Я - инкогнито. Книга 1. Z

Все персонажи и события в этой книге, являются плодом воображения и фантазии автора и не имеют отношения к действительности.
























Что можно рассказать о людях, чья жизнь скрыта под грифом «Совершенно секретно», которые по собственной воле и убеждениям служат своей стране не за блага, но за совесть, за спокойную жизнь своих сограждан и в глубине души надеются на то, что когда-нибудь на планете Земля воцарится долгожданный мир?

Таких людей единицы. Их имена неизвестны. Им не присваивают звания, не награждают орденами и медалями, их заслуги признаются лишь узким кругом людей, и они никогда не будут похоронены с подобающими им почестями. Вместе с тем, к их работе можно относиться по-разному, но недооценить её нельзя. Они – инкогнито.


***

Меня зовут Арсений. Я инженер. Говорят, что неплохой, но сам я к этому отношусь весьма критично. Нет, самоедством я не занимаюсь. Просто иногда, глядя на себя в зеркало, говорю сам с собой о себе. Идиотизм, наверное. А ещё я пишу немного. Фантазирую на тему мира и людей: как было бы хорошо, если бы все те, кто горят желанием побряцать оружием ради удовольствия, бредовой идеи, религии или просто ради наживы, вдруг бы умерли. Все разом. Свалить бы их всех в огромную яму где-нибудь в пустыне и закатать песком. И чтобы с их смертью закончилась бы дьявольская эра, и наступил бы мир. И чтобы не было больше никаких рас и национальностей, а были бы только земляне и один язык. И пусть бы они мирно сосуществовали вместе, как разноцветные цветы в одной клумбе.

Эти мои фантазии, из скромности изложенные под псевдонимом, не остались незамеченными. Их оценили. Я удовлетворился. Но вот незадача: какой-то журналюга всё же докопался до моего настоящего имени и вот теперь сидит передо мной и пытается выяснить, какие такие соображения и мотивы подвигли меня марать бумагу, и какая навязчивая идея заставила меня воплотить этот материал. О моей семье выспрашивает, о друзьях, о личном... Я отделываюсь от него односложными фразами, всем своим видом показывая, что в рекламе и огласке не нуждаюсь. Что всё это – крик души. И я уже вдоволь накричался. И совсем не уверен, что буду продолжать в том же духе (ну, это так, – чтоб отвязался). Но он не отстаёт, зануда эдакий. Ему, видите ли, не верится. «Возможно, – говорит он, – тебя ждёт какая-то литературная премия и признание читателей». Тоже мне, Герберта Уэллса нашёл! Ну да бог с ним, подумалось мне, как-нибудь я от него отделаюсь. Но дело тут в следующем: мало того, что голова и так забита бог знает чем, так на меня ещё и какая-то феноменальная способность свалилась. По фотке, к примеру, могу теперь любого человека отыскать, где бы он ни находился. А ещё, я так думаю, могу отрубить его биокомпьютер – будто лампочку выключить. Я так подозреваю потому, что на людях ещё не пробовал. Случай не представился. И за что мне это? И зачем? И что, прикажете с этим делать?..

Как я об этом узнал? Ну, тут вообще обхохочешься. Вышел я как-то вечером мусор выбросить. Подхожу к мусорному баку, а около крышки сидит котяра – огромный, чумазый, с оборванным ухом, половина хвоста отсутствует. Потерял, видимо, в очередной схватке за ареал, так сказать, ну и как следствие, за правообладание кошечкой. Правый глаз затёк и сочится – жуть, да и только. Подхожу я, значит, к баку и мне становится жутковато – а ну, как кинется. Я ж, вроде, на его место посягаю. Думаю: ладно, я и отсюда кулёк заброшу. Завязываю его потуже и бросаю в прожорливое горло бака. Попал. Но тот, видать, угодил в другого кота, что сидел внутри и, очевидно, ужинал. Всё остальное происходит, как в замедленном кино: взлёт над баком, четыре когтистые лапы, которые вот-вот вцепятся в мою грудь. Мороз по коже, волосы на голове дыбом… в общем такой напряг случился – жесть просто. И тут произошло нечто неожиданное: не долетев до меня каких-нибудь десяти сантиметров, кот каким-то образом скомпоновался и рухнул на асфальт. Мои волосы улеглись на место, и когда тело немного обмякло, я взглянул на обезумевшего представителя городской фауны. Поджав хвост, кот лежал на животе, не двигался и едва дышал. Я выдохнул и подумал, что всё обошлось – не хватало ещё какой-то заразы от него подцепить. Поругал городские службы, а в частности санинспекцию, и вернулся домой. А утром, как обычно, я вышел из дома и пошёл к автобусной остановке, на которой меня подбирала заводская машина. Проходя мимо мусорки, я увидел, кого б вы думали, того же кота из бака. Показалось, что он пребывает в том же положении и в том же состоянии, в котором я его оставил предыдущим вечером. Стало интересно. Подойдя поближе, я наклонился: от этого котообразного существа пахнуло такой вонью, что меня чуть не вывернуло. Шерсть всклокоченная, грязный до омерзения, глаза стеклянные и только по тому, как двигались его рёбра под тощей кожей, я понял, что этот доходяга ещё жив. Я пнул его ногой, но никакой реакции не последовало. Окоченел и всё тут! Хорошо ещё хоть крысы его не обглодали за ночь. На баке, возле крышки восседал вчерашний котяра-боец и поглядывал своим единственным нормальным глазом то на меня, то на своего соплеменника. Я хотел было уже уйти, но стало как-то жаль беднягу. Рука сама собой потянулась к его голове, но я тут же её отдёрнул: слишком уж он был грязен. Кто знает, сколько там микробов на его шерсти? Тогда я просто посмотрел в его стеклянные глаза и сказал: "Котик, шёл бы отсюда". И что б вы думали?! Он вскочил на лапы и тут же скрылся за баком, и даже не потрудился мяукнуть в знак благодарности. Тогда я этому большого значения не придал. Но позднее, ещё и другое приключилось.

Был самый обычный день. Я шёл по заводу в направлении к лаборатории и заметил плачущую навзрыд женщину. Рядом с ней стояла её сотрудница и, по-видимому, пыталась утешить. Я прошёл мимо, но по какому-то наитию, вдруг остановился и спросил: "Вы чего разревелись? Мужика что ль потеряли?" – пошутил я и тут же понял, что шутка не удалась. Ручей её слёз тут же пересох, она с удивлением взглянула на свою утешительницу, а затем они обе уставились на меня.

– Как вы узнали? – спросила подруга.
Вид у меня был, наверное, как у недоумка потому, что я и понятия не знал – «как?» И вместо ответа, я задал им другой вопрос (надо же было меня так угораздить!).

– А у вас случайно фотографии не найдётся? Ну, мужа вашего.

Женщина покопалась в сумочке, достала кошелёк и вытащила потрёпанную фотографию десятилетней, как минимум, давности. Я взглянул на фото и сразу же вернул.

– Ну, – предположил я, – ваш муж никуда не пропадал. Он просто отправился на рыбалку, а у мобильника батарейка сдохла. Сегодня к вечеру ждите его с уловом.

Я оставил обескураженных женщин и ушёл по своим делам. До следующего дня я и думать забыл о происшествии. Но утром в дверь моего офиса постучали. На пороге появилась та самая женщина, но уже с радостным лицом и всучила мне бутылку виски.

– Это ещё к чему?! – запротестовал я.

– Ну как же вы не понимаете? – всплеснула она руками. – Муж вернулся!

– Муж? – переспросил я. – Ну вернулся… и что?

– Вы что, не помните? – затараторила женщина. – Ведь это же вы сказали мне вчера, что мой муж на рыбалку уехал. Я-то уж думала больницы и морги обзванивать. Вы же понимаете, в какой стране мы живём. А он вернулся – целый и невредимый. Я, правда, всыпала ему по первое число, но самое главное, что вернулся. Правда?

– Ну вот и прекрасно, – промямлил я. – Я очень рад, что всё обошлось.

Она ещё немного поломала руки, снова благодарила, и даже целоваться полезла. Я, правда, уклонился, заявив, что это лишнее, и я ничего такого не сделал, и подобной похвалы вовсе не заслуживаю. Просто попытался её убедить в благополучном исходе. Вот и всё. Она почему-то удивилась. Сказала, что всё понимает, и что скромность, конечно, украшает человека. Но скромные люди, к её сожалению, сегодня вымирают, как вид, и скоро канут в прошлое. Но как бы там ни было, она всё же очень признательна и подарок назад не примет. Я поблагодарил. Сказал, что обязательно выпью за счастье их семьи, и всё такое.
 
Она, наконец, освободила офис, оставив меня с вопросами. Надо же, какое чудесное совпадение? Отбросив в сторону компьютерную мышь, я уставился на монитор компьютера, где мигающий курсор напоминал мне о незаконченном докладе. Часы в правом нижнем углу экрана показывали полдень. В животе забурчало – сработала синхронизация со временем, и я решил, что всё, кроме обеда, может подождать. И как говорит моя подруга: «Подумаем об этом завтра». Тоже мне, Скарлетт О"Хара!


***

Моей подругой была немного чудная девушка по имени Оксана, которую я называл – Окси. Почему Окси? Да я и сам не знаю. Так вышло. Познакомился я с ней в баре, где мы сидели с моим другом Пашкой и лениво потягивали пивко из горлышка. Она прошла мимо стойки лёгкой пружинистой походкой, магическим магнитом притянув наши взгляды. Вот это формы! Казалось, сама Венера сошла с картины Боттичелли. Пашка тогда дёрнул меня за рукав и сказал:

– Ты чего слюни пускаешь? Давай, вперёд!

– Ты думаешь?

– А чего тут раздумывать? Иди, попытай счастья. Максимум, вернёшься обратно. Кусок от тебя не отвалится.

Вообще-то, я не застенчивый, но с людьми схожусь тяжело. Правда, если схожусь, то это уже прочно и надолго.

– Ладно. Думаю, нескольких секунд хватит, чтоб она меня отшила, – сказал я и не очень решительно поплёлся в её сторону.

Девушка сидела с какими-то ребятами – это я потом узнал, что все они художники – и что-то весело обсуждала.

– Можно тебя угостить? – спросил я, остановившись в полуметре от столика (предложение, конечно, идиотское, но это первое, что пришло на ум).

– Чего это ради? – спросила она и глянула на меня, как крестьянин на колорадского жука.

Ответ соответствовал предложению. Другого, правда, я не ожидал и хотел уже было вернуться к своему пиву. Но вдруг выпалил:

– Потому, что ты мне очень понравилась.

За столом все примолкли. Возможно, сочли моё появление неслыханной дерзостью, но позже я понял, что ошибался. Эти люди не обладали вообще никакими комплексами и, отвлёкшись на мою персону на какой-то миг, вернулись к своему прерванному разговору. Из обрывков слов я понял, что речь идёт о какой-то выставке, где, очевидно, все они принимают непосредственное участие.
В стойке истукана я провёл ещё некоторое время: положение – хуже не придумаешь. Пойду, подумал, «убью» подстрекателя Пашку. И пошёл бы, но девушка неожиданно встала и заявила, что согласна. Я косо взглянул на друга, который с растянутым до ушей ртом тайком показывал мне оттопыренный большой палец. Так я с ней и познакомился. Ладно, на этот раз Пашке повезло.

Она и её друзья считают себя художниками. И я, естественно, удостоился чести лицезреть их творения, когда через несколько дней посетил выставку этих, с позволения сказать, живописцев. Это же просто чёрт знает, что такое! Мазня, да и только.  Я-то сам, приверженец классики и какие-то там цветные кружочки, палочки и геометрические фигуры, являются для меня, по меньшей мере, ребусом, если не полнейшим бредом. Там, на выставке, я понаблюдал за одним тощим блондином, который с полчаса рассматривал какие-то ляпы на полотне, наклоняя голову то влево, то вправо, то присаживаясь, то чуть ли, не переворачиваясь вверх тормашками. Совершив ряд гимнастических упражнений, он воскликнул: "Это просто восхитительно!" Я пристроился рядом с долговязым и попробовал проделать то же самое: чуть поясницу не потянул, но так ничего и не понял. Видимо, не дано мне понять ни Малевича, ни Кандинского, ни их последователей. Но я не огорчился и Оксану огорчать тоже не стал. А на вопрос: понравилась ли мне экспозиция, ответил, что буйство красок и стройность геометрии меня восхищают. Соврал, конечно.

Теперь вот, она уже около года живёт в моей съёмной трёхкомнатной квартире и уже не только её полотна, но стены и потолок замазаны какими-то иероглифами, смысла которых я до сих пор так и не понял. А все её друзья, которые иногда толпятся на нашей жилплощади, считают, что у неё божественный художественный дар и нетривиальное видение.
 
Но её-то дар, боле или менее, понятен и осязаем. Но что мне делать с моим, откуда не весть свалившимся дарованием?

А недавно она меня совсем наповал убила. Прихожу я с работы, а моя Окси стоит среди своих картин в чём мать родила. На столике цветы, бутылка шампанского и улыбается она как-то странно. Я испугался. Не обкурилась ли какой гадостью? И спрашиваю её: "Чего это ты тут делаешь в таком виде?" А у самого всё напряглось, как у племенного быка. А она отвечает: "Ты представляешь, Сеня. Десять моих картин купили. Десять! Мы с тобой теперь богатые люди!" Слово – «МЫ», меня, конечно, порадовало, и через полчаса я выглядел так же, как она и её картины – такой же голый, абстрактный и, на вид, непредсказуемый. А спустя ещё час с четвертью, после безумного секса, мной овладело бессилие и полная неподвижность. И что же делает Окси? Она приказывает мне не шевелиться, бросается к холсту и начинает что-то малевать. Бог знает, сколько времени я провёл в этой позе, когда начал молить отпустить меня с миром. Потому что если она этого не сделает, предупредил я, то ей придётся делать мне массаж на всё моё немаленькое тело. Не то чтобы моя угроза напугала Оксану: она просто отделалась от меня, сославшись на недостаток времени.

– Иди уже, – не без досады сжалилась она. – Остальное я и без тебя напишу.

Интересно, что имелось в виду под остальным, когда и основного не разберёшь?

А через два дня в нашей квартире состоялся показ её нового шедевра. Все друзья Оксаны в этой картине признали меня. Признали все, кроме меня самого.
 
Приблизившись к одному незнакомому парню, что стоял напротив моего, якобы, изображения, я услышал его шёпот: – Боже мой! Какая динамика! Какие линии! Какая экспрессия! – восклицал он, заворожённо глядя на холст.

– Слышь, – окликнул я его, – тут и правда можно что-то разобрать?

Тот недовольно повернул голову и обвёл меня надменным взглядом. Немного помедлив, и, видимо, признав во мне хозяина жилплощади, парень оживился и, не изменяя своему восторженному настроению, затараторил:

– Конечно же, друг мой. Несомненно, это ты! Я, вообще другим тебя представлял. Но её видение… Это что-то особенное! Это полотно превосходно!

Я снова упёрся взглядом в картину, в очередной раз пытаясь сравнить изображение с собственным телом. Ну, скажем, район чресл был более-менее узнаваем. Но всё остальное заставило меня просто развести руки.

– Ничего не понимаю. Это же какое-то извращение. Где тут я?

– Ну как же ты не видишь?! Это ты, только наизнанку…

– Что тут, кишки мои вывернутые, что ли?

– Да нет же, господи! Это твой внутренний мир. Понимаешь?

– Я пытаюсь. Но как-то не очень получается.

– Знаешь, что сказал Спиноза? «Абсолютным является то, что заключается в самом себе и может быть понято только из самого себя», – заявил субъект с выражением явного превосходства.

– Да уж… прояснил. Теперь всё стало куда понятней, – произнёс я с издёвкой в голосе. – Как тебя зовут, кстати?

– Дрон.

– Дрон?.. Что это за имя такое?

– Ну, вообще-то я Дорон. Но друзья называют меня Дроном.

«Видимо, у них всё наизнанку», – подумал я, оставив за собой право на сомнения, и покинув этого индивидуума, присоединился к толпе празднующих. Но очень скоро всё это мне надоело, разговоры утомили и я со скучающим видом удалился подышать воздухом.

Я брёл по старому Яффо, такому старому и древнему, что знание его истории вселяло в меня сдержанный восторг, и даже формальную причастность к ней.

Я шёл ледоколом, раздвигающим льды, коими были толпы гуляющих местных жителей и туристов. Шёл прямо, не сворачивая, а люди огибали меня и провожали словами, типа: придурок, идиот, а то чем-нибудь и похлеще. Но шёл я не просто так. Я наблюдал за их лицами. Сначала, это было лёгкое удивление, которое быстро сменялось на – презрение. Затем на их лицах появлялась гримаса испуга, который заставлял этих людей быстро увиливать от надвигающегося на них тарана. А потом испуг сменялся раздражением. И это раздражение искажало их лица неприязнью и заставляло высказывать неподобающие, но вполне заслуженные мной слова. То, что происходило за моей спиной я, естественно, видеть не мог, но знал точно, что так оно и есть.

Достигнув площади Кдумим, свернул на дорогу звёзд, а затем на улочку под знаком зодиака Лев. Здесь было полно галерей художников, скульпторов и ювелиров. Постояв немного у одной из витрин, за которой висела картина, изображавшая женщину в тюльпанах (и эта живопись мне была вполне понятной) я повертел головой в поисках какого-нибудь кафе: горло пересохло, несмотря на вечернюю прохладу раннего октября. Побродив ещё немного по каменным джунглям старого города, где каждый булыжник помнил египтян, римлян, крестоносцев и армию Наполеона я, наконец, добрался до маленького кафе, где заказал стакан воды и двойной эспрессо, и опустился на угловой диванчик в дальнем углу. Залпом осушив полстакана, присмотрелся к нескольким посетителям. Это было ещё одним моим развлечением – наблюдать за тем, как люди едят, пьют и общаются. Моё внимание привлекали мимика и жесты, а воображение рисовало картинки, похожие на работы моей подруги Окси. С той лишь разницей, что я их понимал. Иероглифы жестов рассказывали мне о характерах этих людей, мимика – о правдивости слов, которых я, порой, и не слышал, а всё вместе – о настроении и чувствах беседующих.

Парочка девушек за соседним столиком привлекли моё внимание. Потягивая капучино из высоких белых чашек, они с грустью посматривали на фотографию, примостившуюся у подставки для меню. На снимке был симпатичный парень с короткой стрижкой и обнажённым точёным, как у античной скульптуры, торсом.
 
– Он меня бросил, – всхлипывая, сетовала крашеная блондинка, – уже несколько дней не звонил и даже эсэмэску не прислал. Не знаю, что и думать.
 
– Не может быть, чтоб он тебя так оставил, – успокаивала её брюнетка. – Он не такой и наверняка скоро объявится. Не переживай ты так.
– Легко тебе говорить – не переживай. А я, может быть, места себе не нахожу.

– Да брось ты. Как будто это в первый раз. Он и раньше пропадал на некоторое время, но всегда возвращался. Я же права?

Мне почему-то стало жаль эту расстроенную девушку, у которой вот-вот, по моему разумению, должны были сейчас хлынуть слёзы.

– Ты бы прислушалась к подруге, – влез я в их разговор и тут же пожалел, что оказался их соседом. Какой чёрт меня за язык дёргает?!

– С чего это? – блондинка окинула меня влажным взором и нервным движением спрятала фотографию в свою сумочку.

– С того, что твоя подруга права. Он скоро вернётся.

Девушки переглянулись, а брюнетка даже повертела рукой около виска, намекая, очевидно, на мою придурошность. Но меня это, впрочем, развеселило.

Моя чашка была уже пуста, и я поднялся с намерением покинуть это место. Блондинка догнала меня уже на выходе, ухватила за рукав и потащила в сторону.

– Ты его знаешь? Ну, моего парня? Вы знакомы? Ты знаешь, где он?

И что это за привычка у женщин, задавать несколько вопросов к ряду и при этом надеяться получить конкретный ответ.
 
– Да не знаю я его. С чего ты взяла?
 
– А откуда же такая уверенность, что он скоро вернётся?

– А просто поверить ты не можешь?

– Буду я верить каждому встречному, – недоверчиво произнесла девушка.

– Ну ладно. Не верь. Мне какое дело?

– Нет уж. Если ты уже сказал «а», так будь добр, скажи и «б». Так что ты знаешь?

– А ты что? Что ты знаешь о своём парне?

– Как это? Мы встречаемся уже два с половиной года. Он программист. Чего ещё надо знать?

– Ну, может и этого достаточно... Он в какой-то командировке. Скоро вернётся. Чего тебе ещё?

– Мне интересно, откуда у тебя сведения?

– Да нет у меня никаких сведений. Просто… – тут я запнулся.

Ну как я мог ей объяснить то, чего я и сам ещё не понимаю? А если истолкует всё неправильно?

– Слушай. Давай, ты мне просто на слово поверишь и всё. А твой вернётся, пусть сам тебе всё объяснит, если сможет, конечно. Ладно?

– Нет, не ладно.

Вот пристала. Вот же угораздило меня рот открыть!

– Ну хорошо. Слушай. Только пообещай, что это останется между нами.

– Обещаю, – тут же выпалила блондинка.

– Как хоть зовут тебя?

– Я – Вика. А тебя как?

– Арсений, – назвался я и протянул руку.

– Ну, теперь, когда мы знакомы… – Вика задержала мою руку в своей, давая понять, что после нашего знакомства уж точно не отстанет.

И я сдался.
 
– Твой парень сейчас на каком-то задании. Скорее всего, это задание секретное. Но ты, конечно же, об этом не догадывалась?

Глаза девушки медленно поползли на лоб, и она уж было приоткрыла рот, но предугадывая её вопрос, я предупредительно поднял руку.

– Мы договорились, и ты пообещала. Даже подруге своей, ни-ни! И… руку мою верни.

Белокурая отдёрнула свою руку и я, наконец, покинул кафе, оставив девушку за дверьми с полуоткрытым ртом.



***

Одним субботним днём мы с Оксаной отправились на набережную подышать свежим воздухом. Было достаточно прохладно. Холодный ветер гнал к берегу волну, которая с шипением шлёпалась на песок, обдавая нас солёными брызгами. Я ёжился. Я, но не Окси. Она же напротив, подставляла всё своё тело под этот ветер и, казалось, наслаждалась этим. Я даже не заметил, как она разделась и в одних трусиках вошла в воду.

– Ты совсем очумела?! – вскрикнул я. – Воспаление лёгких захотела?

Но она меня не слушала и всё глубже погружалась в воду.

– Ты посмотри на свои сиськи, – снова прокричал я, но уже улыбаясь.

– А что с ними? – спросила она, сопровождая свой вопрос заливистым смехом.

– Сосками уже можно стекло резать.

– Круто! Правда? – крикнула она в ответ и исчезла под водой.

Как ни странно, Оксана не простудилась, и тем же вечером мы отправились в клуб. Там громыхала музыка, народу было битком, и мы еле отыскали место у барной стойки, потеснив какую-то парочку. Видимо, в связи с утренним купанием настроение у моей подруги было бодрое, и она всё время пыталась увести меня на танцпол. Моё же настроение подсказывало, что не мешало бы пропустить пару рюмочек.

– Эй, смотри! Вон твои тараканы заявились, – указал я ей на вход, где в полном составе протиралась к бару вся её абстрактная компания.

Оксана обрадовалась и побежала им навстречу, наконец, оставив меня в покое. Я же отхлебнул «Джонни Уокера», прикрыл глаза и стал ждать возвращения тёплой волны. Но она почему-то не возвращалась. Тогда я сделал ещё один глоток и попытался абстрагироваться от безудержного веселья за моей спиной. Да-а-а! Вот она! – накатила и немного притупила слух. Но не успел я насладиться приятными ощущениями, как кто-то тронул меня за плечо.

– Привет, – поздоровался парень, усаживаясь на место моей девушки.

Это был тот самый – с фотографии блондинки. Но я, естественно, не подал виду.

– Здесь вообще-то занято.

– Да ты не переживай, – протянул атлет. – Как только твоя подруга вернётся, я тут же испарюсь.

– Да? Так почему бы тебе не сделать это заблаговременно? И откуда тебе знать, что это место моей подруги, а не друга?

Парень подозвал бармена и сказал ему, что хочет выпить того же, что и я. Три кубика льда, завертевшиеся на дне стакана, притихли под жёлто-коричневой жидкостью.
 
– Лехаим!

– Ну, давай, – сказал я без всякого желания, но чокнулся с его посудиной.

– Меня зовут Яков. А тебя?

– Арсений.

– Очень приятно... Слушай, Арсений. Я не просто так к тебе присел.

– Да это я уже понял.

– Ну раз понял, то, может, поговорим?

– Ага. Здесь? Хорошее место для разговоров! Как раз располагает.

– Ты прав. Ну, давай тогда встретимся в каком;;-;;нибудь другом месте – где потише.

Я посмотрел на него с видом, не желающим продолжать беседу ни здесь, ни в каком-то другом месте.

– Чего ты хочешь? – спросил я его и порыскал глазами в поисках Окси.

– Сказал же: поговорить.
 
– А ты знаешь, Яков, сколько таких желающих найдётся?

– Да уж догадываюсь.

– Ну, если догадываешься, становись в очередь.
 
– Ну зачем же так? Я ж по-дружески прошу.

– А значит, может быть и по-другому?

– Может быть по-всякому. Но я пытаюсь начать с хорошей ноты.

Я понял, что мне не отвертеться и решил хотя бы на сегодня с этим покончить. Тем более что он действительно был настроен весьма дружелюбно, но возможно, и я это со счетов не сбрасывал, Яков только исполнял роль дружелюбного парня.

Мы встретились на следующий день в кафе «Яффо» и заняли крайний столик на открытом воздухе.

– Ну, спрашивай, – сходу предложил я и подул на барашек пены, укрывшую пивную кружку.

Покопавшись в своём кейсе, мой новый знакомый вынул фотографию и выложил её перед моим носом: молодой человек со смуглой кожей и серёжкой-пуговкой в левом ухе. Было достаточно беглого взгляда: я вздрогнул и зажмурил глаза. Подчиняясь какому-то внутреннему рефлексу, моя рука отбросила фото в сторону. К горлу подобралась тошнота.

Дышать! Я заставил себя дышать ровно, делая промежутки в несколько секунд, и ждал, пока внутри всё уляжется, вернётся речь и буду в состоянии высказать хоть одно слово, не блеванув при этом. Когда мне удалось открыть глаза, то фотографии уже не было, и я наивно понадеялся, что мой новый знакомый исчез вместе с ней. Но тот всё ещё присутствовал и глядел на меня, я бы сказал, с участием.

– Что произошло? – спросил он.

– Зачем ты это сделал? – ответил я вопросом на вопрос.

