Коля был старшим из трех сыновей Акиндина и Ольи.
Сам Акиндин, довольно высокий, худой, как будто свитый из жил, на старых фотографиях с орденом Славы на чуть помятом пиджачке. Олья -маленького росточка, подвижная, говорливая, шустрая и деятельная во всем. За столом -первая певунья и рассказчица.
Братья в разное время все отслужили в группе Советских войск в Германии (туда вообще любили призывать ребят из ближайших деревень. Очевидно, своим происхождением они внушали доверие военкоматовским начальникам, которых никогда, кстати, эти ребята не подводили). Вернулись красивые, крепкие, веселые, полные надежд и уверенные в светлом будущем.
Семья была дружная, работящая и неутомимая. Парни, как и практически все в деревне, трудились на любой технике, которая могла передвигаться по окрестным полям и дорогам. А как они работали на сенокосе! Догнать Олью, когда она косила, было совершенно невозможно, все делалось дружно, ловко, умело, без лишних разговоров, уставляя пожню ровными, как на картинке, проймами. Водички попьют по очереди из алюминиевого бидона и опять за работу.
Младший, Саша, крепкий светловолосый, конопатый, сероглазый крепыш, утонул в нашей мелкой речке, которую можно перебрести вброд почти в любом месте. Как это случилось, так никто и не понял, но остались после Сашки молодая беременная вдова с маленькой девочкой на руках. Потом не стало Акиндина. Олья ушла, когда ей было за девяносто, сохранив ясную голову и умение выпить маленькую рюмочку “За здоровье!”. Володя с Колей огородили три могилки единой оградкой на деревенском кладбище, оставив свободные места до тех пор, когда они могут понадобиться.
Средний, Володька, в Олью. Уехал в город, работает на железной дороге, семья, дом, дети, внуки, трезвый и рассудительный. Любитель бани, охоты и рыбалки, куда ездит на своем уазе “Патриот”.
Николай, в Акиндина, худощавый, голубоглазый, работал в совхозе, пока этот совхоз был жив. Потом совхоза не стало, выпивать случалось все чаще и чаще, и Колина жена, Людмила, отправила его жить в родительский дом, а сама осталась в их семейном доме, за речкой. Время шло, дети выросли, а они продолжали такое же странное совместно-раздельное существование: Коля на своем всюду проходимом грузовичке -УАЗе приезжает к Людмиле, пашет полосы под картошку, чинит забор, делает всю нужную мужскую работу и возвращается к себе. Нужно отметить, что около дома, во дворе и даже дорога рядом с домом Николая всегда в исключительном порядке, грядки прополоты и политы, дрова сложены так, что можно вызывать комиссию по проверки качества поленниц, инструменты все на своих местах, а травка скошена на зависть газону королевской резиденции в Англии.
При этом выпивать Коля не прекратил. Крепко выпивать. Но всегда держался стойко, взгляд спокойный и доброжелательный, только говорил, как будто скороговоркой и чуть невнятно. Выпивка, скорее всего, и стала причиной его разъезда с Людмилой, дамой строгой и душевно сильной.
Интересная история произошла как-то с Колей, чему я оказался случайным свидетелем. Ехали мы с сыном и невесткой в нашу деревню и, проезжая Смольянец, увидели, что там около клуба все заполнено народом, играет музыка, настоящий праздник. Это отмечался День деревни. Мы остановились, потому что впервые увидели подобное мероприятие в наших краях. Вышли и слышу: “Сашка, ты откуда?” Это меня позвали уже довольно веселые соседи. Там же был и Коля, который несколько пошатывался и уже не говорил, а как-то бубнил, не совсем понятно. Я и сказал ему, что, может, стоит поехать домой, тем более что и мы туда же, нам по дороге. Коля радостно: поехали, Сашка! Садится в свой грузовичок (тут нужно пояснить, что у дороги было припарковано несколько машин, а прямо за Колиной стоял серый, чистенький Логан), включает почему-то заднюю скорость и от души толкает этот Логан по переднему бамперу. БУХ! Удар глушится шумом музыки и праздника. Коля что-то заподозрил, но понял не все, и я подбежал к его машине, размахивая руками и крича: “Стой!” В этот момент Коля “поплыл” а я, тоже неправильно оценив ситуацию, не разобравшись с тем, что он сделал с ни в чем не повинном Логаном, говорю: “Давай я сяду за руль и отвезу тебя”. Так мы и сделали. Потихоньку доехали до наших домов, я за рулем УАЗа, а сын управлял нашей машиной. Коля по приезду пошел спать, а мы занялись порядком в доме. Я затопил баню и уже готов был забыть всю эту историю, как, выглянув на улицу, увидел машину ГИБДД и рядом с ней двух полицейских в форме. Это были первые полицейские в деревне, да еще и в машине с мигалками, за те более сорока лет, что езжу в эти места. Естественно, я вышел узнать, что же такое случилось. Полицейские, два молодых, крепких, доброжелательных парня указали на полненького гражданина у серенького Логана с разбитой фарой, которого я приметил не сразу. Они покричали под Колиным окном, вызывая хозяина, и скоро там показался заспанный и удивленный сам виновник этого представления. Коля вышел из дома, худой, загорелый, лохматый, в темно синих семейниках по колено. Полицейские попытались объяснить ему суть проблемы: разбил фару вот этого Логана и покинул место ДТП. За такие дела они обязаны доставить его в отделение. Я вступился: ну зачем его куда-то везти, вот он, Николай, никуда не денется, посмотрите на него. Разберитесь прямо здесь, на месте.
Светлые глаза с черными зрачками спокойны и Коля говорит: “Ну, арестовывайте, я, наверное, преступник, сажайте, стреляйте!” Все выглядит предельно карикатурно: два крепких полицейских в форме, Коля в трусах, Логан со своим благополучным хозяином, который с опаской смотрел на Колю, вокруг тишина и благостность хорошего летнего дня. В итоге Николая послали надеть штаны и хоть какую-нибудь рубашку и все-таки увезли. Вернулся он на следующий день трезвым и спокойным. А я чувствовал свою вину за то, что не смог помочь ему каким-то образом разрешить эту ситуацию.
Коля умер для всех неожиданно. По всему выходило, что жить ему еще долго. Но случилось, что он, собираясь пойти в магазин, ждал соседку, а когда она зашла за ним, то увидела Колю, лежащего на своем диване. Дома было чисто прибрано, сварен обед, натоплено, но Коля уже не дышал. А на кладбище, за аккуратной оградкой, появилась еще одна могилка, где с деревянного креста на нас смотрит спокойный, уверенный и чуть навеселе Николай Акиндинович. Во время похорон плакал Володя, взрослый, крепкий мужчина.
И еще один дом опустел в нашей деревне.