по бумаге, поспешно начал указ.
Когда все было готово, кардинал свернул бумагу, позвал камердинера и велел снести ее к коменданту Шатле.