– Что – это?

– Ну, показал мне мертвеца.
 
– Мертвеца???!

– Ну да. Ты это нарочно?

Яков откинулся на стуле и осмотрел меня изучающим взглядом.

– Прошу прощения за этот рефлекс, – сказал я в ответ на этот взгляд. – Не совладал. Да и труп этот…

– Не извиняйся. Я понимаю... Ладно, проехали. Пивка отхлебни – полегчает.

Я прислушался к совету и осушил полкружки. Полегчало ли? Не знаю. Но тошнота отступила. Мы посидели ещё немного. Яков о чём-то задумался и через некоторое время снова полез в свою сумку. Я протестующе воздел руки.

– Не волнуйся. Это другое, – сказал он, и прежде, чем показать мне следующее фото, спросил:

– Слушай, а ты не можешь… ну, как это… выяснить локацию этого субъекта? Вот этого, что на фото?

Яков выразился, как военный. Ну, то, что его профессия связана с армией или полицией, это я и сам как-то понял.

– Где-то в восточной окраине Бейт Джубрин. Там ещё заброшенные постройки, – отчеканил я, как по писаному. – Чёрт его знает, как это получилось – будто вместе с фоткой незнакомца мне показали и местность, где тот якобы находился.
 
– Ладно. Проверим, – проговорил Яков и показал ещё одно фото.

На снимке была изображена женщина – худощавая, с глубоко посаженными глазами, на вид лет около пятидесяти. На сей раз с фотографии повеяло теплом и добром.

– Ты что, издеваешься? – усмехнулся я. – Это же твоя мать! И слава богу жива и здорова. Откуда, чёрт возьми, я это знаю?
 
– Да ты – тот ещё кадр, я посмотрю, – протянул Яков, – Это, должен признать, нечто! С тобой немного поработать – тебе цены не будет.

– Слушай, брат, – меня покоробило от сознания того, что он чего-там решил без моего ведома, – ты узнал, что хотел? Вот и ладно. Теперь, тебе в эту сторону, а мне в другую.

– А если я сделаю тебе предложение…

– Конечно, конечно, – мне пришлось перебить его, – от которого я не смогу отказаться. Знаем…

– Да постой ты. Выслушай сначала.

Я вздохнул. Мне совсем не хотелось никого слушать и всё-таки согласился.

– Ладно. Выкладывай.
 
– Предлагаю тебе поучаствовать в судьбе нашей страны, присоединившись к нашей группе.

– Какой ещё группе? – спросил я с наигранным удивлением.

– Ну, об этом потом. Узнаешь, когда время придёт. Для начала надо достигнуть пусть формальной, но договорённости.

– О чём?

– О секретности миссии, брат мой.

– Стало ещё понятней.

– Ну не спеши. Не всё сразу. Главное – ты должен знать, что начиная с этой минуты всё что произойдёт дальше ;–; совершенно секретно.
 
– Да ты, наверное, фильмов про шпионов насмотрелся, – продолжая играть в недоумка сказал я, хоть ещё при первой встрече чувствовал, к чему это всё приведёт. – Ты что ж, вербуешь меня?

– Не вербую, – с серьёзным видом произнёс Яков, понизив голос. – А предлагаю сменить работу. Предлагаю сменить твой заводской офис, который наверняка быстро займёт какой;;-;;нибудь другой инженер, – на другой, где ты сможешь работать с людьми, похожими на тебя. И, надеюсь, сможешь принести большую пользу своему народу.

– Даже так?  Уже и справки навели?

– А ты не иронизируй. Я не шучу. Просто подумай над моим предложением. Я тебя никуда не тороплю. Но ты должен осознать одну вещь: приоритет твоих интересов станет другим, а круг твоего общения значительно сузится. Я имею в виду социальные сети и всё прочее. По этому поводу ты получишь отдельный и исчерпывающий инструктаж. Не обойдётся, правда, без проверок. Но, думаю, ты их пройдёшь.

Я всё ещё молчал, переваривая услышанное, а Яков задал следующий вопрос:

– Ты, кстати, на что ещё способен? Ну там, гипноз…

– Нет-нет, – отмахнулся я, – ничего такого. И мысли я не читаю, и своих не навязываю, если ты об этом. Правда… есть ещё кое-что.

– Что же?

– Ну, даже не знаю, – тут я замялся, не зная точно, как ему объяснить.

– Говори, говори. Я слушаю.

– Понимаешь? Мне кажется, что я могу всё это «выключить», – сказал я, постукивая себя по лбу. – Как лампочку. Клац – и всё потухло. Да что ж это такое?! Опять кто-то меня за язык тянет. Вроде бы никогда болтливостью не страдал, а тут – на тебе…

– Не понимаю… О чём это ты?

– Вот же дерьмо!.. Ладно. Я покажу.

– Покажешь что?

– Как это работает, разумеется.

– Типа, на ком-то?

– Ага. А хочешь – на тебе?

– Нет уж, спасибо. Давай уж на ком;;-;;нибудь другом.

– Тогда пошли, найдём кого;;;;-;;нибудь другого.

 Мы вышли на улицу. Я повертел головой в поисках какой;;;;-;;нибудь живой твари, кроме людей, конечно. Кошек нигде не было видно, но зато за забором какого-то дома залаяла собака. Я направился на звук и приблизился к изгороди вплотную. Пёс тут же налетел на прутья и остервенело закашлял, брызгая пеной во все стороны, вероятно, с отличием отрабатывая свой дневной паёк. Но уже через секунду заскулил, улёгся на землю и его глаза превратились в два чёрных хрусталика.

– Вот об этом я и говорил, – указал я на пса.

Яков перевёл взгляд с практически окоченевшей собаки на меня и с минуту молчал. Я ждал. Сказал ему, правда, что теперь он может её пинать, как футбольный мяч, а она даже не почувствует.

– Охренеть! – только и вымолвил он.

Яков скоро взял себя в руки и спросил:

– И что же теперь с ней будет?

– С собакой, что ли?

– Ну да.

– Да ничего с ней не будет.

Я присел около забора, хотя и не требовалось, и сказал: – Пёсик, иди.

 Пёс тут же вскочил на лапы, гавкнул, но уже более дружелюбно и, поджав хвост, скрылся за кустарником.

– Охренеть! – снова проговорил Яков. – Если бы сам этого не видел, не поверил бы. Мамой клянусь! Да ты не просто ценный. Ты – клад!

***

Вернулся я домой поздно, и тихо пробравшись на кухню, полез пошарить в холодильнике в поисках чего;;-;;то съестного. Не обнаружив ничего, чтобы возбудило во мне аппетит, разделся, умылся и открыл дверь в спальню. Кровать была пуста. Тогда я открыл другую дверь, где располагалась мастерская Оксаны. Она вертелась с кистью в руке у мольберта. Из одежды на ней был только, измазанный краской передник. Всякий раз, когда я её находил в этом виде, меня охватывала безудержная страсть. Привыкнуть к этому было невозможно. Но так она создавала свои шедевры – полностью раскрепощённая и свободная.

– Ты чего не спишь? У тебя что, все сны кончились?

– А ты где бродишь? Тебе ли самому, не пора баиньки?

Через некоторое время мы улеглись в постель и забрались под одеяло. Оксана ещё влажная после душа и пахнущая увлажняющим кремом, прильнула ко мне и попыталась возбудить во мне мужчину, но… Но этим вечером я был сам не свой. Возбуждён-то я был, но не Оксаной, а мыслями, роящимися в моей голове, которая смахивала сейчас на осиное гнездо. Ничего от меня не добившись, Окси отвернулась и тут же погрузилась в сон. Я тоже дико хотел спать, но стоило мне закрыть глаза, как на внутренней части век, словно на экране возникали непонятные картинки, с ещё более невнятным содержанием, заставляющие меня снова разлепить глаза и смотреть в, давно уже требующий покраски, потолок.
 
Промучившись часа два, я насильно вытянул себя из-под одеяла, одел халат, побрёл на кухню, налил четверть стакана виски и открыл ноутбук. На экране, мигая разноцветными звёздочками, нарисовался GOOGLE. Сделав глоток, я отстучал в поисковой строке первое, что пришло в голову: «Экстрасенсы на службе у правоохранительных органов». Гуглу потребовались доли секунды, чтобы выдать пару сотен результатов. «Ну ничего себе!» – я аж задохнулся от неожиданности. Надо ли говорить, что всю оставшуюся ночь я провёл за компьютером, где и был обнаружен Оксаной в 9 часов утра – спящим.

– Так вот с кем ты мне изменяешь?! – шутливым тоном, но достаточно громко для того, чтобы меня пробудить, воскликнула Оксана прямо над моим ухом.

Конечно же, я проснулся, и глянув на часы, понял, что на работу я безнадёжно опоздал.

– Раз уж ты на работу сегодня не идёшь, может в минимаркет сходишь? У нас хлеб закончился. А я пока завтрак приготовлю.

– Ладно, – сказал я, потягиваясь, и стал натягивать джинсы.

– И пару коробок творога захвати, и сыра какого;;-;;нибудь, и упаковку минеральной воды. Ладно?

– Ох уж эти женщины! Начинают, вроде бы с малого, а если уж запрягут, так по-крупному, – проворчал я, за что и получил нежный поцелуй в макушку.

Выйдя из подъезда, я пересёк небольшую лужайку, где двое соседей выгуливали своих собак, одна из которых была тупорылым французским бульдогом, а другая курносым пекинесом, и немного засмотрелся на то, как китаец пытается оприходовать французскую сучку. Та всё время увиливала и рычала. «Да, брат, похоже, что тебе тут не обломится», – подумал я и вышел на тротуар и… Вот тебе на! Облокотившись на свой внедорожник Тойота, стоял Яков и поигрывал улыбкой на своём смуглом лице.

– Привет. Как дела?

– Ты что здесь делаешь? – процедил я, стараясь не выказать своего раздражения.

– Тебя поджидаю, – ничуть не смущаясь, ответил Яков. – Раз ты уже на работу сегодня не пошёл, может, прокатимся.

– Вы что сговорились?

– С кем?

– Не важно. Но то, что я проспал и именно сейчас выйду из дома – это тебе птичка на хвостике принесла. Не так ли?
Яков, впрочем, ничего не ответил и только пожал плечами.

– Ну хорошо, – согласился я. – Может, сегодня и прокатимся. Но ты должен понимать, что у меня есть обязанности. На работе проект в самом разгаре. Ну, и моя девушка…

– Об этом не переживай, – отмахнулся Яков. – О работе мы позаботимся. Ну а для девушки твоей, крепкую легенду придумаем. И это в том случае, безусловно, если: во-первых, ты решишь сменить место работы, а, во-вторых, – ты нам подойдёшь.

– А можно в обратном порядке? – парировал я. – А то, знаешь ли, я не подойду, а работа моя тю-тю… – Всё это мне жутко, как не нравилось, но было очевидно, что мой выбор был невелик. Эти товарищи, если решили, то обязательно доведут до конца. Мой небольшой военный опыт подсказывал, что это именно так. – Прежде всего, я бы хотел знать, о чём ты говоришь. Может, ты меня в какую-то секту вербуешь? Да и потом… будем надеяться, что я вам не подойду, – сказал я, за что был награждён ухмылкой. – Короче, мне в магазин надо – за продуктами.

– Насчёт секты… ты не прав. А в магазин сходи. Оксана же завтрак готовит. Я подожду. Не проблема.
 
Эти слова задели за живое и мне даже захотелось врезать своему новому знакомцу, чтоб эта ухмылка стёрлась, наконец, с его лица.

– Вы что же, прослушку у меня присобачили?

– Да ты не обижайся. Это в твоих же интересах. Ну, и в интересах безопасности, конечно. И это временно, пока мы не договоримся. А затем, когда будут подписаны соответствующие бумаги, мы освободим тебя от нашего присутствия на твоей личной территории. Договорились? Без обид. Как говориться: ничего личного.
 
– После этих слов в кино иногда убивают. Но ты, ведь, это знаешь, правда? – бросил я и направился за покупками.

Через полчаса мы уже ехали по городу. Яков петлял, наворачивал круги, и скоро я совсем потерял ориентацию.

Минут через сорок мы подъехали к вилле, что стояла особнячком, и вместе с аккуратно подстриженной растительностью напоминала некий пейзаж в стиле кубизма. Всё было просто и квадратно. На пороге нас встречал мужчина лет пятидесяти с чёрной бородкой, по обеим сторонам которой, начиная с кончиков усов пролегли, как будто специально выкрашенные, седые полоски. Тёмные глаза смотрели на меня из-под густых бровей будто бы доброжелательно, но вместе с тем пронизывали до мозга костей. Бородатый протянул руку ладонью вверх, выказывая свою добродушие и отсутствие плохих намерений. Я поёжился, но руку всё же пожал.

– Филипп, – представился он, сделав ударение на первую «и».

Я отрекомендовался и получил приглашение переступить порог. И переступил, хотя первым желанием было дать дёру, пока не поздно. Я бы не желал причислить себя к трусам, но просто эта ситуация меня чертовски напрягала.

Филипп, которого я тут же окрестил «Филином» из-за нависающих над глазами бровей, провёл меня в помещение, смахивающее на комнату для допросов. В таких помещениях мне бывать не доводилось, бог миловал, но в кино такие комнаты демонстрируют часто. Мне указали на стул по другую сторону стола.

– Воды? Кофе? – предложил он и уставился на меня, как удав на лягушку.

– Виски, – сказал я, чем вызвал его смешок.

– Можно и виски, но позже. – Филипп смахнул свою усмешку. – Давай для начала поговорим.

Конечно же я согласился. Как будто у меня были другие варианты.
Филипп положил на стол какой-то бланк, взял карандаш и задал первый вопрос:

– Имя?
– Арсений.
– Фамилия?
– Барский.
– Возраст?
– 27.
– Имя отца?
– Дмитрий.
– Имя матери?
– Яна.
– Образование?
– Вторая степень по электронике.
– В каких войсках служил?
– «Гивати».

Так продолжалось минут тридцать и среди многих прочих вопросов были даже такие как: какой парфюм предпочитаешь, любимые блюда и любимая поза в сексе. В общем, мой психологический портрет многосторонне вырисовывался.

Тогда, как этот нескончаемый тест меня изрядно утомил, на все последующие вопросы я стал отвечать одним словом – виски. Филипп коротко вздохнул и посмотрел куда-то поверх моей головы. Я оглянулся и увидел небольшую камеру под потолком, мигающую маленьким красным оком. Теперь я окончательно понял, что эта комната и есть помещение для допросов или разговоров, или как бы там ещё её не называли… но виски всё-таки принесли.
Роль официанта играл Яков. Он поставил два стакана, подмигнул мне и удалился под строгим взглядом моего дознавателя.

Филипп поднял свой стакан, понюхал и отставил его в сторону. Видимо не привык пить в такую рань, хотя времени уже было около полудня, наверное. Точно я этого не знал, потому что мобильник и часы у меня отобрали уже на входе.

– На этом всё, надеюсь? – я явно валял дурака. Уж очень мне не хотелось расставаться со своей размеренной жизни, где было место и книгам, и любви, и друзьям.

– Ну что ты. Мы только начали, – снова ухмыльнулся Филип.

Об этом, впрочем, я только догадался по движению усов.

– Вот как? А что теперь? Детектор лжи?

– Нет, – отрезал Филипп. – Обойдёмся. Тем более, что детектор лжи – я сам и есть.

Об этом, конечно, мне тоже стоило догадаться.

– Теперь, пожалуй, коснёмся твоих способностей, если ты не возражаешь.

Фокусы с фотографиями, не имея понятия как мне это удаётся, я проделывал сходу. Чего он мне только не показывал. И я даже отметил, что уже не шарахаюсь от мертвецов. Просто некоторые из них вызывали во мне жалость и сострадание, а другие откровенную неприязнь.

– Неплохо, неплохо, – заключил, наконец, Филип, собирая разбросанные по столу снимки в портфель. – А сейчас, о другой твоей способности. Я бы даже сказал, о феномене. Яков мне кое о чём поведал, но даже я за долгие годы практики, о таком не слышал… Так как тебе удаётся погрузить объект в аморфное состояние?

– Хотел бы знать. Но я не знаю, – признался я.

– Ну хорошо. Но ведь прежде ты как-то развиваешь мысль, облекаешь её в словоформу, посылаешь мысленный сигнал. Что-то из этого ряда…
 
Я подумал над тем, как бы мне выразится по этому поводу и решил, что стоит сказать правду. А он уж пусть сам разбирается.

– Ну, наверное. Но, всё началось с испуга, – начал я.

– С испуга?

– Ну да. Меня до чёртиков напугала кошка, выскочившая из мусорного бака.

Тут Филипп затрясся в беззвучном смехе.

– К некоторым, кто ничем таким с рождения не обладает, это приходит после удара током, некоторых молнией шарахает, другие с высоты падают. А у него – кошка. Надо же! Как такое милое существо могло тебя так напугать?

– Ага. Видел бы ты этого чёрта! Да и все вышеперечисленные, разве не были напуганы?

Тело Филиппа перестало трястись, и он упёрся в меня своим колючим взглядом.

– Да уж. А в логике тебе не откажешь.

– Спасибо. Ну а дальше что?

– Дальше? А дальше нам предстоит большая работа, Арсений. Большая работа и длинный путь. Очень надеюсь, что ты доберёшься до финиша. А ведь знаю, что так и будет. Ты дерзкий малый, но такие мне и нужны.
 
– И в чём же заключается работа? – спросил я с долей сарказма.

– Ты зря иронизируешь. Работа серьёзная. И поэтому требует определённых навыков. Но об этом говорить ещё рано.
 
– А как же моя теперешняя жизнь?

– Ну, кроме смены места работы, в ней ничего не изменится. Правда будут введены некоторые ограничения, и придётся как бы раздвоиться.

– Вы хотите сказать, что я буду вынужден врать всем своим друзьям, родителям и моей девушке?

– Не врать. А не говорить правды. Чувствуешь разницу? В целях их же безопасности и твоей собственной. Наша работа совершенно секретна. О ней знает очень ограниченный круг людей. Да и этого разговора, по сути, не было. Понимаешь? И даже если ты не согласишься на наше предложение, ничего страшного не произойдёт. Я просто сотру это из твоей памяти. И можешь забыть о долге перед Родиной и народом.

– Уже попрекаете значит? На патриотизм давите?

– Не в коем случае. Мы же твоё досье изучили и в твоей лояльности не сомневаемся.

– Ну вот и славно, – проронил я, и допил оставшийся виски.

– Я понимаю твоё смятение, – проговорил Филипп, немного понизив голос. – Не просто взять и круто изменить свою жизнь. Но поверь мне, всё утрясётся со временем. И когда ты почувствуешь свою причастность к происходящему и ценность своего вклада в общее дело, ты поймёшь, что находишься именно в том месте, где должен. Меня привлекли, когда я был совсем молодым человеком, как ты сегодня. Спустя какое-то время… наверное тогда, когда получил своё первое задания, я осознал свою нужность, что ли. И эта нужность до сих пор держит меня на плаву. – Филипп немного помолчал и добавил: – Может ты сам ещё на понял, но решение уже созрело.

И он был прав: где-то глубоко в сознании впервые зашевелилась мысль, что мои фантазии могут обрести реальные формы.

– Яков с тобой свяжется, – сказал Филипп на прощание, – и назначит время и место следующей встречи. Но помни, с этого момента всё, что будет происходить…

– Да-да. Я помню. Всё под грифом «Совершенно секретно».

– Ну вот и молодец, что уяснил.

Филипп поднялся и протянул руку.

– Был рад встрече. А в следующий раз, я надеюсь, мы поможем раскрыть твой потенциал и обратить в нужное русло. А о кошках и собаках забудь, – Филип снова затрясся в беззвучном смехе.


***

С этих пор мои будни изменились. Две недели назад я передал свой заводской проект новому инженеру. Передал со скрежетом в сердце, потому что не люблю оставлять незавершённым начатое. Но, как говориться, хочешь рассмешить бога – составляй планы. Жизнь меняется, и мы вместе с ней. Окси думает, что меня перевели в конструкторское бюро. И это было выгодным предложением, от которого, как говорится, не отказываются. Она, к счастью, не была слишком въедливой и лишними расспросами меня не докучала. В общем, всё прошло неожиданно гладко.

Меня стали тренировать, тестировать, обучать, прививать навыки и снова тестировать. Работали со мной по принципу Микеланджело – отсекали лишнее. И спустя несколько месяцев изнурительной работы пришло время заключительных тестов.

В один из дней на виллу доставили человека и поместили в ту самую комнату, где Филипп опрашивал меня при первой нашей встрече. По условиям эксперимента мне надлежало применить к нему свои навыки. Стало как-то не по себе: одно дело – животные, хотя мне их тоже жаль, а другое дело – человек. А вдруг что-то пойдёт не так? И что тогда? Что прикажете делать?..

Человек находился за полупрозрачным стеклом, и видеть меня не мог. Он был явно возбуждён и одиноко шагал по комнате взад-вперёд мелкими шажками, взмахивая руками и раздирая пальцами свои всклокоченные волосы. Кем являлся этот человек, я не знал: возможно сумасшедшим, а может быть преступником. Но кем бы он ни был, мне пришлось довериться своим наставникам. Филипп и Яков приободряли меня, а когда подошёл Ронен – эксперт-аналитик по чрезвычайным обстоятельствам, Филипп возложил руку на моё плечо и сказал:

– Ну что ж, Арсений. Вот и настал момент истины. Давай, действуй и ничего не бойся.

Я взглянул на человека, маячившего за стеклом, и мысленно произнёс одно единственное слово: «Умри». Тот мужик остановился и стал похож на шарик, с которого медленно выпустили воздух. Он мгновенно успокоился, сполз спиной по стене и остался лежать на полу без движения и, кажется, без признаков жизни.

Спустя несколько секунд возле него уже суетился Ронен: щупал пульс, открывал его веки, хлопал по щекам и, наконец, посмотрев в нашу сторону, изобразил недоумённую гримасу. А затем чиркнул характерным движением ладони в районе шеи, давая понять, что клиент готов. Яков судорожно хохотнул и шепнул Филиппу:

– Ну, что я тебе говорил?!

– Фантастика! – Филипп произнёс это многозначительным шёпотом.

– Впечатляет, – сказал Ронен, появившийся по эту сторону стекла. – Практически труп.

– Ладно, Арсений. Давай теперь посмотрим на обратный эффект.

Я снова взглянул на подопытного, и так же мысленно сказал: «Живи».

Веки у "жмурика" задёргались, и он как бы пробудился от глубокого сна. Облокотившись на стенку, он растерянно вращал головой, пытаясь, очевидно, понять, что с ним случилось.
Следующий эксперимент был произведён посредством фотографии. Объект отключался и просыпался несколько раз. Кто-то даже в ладоши захлопал. Не то, чтобы меня это окрылило, но похвалы я принял, дабы никого не обидеть своим равнодушием.

Короче говоря, дебют удался, и я стал членом группы.
 
Вновь потекли месяцы тренировок. Мне помогали оттачивать моё, так сказать, мастерство. Психологи и психоаналитики работали со мной постоянно. Филип следил за моим развитием, словно за тигром в клетке. Зверь должен подчиняться своему дрессировщику, а нутро зверя – ему самому. Прошло ещё полгода, прежде чем меня допустили в святая святых – центр по сбору и обработке информации. Это был некий коммутационный узел, куда стекались самые различные данные чуть ли не со всего света. Затем информация просеивалась, отбиралась самая важная, детально изучалась и преобразовывалась в действие. 100-дюймовые экраны транслировали изображения со спутников. Тут работали программисты, способные за считанные секунды найти кого угодно и где угодно, подключившись к любому устройству связи или серверу. Несколько похожих на меня «ищеек» передавали информацию начальнику по оперативным действиям, а тот в свою очередь закручивал весь этот механизм. И этот механизм работал с точностью швейцарских часов. Слежка, прослушка, санкции или устранение – действия, входившие в полномочия Филиппа. Иногда он связывался с кем-то по телефону: возможно с куратором.

Группа работала против радикалов всех мастей. Тех, кто нёс персональную ответственность за теракты, продавцов несанкционированного оружия и их пособников. Против тех, кто крайне опасен для чужих, кому объявили священную войну и своих – тихих и мирных граждан, не желающих принимать участие в бессмысленной бойне.

Недавно, прочтя книгу Иосифа Флавия «Иудейская война», я понял, что ещё с библейских времён розни между людьми никогда не прекращались – с того самого первого преступления, случившегося на Земле, когда Каин убил своего брата Авеля. Это что ж, божья задумка такая? Или это суть человеческой природы? И если бог создал людей по своему образу и подобию, так кем же он был? Не хочется обижать верующих, может это я сам мало что в этом смыслю, но во мне появилось устойчивое убеждение, что сделаю всё возможное для того, чтобы зла на Земле стало меньше.

***

Минул год. Я жил с Оксаной в той же самой квартире, с той лишь разницей, что теперь мы стали мужем и женой. Два месяца назад я сделал ей предложение, которое она естественно приняла и, не откладывая в долгий ящик, организовала свадьбу больше похожую на молодёжную тусовку, чем на некое торжество. На свадьбе присутствовали родители с двух сторон и куча друзей. Из моих сотрудников не было никого. К счастью, вопросов никто не задавал, и мне не пришлось ничего выдумывать. Для всех я работал в КВ системным аналитиком в сфере автоматизации процессов. И когда по этому поводу проявлялся чей-то интерес, я начинал произносить такие заумные фразы, что от меня быстро отставали. Один даже признался, что мой «китайский язык» он вообще не понимает и это было как раз то, что нужно. Со временем я так наловчился отшивать людей с вопросами о моей работе, что мне хватало всего лишь десяти секунд, чтобы свести разговор на нет и скучнейшие глаза собеседника говорили мне, что я со своей задачей уже справился. Вопросов больше не следовало, и мы могли теперь говорить на любые темы, не затрагивая профессиональной деятельности. В общем, моя легенда работала. Писать я, в прочем, не перестал, хоть и времени оставалось не так уж много, но всё, как говориться, «в стол».

Единственной читательницей моих произведений была моя дорогая Окси. Она то и дело упрашивала меня отнести все эти рукописи в редакцию, но я не соглашался, утверждая, что материал ещё сырой и требует доработки, на что уйдёт ещё немало времени. Оксана же возражала: по её мнению, всё и так уже было идеально, и я просто преувеличиваю. А единственного чего мне не хватает, так это решительности. После этого я целовал её розовую щёку, и все наши споры заканчивались как обычно – под простынёй или без неё – зависело от погоды.
 
Как я уже и сказал, прошёл год. Был обычный летний день. Солнце пыталось сжечь всё вокруг, и я с ужасом думал, что мне придётся сейчас сесть в раскалённую машину. Сегодняшний рабочий день для меня начинался с 15:00. Филин так и сказал вчера: «Приезжай к трём». И не объяснил, почему. 

Я завернул за угол дома, вышел на парковку и сразу заметил тойоту Якова: она выделялась своим большим вороным кузовом среди прочих автомобилей от среднего до низкого класса, сгрудившихся на этой стоянке. Он сидел внутри салона, покуривая самокрутку и выпуская дым через чуть опущенное затемнённое стекло.

– Как жизнь? – спросил Яков, опуская стекло до половины.

– Всё хорошо. Ты чего здесь ошиваешься?

– Тебя поджидаю. Это же очевидно, старичок.

– Ну это я уже понял. Я не в этом смысле.

Вместо ответа Яков предложил мне занять пассажирское сидение. Я залез в прохладный салон и уставился на коллегу.

– Ну?.. В чём дело?

Яков окинул меня смешливым взглядом и произнёс следующую фразу:

– Пора тебе узнать правду, друг мой. Прокатимся?

Я не знал, удивиться мне сейчас или принять всё как должное и довериться своему партнёру… В общем, я лишь выпучил глаза и приготовился слушать.

– О! Мне знаком этот взгляд. Я сам не так давно был на твоём месте. И теперь уж ничему не удивляюсь.

– Я понимаю тебя не более чем пару секунд назад, – как можно спокойней сказал я.

– Ну потерпи, потерпи. Сегодня я представлю тебя одному человеку, – хихикнул Яков и плавно тронул свой вездеход.

Я покорно притих и направил на себя решётку кондиционера. Через несколько минут езды по городу Яков заговорил, и тем самым ошарашил меня ещё больше.

– Как ты думаешь? – спросил он. – Где я работаю?

 Этот вопрос был настолько странным и неожиданным, что мои глаза теперь просто выпрыгнули из орбит. Я сделал глубокий вдох и ответил на выдохе:

– Думаю, там же где и я.

Яков посмотрел на меня с серьёзным выражением лица и вдруг разразился громким смехом. Таким весёлым я его ещё никогда не видел.

– Ты чего ржёшь?

– Да-а-а, брат, тебе ещё учиться и учиться!

– Ага, как завещал небезызвестный, а ныне покойный, но не погребённый вождь мирового пролетариата.

Яков стих и его лицо снова стало непроницаемым.

– Ладно. Скоро сам всё узнаешь. Не в моей компетенции тебя уведомить. Пусть это будет для тебя сюрпризом. Но ты меня не выдай, что я о чём-то там тебе намекнул. Договорились?

Я кивнул в знак согласия и хотел было задуматься о сюрпризе, но мысли оборвалась, потому что я даже предположить не мог в каком направлении их направить. Как и в самый первый раз, когда я увидел его фото, во мне жила уверенность, что мой сегодняшний водитель работает на разведку, но теперь, снова приглядевшись к нему, моя уверенность почему-то пошатнулась. Скорее всего, из-за произнесённых им слов. Но я решил по этому поводу пока не заморачиваться. А вместо этого мне вспомнился вчерашний вечер, когда, вернувшись домой где-то к восьми часам, я застал Оксану в её мастерской абсолютно голой, с кистью в руке и наушниками в ушах. На этот раз на ней не было даже замазанного краской фартука. 

– Окси! – громко вырвалось у меня из глотки, но мой призыв остался не услышанным.

Тогда я повторил попытку. Она обернулась, вырвала из ушей наушники и набросилась на меня с поцелуями. Как я не изворачивался, но рубашка всё же покрылась масляными пятнами.

– Ты даже себе представить не можешь, что сегодня случилось! – выпалила она с таким счастливым выражением лица, что я, признаться, немного ей позавидовал. Тем более, как мне представлялось, что в свете последних событий вообразить я могу всё что угодно. Конечно же, я сыграл удивление и, как оказалось, напрасно. Удивляться действительно было чему.

– Продалась вся моя тель-;;авивская серия! Триста семьдесят тысяч евро! – выпалила она.

Я, разинув рот и абсолютно проигнорировав свежие капли краски на табурете, присел, так как моей пятой точке срочно потребовалась опора. Быстро пересчитав названную сумму на шекели, я понял, что моя Окси стала миллионершей.

– Боже! Окси, я тебя поздравляю, милая! Это же супер! Теперь наверняка ты сможешь купить себе достойную мастерскую.

– Ты что, Сеня, хочешь выгнать меня из дома? – произнесла она с обидой в голосе и плюхнулась на мои колени ещё больше вдавливая меня в краску на табурете.

– Боже упаси, дорогая! Я совсем не это имел в виду, – попытался я исправить не верно истолкованные слова. – Ты же сама всё время на свет жаловалась. И развернуться тебе здесь негде.

– А я вот о другом подумала…

– О чём же?

– А о том, мой дорогой муж, что нам стоить купить эту квартиру.

– Купи-и-ить?! Но нам тогда, как минимум, ещё один миллион потребуется.

– Ну и что? Начнём с того, что есть.

Не согласиться с ней было трудно: заиметь собственное жильё в Тель-Авиве было привлекательно. Но вместе с тем мне стало немного совестно. Во-первых, от того, что я мало внимания уделял её творчеству, а, во-вторых, потому, что теперь она стала основной добытчицей в семье. Моё мужское самолюбие было уязвлено. Но Оксана была отнюдь не глупой. Она прекрасно меня прочитала и что немаловажно, знала, как залечить эту язву. Кроме дара художника, она обладала абсолютным чутьём и обаянием настоящей женщины, хоть и была ещё совсем молода.

Она продолжала сидеть на моих коленях, свернувшись калачиком наподобие котёнка, и мне ничего не оставалось кроме, как обнять и прижать её к себе, укрыв своими руками. Я терпеть не мог это её бегание по квартире голышом в период озарения или поиска свободы движений, но вместе с тем я любил всё, что она делала. Часами наблюдая за тем, как она пишет свои картины, за светом в её глазах, за плавным лебединым движением её рук, во мне просыпалось желание написать о ней повесть, поэму или роман, но… я считал, что ещё рано мне писать о любви. Этот плод, как мне казалось, пока не созрел, не набрался сладкого нектара и не источает восхитительного аромата, когда с уверенностью можно было бы взяться за перо и создать произведение достойное тех чувств, которые я к ней испытывал.

– Твой друг Пашка уже два раза звонил. Говорит, что к тебе дозвониться невозможно. Ты это чем там, на работе своей занимаешься? – тихо проговорила Оксана, обдавая теплом своего дыхания мою шею.

– Ну, я же тебе говорил, у нас с этим строго. В рабочее время телефонами пользоваться нельзя. Но я ему перезвоню.

– Ну а если что;;;;-;;нибудь экстренное? Что тогда?

– Я запишу тебе телефон для таких случаев, – пообещал я. – Ну а теперь… давай, слазь с меня.

Она неохотно расцепила руки, а я ещё неохотней ссадил её со своих колен.

– Ну вот, теперь эти джинсы придётся выбросить, – посетовал я.

– Ерунда. Мы теперь, Сеня, богатые люди. Ты забыл?

– В прошлый раз ты тоже так говорила. Но теперь ты не просто богата. Ты супербогата!

– Да что ты заладил: «ты», «ты». Мы, Сенечка! Или я тебе не жена?

– Конечно же жена! Да ещё какая! Самая умная, самая красивая и самая любимая.

– Вот так-то!

Выйдя из мастерской, я набрал Пашкин номер. Трубка огласилась буквально через один гудок.

– Арсений! Ну ты даёшь! Куда ты пропал, брат? Я тебя век не видел. У тебя всё в порядке?

– У меня всё хорошо, – с уверенностью произнёс я. – Работы много. Прихожу поздно. Еле задницу до постели дотягиваю. Так что…

– Смотри там не надорвись, на своей аналитической работе, – Павел заразительно рассмеялся. – Когда увидимся? Надеюсь, у вас выходные предусмотрены?

– Предусмотрены, конечно. Давай в пятницу, в нашем клубе, – предложил я в надежде, что Пашка не согласится.

Но он согласился, и мне ничего не оставалось делать, как подтвердить своё же приглашение.

В желудке призывно заурчало, и я направился к холодильнику, зная наверняка, что там хоть шаром покати. Чего не умела делать Окси, так это ходить за покупками. Как я и предполагал, кроме куска, затвердевшего как старая подошва сыра, там ничего не оказалось. Я сменил джинсы и спустился в минимаркет затариться продуктами, чтобы их хватило хотя бы до конца недели. Мне было это не так важно, я обедал на работе. Но моя художница должна же была питаться.

Обогнув стоянку, я стал приближаться к мусорному баку, мимо которого, хочешь не хочешь, пролегал мой путь. Там, как всегда, восседал разношёрстный караул. Того облезлого кота я узнал сразу. Но, видимо, не только я обладал зрительной памятью. Завидев меня, он птицей слетел с помойки и скрылся в ближайших кустах. Все остальные его соплеменники, повинуясь своему звериному инстинкту самосохранения, последовали за ним, как будто увидели не человека, а котоненавистную собаку, готовую порвать всю эту ораву на шерстяные лоскуты.

«Жаль, – с некоторым сожалением подумал я. – А ведь он мог бы получить от меня заслуженное вознаграждение».

– Эй! Арсений, ты что, уснул? Приехали. Выгружайся.

И действительно, машина была уже припаркована на стоянке перед каким-то домом времён шестидневной войны.
Мы вошли в здание, за скрипучей дверью которого вдруг возник какой-то широкоплечий мужик с восковым лицом. Яков предъявил своё удостоверение и, указывая на меня, бросил:

– Он со мной.

Мужику, видимо, эти слова были до лампочки. Он коротко взглянул и попросил удостоверение личности. Несколько раз переведя взгляд с паспорта на мою физиономию и обратно, он, наконец, произнёс:

– Можете идти.

На втором этаже здания обнаружилось несколько дверей. Одна из дверей немного приоткрылась с характерным щелчком кодового замка. Из неё вышел мужчина с короткой стрижкой и угрюмым лицом. За его спиной я заметил факс, который с большой скоростью выдавал печатные листки. Угрюмый прошёл мимо, даже не удостоив нас своим вниманием. Дверь за ним тут же закрылась и снова сработал автоматический замок.

Яков остановился в самом конце коридора, вынул из кармана пропуск, засунул его в щелевое отверстие и посмотрел в камеру фейсконтроля. Через секунду внутри щёлкнуло, загорелась зелёная лампочка, и Яков толкнул дверь. Все компьютеры и экраны на стенах аналитического, как я думал, центра показались мне теперь детской забавой. Тут всё было настолько круто, что я, было, подумал, что попал на съёмки голливудского фантастического фильма с Томом Крузом в главной роли, не меньше. В помещении находилось человек восемь, и каждый был занят своим делом. Только одна девушка в разноцветных кроссовках от Nike стояла перед экранами во всю стену, где камеры со спутников и беспилотников показывали различные пейзажи незнакомой мне местности. Она стояла, расставив ноги в стороны, облегающие джинсы с зауженными внизу штанинами проявляли все достоинства её отменной фигуры, тонкая кожаная куртка не прикрывала и талии, а из бейсболки торчала копна чёрных, украшенных цветными косичками, волос. Не успела за нами захлопнуться дверь, как голова девушки на миг повернулась, и я почувствовал укол её, похожих на два раскалённых уголька, глаз. Но в этот миг я успел запечатлеть небольшой прямой нос, красивый овал лица и ямочку на подбородке. Нельзя было отказать ей в симпатии, но красавицей я бы её не назвал. Не то что моя Окси. Вот она-то действительно красавица! Но чтобы понять её красоту, смотреть на неё нужно моими глазами.

– Нам сюда, – тронув меня за плечо, прошептал Яков.

Мы прошли через толстую стеклянную дверь и оказались в комнате, похожей на кабинет чиновника среднего звена. За столом восседал человек, напрочь лишённый волосяного покрова. Я вспомнил, что отец когда-то рассказывал мне о различных патологиях и эта болезнь, кажется, носит название – алопеция.

Резиновый человек приподнялся и протянул руку.

– Здравствуй, Арсений. Меня зовут Серхио. Ты присаживайся, – сказал он и указал на небольшое кресло у круглого журнального столика в углу кабинета.

Он кивнул Якову, после чего тот удалился. Когда дверь закрылась, воцарилась удивительная для этого места тишина. Серхио уселся напротив, бросил на стол папку с заполненными бланками и уставился на меня своими ничего не выражающими глазами. Но, возможно, мне так показалось.

– Побеседуем?

Я ничего не ответил и приготовился к очередной серии вопросов, на которые уже не раз приходилось отвечать в подобных ситуациях.

– Как ты думаешь, Арсений, где ты сейчас находишься?

– Думаю в «NASA», – попытался отшутиться я.

– Ценю твой юмор, – проговорил Серхио и натянул улыбку на бледные щёки. – Ну а если серьёзно.

– Точно я могу назвать район и указать координаты на карте, но только предположить, что это один из оперативных отделов Моссада.

– Ну что ж, и этого для начала достаточно и могу тебя заверить, что истина где-то рядом. Но сейчас, я хочу задать тебе несколько вопросов. – Серхио полистал бланки и, остановившись на одном из них, продолжил: – Ты в совершенстве владеешь четырьмя языками: ивритом, русским, английским и итальянским. Так?

– Да, точно.

– Так почему же, позволь спросить, свою прозу ты пишешь только на русском? Ты же приехал в страну совсем ещё ребёнком. И для тебя, как и для многих других людей твоего возраста, иврит должен был стать родным.

– Всё правильно. Он и есть родной. Но дома со мной всегда говорили по-русски и стеллажи книжных шкафов в родительском доме забиты произведениями русских классиков. Меня воспитали на русской литературе, а впоследствии я понял, что это самый лучший язык для выражения моих эмоций… Я потом читал пару книг в переводе на иврит, но они уже не имели той окраски и того впечатления, что я пытался произвести.

– Ладно. С этим мы разобрались. А теперь давай коснёмся самих произведений. Вернее, одного из них – «Несовершеннолетний возраст». В нём говорится о юношеском возрасте населения планеты Земля. Ты пишешь, что люди ещё не достигли необходимого взросления для того, чтобы отказаться от насилия и войн, что первобытные инстинкты ещё выказывают свою живучесть и проявляются в повседневной жизни, как на бытовом, так и на государственном уровне. И что же ты предлагаешь?.. А предлагаешь ты следующее: прежде чем осваивать глубины космоса и новейшие технологии, необходимо обратиться к самим себе, разобраться в своих душах, в своих деяниях и их последствиях. Ты пишешь, что никто не рождается монстром, но умирают все одинаково. Ты предлагаешь учёным всего мира объединить свои усилия в поиске одной единственной технологии, вроде некого вживлённого при рождении чипа, который бы препятствовал человеку в будущей его жизни проявлять какую-либо агрессию, вне зависимости от места его рождения, веры и убеждений.

А по поводу религии, ты выступаешь за суперэкуменизм, – тут Серхио поджал свои резиновые губы, – который призывает отбросить фанатизм, нетерпимость и гордыню. …Я точно изложил твою позицию?

– В общем, да, – ответил я, немного удивившись проявленному интересу к моей книге.

– А что же мы тогда с твоим пацифизмом будем делать?

– Это вы на приведённую мной цитату от Марка Аврелия намекаете?

– Вот именно. Как это там звучит: «Самый лучший способ отмщения – не отвечать злом на зло. Достоинство человека в том, чтобы любить даже тех, кто его оскорбляет».

– Да, так он и сказал, – подтвердил я. – Почти как Иисус Христос… Христианство, кстати, не отметает справедливого насилия. Так вот. Этот вживлённый каждому родившемуся ребёнку чип и есть, по моему убеждению, – справедливое насилие.

– И ты, Арсений, примкнул к нашей группе потому, что таких технологий пока ещё нет, и решил бороться с агрессией нашими методами?

– Можно и так сказать… То, что я написал, конечно же фантастика. Но, когда фантастика не становилась, в конце концов, реальностью?

– Ну хорошо. Будем считать, что и это мы выяснили.

Серхио снова полистал листки в своей папке и смерил меня тем же бесцветным взглядом.

– Кем является твой отец? – спросил он и, признаться, удивил меня этим вопросом.

– Вы же меня уже почти два года проверяете. Неужели не знаете?

Эту мою реплику резиновый человек пропустил мимо ушей, слегка улыбнулся и глянул на меня из-под того места, где у всех нормальных людей находятся брови.

– Так кем же?

– Он является доктором наук, профессором нейробиологии, – со вздохом произнёс я.

– Прекрасно! А твоя мать?

– Мать – преподаватель итальянского языка. Вернее, была им. А теперь занимается переводами.

– Прекрасно, прекрасно, – Серхио сделал небольшую паузу, прищурился и выразил нечто наподобие улыбки. – Ну что ж, Арсений, я должен тебя поздравить. Ты прошёл все проверки, включая твою работу в контрольной группе.

Я, очевидно, снова выразил удивление на своём лице – особенно из;;-за резкого перехода от вопросов к поздравлениям.

– Я так понимаю, что вся работа прошедшего года была лишь видимостью. И операции, в которых я якобы участвовал, были фиктивные. А то помещение, в котором всё это происходило, являлось не чем иным, как тренажёрным залом.

– Всё правильно. И знаешь, это очень забавно, как быстро ты ориентируешься в новой ситуации. Это меня даже подкупает. Что же касается тренажёрного зала, как ты выразился, то ты же должен понимать, что цена риска очень высока. Поэтому и отбор тщательный… Я открою тебе секрет. За всё время существования группы, из шестисот пятидесяти трёх кандидатов, прошли только семеро. И это включая тебя. Понимаешь?

Я утвердительно покачал головой.

– Зато теперь, – уверенным тоном заявил Серхио, – ты член команды. Добро пожаловать в группу «Z»!

– Спасибо, – сказал я, вполне не определившись, за что, собственно, я его благодарю, и прислушался к своему внутреннему состоянию.

 Там было абсолютно спокойно, как будто ничего экстраординарного не произошло, и я был заранее готов услышать именно это.

Яков как-то внезапно возник за моей спиной и произнёс смешливым голосом:
– Пошли, брат, аудиенция закончена.

Я встал и двинулся вслед за ним к двери.

– И вот ещё что, – остановил нас голос Серхио. – С этого дня вы с Яковом – сиамские близнецы. Ваш координатор – только Филин, и больше никто.

– Как вы его назвали? Филин? – переспросил я, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться вслух.

– Ах да! Филин – это позывной Филиппа. С ним ты уже знаком, верно?.. А что тебя так позабавило?

– Ну… вообще-то... при первой нашей встрече я его так и назвал. Про себя, разумеется… А мне вы тоже прозвище придумали?

Серхио почесал верхнюю губу, умело пряча усмешку в кулак.

– Ты, приятель, давай-ка вытаскивай всё из своего письменного стола и тащи в редакцию. Мы тебя легализуем под твоим настоящим именем. Твоя писательская деятельность даже на пользу. Тебе, по возможности, организуют презентации в тех странах, где мы будем работать. Так что готовься. Об этом, правда, тебе Филипп должен был сказать. Но, раз уж ты спросил…


***

Инструктаж занял два с половиной месяца. Я узнал, что группа сотрудничает не только с израильскими спецслужбами, но и с ЦРУ, МИ-6, СВР, МАД и БНД – со всеми, менее или более известными мировыми федеральными службами.

Сбор и анализ информации, контрмеры, гласные и негласные методы ведения операции, работа с информаторами, уход от преследования, и как, при необходимости, развалить дело… – курс молодого бойца, так сказать.
 
Припоминаю, как знакомился с членами группы. Команда «ненормальных» состояла из восьми человек, включая Филиппа и Якова, который был абсолютно нормальным, но раз связался с людьми не от мира сего, так уж ничего не поделаешь. Филипп представил каждого, прохаживаясь по округлому компьютерному залу.

– Лидия – гипнолог и поисковик. Иголку в стогу сена может отыскать. Давид – экстрасенс. Воссоздаёт картину преступления за счёт ментальных ощущений. Это у нас Радко, – указал он на полного мужчину, – гипнолог, владеет аутогенизмом. Ну, это способность подавить волю другого человека, – усмехнулся Филипп. – Так что ты поосторожней с этим болгарином.

– Я чистый иудей, – произнёс Радко с обидными нотками в голосе.

– Ага, – отозвался Филипп. – А когда вы нас русскими называете, это нормально. Да?

Болгарин потупился, опустив свой второй подбородок на воротник рубашки и отмахнулся, чем вызвал ухмылки присутствующих.

– Ну а этот, – Филипп ласково похлопал длинноволосого мужчину, лет сорока пяти, по плечу, – Франко – телепат, экстрасенс, ясновидящий, а плюс ко всему обладает ещё и апперцепцией: считывает информацию с предметов. Как это происходит, ты сам скоро увидишь.

Затем Филипп подошёл к совсем ещё юному созданию с причёской, смахивающей на индейский ирокез, и чуть коснулся кончиков волос. Парень быстро отстранился и досадливо покосился на координатора.
 
Кстати сказать, Филипп тогда выглядел совсем не строгим, обращался ко всем чуть ли не по-отечески и с выражением явной гордости и любви к своим подопечным.

– Прошу любить и жаловать. Шай – обладатель абсолютной памяти. Может запоминать и воспроизводить любой объём информации.

– Ну и последний герой – Данко. Он обладает способностью абсорбции памяти. Находясь в непосредственной близости к человеку, может выудить и прочитать информацию, спрятанную даже подсознании.

– Ну вот, Арсений. С этими людьми тебе придётся работать бок о бок, – произнёс он и повернулся к группе.

– Что ж, господа… Арсений наш новый сотрудник. По его поводу могу сказать следующее: глядя на фото, определяет местоположение объекта, что и Лидия делает с успехом, но его исключительная особенность заключается в том, глядя на фотографию или на видео, не говоря уже о живом контакте, способен, чёрт возьми, ввести объект в некий анабиоз на любое время, а затем вернуть его к прежнему состоянию. Вам всем должно быть понятно, насколько это облегчит нашу работу по поимке и задержанию подозреваемых.

Филипп окинул взглядом свою команду и понял, что от них сквозит недоверием к вышеизложенному.

– Понимаю, – покачал головой Филипп. – Я, признаться, тоже некоторое время не верил. Но, как говориться, лучше один раз увидеть… Ну и всё на этом. За работу!

Однажды вечером я вернулся домой с бутылкой шампанского и большим тортом.

– Я наконец-то опорожнил свой стол, – заявил я с порога, предрекая вопрос жены по поводу торжества.

– Созрел, значит?

– Ага. Вроде того.

– Ну наконец-то, Сенечка. Я так рада! Думала, ты никогда не решишься.

– Ну вот видишь, – решился. – А редактор пообещал заказать перевод на иврит и английский.

Мы выпили пару бокалов шампанского, а потом ещё долго Оксана сидела на моих коленях, носом уткнувшись в шею и щекоча её своим дыханием. Удовольствия я от этого не испытывал, но ей нравилось, и я терпел.

***

Яков теперь каждое утро встречал меня у дома, и мы ехали на работу всякий раз другой дорогой. Это выглядело странно, но я доверительно молчал – ему, ведь, виднее. Он был оперативником и единственным среди нас военным. В его подчинении находился спецотряд, о месте дислокации которого никто, кроме него, не знал.

Одним утром, получив от Филиппа кучу снимков, я раскладывал их в две стопки: в одну живых, в другую – мёртвых. Многие, запечатлённые на них лица были приятными и тёплыми, другие омерзительными и липко-холодными.

Незаметно для себя, чисто машинально я организовал ещё одну – третью стопку. И обратил внимание на этот казус, только лишь тогда, когда закончил сортировку всех имеющихся фото.

Вновь просматривая эти снимки, я понял, что они не относятся ни к одним, ни к другим. Их оказалось семь, из более сотни просмотренных изображений. Они были безимпульсные, как будто их скрывала толща воды, куда с большим трудом пробивался солнечный свет. А может ещё что-то, чему я не мог дать чёткого определения. Через некоторое время раздумий я осознал своё бессилие и поискал Лидию. Она о чём-то живо беседовала с Давидом.
 
– Лидия, – позвал я её. – Не могла бы ты подойти?

– Ну что тут у тебя стряслось? – видимо из-за прерванного разговора не очень довольно произнесла она.

– Да вот. Эти семеро… Что ты о них можешь сказать?

Лидия приняла снимки из моих рук и подолгу стала всматриваться в каждый из них.

– Странно. Очень странно, – выдавила она из себя. Такого я ещё не видела. А ты-то сам, что думаешь?

– В том-то и дело, что ничего, – признался я.

– Ладно. Оставь это пока. Сейчас Филин придёт, проконсультируемся. А с этими что? – Лидия ткнула пальцем в две стопки на столе.

– Ну, с этими всё понятно: живые и мёртвые.

– Чего столпились? – вдруг зазвучал голос опекуна.

– А-а-а, Филипп. Хорошо, что вернулся. Вот посмотри, что Арсений обнаружил.

– И что тут у нас? – устало вздохнул тот, стаскивая ремень сумки со своего плеча.

Филипп перебрал фотографии, тасуя их как колоду карт, и по его лицу скользнула кривая усмешка.

– А ты молодец, Арсений. Ничего не скажешь, – протянул он. – Ты думаешь, зачем я тебе такую кипу снимков подсунул?.. Вот из-за этих персонажей. Из-за них, мать их!

– Не тяни, Филипп. Кто они такие?

– Кто такие, спрашиваешь? Да такие же, как и мы с вами. Только они – по другую сторону.

– Вот как.

– А вы как думали? – косматые брови Филина вздёрнулись вверх. – вы же понимаете, что мы такие не единственные. Только эти – не наши с вами братья. Они враги. Но вот теперь мы хотя бы их в лицо знаем. Пробьём по базе контрразведки. Посмотрим, что это даст.

После этих слов, захватив с собой снимки, Филипп ушёл в кабинет Серхио.
– Пойдём, Арсений, – проговорила Лидия, когда Филипп прикрыл за собой стеклянную дверь. – Теперь и мне твоя консультация не помешает. Надеюсь, она будет более результативной, чем моя.

– А Филин-то, старый лис, – пробормотал я. – Что;;-то, ведь, он о них знал, но промолчал.
 
Мы уселись за один из компьютеров, Лидия нажала несколько клавиш клавиатуры, и на экране появилось изображение юноши с бесспорно арабской внешностью.

– Вот, глянь. Что скажешь?

Перед моими глазами тут же поплыли картинки и слова полились как бы сами собой:

– Иссохшие руки, как ветви давно срубленного дерева. В груди несколько колотых ран, с уже давно запёкшейся кровью. Глаз нет, ушей нет… рядом потухший факел…нет, – толстая свеча… какой-то сарай в пустынной местности… зной…

– Хватит! Всё! Прекрати. Этого достаточно, – с горечью произнесла Лидия.

– Что случилось? Кто это? Почему тебя это так взволновало?

Козырёк бейсболки Лидии опустился так низко, что скрыл её лицо. Но я и так «увидел» её грустные глаза и нервно скачущие желваки на её скулах.

– Это наш агент. Вернее, был им, к сожалению.

– Мои соболезнования, Лидия. Жаль терять своих. Но не слишком ли ты тяжело это воспринимаешь? – я сделал попытку утешить её, но вряд ли это возымело успех.

– Да, жаль. Это точно. Но я сейчас не из-за него переживаю… ну, не совсем из-за него.

– Пояснишь?

– Дело в том, что это не первый, кого мы теряем. Он уже четвёртый, из глубоко внедрённых, хорошо законспирированных и с надёжной легендой… Как же они их находят?.. И ведь казнят их всех одинаково. Я имею в виду глаза и уши. И что самое главное, их оставляют как бы на виду. Делают это намеренно. Как будто хотят, чтобы мы это видели. Это началось с год назад. И вот, это уже четвёртый.

– Слушай, Лидия. Я вот о чём подумал: ты ведь слышала слова Филина. Он сказал, что мы не единственные. Наверняка и у них есть способные люди. Вот их и находят. И устраивают для вас… то есть, для нас, – поправился я, – представление. Вроде показательной казни. Вот, мол, смотрите: это ждёт каждого, кто пойдёт против нас.

– Ну что ж, может ты и прав. Тогда у нас очень серьёзные проблемы, – заключила Лидия.

– Наверное. Смотри, как Филипп заинтересовался теми снимками.

– А что, кстати, с ними не так? – козырёк бейсболки, наконец, вздёрнулся вверх и на меня устремились чёрные, немного влажные с поволокой глаза девушки.

– Видишь ли, они, как бы, не живые и не мёртвые. Они скрыты некой пеленой, как щитом. А за этим щитом ни вкуса, ни запаха. Муть и всё. Марево какое-то.

– Я поняла! – воскликнула Лидия. – Среди них есть ареометист.

– Кто?!

– Ареометизм – это способность создавать защитные поля вокруг себя, ну или, например, вокруг контролируемого объекта. Или того, кто находится под твоей защитой, – выпалила Лидия, как на школьном экзамене.

– Ну если дело обстоит так, как ты говоришь, тогда всё становится на свои места.

– О чём речь, молодые люди? – неожиданно раздался голос Филиппа за нашими спинами.

Мы обернулись. Филипп уже успел пробежаться глазами по монитору, и его зрачки застыли свинцовыми каплями.

– А, Валид.

– Да, Филипп, очередной наш агент, – печально произнесла Лидия.

– Ну, он не наш. У нас, как вам известно, нет агентурной сети.

– Да какая разница, – теперь к голосу Лидии добавилось ещё и раздражение. –

– Да, тут ты, несомненно, права. И я так понимаю, его постигла та же участь, что и предыдущих.

– Правильно понимаешь, Филипп, – подтвердила Лидия, ничуть не успокоившись.

– И боюсь, пострадавших прибавится. Зверь уже давно вышел на охоту, но никак не насытится.
 
– Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Сбор группы через пятнадцать минут в комнате совещаний.

***

Серхио раскачивался в кресле, натянув на своё лицо бело-полотняную маску: последние минуты он только тем и занимался, что подавлял своё раздражение. Но профессионализм постепенно брал верх. Лицо заострилось и стало сосредоточенным. Он оторвал глаза от разложенных на столе фотографий и обратился к собравшимся.
 
– Мы подозревали, что кода;;-;;нибудь нам придётся столкнуться с чем-то подобным. Филипп предупреждал не один раз, что это лишь дело времени. Теперь отбросим гипотезы и обратимся к фактам. Судя по ним, о нас знают. А следовательно, наша неуязвимость не такая уж и незыблемая.
 
– Это, кстати, многое объясняет, – в подтверждение его слов произнёс Филипп. – То, например, почему мы не в состоянии обнаружить интересующих нас субъектов. Сокрытие их в бункерах, в пустынных местностях, в местах, недоступных для «глаз» спецслужб мы вовсе не отвергаем. Но, в свете последних событий, мы теперь не должны отметать новые реалии, которые, полагаю, могут стать системой. И наша миссия – ни в коем случае не допустить этого. Задача остаётся прежней: мы должны видеть всё и всех.
 
– Как вы понимаете, – продолжил прерванный монолог Серхио, – мы должны быть крайне осторожны. С учётом сложившейся ситуации нужно перенаправить свои силы немного в иное русло, не сбрасывая со счетов участие неких противодействующих паранормальных сил. Прежде чем приступить к разработке новой операции, нам необходимо определить новые способы защиты, найти и обезвредить одного или двух уникумов, скрывающихся под прикрытием «щитов» … Я понимаю, даже учитывая ваши уникальные способности, это будет не просто. Но эти семеро… пока семеро, на сегодняшний день становятся приоритетными целями. По моему запросу наши спецслужбы сейчас обрабатывают полученную информацию. Не знаю, сколько для этого понадобиться времени, но как только придут результаты, я вам сообщу. А пока будьте бдительны. Сообщайте о малейших изменениях в вашей жизни. Я уже поручил Якову усилить вашу личную охрану. Но и вы, со своей стороны, прислушивайтесь к вашим собственным ощущениям. Надеюсь, они вас не подведут.


Начиная с этого дня, в моём дворе, под раскидистым зонтиком делоникса поселился серый «Форд Транзит» с затемнёнными стёклами. Машины ежедневно сменялись – это было заметно лишь по меняющимся средним цифрам номерных знаков. Каждый вечер, перед сном, я тайком от Оксаны выглядывал из окна, чтобы убедится, там ли она. И убедившись, спокойно, ну или почти спокойно, отправлялся спать.

С течением времени картины моей супруги казались мне более понятными, чем уродливая изнанка реального мира. То, о чём я писал в своей прозе, теперь находило ежедневное подтверждение и ещё больше убеждало в правоте написанного. С этим необходимо было что-то делать, пока весь Мир окончательно не сошёл с ума, приветствуя возрождение и победоносное шествие дьявола. Пока не стало слишком поздно.
 
И вот, спустя несколько дней, якобы спокойный сон куда-то улетучился. Тревожные вести стали поступать из Лэнгли, Ми-6, а также из лояльных к Израилю близлежащих арабских стран. Агентурная сеть спецслужб рассыпалась на глазах. Нервозная обстановка наблюдалась и в стенах нашей конторы. Серхио посерел, Филипп ходил хмурый, как дождливый промозглый день и, как застрявшая на одной дорожке старая виниловая пластинка, возвращался к одним и тем же вопросам, что и накануне.

Результаты из базы данных поступили на всех семерых. Все они когда-то, да засветились в том или ином регионе. О прежней их жизни знали много, но в какой-то момент всё обрывалось, и обнаружить их реальное местоположение на сегодняшний день не представлялось возможным. Они, как призраки оставляли за собой некоторые следы, которые тут же терялись, растворялись подобно туману с восходом солнца. Спутники и беспилотники сканировали каждый уголок. Но как только туда устремлялись зоркие видео-глаза, там не оставалось уже и следа пребывания интересующих нас объектов. В этом было что-то сатанинское. Наша уверенность раз за разом разбивалась о стену молчания.

В конце концов, наше начальство приняло рискованное решение – действовать на опережение и в непосредственной близости к целям. Операцию назвали – «Туман».

Надо сказать, что различного рода выродков я повидал за время службы в армии достаточно. Там они были явными, из плоти и крови, стоящие перед нами – бойцами подразделения «Гивати» безумной толпой с камнями в руках, с искажённой злобой лицами и желающие нам только одного – смерти. И там мы понимали: вот он – враг. Вернее, даже не враг, а люди, сбитые в бестолковую кучу своими потерявшими истинную веру вождями, проплаченные алчущими крови и денег духовными лже-лидерами, шейхами, банками, за красочными вывесками которых отмывались грязные кровавые деньги. Но сейчас всё было по;;-;другому: невидимость противника сбивала нас с толку. И всё же спецслужбы потрудились неплохо и теперь мы владели хоть и малой, но информацией.

***

Спустя некоторое время Яков, Лидия и я под видом аспирантов из Римского института археологической корреспонденции отправились в Иран, якобы для изучения древнейшей истории Персидских земель. Благо, наши физиономии и оттенок кожи подходили под нашу легенду. Особенно я: тогда у меня были длинные чёрные немного вьющиеся волосы, в дополнение к ним тёмно;;-карие глаза, римский прямой нос, как на аверсе викториата с Юпитером и чёрные брови на высоком лбу. В общем, вылитый итальяшка. Над внешностью Якова нашим стилистам пришлось немного потрудиться, и он тоже стал выглядеть под стать телам, охрану которых ему доверили.

Давид с Данко направились в Ливан, Радко и Франко – в Сирию: все они прекрасно владели арабским.

Но… вернёмся в Тегеран. Первый день мы ходили по городу разинув рты, несмотря на почти сорокоградусную августовскую жару. Яков, которому уже не раз приходилось бывать в этой стране, был отличным гидом. Мы же, ничуть не притворствуя, с удовольствием знакомились с древней архитектурой. Наш живой путеводитель несколько раз куда-то исчезал, а потом появлялся как бы ниоткуда и присоединялся к нам – где бы мы не находились. И однажды, в очередной раз внезапно появившись за нашим столиком в кафе, он сообщил, что экскурсия закончена и пора действовать.

– Мы получили свежий снимок, – сказал он.

– Ну так давай его сюда, – Лидия в нетерпении выбросила вперёд руку.

– Не здесь. Тут слишком людно, – Яков хотел было оглянуться, но передумал и взглянул на стальную начищенную до сияния подставку для салфеток, как в зеркало заднего вида. – Поднимайтесь. Вернёмся в гостиницу.

Дорога до гостиницы заняла не более четверти часа. Всё это время я чувствовал напряжение и стремительный бег ускользающего времени.

Лидия семенящим шагом шла рядом, натянув козырёк своей бейсболки на край солнцезащитных очков.

– Ведите себя естественно! – посоветовал Яков. – Расслабьтесь и не привлекайте внимания. Вы же вроде как профи.

Сдерживая нетерпение, мы добрались до номера. Яков бросил фото на стеклянный журнальный столик, как корм голодным голубям.

– Вот. Работайте.
Мы набросились на снимок и упёрлись в него глазами. Меня тут же окотила нервная волна.

– Господи! Он где-то рядом. Совсем рядом! Может, в двух кварталах отсюда.

– Точно, – подтвердила Лидия и схватила меня за руку.

Таким образом, возможно, она попыталась объединить наши силы. И это, наверное, сработало.

– Азади, – произнёс я. – Что такое Азади, Яков?

– Это название гостиницы, – спокойно, но крайне сосредоточенно сказал он. = И она действительно рядом.

Человека, который стал объектом нашего внимания, звали Басир-аль-Джабар – выходец из Саудовской Аравии, окончил Российский университет дружбы народов, долгое время занимал не последнюю должность в штате Совета министров своей страны. Но после гибели сына, стал крайним радикалом, примкнул к террористической группе «Рука Ислама», которую ещё иначе называли «Карой Ислама». С тех пор, используя свои масштабные связи, стал одним из основных поставщиков оружия для «Аль-Каиды», «Исламского Джихада» и «Хизбалла». Вплоть до февраля 2014 года он являлся основной целью многих спецслужб. Его перемещения отслеживались, но устранить Басира никак не удавалось. И вот после февраля ниточка оборвалась. Он исчез из поля зрения, но следы его деятельности проявлялись то в Ираке, то в Кувейте, то в Катаре. Спецслужбы были нацелены на поимку, но ему всякий раз удавалось уйти от слежки. И вдруг удача! Басир засветился в Тегеране. Он будто бы преподнёс себя на блюдечке, возник из небытия.
 
Филипп нервничал. Он хоть и получил санкцию на захват цели, но чувствовал подвох. Что-то, по его мнению, было не так. Но командование настаивало. Агентура контрразведки раздобыла снимки всех его пяти телохранителей, которые сейчас нашли своё место на том же журнальном столике, рядом с Басиром.
 
Сообщалось, что сеть, действующая на территории Тегерана, приведена в действие и ожидает дальнейших указаний. Серхио, в конце концов, дал отмашку Филиппу. Тот по закрытой радиосвязи прислал короткое сообщение Якову: «Посылку упаковать и доставить».

План был прост: я «успокаиваю» охрану и саму цель, в гостиницу поступает ложный вызов на предмет сердечного приступа одного из постояльцев, машина скорой помощи, в свою очередь, увозит груз в только им известном направлении.

Технически всё представлялось не сложным. Но именно это и напрягало Филиппа. Очевидцы потом рассказывали, что он места себе не находил. И успокоился лишь тогда, когда была предпринята и осуществлена наша немедленная эвакуация.

***

Спустя двое суток, возвратившись домой, Оксану я не застал. А оставленная ею, прикреплённая к зеркалу записка гласила: «Милый, я на художественной выставке в Акко. Вернёшься, позвони. Целую. Твоя Окси». В связи с моим нынешним расположением духа, это было даже кстати.

Ночью я почти не спал. Владение эмоциями было важной темой прошедшего курса, но в этот раз меня реально трясло. Не дождавшись Якова, за полтора часа до его обычного прибытия, я сел в свою старенькую мазду и поехал к морю. Там, сидя на камне, я слушал прибой, и с каждой отхлынувшей волной беспокойство отступало, возбуждение тупело, уступая место некой непонятной пустоте. Но я знал, чем её заполнить. Открыв бумажник и взглянув на фотографию Оксаны, я увидел её, лежащей комочком под простынёй в гостиничном номере. Со снимка повеяло теплом и уютом. И мне нестерпимо захотелось очутиться сейчас рядом с ней, почувствовать запах её тела, прижаться к ней, обнять и не отпускать.
 
– А я тебя уже обыскался, – прогремел, как мне показалось, голос Якова за спиной.

– Можно подумать, что от тебя скроешься, – шутливо огрызнулся я.

Яков заметил фото Оксаны в моём кошельке, который я ещё не успел спрятать и, похлопав меня по спине, тихо сказал: «Поехали, брат. Нас ждут».

Я нехотя оторвался от нагретого утренним солнцем камня и поплёлся к своей машине. Но Яков остановил меня.

– Оставь её здесь. Вечером заберём. Сейчас некогда возвращаться.

В отделе мы появились последними. Обычная рабочая обстановка: люди, как могло показаться на первый взгляд, вели себя сдержанно. Но ощущение покоя было обманчивым. Филипп подал мне руку и даже приобнял, что было ему не свойственно.

– Ты молодчина, Арсений. С задачей справился превосходно. Всё прошло тихо. Никто даже моргнуть не успел. Но эта тишина, – не предоставив мне возможности высказать свою благодарность, продолжил Филипп, – меня и тревожит. Что-то мы всё-таки в расчёт не взяли.
 
– Всё слишком просто, не так ли?

– Вот именно… Вот именно. Они как будто специально подставились. Я чувствую, что наша удача мнимая.

Филин, наверное, был прав. Чутьё никогда его не подводило. Он стоял, упёршись двумя руками в стол, немного ссутулившись и кусая давно не стриженые усы.
 
– Ладно. Пойдём к ребятам. Посмотрим, как у них продвигается.

Мы вышли в коридор и пройдя несколько метров, Филипп остановился перед безымянной дверью. Эта комната была со специальной прошивкой: через неё не проникали ни шум, ни радиосигналы. Она была наглухо изолирована от внешнего мира. Помещение состояло из двух частей, но разделено было не стеклом, а стеной с узкой дверью посередине. Перед монитором сидела Лидия, всматриваясь в изображение человека, с которым работал Данко.

Лидия кивком головы поприветствовала нас.

– Ну что тут у вас? – спросил координатор, присаживаясь на стул около неё.

– Информация пока обрывочная, но Данко ещё не закончил считывать.

Безбородый, почти не похожий на мусульманина человек, сидел напротив Данко, упёршись в него маслянистыми иссине-чёрными глазами. На лбу отчётливо выделялись капельки пота, стекающие на его веки, но он, казалось, их не замечал.

– Там так жарко? – поинтересовался я.

– Нет, – мотнул головой Филипп. – Это Данко заставляет работать его мозг интенсивней, чем обычно.

Прошло ещё минут десять этого абсолютно немого допроса, прежде чем прозвучал голос задержанного.

– Это вам не поможет, – хрипло произнёс он. – Ваш мир разваливается. Разве вы этого не замечаете? Вы не спасётесь. Никто не уцелеет. Вас ждёт крах. Это кара пророка за всё вами содеянное. Всё, чтобы вы не узнали, будет бесполезным. Будет построен новый мир. И он будет построен на пепелище старого.

То, что этот человек сделал после сказанных им слов, было неожиданно диким и не предсказуемым, а Франко, единственный кто смог бы предвидеть случившееся, на этом допросе не присутствовал. Прикованные цепями руки, вскинулись вверх, ухватились за голову и… из динамика послышался хруст шейных позвонков. Когда голова с глухим звуком упала на столешницу, на ней ещё играла злорадная улыбка.

От неожиданности мы вскочили, но было уже поздно. Мгновенно побледневший Данко, глядя в глазок камеры, развёл руками. Филипп до хруста в пальцах сжал кулаки: потеря важного свидетеля никак не входила в его планы. Он медленно вытащил телефон из кармана брюк, набрал пару цифр и прижал аппарат к уху.

– Серхио, ты у себя?.. Не уходи, я сейчас подойду.

После того, как Филипп исчез в лабиринте коридора, Лидия открыла дверь и выпустила Данко.

– Что ты узнал? – спросила она.

– Пойдёмте. Мне нужна карта.

Спустя минуту мы стояли перед планшетным экраном и наблюдали за плавным движением карты на восток. Данко что-то искал. В операторском зале висела необычная тишина, как будто до всех уже дошла весть о случившемся.
 
– Здесь! – палец Данко остановился на горной местности, где остроконечным кристаллом сходились три границы: Ирана, Афганистана и Пакистана. – Это здесь, – повторил он.

– Что здесь? О чём ты? – Лидия с нетерпением уставилась на сотрудника, требуя незамедлительного ответа.

– Полторы тысячи километров гор, куча ущелий… но это всё-таки здесь, – пролепетал Данко. – Умно!

– Да скажешь ты, наконец?! – раздосадованная Лидия сорвала бейсболку со своей головы: густые волосы волнами упали на её плечи.

– Склады оружия… много складов… очень много, – на выдохе проговорил Данко.

– Ах вот он что! – выдохнул я вслед за ним, и мне в этот миг показалось, что не дышал всё то время, пока Лидия добивалась ответа на заданный вопрос ещё в той камере. – Ну мы и не надеялись, что эта мразь будет нести свою кару голой рукой.

– Кто бы сомневался, – покачала головой Лидия.

Теперь уже покойный, Басир-аль-Джабар – начал свою карьеру с истребления курдов и контрабанды оружием. Он же был причастен к теракту 11сентября и являлся одной из главных целей ЦРУ, но так и не был пойман. Летая тенью по всему Персидскому заливу, он лишь оставлял за собой кровавое клеймо.
 
Просто. Слишком просто. Теперь уже и меня грызла эта мысль, что не давала покоя и Филиппу.

– А где наш «клиент», Лидия? – спросил я.

– Разведка забрала. Его и Рамзи Джихада. Рамзи – иракец. У них там вместе с цру-шниками свои заморочки по его поводу.

– Но у нас остались ещё двое: Исмаил Захар и Надир Макари, – глухо проговорил Филипп, неожиданно, в который уже раз, возникший позади нас. – И на этот раз необходимо принять особые меры предосторожности.

На следующий день в изолированной комнате поочерёдно допрашивали ливанца Надира Макари и палестинца Исмаила Захара. Осмотренные дантистом на предмет скрытых пломб с ядом, ощупанные до последней нитки, они сидели на том же стуле, но руки на сей раз были прикованы намертво. Разговор теперь был озвучен. Подавляющей энергетике Радко не мог противиться никто. Он, не особо напрягаясь, бродил по комнате, изредка поглядывая на задержанного. А тот, упёршись затуманенным взглядом в неведомую точку, сливал всю информацию – какую только имел. Все его контакты, участие в операциях, способы общения и передачи данных, «кроты» в армейских подразделениях и разведках нескольких стран, сведения о законспирированных квартирах: всё это записывалось и имело беспрецедентное значение по смыслу и объёму информации.

Серхио, присутствующий на обоих допросах, ни на секунду не отходил от монитора. Его резиновая кожа вздулась и была похожа на барабан, щёки горели красными пятнами. За всю его карьеру, а может и за всю его жизнь, он не добыл столько информации, сколько за этот день. Это было невероятным. Невероятным настолько, что в это было трудно поверить. У него на руках было пять джокеров, способных дополнить и собрать любую комбинацию и привести игру к бесспорному выигрышу. Во-первых, ему было с чем идти в контрразведку и к премьер-министру; а во-вторых, это сулило новыми субсидиями для его группы. Он был, несомненно, доволен. Он, но не Филипп. Тот его радости не разделял. Пазл, по его мнению, не складывался. И от этого он ещё больше углублялся в свои мысли и мрачнел.

Сведения из Лэнгли поступили через неделю. Сообщалось, что Рамзи Джихад поначалу молчал: не помогли ни пытки водой, ни принудительная бессонница, ни другие способы развязывания языка и устрашения. И тогда они отыскали и привезли из Мюнхена его дочь. Пригрозили, что девушка пройдёт все круги ада, а он станет свидетелем происходящего. И Рамзи сдался. Первыми произнесёнными словами были: «Это вам не поможет. Смерть идёт за вами по пятам. Аллах вас покарает за ваши зверства». И это говорил человек, резавший своих же соплеменников, как овец, на совести которого были сотни невинных жизней, исковерканных судеб, масса сиротских душ и безутешных слёз матерей. И во имя кого всё это? Во имя Аллаха? Неужели же Аллах так жесток?! Во имя сумасбродной фанатичной идеи? Что же это за идея, во имя которой нужно истребить добрую половину человечества?!

– Всё из-за нефти, чёрт бы её побрал! – произнёс Филипп, как будто читая мои мысли. – Они понимают, что энергетические резервы не вечны и что их господству на этом рынке скоро придёт конец. Вот и стараются обрезать протянутые алчущие руки, чтобы агония продлилась настолько дольше, насколько это возможно. Их методы, конечно, варварские, но и мир жесток. И эта схватка не на жизнь, а на смерть. И победителей в ней не будет.

– Верно. И хотя существуют уже альтернативные источники энергии, – в подтверждение его слов сказал я, – им не дадут зелёный свет, пока миром правят нефтедоллары.

– Хотите посмотреть на что-то интересное? – Данко снова стоял напротив карты, на которой обозначенные им точки сливались в некую фигуру.

– Что тут у тебя? – спросил Филипп.

– А на что это похоже, по-вашему? – Данко немного уменьшил масштаб карты. – Следуя, за полученной в последние дни информацией, я соединил все указанные точки. И что вы видите?

Начиная с первой отметки в Лондоне, линия пролегала через Берлин – Кабул – Тегеран – Багдад – Эль-Кувейт – Иерусалим – Каир – Тунис – Рим – Мадрид – Париж и затем снова возвращалась в Лондон. Из Лондона длинная линия протянулась до Вашингтона.

Меня осенила догадка, которую я и озвучил: «Это похоже на какого-то зверя с разинутой пастью и очень длинным хвостом».

– В воображении тебе не откажешь, – воскликнул Данко. – И если этот зверь выпустит когти, то захватит половину Африки. Супер!

– Фантазёры! – усмехнулся в бороду Филипп и немного, впервые за последние полторы недели, повеселел. – А сейчас, – выдержав незначительную паузу, сказал он, – отдыхайте. Встретимся в воскресенье. Постарайтесь за это время запастить новыми силами и идеями. Всё. Пока. Марш отсюда.

***

Впереди было четыре выходных дня. Целых четыре дня за весь прошедший год! Надо бы встретиться с Пашкой. Нехорошо забывать лучших друзей. Да и Оксане уделить должное внимание, которого ей так не хватало в последнее время. Жаль только, что её день рождения выпадает именно на ближайшее воскресенье. Ну это ничего. Можно и в субботу отпраздновать. Мы люди не суеверные.

С этими мыслями я добрёл до цветочного магазина под названием «Лотос». Это название меня рассмешило: где Израиль и где лотос? Хозяйка магазина Наташа поприветствовала меня милой улыбкой. Я не был завсегдатаем, но у продавцов со временем развивается очень хорошая зрительная память.

– Что пожелаете, молодой человек? Букет или собрать что;;;;-;;нибудь?

Я огляделся: разных цветов было много.

– Собрать – по одному цветку из всего, что есть.

Наташа взметнула аккуратно выщипанные тонкие брови. Казалось, я её немного озадачил.

– Ну, не обязательно, чтобы они были разные по сорту. По цвету – будет достаточно.

Наташа перевела дух и стала кружить по магазину, выдёргивая из ваз и вёдер разноцветные и разносортные дары природы. Через некоторое время цветы сложились в безукоризненный, хоть и сумбурный, букет. Это было то, что нужно – как раз по вкусу моей Окси. Затем я посетил ювелирный магазин и купил приглянувшийся мне кулон из белого золота, в виде двух соединённых сердец и бриллиантом в четверть карата посередине. Покончив с этим, я позвонил Павлу.
 
– Господи! – загорланил наушник. – Ты совсем пропал. Мы не встречались уже целую вечность. Я, конечно, понимаю. Ты у нас теперь крутой писатель, но…

– Чтобы ты не сказал, – перебил я его, – ты прав. Но не думай, что я о тебе забыл. Разве можно тебя забыть после всего, что с нами произошло. Друзья детства, а армейские друзья тем более, не забываются никогда. Кстати, есть повод встретиться.

– У Оксаны день рождения. Я помню.

– Вот и хорошо. Давай тогда, в субботу подруливай.

– Без вопросов, друг.

– Тогда до встречи.

Всю пёструю, не менее чем мой букет, компанию Оксаны я решил взять на себя и устроить имениннице сюрприз. А от цветов, как я и предполагал, Окси пришла в такой восторг, что тут же схватила кисти и краски и кинулась к мольберту.

В субботу, ближе к вечеру, мы прогуливались по набережной, сидели на облюбованном нами камне, слушая прибой и крики чаек, и там я надел на её шею кулон. Окси немного поплакала на моей груди – это позитив перелился через край, найдя выход в её удивительных глазах.
 
И вот спустя час, мы подошли к двери нашей квартиры. Тихий подъезд помигивал одинокой лампочкой. Я отворил дверь и, не позволив Оксане включить свет в прихожей, потянул её в салон. И тут… зажглись, казалось, сотни огней и восторженный клич осыпался на именинницу конфетти поздравлений, множество губ и рук потянулись к ней с дружеской любовью. Да, её несомненно любили: она была успешней и талантливей многих других, но самое главное – она была для них всех настоящим другом.
 
Веселье продолжалось до глубокой ночи, а когда все разошлись, оставив нас немного хмельных, но очень счастливых, Окси подошла ко мне, отвела мои руки от струи воды, отставила в сторону недомытый бокал и загадочно заглянула в мои глаза.

– Сенечка, я должна тебе кое-что сказать.

– Так говори.

– У нас будет ребёнок, – тихонько произнесла Окси.

– Ты беременна? – спросил я, и тут же понял, что вопроса глупее этого и не придумаешь.

Глаза Оксаны стали округляться, но я предупредил уже было готовый сорваться с её губ вопрос, типа – «Я что, не по;;-;;русски сказала?»

– Прости, – спохватился я. – Конечно же, господи! Милая, родная моя, как же я рад! Спасибо тебе за эту новость.

Я ещё говорил какие-то слова: как я люблю её, как она дорога мне, как они оба мне дороги, но в душе… рождалось тревожное чувство, и оно было связано с моей работой и с той ответственностью, которая теперь на меня возлагалась. Почти все мои сотрудники были одиноки. Они каким-то образом сумели оградить себя от семейных уз. Ведь близкие родственники – это слабая, уязвимая сторона тех, кто связал себя с тем родом деятельности, частью которой теперь, был и я сам.

В начале недели этой новостью я поделился с Филиппом. Он поздравил меня, но цокая языком и покачивая головой, немного призадумался, а затем сказал: «Ничего, Арсений, думаю твои опасения излишни. Ведь, о нас практически никто не знает. Так что успокойся. Всё будет хорошо. Тем более, ты же – официально писатель».

Филипп произнёс это, но уверенности в его голосе я не почувствовал.

– Филипп, я всё понимаю, но, видишь ли, писатели обычно работают дома, а не встают по звонку будильника. Они участвуют в писательских форумах и собраниях, в презентациях, в конце концов…

– Вот-вот, – перебил меня куратор, – как раз о презентации я и хотел с тобой поговорить. На следующей неделе у тебя состоится одна из них… в Германии. Тебя приглашает писательское сообщество «Русское слово», ну, вроде нашего СРПИ. Так что теперь ты точно в теме.

– В теме?

– Конечно. Мы это обсудим. Через пару часов у Серхио назначено совещание. Там обо всём и поговорим.

В воздухе кабинета висело напряжение. Чуткий к переменам Филипп нервно передёрнул плечами, но молча присел к столу, знаком руки предложив нам последовать за ним. Серхио, не отрываясь от монитора, что-то записывал в своём блокноте. Принтер с жужжанием выплёвывал листки, укладывая их в аккуратную стопку. На глаза попадались какие-то фотографии, планы местности и другие изображения, которые издалека было не разобрать. Вся группа изображала сцену из немого кинофильма.

– Дела наши плохи, – наконец, выдавил из себя Серхио охрипшим голосом. – Не буду вам рассказывать о последних событиях: о них вы и так прекрасно осведомлены. Все теракты, случившиеся за последний месяц – это очевидный ответ на наши действия и работу спецслужб. Это говорит о том, что мы подобрались слишком близко. Но кое-что я бы хотел отметить, – Серхио выхватил из принтера один из листов, положил его на стол и оглядел собравшихся немигающим взглядом. – Вот список городов, где произошли акты так называемого возмездия. Вам что;;;;-;;нибудь это напоминает?

– Это же моя карта! – выпалил Данко уже через секунду.

– Вот именно, – Серхио словно плетью метнул рукой в сторону списка. – Руководство встревожено. Неделю назад ещё трое агентов пропали. А вчера в сети появилось видео, как двоим из них отрезают головы. От нас ожидают быстрого реагирования… Вот такой расклад, господа.

Несколько секунд молчаливой паузы нарушил скрежет зубов Якова. Скорее всего с кем-то из них он был знаком.
– Моссад предоставил нам своего крота, – продолжил Серхио, – с коим предстоит выйти на связь. Сообщили, что у него имеются сверхсекретные данные по интересующему нас вопросу. Но он опасается за свою жизнь и жизнь своих близких. Однако, он согласился на одну встречу: без телефонов, прослушки и вообще без всяких электронных устройств.
 
Серхио прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Его кожа имела сейчас трупный оттенок, под глазами чернели мешки, а бессонные ночи прорезали тонкие морщинки на его лице.

– Продолжай, Филипп, – проскрипел он.

– Мы разработали мини-операцию, – начал координатор. – Этот информатор будто бы увлечён русским языком и литературой: очевидно сказалась учёба в бывшем Советском Союзе. Его никто не вербовал. Он каким-то образом сам вышел на наши спецслужбы. Скрытен и осторожен маниакально. В глаза его никто не видел. Поступавшие от него сведения не раз подвергались сомнению и проверке, но в дезинформации он так и не был уличён. – Филипп сделал передышку и мне показалось улыбнулся. – Ему было передано приглашение на презентацию, которую устраивает для Арсения общество «Русское слово» в Германии. И он, как нам стало известно, его получил и принял. Это общество, естественно, не знает об Арсении ничего, кроме того, что он писатель. На этой презентации мы предполагаем, произойдёт передача информации. Арсения будут сопровождать Яков и Шай. В виду, опасений информатора, тебе, Шай, предстоит запоминать всё, что там будет происходить, включая разговоры, лица, даже незначительные фразы. Нам это понадобится для дальнейшего анализа. Он, как я уже упомянул, исключительно скрытен. Информацию от него получали через десятые руки. Но, раз приглашение принял, значит мы удостоимся встречи лицом к лицу. Мы не можем знать, что подтолкнуло его к такому решению и я даже не знаю нужна ли нам его физиономия, но, тем не менее, загрузи в свою память всё, что только сумеешь.

– Не беспокойся, Филипп. На моём «жёстком диске» достаточно места.
 
– Ну вот и прекрасно. Ну а ты, Арсений, теперь понял, о чём я тебе говорил?

Я кивнул, но всё же задал вопрос, мучавший меня с самого начала разговора: «Эту презентацию вы устроили или это совпадение?»

– В это трудно поверить, но это действительно совпадение. И настолько удачное, что было грех не воспользоваться. В общем, на этот раз всё срослось. Лучшего варианта трудно было себе и представить. Так что нам оставалось только подкорректировать весь этот процесс… Вот, кстати, твоё приглашение, – тут Филипп вытащил из кармана конверт. – Извини, но мы его перехватили на пути к твоему почтовому ящику.
Честно говоря, я был польщён. Польщён тем, что мои книги заметили, и тем, что состоится моя первая презентация за пределами родной страны. А ещё я был рад тому, что Окси теперь сможет гордиться мной, а сулящие гонорары помогут нам, наконец, расплатиться с долгом за нашу квартиру. Я спешил домой. Спешил поделиться с женой этой новостью, но… Переступив порог подъезда своего дома, я замер. Нет! Ну какой же я наивный балбес, чёрт возьми! Нельзя, чтобы Оксана узнала о презентации. Она точно захочет составить мне компанию и разделить мой успех. А ей туда нельзя! Никак нельзя! Хорошо, что эти мысли пришли мне в голову вовремя. Я, наверняка, мог бы всё испортить. Надо же было так увлечься собственной особой. Филипп же сказал напоследок: «приглашение перехватили», а это значит, что заранее всё предусмотрели.

Смахнув счастливую улыбку со своего лица, я поднялся на свой этаж и остановился у дверей квартиры. Прикрыв глаза, представил Оксану и мысленным взором погулял по комнатам: вот она – как всегда у мольберта, наушники в ушах, а в них тихая музыка – китайский гучжен переливается звуком струн, пляшущая кисть в её руке и сосредоточенный взгляд из-под полуоткрытых век. Как больно осознавать пленение своих чувств и вынужденно подчиняться обстоятельствам. В душе скребло, но я был уверен, что придёт время и мне будет позволено открыться перед Оксаной, разрушив тем самым стену безмолвия.


***

Берлин встретил нас теплом ранней осени. Облетевшая листва с шуршанием разлеталась из-под наших ног и, подхваченная лёгким ветерком, поднималась и кружилась в воздухе. Забытые сентябрьские запахи проникали в ноздри и охлаждали лёгкие, будоража и возбуждая те дремлющие рецепторы, в коих не было нужды в нашей жаркой стране.
 
Мы вошли в конференц-зал издательства «Русское слово» – уютный и в то же время по-немецки добротный. Хозяева издательства – супружеская чета Всеволод и Елена Ланг, завидев нас на пороге, поспешили на встречу.

– Очень рады приветствовать вас в Германии, – поприветствовал высокий и худощавый господин Ланг, протягивая сухожильную руку с длинными ухоженными пальцами.

Мы обменялись рукопожатиями, и я представил своих друзей, не забыв при этом заметить, что Шай не знает русского языка, но, тем не менее, – он юридический консультант, представляющий мои интересы в Израиле и за рубежом.

Ланг пожал руку молодого человека, пожелав ему приятного времяпрепровождения в Берлине на чистейшем английском, и перевёл взгляд на Якова, в улыбке топорща щёточку нитевидных светлых усиков над тонкой губой.
– Яков, – представил его я, – мой лучший друг, согласившийся сопровождать меня в этой поездке.

– Очень рад знакомству, – сказал Яков по-русски.

– И мы очень рады, – ответил Ланг и представил нам свою обаятельную жену.

Им обоим было около сорока. Их предкам – выходцам из поволжских немцев, каким-то образом удалось выехать из Саратовской области ещё в 1958 году, и с тех пор их семья проживала в восточном Берлине.

Покончив со знакомством, Ланг ухватил меня под руку, увлекая за собой через толпу хлопающих в ладоши людей, к устроенной мини-сцене с длинным столом, на котором (о боже!) лежали сотни моих книг. Я узнал эти книги – тут было, по крайней мере, три, изданных в Израиле и переведённых на два языка, тиража. Моему изумлению не было предела. Какой смысл Лангу закупать все эти книги? Может быть, таким образом они продвигают русскую литературу в своей стране? Я с трудом перевёл дух, поднимаясь вслед за Лангом на подмостки. Яков быстро затерялся в толпе. Шай занял позицию в стороне, выбрав её таким образом, чтобы обзор был как можно шире. Где-то среди этих людей, по нашему предположению, должен был скрываться наш информатор.

– Дамы и господа! – призвал всеобщее внимание Ланг и жестами попытался погасить шум.

Надо было отдать должное русским эмигрантам, успевшим впитать устои немецкой дисциплины за время пребывания в Германии: со следующим взмахом рук, зал притих.

– Дамы и господа! Сегодня у нас необычное событие. Мы впервые принимаем у себя израильского писателя, пишущего на русском языке. Его произведения переполнены нестандартными идеями, размышлениями о нашем с вами мире и о том, как можно сделать этот мир хотя бы немного лучше. Господин Барский обладает особой техникой передачи информации, которая доходит до глубины души и трогает сердце. И это, конечно же, не могло не остаться незамеченным нами. Сегодня мы представляем три его книги:

«Несовершеннолетний возраст», «Мир без теней» и необыкновенно лиричный, по своей сути, роман «Тонкие нити».

Конференц-зал огласился аплодисментами, и я приблизился к издателю, чья заслуга была лишь в том, что он выделил меня среди множества других. Конечно же, я был ему бесконечно благодарен.

– Спасибо, господин Ланг. Я очень тронут. Спасибо и вам, друзья, за то, что нашли время прийти на эту встречу, несмотря на рабочий день. Честно говоря, не ожидал встретить так много поклонников моего труда. Даже не знаю, что и сказать, кроме как высказать мою признательность за проявленное внимание.
 
Собравшиеся снова зааплодировали.

– Прошу вас, – продолжил я, – если у вас есть вопросы, я с удовольствием на них отвечу.

И вопросы, нужно отметить, полились рекой. Спрашивали о героях моих книг и их прототипах, о правде и вымысле, и о том, не заинтересовались ли моими идеями и нестандартными решениями проблем, связанных с урегулированием отношений между враждующими народами, спецслужбы.

Я отвечал, удачно лавируя и уходя от нежелательных вопросов и старался чтобы никто не почувствовал себя обделённым. Правда, в какой-то момент мне показалось, что эта встреча больше смахивает на пресс;;-;;конференцию, нежели на презентацию, и я принял решение самому повернуть её в нужное русло.

– Друзья мои, я бы не хотел слишком политизировать наше общение. Мои книги, в сущности, не о политике, а о нас с вами. В них заключается стремление донести до сердец читателей наши с вами переживания на фоне стремительных перемен в нашей жизни. Естественно, я не мог обойти вниманием межгосударственные отношения, поскольку от них, в большей мере, зависят эти перемены. Но суть, всё-таки, в отношениях между людьми и их отношению к происходящему. Ведь, это мы с вами избираем наши правительства. Это мы влияем на события, которые должны произойти. И это мы можем, и имеем на это полное право, заявить наш протест.

Наше общение длилось уже около двух часов. Моё самолюбие было вознаграждено с лихвой, и я подумал, что пора бы, пожалуй, закругляться. Ведь, по большому счёту, приехали мы сюда не за этим. Но у меня не было морального права повернуться к аудитории спиной.

;–; У кого;;-;нибудь ещё есть вопросы, господа?

;–; У меня есть вопрос, ;–; послышался выкрик из зала.

;–; Прошу вас, ;–; не меняя дружелюбия в голосе, произнёс я и поискал в зале автора последней фразы.

Вверх взметнулась рука с зажатым в ней блокнотом.
 
;–; Вы призываете в своих книгах к мирному сосуществованию на планете, – заговорил человек с рыжими гладко причёсанными волосами. – Не вы один, кстати… Вы также неустанно призываете всех одуматься и прекратить воевать друг с другом. И вы в то же время утверждаете, что это невозможно по причине неистребимой человеческой алчности. Так чего же вы тогда хотите? К чему призываете людей, если изначально не верите в мирный исход?

;–; Спасибо вам, дружище, за этот вопрос. Вы увидели нестыковку желаемого и возможного. Вы сомневаетесь. И это замечательно. Вы и должны сомневаться, а не принимать всё за чистую монету. В этом и есть суть… А чего я хочу? Да того же, что и все: жить и растить детей, не оглядываясь в страхе по сторонам… И знаете, что? Попробуйте мысленно воспарить над всем нашим Миром, над планетой под именем Земля. Взгляните на неё и на окружающий вас безмерный космос. Представьте, хотя бы на секунду и осознайте свою ничтожность. И вы поймёте, что кем бы вы не были, кем бы не являлись в своих ограниченных рамках: религиозными фанатиками, пацифистами, гениями или бездарями, с исчезновением нашей планеты бесследно исчезните и вы сами. Природе вещей абсолютно всё равно, чем вы занимаетесь на Земле. Мы все – лишь ничего не значащая пыль нескончаемого песка времени… Так почему бы этот мизерный отрезок, отпущенной нам жизни, не провести с удовольствием в чистом духовном мире? С любовью друг к другу, пониманием и терпением во имя всеобщего блага и блага будущих поколений.

Я хотел ещё что;-;то сказать, но прервался. Опустив руки, я всмотрелся в лица людей. От них исходило настоящее неподдельное тепло. И я понял, что мои слова были приняты и поняты. А через несколько секунд вакуум взорвался рукоплесканиями. И руки, что только что аплодировали, стали расхватывать со стола книги.
 
Я подписывал титульные листы, как заправский маститый мастер и не верил своему счастью. Неужели, это и в самом деле я? Неужели, это ко мне тянуться все эти руки? Неужели все эти люди признали во мне писателя? Не сплю ли я?
   
Принимая следующую книгу, я отвернул обложку, в углу которой заметил небольшое пятно. Первым желанием было смахнуть эту, как я подумал, соринку, но приученный своими наставниками не игнорировать даже пыль, снял её большим пальцем, и зажав указательным, засунул руку в карман брюк, где лежал носовой платок. Потерев между складками пальцами, и убедившись, что на них ничего не осталось, я вернулся к своим автографам. Подписав книгу, я протянул её к лесу рук и мне почудилось, что рука, принявшая её, не была той самой, что подавала её мне на подпись. Оставив пометку в своём мозгу, я стал считать ещё не подписанные книги. Благо, их оставалось не так много.

Встреча подходила к концу. Народ нехотя потянулся к выходу, оставляя за собой сладковато;;-терпкий запах смеси духов и унося, подписанные мною книги. Непритворно улыбаясь, я смотрел им в след, а они оборачивались и махали мне руками на прощание. Своё состояние я бы мог сравнить с тем, что, если бы мне вдруг пожаловали какой;;;-;нибудь высокородный титул с родовым поместьем в придачу, где;;;;-нибудь в Баварии. Меня просто распирало от впечатлений, оставленной этой незабываемой встречей.

;;–;; Благодарю вас, господин и госпожа Ланг, за ваше приглашение. Я у вас в долгу, ;;–;; сказал я, поравнявшись с супружеской парой.

;;–;; Вот уж зря, ;;–;; поморщился Ланг, сотрясая мою руку. – Вот уж не стоит благодарности. Это мы должны быть благодарны за доставленное удовольствие пообщаться с вами. Надеюсь, что вам понравилось, и вы посетите нас снова, и с новыми книгами.

Я пообещал непременно воспользоваться приглашением и заверил их в своей признательности.

Через несколько минут мы с Шайем вышли на улицу, где нас уже поджидал Яков у открытой дверцы такси. До гостиницы доехали в гробовом молчании. Молча дошли до своего номера, молча ожидали, пока Яков ощупывал детектором все углы и проверял расположение оставленных нами вещей.

;;–;; Ну ты и молодец, Арсений, ;;–;; наконец, проговорил он, пряча детектор в карман пиджака. – Привлёк внимание аудитории и держал её до самого конца.

;;–;; Точно, ;;–;; Шай хлопнул меня по плечу. – Я, правда, не разобрал ни единого слова, но по настроению людей понял, что ты произвёл некий фурор. Поздравляю!

;;Я поблагодарил своих друзей за поддержку.

;;–;; Ладно – со мной закончили. Я, конечно, был хорош. Отрицать не стану. Но что мы получили взамен?
 
;;–;; Ну, моя память полна, – сказал Шай. – Просто теперь нужно перемотать всё назад и прокрутить.

;;–;; Позволь мне тебе помочь, ;;–;;  сказал я, подталкивая Шая к стулу. – Вспомни человека, который подал мне книгу на подпись – одиннадцатого, если считать с конца.

Шай опустил глаза и принялся прокручивать воспоминания. Его ресницы мелко подрагивали.

;;–;; Да! Я помню, ;;–;; примерно через минуту прорезался его голос. ;;–;; Этот человек отличался от других.

;;–;; Чем? – Яков привстал на стуле и замер в ожидании.

;;–;; Он был неевропейской внешности.

;;–;; Хорошо, Шай. Молодчина! Фоторобот сумеешь составить?
 
;;–;; Без проблем, ;;–;; сказал Шай. – Но почему вы так уверены…

;;–;; Не уверены, ;;–;; прервал я его. – Только вот это, не может быть просто совпадением.

Я выудил носовой платок из кармана брюк, положил его на полированную до блеска столешницу и аккуратно отвернул одну складку.

;;–;; Не дышите, ;;–;; попросил я. – Я не знаю, что это. Но вдруг это – то самое.

Прикрыв рот рукой, Яков приблизился и посмотрел на микроскопическую, еле заметную серую плёночку, казавшуюся поначалу грязным пятнышком на белом ситце.

;;–;; Да это же микрофильм, ;;–;; с затаённым дыханием проговорил Яков. Как же тебе удалось его заметить?

;;–;; Это было на том самом месте в углу, где я подписывал книги. Но я видел только руку, одну из многих, что протягивали книги, а лиц не замечал.

Яков сложил платок, не дотрагиваясь до микрофильма, бережно опустил его в полиэтиленовый пакет, который тут же исчез в его сумке.

;;–;; Нам нужно возвращаться, друзья. Срочно!

Несмотря на срочность, собирались мы без суеты. Много времени на сборы не понадобилось: большинство вещей так и оставались в небольших чемоданчиках ручной клади не распакованными. Яков заказал такси по гостиничному телефону, но оказавшись на улице, мы прошли несколько кварталов, прежде чем он остановил проезжающую мимо машину. Перекинувшись парой слов с водителем, Яков махнул рукой, приглашая нас занять места в салоне.

Вскоре мы проехали Александерплац, выехали на улицу Карла Либкнехта, оставляя справа от себя Музейный остров со знаменитым музеем «Пергамон», и покатили на юг к аэропорту. Богатый своим наследием центр восточного Берлина остался далеко позади, и улицы стали скучны своим однообразием и кубизмом – наследием социалистической эпохи этого города. Жаль, что не удалось побывать ни в одном из музеев, ни на одной выставке, не взглянуть на знаменитый бюст Нефертити. Но, что ж тут поделаешь. Значит, ;;–;; в следующий раз.

По странному стечению обстоятельств информация, раздобытая в Берлине, некогда опозоренным фашизмом, коей повлёк за собой миллионы утраченных жизней, теперь могла спасти тысячи, а возможно и сотни тысяч людских судеб.

В самолёте я тут же уснул, лишь только моя голова коснулась подголовника кресла. Заснул ещё до взлёта, и снились мне облака в виде зверей, которые наползали друг на друга, пожирая себе подобных и раздуваясь до огромных размеров. Они вспучивались, темнели и тяжёлой пеной сползали вниз, изрыгая из себя ослепительные молнии. На землю, наверное, дождь ещё не пролился и люди в своих тёплых домах ещё не подозревали, что над ними собирается буря. Но скоро, очень скоро молнии достигнут земли, и раскатами грома разразится небо над их головами.

***

Я пробудился от толчка: перед лицом нарисовался опавший ирокез Шая.

;–; Просыпайся, писатель. Мы уже дома.

И действительно, самолёт уже подруливал к рукаву, вежливо протянутому от здания аэропорта. В иллюминаторе синело чистое израильское небо, где солнце только лишь собиралось закатиться за горизонт. На душе потеплело, а с этим теплом мои мысли устремились к Оксане и к родителям, которых я давно уже не навещал. Дав себе слово, обязательно исправить эту недопустимую ситуацию, я поднялся с кресла и решил в ближайшие же выходные вместе с Оксаной отправиться к ним. Я даже представил, как будут выглядеть их счастливые лица, когда мы поведаем им о том, что они скоро станут бабушкой и дедушкой.

Из аэропорта мы шли окольными путями вслед за Яковом, минуя регистрационные стойки и спустя пятнадцать минут с тех пор, как покинули воздушный лайнер, уже садились в джип, припаркованный на втором этаже стоянки.

Яков связался с Филиппом по каналу шифрованной связи и доложился о нашем прибытии. Филипп приказал Якову срочно приехать. Мы выбрались из машины в ста метрах от остановки такси. До следующего утра мы были свободны.

В квартире вместо жены я застал лишь записку: «Я у родителей. Буду завтра к 7 вечера. Еда в холодильнике. Позвони Пашке. Люблю!!! Целую!!! Твоя Окси».

Вот тебе и раз! Думаешь, как соскучился по своей любимой, приезжаешь домой, а её и следа нет. Ну, это, конечно, я утрирую. Следы есть: записка, еда в холодильнике… Но есть не хотелось, оставаться в пустой квартире тоже… а вот опрокинуть пару рюмашек вискаря… Я набрал Пашкин телефон и тот отозвался на втором гудке.

;–; Опять пропадаешь, ;;–;; прокричала трубка и разразилась заразительным смехом.

;–; Привет, Пашуля. Что делаешь?
;–; Тебя жду, засранца. Я твой домашний уже оборвал, а на мобильник ты, как всегда, не отвечаешь.

;–; Ну вот он я. Не сердись. Хочешь, в наш паб завалимся, выпьем, поболтаем.

;–; Уже одеваюсь, ;;–;; крикнул Павел, но уже с другим настроением. – Буду там через двадцать минут.

Павел мог добраться до паба за двадцать минут на машине, а мне пешком и пяти было многовато. Так что я переоделся, умылся, взбрызнул себя одеколоном Армани и не спеша вышел из дома.

В пабе купил сразу целую бутылку медового «Джека Дениелса», уселся за свободный столик и осмотрелся по сторонам. Народу было немного. Четверо парней резвились в дальнем углу, оглашая помещение раскатистым хохотом. Водка, разбавленная модным «Екселем», по;-видимому, уже произвела необходимый эффект. Представители более взрослых завсегдатаев этого паба искоса поглядывали на них и укоризненно качали головами. Несколько девушек у стойки бара тихо разговаривали, усевшись на высокие стулья и оголив смуглую кожу своих спин, где красовались одинаковые тату в виде незамысловатого орнамента, но с красивой, как живой, розой посередине. Цветок был настолько натурален, что возбуждал желание не то понюхать, не то потрогать его. Чёрт знает, какие мысли в голову лезут! Я неохотно оторвал свой взгляд от девушек и огляделся.

Израильский народ живёт сейчас и сегодня, особенно не заботясь о завтрашнем дне. Находясь в окружении врагов, иначе нельзя. А я уже стал забывать, как это жить обычной жизнью. Память о том времени, когда дни напролёт проводил в обществе друзей и девушек – ещё тех, до Оксаны, в веселье из смеси страсти и алкоголя, потихоньку стирались. Как вместе с Пашкой, бывало, мотались по всей стране от крайнего севера до крайнего юга, ночуя где попало и с теми путешественницами, с которыми сводила нас дорога. И прошло;;-;;то всего нечего, каких;;-;;нибудь пять лет, но от того времени остались лишь приятные клочки воспоминаний. Новости мы слушали тогда в пол;;-уха, не задумываясь и глубоко не вникая в их суть. Не однажды побывав в переделках на неспокойной границе и внутри палестинских территорий, мы знали гораздо больше, чем дикторы телевидения, которым дозволено говорить лишь часть правды. Да и Израиль, находясь всю свою историю в положении войны, приучил своих граждан к новостям, услыхав которые кто;;-;нибудь в любой другой стране, пришёл бы в панику. И как не горько было это осознавать, но факт оставался фактом. И если раньше я воспринимал все эти факты относительно спокойно, то теперь, нередко, меня охватывал гнев.
 
– Чего загрустил, друг? – прорезался вдруг Пашкин весёлый голос.

– Да вот, наша юность припомнилась. Я встал ему на встречу, и мы обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

– А чего её вспоминать? Легче от этого всё равно не станет. Только душу понапрасну будоражить.

И всё же мы вспоминали, стопка за стопкой осушая бутылку сладковатого на вкус виски. И я, не соглашаясь со своим другом, убеждал его, что вспоминать надо, что не зря наш мозг устроен так, чтобы в его закромах всегда оставалось место для прошлого, без которого не было бы и настоящего, каким бы оно не являлось.

***

Утром, появившись на рабочем месте, я застал лишь нескольких операторов и одиноко сидящую за своим ноутбуком Лидию.

– Где все? – спросил я её, присаживаясь рядом.

– Работают, ;;–;; пробормотала она, привычным движением поправляя козырёк своей кепки. – Шай уединился в другой комнате: фоторобот рисует. Филин в офисе, – сказала Лидия и умолкла.

Я присмотрелся к девушке. Сегодня она выглядела как;;-то по;;-новому. Какая;;-то просветлённая, я бы сказал. Мне показалось, что в её жизни произошли некоторые изменения, но спросить не решался – рассердится за то, что внедряюсь в её личное пространство. Да и в «конторе» это было не принято. И всё же меня подмывало. Давно этот вопрос вертелся в моей голове.

– Слушай, Лидия. Можно задать тебе нескромный вопрос?

– Ну попробуй, – бросила Лидия и кольнула меня взглядом.

– Почему ты до сих пор не замужем?

– Да какая из меня жена, Сеня? Я же 25 часов в сутки работаю. Кто меня возьмёт?
 
– А хочешь, я тебя со своим другом познакомлю? Вот такой парень! – предложил я и выставил вперёд руку с оттопыренным большим пальцем.

– Да брось ты! Кому я нужна?

– Зря ты так. Ты красивая, молодая… Ты уже сколько, лет шесть, как на этой работе? Ну пройдёт ещё какое-то время… И что потом? Ни семьи, ни детей. С кем старость встречать будешь?

– А мы до неё доживём, до этой старости?

– Ну ты даёшь, подруга, – возмутился я. – Я понимаю, ты себя просчитать не можешь, но можешь обратиться к Франко…

– Этого ещё не хватало! Я своё будущее знать не хочу. Я фаталистка. Как будет, так и будет. Ты лучше о своём позаботься. Поздравляю, кстати, с презентацией. О тебе тут только и говорили. Вы вообще все молодцы, чётко сработали. А что до твоих книг, – читала. Забавно и впечатляет. Где ты только такие слова находишь?..

– Эй! Господа! – голос Филиппа снова возник из ниоткуда. Мы обернулись, но координатора не обнаружили. Но услышали его смешок ;;–;; прямо в голове.

Лидия досадливо всплеснула руками.

;;–;; Филипп, ;;–;; завопила она, ;;–;; сколько раз тебя просила не копаться в моих мозгах!

– Не сердись, – снова раздался голос, обращённый к Лидии, но чётко слышимый и внутри моего черепа. – Яков придёт, сообщи. Разработаем план дальнейших действий. Полученная информация превзошла самые смелые ожидания.

– Хорошо, – рявкнула Лидия вслух, хоть могла и не озвучивать, Филипп и так бы её услышал. – А теперь вылезь из моей головы! Живо!

Лидия обходилась со всеми запросто, даже с Филиппом, при этом правда, не теряя к нему уважения. Два высших образования: факультеты международных отношений и юриспруденции, знание нескольких иностранных языков и стаж работы, давали ей полное право для некоторой фамильярности, коей она умело и всегда пользовалась.

Вскоре приехал Яков, и не один. С ним прибыли полномочный представитель МИДа Зеев Бен-Ави и руководитель управления по борьбе с арабским терроризмом Ицхак Мааян.

– Ого! Запахло жареным, – кивнула Лидия, проводив посетителей взглядом до дверей кабинета Серхио. Как же я предупрежу Филина, если они уже внутри? – добавила она и ухмыльнулась.

– Да так же, как и он тебя, – посоветовал я.

– А это идея. Надо попробовать.

Но тут в голове снова что-то шевельнулось и прозвучал голос Филиппа: «Зайдите».

– Чтоб тебя! – процедила Лидия и развернулась к стеклянной двери, возле которой уже маячил Шай.

– А вот и наш герой! – устремив на меня свой хитроватый взгляд, произнёс представитель министерства иностранных дел, когда мы втроём просочились в офис. – Рад знакомству.

Я пожал протянутую по;;-;женски мягкую, но, тем не менее, крепкую руку.

– Вообще;;–;;то не я один геройствовал, – поспешил я с ответом. – И я бы рад разделить с вами оптимизм, но в том случае, если для этого найдутся веские причины.

– Найдутся, молодой человек. И ещё какие, – заверил чиновник и перевёл глаза на Лидию и Шая с листком бумаги в руке, где был изображён портрет незнакомца. – Ну а с вами мы уже знакомы. Проходите, присаживайтесь, – пригласил он, на минуту запамятовав, что находится не в своём министерском кресле.

Его голос звучал масляно, обволакивающе – политик, ничего не скажешь. Седеющие виски редеющих волос были аккуратно подстрижены, от него исходил запах дорогого одеколона: создалось впечатление, как будто он только что покинул парикмахерский салон. Мидовец улыбался, смешно морща нос, но серые в крапинку глаза оставались холодными, и можно было подумать, что этот орган зрения существует абсолютно отдельно от всего остального на его лице.

Зато моссадовец был его прямой противоположностью: строгое худое лицо, с выступающими надбровными дугами, глубоко посаженные тёмные глаза, орлиный нос и чёрточка тонких губ. Осанка выдавала в нём бывшего офицера, несмотря на его принадлежность к гражданской, по сути, организации.
 
Бен-Ави сделал паузу, дожидаясь пока все рассядутся и сказал: «Ну что ж, господа. С этого момента вы получаете полный карт-бланш. Разведка, – он кинул взгляд на строгого соседа, – обеспечит вас всем необходимым для благополучного исхода операции, о деталях которой вы узнаете от вашего руководства. Пора покончить с этими ублюдками! – тут его рука гулко хлопнула по столу и взволновала воздух, который смёл листок с портретом на пол».

– Вот вы говорите покончить. Но вы же знаете, с чем мы имеем дело. Вам докладывали. Эти люди не обычные террористы. В их руках сосредоточен огромный потенциал, – попытался возразить Филипп. – Посмотрите, как они прокатились по чуть ли не половине мира. И это только за прошедший месяц. А кроме этого… – Филипп осёкся…

– Ну продолжайте, продолжайте, – подогнал его мидовец.

– А кроме этого, – повторил координатор, – кто-то или все они обладают необычайно;; ;;сильной экстрасенсорной энергетикой.

– Что же их делает такими сильными? – спросил Бен-Ави.

– Три фактора, – вступил в разговор Серхио. – Гипноз, дурман и вера.

– Ну с гипнозом и верой – понятно. Но что вы имеете в виду под дурманом?

– Да всё что угодно: наркотики, психотропные средства, мало ли ещё что. Но в сочетании, всё это позволяет воздействовать на толпу. Владеть безоговорочным контролем, осмеюсь предположить. С помощью неких средств и своего подавляющего влияния кое-кто может убедить толпу в том, что только с помощью оружия можно защитить истинную веру. А кто-то действует и в личных целях или из-за предубеждения в своей неотразимости, своего величия, да бог знает, ещё чего. Вспомните хотя бы Сталина, Гитлера, Пол Пота, Амина.

– Вы всё время повторяете: «кто-то». Кто этот – кто;;-то?

– Мы пока точно не знаем, – мрачно заявил Серхио.

– Ну так узнайте. Вы же не ниткой штопанные.

Серхио качнул головой и покосился на Филиппа. Тот пыжился и о чём-то напряжённо думал.

– И считаю своим долгом отметить, что существуете вы на деньги из бюджета нашего министерства. Так вы уж постарайтесь не упасть лицом в грязь. Я, между прочим, поручился за вас перед премьер-министром, – мягкость сейчас слетела с лица Бен-Ави, и он мельком взглянул на Мааяна.

– Мы сделаем всё, что в наших силах, – с хрипотцой выдавил из себя Серхио.

– Ну вот и хорошо. Я, вообще-;;то, был абсолютно в этом уверен, – сказал чиновник, сменяя гнев на милость. – А, мужик, что там под столом прячешь? – спросил он шутливым тоном.

– Да это так, – Шай сделал вид, что смущён, складывая листок в некое подобие оригами. – Когда я о чём;;-то размышляю, то рисую. Вот и выходят каракули всякие.

– Всякие каракули, говоришь?.. Ну да ладно. Пора нам, – он встал и направился к выходу. – Да, Серхио, и держите меня в курсе. Удачи вам всем!.. Нам, всем!

С этими словами он вышел. За ним в сопровождении Якова последовал Мааян, так и не предоставив нам возможность услышать звук своего голоса. Серхио поковылял вслед за ними проводить важных гостей. То, что они были на самом деле важными, ни у кого сомнений не вызывало. Несмотря на напускную напыщенность министерского чиновника и скупость на слова начальника одного из самых важных управлений Моссада, мы прекрасно понимали, что люди они незаурядные, с огромным опытом работы и страждущие за свою страну и свой народ. И они, и мы отдавали себе отчёт в том, что наши общие действия дают обеим сторонам ощутимое преимущество в выполнении поставленных задач.

***

В следующие несколько дней все были вовлечены в разработку новой операции. В нашем списке оставались два человека: сириец Галиб;;-;;аль;;-Халиль и ливанец Абид Сафра. Их передвижения были зафиксированы метками на карте. К этим меткам, благодаря микрофильму, переданному немецким информатором, добавились ещё более десятка других, в котором с описывались передвижения искомых субъектов, прилагались фотографии из различных регионов, где они некогда пребывали. Эти двое координировали многотысячную армию бойцов, и их активные действия оставляли после себя прогорклый запах смерти. Прикрытые зелёными масками лица сотнями мелькали на фотографиях. Открытыми оставались только глаза – жёсткие, бесстрашные, не выражающие ничего, кроме ярости.

Сколько мы не всматривались в эти снимки, но определить нынешнее местоположение этих двоих не удавалось. Но всё же кое-что Лидия подметила и подозвала на помощь Филиппа.

;;–;; Вглядись в глаза этих бойцов. Что ты видишь?

Филипп присмотрелся, закивал головой и привычно пощёлкал языком.

– Это то, что я думаю? – спросила Лидия.

– Вероятно. Они все зомбированы! Об этом я и говорил. В таком состоянии они способны выполнить любую волю своего повелителя. Кто;-;;то из этих двоих удерживает их в таком состоянии постоянно. И причём расстояние для него роли не играет.

– Он, несомненно, силён! Но и нас не на мусорке подобрали.

– Они себя экранируют, Арсений. В этом вся проблема. Поэтому мы их не «видим». Но это, кажется, мы уже обсуждали.

После небольшого перерыва на чашку кофе мы вернулись к экрану. На нём пестрели синие и зелёные метки. Синие указывали на передвижения Галиб;-аль;-;;Халиля, зелёные – Абида Сафра. Между этими отметками, в масштабе карты, пролегали десятки, а то сотни километров. Никакой системы – абсолютный кавардак: лишь иногда зелёные пересекались с синими в определённых точках. Шай снова развернул свою бумажную карту, нашпилил на маркеры булавки и стал натягивать шнур. Он мог воспользоваться компьютером, но ему казалось, что так будет наглядней.

– Ну и что мы имеем? – устало поглядывая на созданную паутину, спросил Филипп. – Ведь обо всех этих метках можно говорить лишь в прошедшем времени.
 
– Пока не знаю, – задумчиво пролепетал Шай, осматривая своё произведение. – Что;;-;;то тут есть, но не могу пока уловить. …А куда это Франко запропастился, Филипп? Он наверняка смог бы помочь.
 
– Он с Давидом уехал. Нашим друзьям из контрразведки понадобилась помощь, – Филипп выбросил вперёд руку и взглянул на циферблат матово;;-;;чёрных «Радо». – Должны были бы уже и вернуться. Он отошёл в сторону, вытащил сотовый телефон, нажал пару кнопок и поднёс аппарат к уху.

– Ничего не понимаю, – через некоторое время произнёс он, вернувшись к столу. – Ни один, ни другой не отвечает.

– Кто их там курирует? – встревожилась Лидия.

– Да звонил я, ;–;; огрызнулся Филипп. – Связи нет.

– Всё нормально, ;–;; сказал я. – Они в аэропорту, живы и здоровы. Там была попытка угона самолёта. Связь просто заглушили.

– Ладно. Пусть аналитический отдел голову поломает, – сказал Филипп. – Сделай-ка мне пару снимков, Шай. Отошлём и посмотрим, удастся ли им обнаружить какую;;;;-нибудь закономерность. Мы так долго над этим работаем, что у нас, ;;видимо, уже глаз замылился.
 
Филипп потёр виски: его глаза были красными, лицо посерело от усталости. Жалоб от него никто не слышал, но видимо скачки артериального давления его доставали в последнее время. Он ушёл в, пустовавший в это время, кабинет Серхио, прикрыл дверь и тяжело плюхнулся в кресло.

– Сдаёт старикан, – конкретно ни к кому не обращаясь, бросил Шай.

– Да какой он старикан? Ему пятьдесят, с небольшим хвостиком, – Лидия натянула на глаза бейсболку, немного съехала со стула и забросила ноги на стол.
Шай недовольно окинул её взглядом, задержавшись на длинных ногах молодой женщины, и поспешил свернуть карту, но сделал это так, чтобы ни одна ниточка не перепуталась и не соскочила с прикреплённой булавки.

***

Мои родители были рады нашему приезду, особенно мать. Я даже не подозревал, как нежно она относится к своей невестке, с которой часто встречаться не удавалось. Отец суетился на лужайке у дома. Мангал уже дымил поджаренными шашлыками, распространяя вокруг аппетитный запах. Женщины носились с тарелками, накрывая стол в беседке, собственноручно построенной моим отцом. За столом только и говорили, что о будущем потомстве. Мать, с замиранием сердца мечтала о том, как будет нянчить и заботиться о своём внуке или внучке – кого бог пошлёт. Обещала, что как только родится ребёнок, она сократит заказы до минимума, и большую часть времени будет посвящать новому члену семьи. А для этого они купят маленькую квартирку где;;-;нибудь в Тель;;-;;Авиве, чтобы быть поближе к нам. О последнем я подумал несколько пессимистично, но возражать не стал. Она всё равно стала бы заверять меня в непоколебимости своего решения. Она;-то ладно, но отец? Он мог бы, конечно, перевестись из Хайфского техниона в Тель;;-;Авивский университет, но вот дом, о котором он так мечтал, и клочок земли с его экзотическими растениями точно не оставит. И я подумал, что пусть время само решит и расставит всё на свои места.
 
Уже на прощание, после чудесно проведённого дня, я подарил родителям три своих книги, над обложками которых редакция потрудилась на славу. Мать даже всплакнула на радостях.

– Как это неожиданно! Как изумительно! Я всегда верила в твой талант. Ещё с тех пор, когда ты начал писать первые слова на русском языке и составлять из них предложения. Будучи ещё ребёнком, ты выражал свои детские мысли как-то необычно – несвойственно для детей твоего возраста. Я так горжусь тобой!

Отец же просто обнял меня и сказал, что мои идеи ему нравятся и в шутку, а может быть и нет, добавил, что подумает над разработкой чипа, который можно было бы вживить человеку с тем, чтобы заблокировать дурные наклонности. Знали бы они ¬– мои дорогие родители, какие наклонности проявились теперь во мне.

***

Аналитический отдел, изучив и обработав значительный объём предоставленной информации, прислал заключение. Перекроив карту по;;-;;своему и перевязав паутину нитей на ней, исходя из своих выводов, они обнаружили некую базовую точку, где скопление синих и зелёных отметок более всего сгущалось. Это был гористый, граничащий с Ираком, район Турции.
 
Вслед за этим обнаружилась и некоторая закономерность. Вернее, даже не закономерность, а чётких график. По расчётам аналитиков, наши объекты пересекаются в этих точках с определённым интервалом времени – примерно раз в месяц. А точнее, каждую пятницу, каждой первой недели нового месяца.
 
Новые данные послужили поводом для сбора всей группы, что в последнее время было явлением довольно редким. Мы все столпились над картой, которая выглядела сейчас немного изменённой, и рисунок на ней в корне менял всё дело.
 
– Интересно! Очень интересно. ;;–;; Давид устремил свой горящий взгляд на сине;;-;;зелёное пятно так, как будто желал выжечь его глазами. – И что бы это всё значило?

– Я вам скажу, что это значит, ;;–;; пробасил Франко. Все, естественно, уставились на самого опытного.

– Чего вы меня глазами сверлите? – спросил ясновидящий.

– Да не тяни! Роди уже! – взбрыкнул Давид.

– Да молятся они там, – Франко развёл руками, будто высказал, итак, уже всем известную истину.

– Молятся? – переспросил Данко.

– Ну конечно! – воскликнул обычно выдержанный Филипп, и ударил себя по бёдрам с такой силой, что скривился от боли. – Пятый день! Понимаете, пя;;-а;;-;;атый, ;;– протянул он. – Священное число мусульман: пять столпов ислама, пять дневных намазов, пятый день недели. Они там совершают совместную молитву. Боже! Это же так просто!

– Неужели мы их подловили?! – вырвался из меня возглас не то восторга, не то сомнения.

– Точно! Поймалась рыбка! – утвердительно закачал своими кудрями Давид.

– Ну, так уж однозначно я бы не заявлял. Точного места мы всё равно не знаем. Какое-то место в горах… Нашему »герою»  понадобится нечто большее. (При этом слове меня передёрнуло. Не дай бог прилипнет!) Он должен их видеть. А видеть их он не может. Пока не может. Но процесс пошёл, сдвинулся с мёртвой точки, и это радует. – Филипп потёр руки. С этой новостью нервное напряжение последних месяцев схлынуло и дело теперь не казалось таким уж безнадёжным. Было очевидным, что его мозг заработал с новой силой, и набирается новыми идеями. И я почти угадал ход его мыслей.
 
Сейчас он побежит к Серхио и затребует разведку на месте. Этим, скорее всего, займётся горный спецназ. А выслеживать противника эти ребята умеют. Пойдут ли на ликвидацию? Конечно! Но позволят ли им рисковать? Тут палка о двух концах. Одно дело разведка на вражеской территории, другое – устранение. Без шума может не обойтись, несмотря на личное мастерство каждого. Форс-мажор со счетов не сбросишь.

Время, пока мы переминались с ноги на ногу, было упущено: до следующей совместной молитвы оставалось ещё целых три недели. А пока, огненный смерч нёсся по миру, вздымая в небо языки адского пламени. На Иракской границе с трудом хватало места для срезанных голов, Сирия и Пакистан были на грани гражданской войны, голова «Хизбаллы», приподнятая «Рукой Ислама» изрыгала проклятия и готовила третью интифаду против Израиля, пепел израильских и американских флагов засыпал улицы европейских столиц. Демонстранты скандировали: «Смерть израильским оккупантам и их американским пособникам!»

Некогда свободный мир, теперь переполненный исламистами-перебежчиками, терял самообладание. Взрывы в метро, торговых центрах и стадионах сотрясали города Европы и США и подрывали доверие народа к собственному правительству. «Чума», вернувшись спустя шестьсот лет, накрывала европейский континент чёрной смертью. Американцев, казалось бы, готовых ко всему после 11 сентября, сковывал страх: улицы крупных городов заметно поредели. Люди откровенно заявляли в камеры репортёров о паническом ужасе.
 
Президент Соединённых штатов, выступая по центральному телевидению, заверил своих сограждан в беспричинности паники, но всё же порекомендовал членам НАТО собраться на совещание в Брюсселе. Организация, созданная для защиты Запада от русской угрозы, сегодня приобрела иного врага – хитрого, выжидающего, коварного.

Заседание НАТО было в самом разгаре, когда было прервано сообщением из Германии. В нём сообщалось, что час назад был убит имам, позволивший себе высказаться по поводу неправомерных действий радикальных исламистов. Он сказал, говорилось в донесении, что действия радикалов не имеют ничего общего с истинной верой, чьё назначение нести добро и умиротворение, её исповедующим. Далее сообщалось, что он был найден мёртвым на пороге своего дома, как и его жена и четверо детей от трёх до одиннадцати лет.

Глава немецкой администрации попросил всех встать и помянуть минутой молчания погибшего за свою веру человека.

Об этом мы узнали на совещании.

– Некогда разрозненные группировки, теперь объединяют свои силы, – говорил Серхио. – И это невзирая на совместные усилия практически всех мировых спецслужб. Наши враги сильны, как никогда прежде. Всё это, я говорю не для того, чтобы поднять вашу мотивацию, а для того, чтобы вы поняли, что с этого момента вектор наших действий кардинально изменит направление. Я бы ни при каких обстоятельствах не стал бы рисковать вами. Но, в свете последних событий вы должны быть готовы ко всему. Надеюсь, вы меня понимаете?

Тут во мне проснулся писатель и заставил задуматься над синопсисом новой книги. Многим мусульманам, проживающим в, более чем пятидесяти странах по всему Миру, до лампочки ближневосточные проблемы. Их подавляющее большинство никогда в глаза не видели палестинцев. Миллионы из них слово «джихад» слышали только из новостей. А значительное число людей не имеют ни телевизора, ни радио. Большинство, живущих за чертой бедности, не испытывают никаких других чувств, кроме голода. Пользуясь ущербностью и невежеством своих сограждан, для которых нефтедоллары лишь мираж, джихадисты используют тактику контролируемого страха. Страха перед вождями, которые беспощадно казнят неверных, страха перед несуществующим врагом, вроде сионистов.

Мне захотелось написать о какой;;;-;нибудь обычной мусульманской семье.  Захотелось прожить с ними хотя бы один день и понять, чего же в действительности хотят эти люди. Ведь это единственный способ узнать истину. Потому, что только на голодный желудок в человеческой голове появляются мудрые мысли. Я даже понял, как назову эту книгу – «Чистая куфия».

***

Я занял своё место и попытался расслабиться. В моём ряду, через кресло, сидела арабка, укутанная во всё чёрное. На миг я залюбовался её искусно подведёнными тёмно-синими глазами. А если перед вами такие красивые глаза, то вы точно захотите увидеть и всё остальное, скрытое от любопытных взоров. В моём мозгу тут же нарисовались красочные эротические картинки, но я быстро заблокировал эти изображения, потому как перед глазами вдруг всплыл укоризненный взгляд Оксаны, и мне стало немного стыдно за свои неподобающие мысли. Женщина, ощутив на себе мой неоднозначный взгляд, отвернулась к иллюминатору и вжалась в кресло: близость мужчины её насторожила.

Из вежливости я отвернулся и уставился в подголовник впередистоящего кресла. Вспомнился последний разговор с Франко. Эта мизансцена уже долго не выходила из моей головы. Он стоял около мини-бара, помешивая сахар в кофейной чашке. Вид у него был мрачный. Он о чём-то задумался – кофе выплёскивался наружу. Я тронул его за руку, останавливая этот бессмысленный круговорот пластиковой ложки.

– Тяжёлый день? – спросил я.

– Да нет, обычный. Всё, как всегда.

– Тебя что-то тревожит?

– А тебя? – ответил он вопросом на вопрос.

– Я в порядке.

– Это потому, что ты молод и твой стаж в группе невелик. А поработаешь в таком режиме ещё пару лет, вот тогда попробуешь снова задать мне тот же вопрос.

– О чём ты говоришь, Франко?

– Я говорю обо всех нас. О нашем даре, как говорят обычные люди. Даре, с которым тяжело жить и отказаться от него нет никакой возможности. Разве что пулю в голову пустить.

– А ты не преувеличиваешь?

– Вовсе нет. Просто иногда, чувствуешь такое опустошение, как будто тебя выжали как лимон. Как будто кто-то откупорил некую пробку и слил из тебя все жизненные соки. Могут пройти дни или недели, пока твои силы восстановятся, и ты снова сможешь работать. Так что не трать свою энергию по пустякам, Арсений. Никогда! Поверь, может настать момент, когда ты от этого уже не оправишься.
   
Самолёт взлетел, белоснежная стюардесса предложила зелёный чай, первую чашку которого я выпил залпом, и попросил принести ещё одну. Я намеренно говорил на корявом английском, приукрашивая его итальянским акцентом и изображая из себя туриста из Рима.

Наш путь пролегал над Аравийским полуостровом, большую часть которого занимала бесконечная пустыня Руб;-;эль;-;Хали, пестрящая красными оттенками холмов.

Почему мой выбор пал на Оман? Да потому, что Оман более всех других стран удалён от Ближнего востока, но это всё же не Афганистан или Пакистан, где много лет не прекращаются военные конфликты. Потому, что второй язык в этой стране английский, хоть и говорят на нём в основном мужчины. И эта страна, хоть и недолго, но поддерживала торговые отношения с Израилем. Можно было бы, конечно, ограничиться сектором Газа, что под боком, и отыскать там какую;;;-;либо семью, члены которой поделились бы со мной своими откровениями по поводу своей жизни на фоне происходящих событий, но… страх в душах этих людей сидел так глубоко, что вряд ли в них осталось место для той древней восточной мудрости, познакомиться с которой я так надеялся. Мне было необходимо чистое мнение людей, которым никогда не приходилось выступать в роли живого щита своих правителей, не испытавших на себе кнута своих вождей и взрывов бомб. Да и потом, я надеялся, что там обязательно найдутся люди, из чьих уст ещё звучат сказки «1000 и одной ночи», которые чуть ли не каждая страна юго;-восточной Азии считает своими. И это справедливо. Ведь автором этих сказок является весь арабский народ.

Мою просьбу о поездке в Оман Филипп воспринял с открытым ртом.

;–; Оман?! С какого такого перепуга? И как ты себе это представляешь? Я даже прикрытия не смогу обеспечить.

;–; Этого и не потребуется, ;–; заверил я его. – Я уже всё продумал. Использую старую легенду. Я поеду туда под видом итальянского туриста, увлечённого восточным фольклором. Ты, начальник, мне только документики сваргань соответствующие, ;–; попросил я полушутливым тоном. – Да и потом, мне и надо;-;то всего лишь пару дней. Зато у меня будет материал для новой книги. Должен же я оправдывать свою профессию и ожидания читателей. Ведь всё, что у меня когда;-;то залежалось в столе уже опубликовано.

;–; Ладно, ладно, ;–; замахал руками Филипп, ;–; ты меня почти уговорил. Ксиву ты получишь, не проблема. Но я должен согласовать с Серхио.

В следующие полдня я изрыл весь интернет и перечитал всё, что было можно об Омане. Мой выбор пал на одно из самых интересных мест, по моему мнению и мнению побывавших там корреспондентов ;–; город Бахла. Ещё пару часов я провёл за ноутбуком в поисках местного гида. Индус на снимке источал искреннее радушие и предлагал свои услуги по 250 долларов за каждый день сопровождения. Принимая во внимание, что средняя месячная зарплата по стране составляла 2000 в американской валюте, услуги гида стоили недёшево, но в данный момент стеснения в деньгах я не чувствовал и заключил с ним двухдневный контракт.

Когда шасси самолёта коснулись бетонки аэродрома, было раннее утро. Столицу султаната Маскат окружали чётко очерченные горы, с которых сонно сползали подсвеченные первыми лучами солнца облака. Пилот поздравил пассажиров с прибытием, пожелал удачи, приятного, во всех отношениях, время препровождения и сообщил, что за бортом нас ждёт приятная погода с температурой воздуха в 21 градус по Цельсию.

Относительно легко и быстро был пройдён паспортный контроль, где мне пришлось ответить лишь на один вопрос – о цели моей поездки.

;–; Туризм, ;–; ответил я, и получил шлепок печати в моём заграничном паспорте.

Лёгкий бриз с Оманского залива наполнял воздух приятной свежестью. Я натянул на глаза тёмные очки и огляделся: где же мой индус? Часы показывали 8:15. Нет, самолёт прибыл точно по графику. Странно, что он меня не встречает. Зажмурившись, я представил фото из рекламного объявления и тут же почувствовал его близость. Я снова огляделся – никого подобного. Такое начало дня мне было не по душе, тем более что времени мне было отпущено не так много.

Я принялся озираться по сторонам и тут… заметил мужчину, завёрнутого в белую простыню от головы до пят. Он спал на лавочке прямо у дверей. Лицо было прикрыто нахлобученным тюрбаном. Но в его руках была зажата рукописная табличка с моим именем – Масо Корелли. Меня разобрал смех. Вот это сервис!

Толчком в плечо я пробудил незадачливого экскурсовода. Тот так резво вскочил, что его головной убор слетел на землю.
 
;–; Простите, синьор! Ради всех богов! Я тут с пяти утра, вот и заснул на минуту. И надо же какое несчастье – вы как раз и приехали, ;–; затараторил он на отличном английском.

Я снова рассмеялся.

– Несчастье, что я приехал?..

– Нет! Что вы? Я неправильно выразился. Конечно, это счастье. Я хотел сказать…

Я замахал руками.

– Всё, всё… Я понял, приятель… Хватай сумку…

Обижаться на него я и не думал. Тем более, что он единственный, кому придётся себя доверить.
 
Индус принял сумку и семенящей походкой повёл меня к своей машине. Машиной оказался видавший виды «мерседес», но к месту заметить, идеально выдраенный. Уловив мой насмешливый взгляд, гид заверил меня в полной исправности авто, добавив, что все его лошадиные силы в моём полном распоряжении, как и он сам. Вложив сумку в багажник, он вернулся с извиняющимся видом.

;–; Ради бога простите меня, синьор! Я совсем забыл представиться. Меня зовут Анил.

;–; Очень приятно, ;–; ответил я, протягивая руку. ;–; И не стоит всё время извиняться. Лицо индуса растянулось в улыбке, и он потряс мою руку. – Кстати, твоё имя означает «ветер», не так ли?

;–; Как вам будет угодно, синьор. А вообще, оно означает и воздух тоже.

;–; Ну что ж, тогда в путь.
;–; Как прикажете, ;–; Анил немного замялся. – А на столицу не желаете взглянуть?

;–; Я бы с удовольствием, ;– изобразил я разочарование на своём лице, ;–; да вот времени маловато. Как;;;;-;;нибудь в следующий раз обязательно прогуляюсь по Маскату. Но сейчас я приехал за фольклором. Так что будем придерживаться нашего расписания.

На самом деле мне бы хотелось подышать столичным воздухом и осмотреть местную архитектуру, видами которой так пестрит интернет. Но времени было в обрез. Да ещё, прикинул я, этот улыбчивый гид не преминет стребовать с меня дополнительную плату за экскурсию по городу.

Усевшись на заднее сидение прохладного салона машины, я вдруг ощутил дикую усталость: перелёты из Рима в Мускат со стыковкой в Эмиратах меня утомили. До города Бахла было часа два пути. И я решил немного вздремнуть.

;–; И всё же зря вы отказались от поездки в Маскат, ;–; послышался голос Анила сквозь налетевшую дрёму. – Я в этом бизнесе уже пять лет. Многим туристам я показывал столицу. Там есть такие места, из которых многие молодые мужчины, вроде вас, не вылезали сутками напролёт. Масса удовольствий! – заключил Анил и сверкнул белоснежными зубами.

;–; В следующий раз, Анил, в следующий раз промямлил я, засыпая. И почему это у темнокожих всегда такие белые зубы? Я вот свои чем только не отбеливал, но они по;-прежнему остаются с желтоватым оттенком. Года два тому назад дантист, выдёргивая мой воспалившийся зуб мудрости, посоветовал вырвать все и имплантировать фарфоровые, как у голливудских звёзд. Вот же садист какой! Я, конечно, поблагодарил его за совет, но отказался. А потом и вовсе плюнул. Чёрт с ней, с этой белизной. Лишь бы не болели.

Проснулся я от заунывного пения муэдзина. Машина стояла на обочине, где;-;то в предместье города, окружённого пятиметровой, как будто вылепленной из песка, стеной фортовых сооружений. Хотя, это и был форт. Через открытую дверцу в салон проникал сухой жаркий воздух. Во рту пересохло, и перед глазами поплыл мираж из бутылок с холодным пивом. Анил, усевшись на капот машины, разговаривал с местным жителем. Около них стоял верблюд и с безразличным видом жевал свою жвачку.

Я выбрался из машины: снаружи оказалось свежее, чем внутри.

;–; Анил, ;–; позвал я. ;–; Что происходит?

;–; А, синьор, вы уже проснулись? Не хотел вас тревожить. До дома моего знакомого осталось не более двух километров. Но если вы уже готовы, то можем ехать.
Городская черта осталась позади. Простиравшаяся вдоль дороги каменистая почва со скудной растительностью закончилась, и теперь машина медленно катилась по узкой улочке, где вряд ли бы разошлись и две арбы. Полоска домов потянулась куда;-;то вверх и скрылась за поворотом. Наконец, Анил притормозил у арочного входа со старыми деревянными дверьми, висевшими, как ни странно, на абсолютно новых смазанных петлях.

;–; Ну вот и приехали, ;–; Анил припарковал «мерседес», чуть ли не вплотную прижавшись к стене.  – Теперь я познакомлю вас с человеком, которого упоминал в письме электронной почты, отвечая на ваш вопрос: кого я могу порекомендовать в качестве знатока местных легенд? Мудрее него в этом краю, пожалуй, не найдёшь. Тем более, я знаком с ним очень давно. Тут Анил остановился перед дверью и, повернувшись ко мне, добавил:

;–; Только прошу вас, синьор, не задавайте ему вопросов о семье, ;–; и заметив мой вопросительный взгляд сказал: ;–; Почему? Вы это и сами поймёте.

Ну, собственно, Америку он мне не открыл. Я знал, что в любой арабской стране не стоит заводить разговоры на личностные темы и обсуждать незнакомых женщин. Свободных женщин там, в принципе быть не может: за каждой из них стоит мужчина, даже если он не попадает в поле вашего зрения.

Внутренний дворик дышал спокойствием и прохладой. Над вертеле медленно вращался целый баран. Около него суетились несколько девушек в чёрных одеждах. Завидев гостей, они громко рассмеялись и прыснули в дом. Анил последовал за ними и, приподнимая плотную занавеску на дверях, пропустил меня вперёд.

Седобородый старик поднялся с подушек и поприветствовал нас по;-;английски:

;–; Добро пожаловать, путники. Как добрались?

;–; Очень хорошо, ;–; заверил хозяина Анил.

;–; Слава Аллаху, всемилостивому и всемогущему!

;–; Синьор Корелли, разрешите представить вам Абу;-л;-Хайра, старожилу и хранителя древней мудрости.

;–; Очень рад встрече, ;–; сказал я и замер, ожидая когда хозяин первым подаст руку для приветствия.

;–; Спасибо, синьор Корелли, что посетили мой дом. Мы обменялись рукопожатиями. – Прошу вас, присаживайтесь.

Я уселся на подушки, рядом с моим гидом и тут же слева от меня возникла медная миска, полная воды. Её держали женские руки, но я не посмел поднять глаза и посмотреть в лицо женщины. Когда процедура омовения рук была закончена, те же руки принесли и расставили перед нами чашки с зелёным чаем.

Над ковриком повис аромат жасмина. Анил поднял чашку, сделал глоток и поблагодарил главу семьи. Я повторил его приём и стал ждать, когда хозяин заговорит.
 
;–; Что же привело вас в наши края, синьор?

;–; Обращайтесь ко мне на «ты» и просто Масо, ;–; предложил я. – Меня зовут Масо.

;–; Как тебе будет угодно. Так что же?

;–; Видите ли, мухтарам Абу, я, в своё время, закончил университет во Флоренции, факультет истории искусств и теперь работаю журналистом. Много писал о западной культуре и никогда о восточной. А сейчас меня очень заинтересовала эта тема.

;–; А что именно? Ведь культура востока многогранна. О ней можно говорить целую вечность.

;–; Конечно же, я с вами согласен. Меня, как журналиста, интересует непредвзятое мнение человека, удалённого от ближневосточных проблем. Не подверженного, так сказать, влиянию средств массовой информации. Мнение о целостности и ценностях арабского мира. Жива ли ещё древняя восточная мудрость в человеческих сердцах, передаётся ли она из поколения в поколение, как прежде? И если ;–; да, то как она влияет на мировоззрение людей, не отягощённых кошельком с золотыми монетами?

;–; Я понял тебя, мальчик, ;–; сказал Абу;-;л;-;Хайр и нахмурил три вертикальные морщины, что протянулись от переносицы по лбу и прятались под чалмой. – Но эта тема, хоть и скрывается под несколькими вопросами, – всеобъемлющая. Обещаю поведать тебе обо всём, о чём только успею за это короткое время. А пока, не откажи разделить со мной трапезу.

Тут на импровизированном столе стали появляться различные яства: сочные куски жареной баранины, приправленные особыми специями и пряностями, салаты, фрукты, ещё дышащие жаром домашние хлебные лепёшки. Словом, ;–; это был праздник голодному желудку, уже несколько дней не видавшему нормальной человеческой пищи.

Боясь показаться слишком прожорливым, я налегал на еду постепенно, искоса поглядывая на шестерых представительниц женского пола, что суетились неподалёку, и всё подносили и подносили новые угощения. И лишь сейчас до меня дошло, о чём говорил Анил: как видно, у отца не родилось ни одного сына. Я искренне, в душе посочувствовал Абу;-;л;-Хайру. Аллах не настолько милостив, подумалось мне, раз обделил этого доброго человека.

Извинившись, Абу-л-Хайр поднялся и вышел, пообещав, что скоро вернётся.

– Настало время молитвы, – шепнул Анил. – Пойдёмте, синьор, подождём его снаружи.

Мы уселись за столом во дворе, в тени раскидистого дерева, на нормальных стульях и я с удовольствием вытянул онемевшие ноги. Три девушки вынырнули из проёма двери, сбились в кучку и, хихикая, стали посматривать в нашу сторону. Их лица теперь были открыты – все красавицы, одна краше другой.

– Эти ещё девственницы, – тихо проговорил Анил. – Но Абу имеет ещё двух дочерей: те замужем. Вы на их смех внимания не обращайте. Не так часто им удаётся поглазеть на иностранца. Так что, пусть это вас не смущает.

– А я и не смущаюсь, – так же тихо ответил я. – Я был бы не прочь с ними поболтать.

– О! Не приведи Аллах. Хозяин обидится.

– Да знаю, знаю. Я же готовился к поездке.

К поездке-то я готовился. Но был ли я готов к тому, о чём поведал мне вернувшийся после намаза Абу? Много сказочных историй я читал об Омане и, в частности, о Бахле. Но то, что оманцы искренне верят в них, оказалось неожиданностью.

– Надеюсь, ты представляешь в какой город ты приехал, Масо, – начал старик с хитрецой в голосе. – Наш Бахла просто кишит колдунами и ведьмами.

Скорее всего старожил имеет в виду ведуний и врачевателей. Зачастую одни понятия подмениваются другими, когда не могут найти приемлемое толкование чьему-нибудь дарованию.

– Они, правда, живут с нами в мире, – продолжал Абу. – Но вот джины иногда проказничают. Помнится, когда-то прибыли сюда европейцы, решив, что смогут отремонтировать обрушенные стены форта. Поработали они на совесть. Но через некоторое время стены снова обвалились и приняли первоначальный вид – тот, что был до ремонта. В некоторых местах стали даже хуже прежнего. Они вернулись и осмотрели стены. Оказалось, что в стенах замурованы сотни скелетов. Испугавшись, они уехали и больше не возвращались. Мудрецы тогда сказали, что это месть побеспокоенных джинов. А их злить нельзя.

Здесь недалеко, за пальмовыми рощами и горами Эль-Ахдар, расположен город Низва. Джины наших городов столетиями враждуют меж собой и тем самым пугают местных жителей своими выходками: друг у друга деревья воруют, а нередко и целые мечети. Прохаживаясь по улицам, ты никогда не можешь быть уверен, встретил ли ты джина или обычного человека. Так что нужно быть крайне осторожным. А то, не приведи Аллах, обратят тебя в козу или в какое;;-нибудь чудовище, и будешь бродить по горам неприкаянным.

Тут я почувствовал, как смех, пролезая наружу, начинает распирать меня. И мне пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы не расхохотаться хозяину прямо в лицо, что было бы с моей стороны крайне бестактно.

– На нашем рынке, – тем временем продолжал тот, – растёт очень старое дерево, которое цвело даже в самые засушливые времена. Оно цепями приковано к земле, чтоб джины из Низвы его не утащили. Мы верим, что на нём живут наши джины. Они могут перемещаться на сотни километров с немыслимой скоростью, пропадая прямо на глазах и возникать в другом месте.

 Последние слова меня заинтриговали. Я понимал, что весь его рассказ пропитан мистикой и прервал его:

– Просите меня, уважаемый Абу, – не в силах больше сдержать себя, произнёс я. – Это вы мне сейчас сказки «1000 и одной ночи» пересказываете?
 
– Вот уж нет, – вполне серьёзно сказал хранитель древней мудрости, перебирая чётки. – Это правда. Да ты и сам можешь в этом убедиться, если побродишь по улицам. Тебе об этом любой расскажет. А народ у нас общительный.
 
– Перестань смущать нашего гостя, – зазвучал мелодичный мягкий голос жены Абу-л-Хайра. – Не каждый может воспринять наше бытие, как обычный порядок вещей.

Женщина произнесла это на сносном английском, приятно удивив меня. Она поставила на столик поднос с кофейником и причудливыми чашками и быстро удалилась. Запах кофе, сдобренного элем, защекотал обоняние.

Анил ловко разлил его по чашкам: я пригубил и ощутил приятный горьковатый вкус. Бывало, бедуины угощали меня и моих друзей кофе, приготовленным на костре. Но тот кофе был сладким, даже приторным, а этот был натурально горьким, но от этого не менее вкусным.

– И всё же, мухтарам Абу, что вы думаете о современном мире? Осталось ли место древней мудрости в умах мусульман, в свете непримиримой вражды с другими вероучениями? – спросил я, возвращая кофейную чашку на стол.
Абу-л-Хайр усмехнулся, длинным изучающим взглядом посмотрел на меня и сказал:

– А я об этом и говорю, Масо. Злые коварные джины живут не только в этих местах. Они расползлись по всему свету, а добрые и справедливые – ведут с ними войну уже много столетий. Иногда обе стороны примеряются… но чаще воюют. И тогда, к сожалению, страдают все народы.

– Когда вы говорите – джины, вы, я так думаю, имеете в виду не только тех, кто населяет Аравийский полуостров?

– Конечно же, нет. Джины не имеют национальностей.
 
– А вы слышали об организации, которая называет себя «Рука Ислама», уважаемый Абу?

– О да! Конечно же, я слышал. Ей правит самый опасный, самый злой и коварный джин.

– А есть ли возможность победить его?

– Добро всегда побеждает. В этом можешь не сомневаться. Но многое, мой мальчик, зависит и от самих людей. Древняя мудрость гласит: «Армия овец, возглавляемая львом, может победить армию львов, возглавляемую овцой».

– Вы правы. В этом нельзя с вами не согласиться. Но я слышал и другое высказывание: «Нежными словами и добротой можно на волоске вести слона».

– Вот тут, Масо, тебе и карты в руки. Ты ведь журналист, а значит мастер слова. Вот и неси добро, оформляя его в нужные слова. Добра на Земле не хватает. И чем больше вы – писатели будете писать об этом, а мы – старые люди говорить и призывать нашу молодёжь к любви, терпению и состраданию, тем больше добра распространится по всему Свету. И это значит, что наша миссия будет исполнена, – во имя Аллаха, справедливого и милосердного. 
               
Мы проговорили до самого вечера. Много ещё диковинных историй поведал мне Абу. Под их впечатлениями я уснул в отведённой мне комнате. И привиделся мне сон. А, проснувшись утром, я не мог с уверенностью утверждать, был ли это действительно сон или же всё происходило на самом деле.
 
Снилось, что явился джин, взял меня за руку и повёл за собой. Вскоре, всё закружилось вокруг нас. Падаем мы или взмываем ввысь, определить трудно. Всё завертелось с необычайной скоростью. Контуры смазались. Нас несло по спирали в неизвестность, но твёрдая рука удерживала меня. Вдруг круговерть исчезла, и передо мной предстала земля. Белоснежные дома, с блестящими чёрными крышами, не едущие, но летящие низко над землёй машины овальной формы и кристально чистый воздух.
– Смотри, – сказал длиннобородый. – Это то, о чём ты мечтал, Арсений.

Холодный пот окатил меня.

– Откуда ты знаешь моё имя? – спросил я его.

– Пусть тебя это не беспокоит, – отозвался джин. – Ты лучше обозри этот Мир.

– Что это, постапокалиптическое общество?

– Люди будут воевать ещё несколько столетий. Но апокалипсиса не настанет. В какой-то момент восстанут и объединятся все народы против злодеев, и положат конец войнам. Они создадут Новый Мир – без границ, с единым языком и единым богом. Всеобщий разум найдёт решение для всех проблем. Люди перестанут истреблять недра земли. Новейшие технологии позволят жить в тепле и сытости. На бережность и добро, природа ответит добром.

– И кто же управляет всеми этими людьми, добрый джин?

– Никто. Этот Мир без вождей. Сознание людей станет настолько высоким, что управлять ими не будет никакой необходимости. В этом Новом Мире будет существовать только Всемирный Совет Земли.

Немного помолчав, он добавил:

– На пути к этому Миру тебе отведена не последняя роль, Арсений. Тебе предстоит битва с тенью, – с этими словами он прикоснулся пальцем к моему лбу.

– А я помогу тебе. Теперь ты будешь точно знать, когда зло приблизится к тебе и как его победить.

Я вскочил на своей постели: осмотрелся, прислушался. Было тихое утро. Вдалеке послышался голос муэдзина, призывавший правоверных к утренней молитве. Я прошёл в туалетную комнату и уставился на себя в зеркало. Розовое пятнышко на моём лбу медленно таяло, и вскоре от него не осталось ни следа.

Мистика какая-то. Что это было? У меня были все основания не верить в происходящее. Но всё, начиная со вчерашнего утра, было необычным. Теперь, когда я перебирал в памяти свои ощущения, мне становилось ясно, что попал я в этот город неспроста. Как будто чья-то неведомая рука привела меня сюда. Эта остановка у стен форта… Разве там не стало мне зябко в тёплых лучах утреннего солнца? Этот приветливый индус, искушавший меня развлечениями в столице. Может, он хотел от чего-то предостеречь меня? Старик с верблюдом, уж здорово смахивающий на джина из моего сна. Всё было необычным. Но разве я сам и все мы из нашей группы «Z» – обычные люди. Для многих наши способности могли бы показаться противоестественными, нечеловеческими. Так может стоит поверить? Или – нет?

Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, я собрался в обратный путь. По дороге мы заехали в сувенирную лавку, где в подарок Оксане я приобрёл искусно вырезанное ожерелье из кораллов Аравийского моря, и затем мы направились в аэропорт. До моего рейса оставалось чуть более двух часов.

***

Прибыв в Тель-Авив, я позвонил Филиппу и доложился о своём прибытии, попросив две недели отпуска. Мне этого будет достаточно, сказал я ему, чтобы набросать черновик книги. Филипп согласился, сказав, что свяжется со мной, если возникнет веская причина.

Две недели не разлучаться – было для нас мечтой. Утром и вечером мы совершали прогулки по набережной, сидели в кафе и говорили о будущем, которое представлялось нам фантастически привлекательным в обществе нашего будущего ребёнка. Всё остальное время я работал. Окси кормила меня вкусными обедами, и сама ходила за покупками. Приятный сюрприз, надо сказать. Что-то изменилось в ней за последнее время. Она будто бы одомашнилась, стала рачительной хозяйкой.
 
Работая над черновиком книги по 15-16 часов в день, я уложился в две недели, как и обещал. Только её название – «Чистая куфия» меня теперь не устраивало. Немного поразмыслив, я дал ей новое – «Джины».

В течение всего этого времени из моей головы не выходили слова Абу-л-Хайра. И только лишь теперь до меня стали доходить и воплощаться на страницах книги его иносказательные повествования. Противоборства джинов, их явления и исчезновения, их способность превращать людей в безумных животных – всё это теперь ожило и приняло реальные очертания в прозе.

Издатель – Леонид Каценельсон взвесил пачку листов на ладони, прикидывая в каком формате издать книгу. Название его позабавило.

;–; Ты никак в детство ударился?

;–; Ага. И как ты догадался?

;–; По названию, конечно.

;–; Ну да. Значит если на заборе написано неприличное слово, то за забором…

;–; Не продолжай… я понял.

Мы обменялись рукопожатиями и Каценельсон пообещал сообщить о своём решении, как только прочтёт рукопись. Наше сотрудничество началось с первой моей книги, и я ни разу с тех пор не изменял своему издателю. Человек он был незаурядный, но своевольный. Иногда мог, не посоветовавшись и не получив моего согласия, сделать с книгой всё, что ему заблагорассудится, как и в прошлый раз – отослал её в Берлин, к примеру. Он прекрасно пользовался своими широкими связями как в Израиле, так и за рубежом, и, по его убеждению, это было на руку нам обоим. А я и не возражал. 

***

В конторе, как мы все называли наш отдел, а официально «ООСО» – особый отдел секретных операций, царила обычная рабочая атмосфера. На дисплей было выведено несколько фрагментов. Один из них демонстрировал план некой пустынной местности – спутник отслеживал передвижение людей и техники. На другой – догорающий джип. Очевидно, результат удачной охоты беспилотника. На следующей – лицо человека крупным планом. Тот, задрав голову, смотрел вверх, как будто специально подставляя своё лицо под камеру спутника.

;–; Боже! Да это же Абид Сафра, ;–; вырвалось у меня.

Все повернулись в мою сторону.

;–; Арсений! ;–; воскликнула Лидия. – Как же нам тебя не хватало! Впервые я удостоился её объятий и ;дружеских хлопков по спине.

;–; А я даже не заметил, как ты вошёл, ;–; извиняющимся тоном сказал Филипп. – А должен был.

;–; Где пропадал? ;–; Франко пожал мою руку, беспощадно сжимая её, как в тисках. – Шеф, – он покосился на Филиппа, – даже интересоваться не разрешил. Как дела, вообще?

;–; Я тоже рад вас всех видеть. У меня всё отлично. А у вас тут что происходит? – спросил я, кивком указывая на экран.

;–; Уже десять минут так. Будто бы хочет спутник загипнотизировать.

;–; Не слишком ли он спокоен, ребята? Может, внимание отвлекает?

;–; Вот! – вскрикнул Франко. – Слышал, Филипп? И я тебе о том же твержу.

;–; Послушайте, ;–; я приблизился к экрану и заглянул в широко открытые глаза Абида, ;–; это же уникальная возможность его обезвредить.

;–; Так;-;то оно так, ;–; взмахнул рукой Филипп, ;–; но вот только Лидия его не чувствует. Он будто бы там и не там.

;–; Может, мне попробовать?

Все вокруг притихли, и только Филипп глухо кашлянул в кулак.

;–; А что? Попробуй.

Я снова повернулся к экрану: Абид Сафра всё ещё смотрел, не мигая и не опуская головы.

– Да. Лидия права, – сказал я, и всё же произнёс про себя то, уже обычное слово, которое произношу в таких случаях. …Но ничего не произошло. Я повторил попытку. Результат не изменился. Но то, что произошло в следующую минуту, поразило нас всех. Сначала изображение задрожало, затем поблекло…

;–; Что со спутником? – проворчал Филипп.

;–; С ним всё нормально, ;–; заявил оператор, ;–; ещё пятнадцать минут в зоне видимости.

…И вскоре, изображение, подобно туману, рассеялось. На экране осталась лишь каменистая пегая земля и сухие колючки.

;–; Чёрт возьми! Это же временной сдвиг! То, что мы видим, уже произошло, – тихо, растягивая слова, произнёс Давид. – Кому-то удалось перепрограммировать систему.

Ступор был не долгим. Планы, несмотря на неудавшуюся съёмку, не изменились. Как и предполагалось ранее, нам была необходима личная встреча. Пусть даже не личная, но на расстоянии видимого контакта. Разработка операции уже завершилась. Оставалось только ждать. Ждать ещё несколько дней.

Европа, тем временем, пылала. Искры, развеянные «Рукой Ислама», достигли Американских берегов. Все предпринимаемые усилия по борьбе с террором были тщетны. Это был уже даже не террор, а война, поглощавшая в дьявольских языках своего пламени все ценности свободного западного мира. По многим европейским городам прошли многотысячные демонстрации, призывающие прекратить жестокость. «Стоп насилию!», «Руки прочь от наших домов!», «Мы против исламизации запада!» На всё это ООН отреагировала по;-своему, выразив беспокойство по поводу роста антимусульманских настроений.
 
;–; Вот крысы! – процедил сквозь зубы Давид. – Их бы прикрыть к чёртовой матери. Они, видите ли, обеспокоены!

;–; А вы обратили внимание, что мусульмане тоже принимают участие в этих демонстрациях?

;–; Конечно обратили. Среди них замечены сподвижники имама, которого убили в Германии его же собратья. Помните?

;–; Помним, Лидия, ;–; сказал Филипп, расчёсывая свою бороду пальцами. – Эта война не против мусульман, а против той её части, что вздумала перестроить мир на свой лад. Против тех, кто толкует Коран по своему разумению. Против тех, кто объявил джихад всему человечеству, включая своих соплеменников.

;–; Верно… А знаете, что я недавно прочёл в интернете? Так, изречение одного исламиста: «Мы перережем глотку каждому сомневающемуся, что ислам – это миролюбивая религия».

;–; Да уж! Обхохочешься.

;–; Не смешнее той ситуации, в которой мы оказались.

;–; Думаю, ;–; сказал я, ;–; мы заблуждались на их счёт.

;–; О чём это ты?

;–; Я о визуальном контакте. Не думаю, что нас подпустят даже на милю.

;–; Никто и не говорил, что будет легко, ;–; Филипп, наконец;-то, перестал чесать бороду. – Но, с другой стороны, нас поддерживает «Метсада».

;–; Ого! – присвистнул Шай. – Отдел спецопераций!

;–; Ладно. Слушайте внимательно, – Филипп развернул на столе карту. – Вас выбросят северней Захо, вблизи Иракской границы. Оттуда пройдёте по ущелью до места. С турецкой стороны было бы предпочтительней, но не проще: там сплошной горный хребет. В общем, друзья, время у вас ограниченное. Спутник там надолго не задержится. А мы хотим вас видеть и координировать ваши действия. Они наверняка выставят оцепление. Надеюсь, мы сможем предупредить вас заранее… ещё перед тем, как подберётесь вплотную.

;–; А дальше что? Они их перестреляют как куропаток? – попытался пошутить Шай.

;–; Ну, это навряд ли. Радко проложит безопасный путь. Это конечно же в том случае, если он окажется сильнее… даже боюсь предположить – чего? Но другого варианта я не вижу.

;–; А что насчёт плана «Б»?
 
;–; Он есть, ;–; ответил Филипп, – но лучше бы он вам не понадобился.

Я также, как и все верил в способности Радко. Верил, что он сможет подавить волю того, кто контролирует всё своё окружение? Обеспечить проход я бы, наверное, и сам смог. Но никто не имел понятия, о каком числе боевиков идёт речь. Они посылали Радко и Лидию, которая, по плану, должна была всё время операции оставаться под прикрытием спецназа. А задача Филиппа сводилась к тому, чтобы ежесекундно поддерживать с нами обоими ментальную связь – на спутник он не очень рассчитывал.

;–; Итак, у вас сутки на сборы и на отдых, ;–; подытожил Филипп и ушёл, не прощаясь.

***

В огромных окнах паба просматривалась сверкающая огнями торопливая улица. Куда бегут все эти люди? Уже поздний вечер, а они всё ещё никак не угомонятся. Для обременённой Окси я заказал безалкогольный коктейль, сыр, кусковой шоколад, а себе рюмку коньяка. Чуть раньше, проходя мимо барной стойки, я заметил одиноко скучающую Лидию. Странно было видеть её здесь: раньше в этом заведении она никогда не бывала. Я знал, что она заметила меня, но прошёл мимо и увлёк Оксану к свободному столику.

Миленькая официантка принесла наш заказ: нарезанный кубиками пармезан и поломанную на квадратики плитку семидесятипроцентного бельгийского шоколада.

– Желаете чего-нибудь ещё?

– Нет, спасибо, – ответила Оксана и повернула голову в мою сторону. ;–; Сенечка, ты же только что книгу закончил, – произнесла она, когда официантка удалилась. – И теперь вот снова этот взгляд – заострённый и в некуда. О, как хорошо я его знаю. Новая тема в голове?

;–; Да, дорогая. Вертится. И на сей раз, я думаю, это будет триллер.

;–; Ой как интересно! Расскажешь, ну хотя бы в двух словах?

;–; Нет, милая, не думаю. Во всяком случае, не сейчас. Пусть оформится, ;–; говорил я, скрывая ложь за этими фразами. – Но пролог будет такой: «Жили были, не тужили юная девушка и юнец;-;молодец. И девушка была столь хороша собой, и умна, и рукодельница, что сердце парня воспламенилось к ней любовью. И заслал парень к ней сватов. И вскоре была свадьба. И слух о ней разнёсся на полкоролевства. И жили они счастливо. И родился у них мальчик. И был этот отрок настолько чудесен, что таких и свет не видывал…»

;–; Ну хватит, дурачок! – всплеснула руками Оксана и рассмеялась заливистым смехом – Хватит меня разыгрывать, – она вдруг посерьёзнела и тихо проговорила: «Я ведь вижу, что что;-;то не так. Не так ты себя ведёшь, когда задумываешь новую книгу. Мне ли не знать… Что происходит?»

;–; Да всё нормально. Правда. Тебе не о чем тревожится. Просто…

;–; Что просто?

;–; Просто не хочется снова покидать тебя.

;–; Куда это ты опять собрался? – теперь в её голосе появились тревожные нотки.

;–; За материалом. Ты же понимаешь, правда? Такая у писателей работа.

;–; И надолго?

;–; Нет. Оксаночка, совсем нет. Всего на пару дней.

Мне бы и самому хотелось поверить в свои слова, но…


***

Перед погрузкой в самолёт я подошёл к Франко с одним лишь вопросом, который, впрочем, никто из нас никогда не задавал в личных целях.

;–; Скажи, Франко. Что ты видишь в нашем будущем?

;–; Я тебе не цыганка, Арсений. Да и потом я своим не гадаю, ;–; бросил он иронично.

Иного ответа я и не ждал. И мне ничего другого не оставалось, как проводить взглядом его ссутулившуюся фигуру и последовать в брюхо авиалайнера. Я знал, что любое слово, сказанное невпопад, не нарочно или невзначай, имеет неоднозначный смысл и может быть истолковано по;-всякому. Поэтому перед началом какой;-;либо операции все предпочитали сохранять молчание. Но мой ясновидящий друг, однако, остановил меня на полпути и прокричал, преодолевая шум набирающих обороты винтов:

;–; Только одно могу прояснить: конец истории будет счастливым.

Ну что ж. Можно сказать, утешил.

Внутри нас уже поджидала группа спецназа: шесть человек в камуфляже каменистой расцветки и раскрашенными до неузнаваемости лицами.

Один из них отделился от остальных и направился к нам навстречу.

;–; Я командир группы, ;–; представился он. Было лишним задавать ему вопрос: как его зовут? Он бы всё равно не назвал себя.

;–; До прибытия к месту назначения, вы будете в точности выполнять все мои указания, ;–; объявил он. – Надеюсь, с парашютом умеете управляться, ;–; прозвучал не то вопрос, не то утверждение.

;–; Ну что ты голову повесила? – спросил я Лидию, когда военно;-;транспортный самолёт «Арава» набрал высоту. – Чего загрустила?

;–; Предчувствия у меня нехорошие, Сеня.

;–; Да брось ты. Выбрось из головы. Всё будет хорошо.

Лгать человеку в подобной ситуации – дело прескверное. Но мне хотелось хоть как;;-;нибудь её приободрить.

;–; Я тебе по секрету скажу: Франко сказал мне, что рассчитывает на благоприятный исход. Так что успокойся. Ты нам будешь нужна во всей своей «красе». Понимаешь?

;–; Не убеждай убеждённого. Мы там все будем нужны друг другу.

;–; Ну так тем более не раскисай.  Попробуй поспать лучше. Дорога длинная.
 

Спустя пять часов лайнер приземлился для дозаправки. О месте посадки не объявили, но внутренний гироскоп подсказывал, что это район западного Ирака. Практически, весь наш путь пролегал над враждебной территорией, но даже там у нас были друзья, или, по крайней мере, враги наших врагов.

Наш транспорт, оснащённый противолокационной аппаратурой, лавировал на небольшой высоте, и на протяжении всего полёта сохранялось радиомолчание. Прошло ещё несколько часов, прежде чем командир группы сообщил о приближении к месту высадки. А ещё через пятнадцать минут девять серых, в цвет раннего утра, парашюта расхлопнулись в предгорье северного Ирака.

Через несколько минут мы сгрудились около командира группы.

;–; А вы молодцы. Ловко с парашютами управились, ;–; сказал он. – Не ожидал от гражданских. Хотя, конечно… кто в нашей стране на сто процентов гражданский.

Повеяло сухим, чуть прохладным ветерком. Перед нами лежали отроги восточного Тавра. Ещё немного, и над ними поднимется солнце. И тогда столбик термометра подпрыгнет до 35, а впереди – каменистая дорога, длиною в жизнь.

Командир вскинул свой планшет, в то время как остальная группа рассредоточилась по местности, готовая атаковать любого попавшего в оптический прицел.

;–; Смотрите, ;–; он ткнул пальцем в карту. – Мы находимся в этой точке. До цели девять с половиной километров. Придётся передвигаться быстро. Доберёмся до оцепления, а там уж будем действовать по обстановке. Но лучше бы нам подобраться к месту ещё до того, как они выставят кордоны. Тогда нашей проблемой останется только отход.

;–; Это в случае, если сегодня они не решат приготовится заблаговременно, ;–; выразил своё сомнение Радко.

;–; Судя по инфракрасным снимкам спутника, в прошлый раз они к этому не прибегали. Будем надеяться, что и в этот раз они выставят охранение не раньше, чем за три часа до встречи, ;–; сказал командир и отдал приказ своей команде:; «Трое ;–; впереди, двое – замыкают, вы – за мной. Вперёд!»

Около пяти километров мы двигались в полном молчании. Я оглядывался на Лидию, шедшую позади меня: она держалась молодцом. Её лицо покрылось испариной, волосы выбились из-под платка, повязанного на арабский манер, но передвигалась она уверенно и даже не запыхалась. Радко же пыхтел, но справлялся с темпом, несмотря на свою полноту.

– Привал три минуты, – объявил командир. – Если кому по нужде приспичило – только в зоне видимости товарища.

– Этого ещё не хватало! – запротестовала Лидия и тут же была награждена строгим взглядом старшего.
 
– Без разговоров. Вы – двое, прикройте.

Лидия с понурым видом скрылась за большим камнем. Двое бойцов с укороченными «узи» на изготовке стали к ней спиной. Все остальные справили нужду по другую сторону тропы, в полуметре от обочины.
 
Всё время пути командир поглядывал на часы и торопил: «Прибавить шаг!», «Не тормозить!», «Чуть быстрее!». Он был опытным бойцом, отлично знал своё дело, а ещё он знал, что должен оказаться на месте именно тогда, когда над этим районом зависнет спутник. Он был обязан подать сигнал, от которого начнётся обратный отсчёт времени. От этого зависело многое, а самое главное – наше возвращение домой и, собственно, наша судьба.

Авангард шёл впереди, опережая нас на пятьсот метров. Лишь иногда, когда тропа выпрямлялась, можно было заметить мелькание униформ, которые тут же исчезали, сливаясь с местностью. Теперь мы руководствовались только жестами ведущего. Он чаще останавливался, прислушивался и снова делал знак рукой – вперёд.
 
И вот мы на месте. В ложбине между двумя склонами замаячило каменное строение. Мы прошли ещё несколько метров и вдруг уткнулись в своих же разведчиков. Они лежали, распростёршись на земле. Один из них всматривался вдаль через бинокль.

– Лежать, – скомандовал командир и, прижавшись к земле, направился к своим бойцам.

Мы упали на землю и подползли к остальным.

Я услышал, как он шепнул кому-то из них: – Ну что там?

– На вот, сам посмотри, – был ответ.

– Как-то всё тихо. Неестественно тихо. И оцепления нет. Может они опаздывают? Может встречу отменили?

– Нет, – отрицательно закачала головой Лидия. – Не отменили. Встреча состоится. А вот то, что оцепления нет – это действительно странно. Потому, что встречу не только не отменили, – на несколько мгновений её глаза остановились в одной точке, – она уже состоялась.

– Лидия права! – подтвердил я. – Они там. Оба!

Ах, если бы не этот «щит» – кто-то из них чертовски способный. Уложил бы их обоих рядышком…

Командир достал свой спутниковый телефон, нажал несколько кнопок и вернул его в нагрудный карман.

;–; Ну, теперь, господа, ваш выход, в полголоса проговорил он и сунул мне в руки бинокль.

Я принял его и направил его окуляры в сторону постройки. Она была крепко сложена из тёсаного здешнего камня и почти не приметна на фоне горного склона. Никакого движения не наблюдалось. Лишь небольшое зелёное пятно на входе с еле заметным знаком, в виде распростёртой руки. Дворик и всё окружающее этот дом место безмолвствовало, казалось бездушным и затерянным в этих горах. Но дом не пуст – эти двое были точно внутри. Чёткая картинка не складывалась – она всё время плыла и растекалась перед глазами неким сгустком, тяжёлым тёмным маревом и удержать её мне никак не удавалось.

Я передал бинокль Лидии.

;–; Взгляни. У меня всё плывёт. Не могу зацепиться. Всё время вязну, как в трясине.

Лидия взяла бинокль и вгляделась вдаль. Несколько раз она отрывалась от окулярных трубок и отрицательно вертела головой.

Прошло ещё несколько томительных минут. И вдруг! Случилось невероятное! Мой лоб прожгла жгучая нестерпимая боль, ;–; как будто в одну точку вонзились сотни ядовитых жал. Я откинулся на спину и зажмурился. Это длилось не более нескольких секунд. Но когда я открыл глаза, первое, что предстало передо мной – это бледное лицо Радко.

;–; В укрытие! ;–; закричал он. – Сейчас же!

Повинуясь этому призыву, мы пулей влетели под нависшую над землёй каменную глыбу. И тут, всё вокруг взорвалось! Земля встала дыбом, свист летящих осколков, сизый туман и удушливый запах… Всё провалилось в кромешную тьму. Но перед этим я увидел бледное лицо Лидии. «Я же предупреждала тебя, что у меня плохие предчувствия», – кричали её глаза.

***

– Очухался, пёс!

Это были первые слова, что я услышал почти оглохшими ушами. Обратились на английском с британским акцентом. Но то, что автором этих слов был человек арабского происхождения, сомнений не было. Наш план провалился. Нас переиграли.

Тугие верёвки стягивали мои руки. Мешок на голове и холодное лезвие, приставленное к горлу, мешало сосредоточиться. Дело – дрянь! На какое-то время стало тихо. Лидия здесь, где-то рядом. Но не Радко. Тот находился там, где прогремел взрыв. Он был жив, но обездвижен. Всё это за секунду промелькнуло в моём мозгу.

Я ещё делал вид, что оглох, а сам судорожно соображал. Перед глазами мелькнули две фотографии: этот – Галиб;-аль;-Халиль, второй – Абид Сафра. Интересно в чьих руках нож и кто говорит со мной. Пока это остаётся невыясненным, предпринимать что;-;либо с моей стороны не имело смысла.

– Ты, сын собаки, думаешь, что я о вас ничего не знаю?! Пресловутая, сверхсекретная группа «Z». Так вас называют? Сионистские свиньи! – хрипел голос неизвестного. – Я знаю всё! Мои глаза повсюду.  Все ваши усилия – лишь потуги беременной бабы. Вам ничего не поможет! Вы все в моей власти!

Снова эти слова. Они все это повторяют. Что это? Ключ? Но к чему? …Только назовись. Только произнеси своё имя. Посмотрим, насколько ты всемогущ. Посмотрим, насколько ты осведомлён.

Резкий рывок за голову и мешок вуалью приподнялся над моими глазами.

– Лидия! – вырвалось из моей грудной клетки.

Верёвки стягивали её руки. Она висела в полуметре над полом. Рваная одежда. Рот заклеен скотчем. Напугана до полусмерти, но жива. «Я вытащу нас отсюда, – только лишь взглядом сказал я ей. – Обещаю». Сейчас она в панике и вряд ли я могу надеяться на её помощь.

– Ты видишь этот надрез на её бедре? – снова прохрипел голос над моим ухом. – Как думаешь, сколько ей осталось?.. Пора бы тебе открыть рот. Может, ещё и успеешь её спасти.

– Можно подумать, ты оставишь нас в живых, – сквозь зубы процедил я.
– Даже у смертников есть право выбора. Во всяком случае, я убью тебя быстро.

– Ты же сказал, что всё знаешь. Чего же тебе ещё надо?

– Только устное подтверждение.

– Ладно. Я скажу всё, что ты пожелаешь. Только иди и посмотри мне в глаза. Что ты прячешься за моей спиной?

– Хм. Я-то посмотрю. Но это будет последним твоим видением, которое увидят твои вырванные глаза тогда, как твоя голова будет валяться у моих ног.

Чуть скрипнула дверь – кто-то ещё проник в дом.

– Галиб, посылка доставлена.

Ну вот и всё. Этого-то мне и не доставало. Точка на моём лбу вспыхнула с новой силой. Как будто сигарой кто-то пытался прожечь кожу. Что-то перебросили через моё плечо. И это что-то звякнуло, приземлившись на каменный пол передо мной. Я опустил глаза… Боже! Меня обуял жуткий страх и гнев одновременно. Кулон в виде двух сердец с бриллиантом посередине, лежал у моих колен.

Я до крови закусил губу, чтобы не взвыть. Сомкнув веки, я представил мою Окси. Не знаю почему, может, из-за того, что очень любил её, но только её глазами и её ушами я мог видеть и слышать, что происходит вокруг неё.

«Вот она – лежит ничком на полу, связанная по рукам и ногам. Рядом с ней развалившись и покачиваясь в моём собственном кресле, сидит какой-то тип. Другой – у наглухо зашторенного окна. Зелёные, спущенные с лиц маски, болтаются на их шеях. У обоих игривое настроение. Они, не предчувствуя опасности, болтают о чём-то на фарси».

Следующее, что я почувствовал – это, как воспламенился мой мозг. Точка во лбу жгла невыносимой болью. Тяжёлым огненным шаром, что-то поднялось из моей груди и скоро достигло головы.

«Умрите!» – произнёс я, не размыкая губ.

В следующее мгновение я «увидел» два падающих тела. Они упали двумя мешками, из которых вдруг выпотрошили всё их содержимое.

Я перевёл дух и, не произведя ни звука, крикнул, призывая Филиппа.

«Филипп! Филипп!»

«Я с тобой, сынок», – услышал я.

«Оксана в опасности!»

«Не переживай. С ней охрана»

«Нет никакой охраны, Филипп!»

«Я понял тебя. Яков уже выезжает. Что у вас происходит? Вы не отвечали мне».

«Всё плохо. Но я справлюсь. Нас надо отсюда вытаскивать».

«Иракский горный спецназ уже в пути. На вертушках».

«Поторопитесь!»

Я поднял глаза и посмотрел на Лидию. Она держалась из последних сил. Бледная – кровь уже отхлынула от её головы. Под ногами растекалась красно-бурая лужа. Я подмигнул ей. Она ответила, два раза опустив веки, давая понять, что всё «слышала».

– Ну что? – спросил Галиб (теперь я был уверен, что это он). – Это поможет тебе развязать язык?

Стоявший позади меня, снова жёстко дёрнул мою голову вниз, удерживая её за волосы. В поле моего зрения появился сапог из дорогой тончайшей кожи. Каблук сапога вонзился в кулон так, что сердца разлетелись в разные стороны. Мне не хватало сил сохранять хладнокровие. «Без паники! Только без паники!» – приказал я самому себе и призвал всю свою волю, подмешивая в неё распиравший меня гнев.

– Поможет. Ты даже себе не представляешь, как мне это поможет.

У меня оставались две основные цели. Третий – с ножом, не в счёт.

– Ну так говори. Что ещё вы задумали?

– Ты сказал, что всё знаешь. Но все твои слова не более чем бравада. Ты силён. И это, бесспорно. Неспроста твои зелёные всадники скачут чумой по всем континентам. Но ты не всесилен. И ты это знаешь. Поэтому и руководствуешься страхом и вселяешь ужас в людские сердца.

– Хватит! – заорал Галиб. – Достаточно лирики! Чего же я боюсь по-твоему, смертный?

– Меня. Меня ты боишься, Галиб.

– О! Поздравляю! Ты даже знаешь моё имя. Похвально!

– Знаю, Галиб-аль-Халиль. А имя твоего приспешника – Абид Сафра. И вы оба смотрите на мир через призму собственного страха. А ты так ослеплён своей ненавистью, что не замечаешь того, что твориться у тебя под ногами. И ещё ты знаешь, что твои штучки со мной и с моими друзьями не пройдут. Они хороши только для твоих безмозглых баранов. Поэтому ты и боишься посмотреть мне в глаза.

– Я посмотрю, – прошипел Галиб. – Вот выколю твои мерзкие глазёнки и загляну в них.

– Боюсь, Галиб, я тебе этого удовольствия не доставлю.

Я тянул время, собирая весь свой гнев и остатки энергии воедино, чтобы выплеснуть всё разом, до последней капли.

Галиб рассмеялся.

– Твоя миссия закончилась, ублюдок!
 
Жжение в моей груди и мозгу уже соединились воедино. В лоб вонзился кинжал, и, казалось, череп сейчас расколется надвое. Но именно оттуда я почувствовал выплеск. Фонтан огненной лавы вырвался наружу. Я почувствовал, как моё тело забилось в судорогах и моих сил хватило лишь на пару фраз:

– Умрите! Все умрите! А затем, мрак поглотил меня.


***

Я очнулся в своей постели. Глаза застилал туман. Но около своей кровати я, всё же, увидел дремавшего в кресле Якова. Рядом со мной, свернувшись калачиком, лежала Окси. Я попробовал пошевелиться, но из этого ничего не вышло. Только пальцы дрогнули. Это неуклюжее движение пробудило Оксану. Она вскинула голову и набросилась на меня, зацеловывая всё лицо.

– Миленький! Родненький мой, ну наконец-то, очнулся. Слава богу!

– Эй, брат! Привет. С возвращением! – Яков пожал мою безжизненную кисть.

 Мне хотелось что-то сказать, но из гортани вырвался странный клёкот.
 
– Тише-тише, – произнёс мой бывший телохранитель. – Все вопросы потом. А о самом главном я тебе сам расскажу. Все живы. Трое ребят, правда, в тяжёлом состоянии. Но они выкарабкаются. У Радко сотрясение мозга – последствие взрыва. Лидия тоже в порядке. …Все наши ждут моего звонка. Уж очень им хочется тебя навестить. …Но ты, брат, дал жару! В прямом смысле. Это было неожиданно…

То, как он выдавал всю информацию в одну строчку, меня рассмешило.

– Оставь его в покое, Яков. Дай ему прийти в себя.

– Сколько времени прошло? – спросил я, еле ворочая языком.

– Шестой день пошёл.

Видимо, моя физиономия приняла такой удивлённый вид, что Оксана и Яков вместе закачали головами в подтверждение своих слов.

– Прости меня, Оксаночка, – проговорил я. – Вы в порядке?

– Всё хорошо, Сенечка. И я, и ребёнок. Не беспокойся.

– Да-а-а, она у тебя молодчина, – протянул Яков. – Но теперь, брат, ты перед ней, как раскрытая книга. Всё! Больше никаких тайн.

Я снова посмотрел на жену, а Яков увидев этот взгляд, поспешил покинуть комнату, оставив нас наедине.

– Иди ко мне, Окси, – попросил я и сделал ещё одну попытку поднять руку.

– Лежи, лежи, – она положила свою голову мне на грудь. – Так ты любишь? Так?

– Так, милая. Как же я по тебе соскучился!

Оксана пролежала на моей груди некоторое время, но вдруг вскочила.

– У меня для тебя удивительная новость, Сенечка! Один сценарист из Голливуда заинтересовался одной из твоих книг. Представляешь?! Он звонил ещё неделю назад. Я сказала, что ты не здоров, но когда выздоровеешь, то сразу с ним свяжешься. Это успех, Сенечка! Успех!

– Дорогая, ты на меня совсем не сердишься?

– Не сержусь, дурачок. Не сержусь. Я счастлива, что ты живой и дома. А всё остальное – неважно.

В следующий момент дверь отварилась, и в проёме показалось лицо Якова.

– Эй, голубки, к вам гости.

Первым вошёл Серхио. За ним Филипп и все остальные, кроме Радко. Шумно здоровались, целовались, Лидия подошла к Оксане, и они обнялись, как старинные подруги.

Очевидно, я многое пропустил – гриф совершенной секретности был снят не только с моей персоны.

Все наперебой стали рассказывать об исходе операции: как вертолёт иракского спецназа вывез нас из Турции, как транспортировали всю нашу группу из секретной базы в Ираке в Израиль, как зачищали следы нашего пребывания в горах восточного Тавра.

Всё это походило на сцены из шпионского триллера, и сейчас это было даже забавно.

– Послушайте. Меня интересует один вопрос: было ли оцепление? – спросил я, перебив рассказчиков.

– Точно! Ты же не знаешь! – спохватился Филипп. – Было! Было оцепление... Когда там, в доме, со всем было покончено, вся прилегающая территория вдруг ожила. На картинках со спутника это было отчётливо видно. Вначале зашевелились камни. Потом из-под земли стали появляться люди – десятки людей. Они бродили около дома, но никто из них не посмел зайти внутрь. А затем все разбрелись – кто куда. На некоторых крупных снимках были видны их отрешённые лица. Они как будто не понимали, зачем они здесь и как они тут оказались. Они уходили, теряя оружие и своё снаряжение, пока не рассеялись. Вот так-то, Арсений.

– Значит, они всё-таки были в плену гипноза.

– Так, как мы и предполагали, – заключила Лидия.

– Ну всё – повидались, – сказал Серхио через минуту. А теперь дайте человеку отдохнуть.

Прощаясь, коллеги потянулись к дверям. Лишь Филипп задержался и попросил Оксану на короткое время оставить нас наедине.

– Я должен тебе кое-что сказать, мальчик. Вернее, хочу предупредить тебя. Ты должен научиться контролировать свой гнев. Дело в том, что, когда мы нашли тела тех двоих, что были в твоей квартире… как бы тебе это объяснить? В общем, их внутренности… они представляли собой что-то в виде фарша. Масса подкожных кровоизлияний… Да что там говорить – то ещё зрелище. Вся кровеносная система как будто взорвалась. Теперь понимаешь?

Я утвердительно кивнул, хотя и не понял.

– Филипп, посмотри на мой лоб. Там есть какое;;-нибудь пятно или что-то в этом роде?

Филипп поднял волосы с моего лба, посмотрел и даже пощупал.

– Нет, ничего такого. А почему ты спрашиваешь?

– Да так – ничего такого.

– Ладно. Отдыхай, набирайся сил. Они тебе ещё понадобятся… Кстати, поздравляю с приглашением в Голливуд. Это, по моим сведениям, твой издатель расстарался. Книга ему до того понравилась, что задействовал своего старого приятеля из Лос-Анджелеса. Он, правда, тот ещё пройдоха. Но литературный агент – не плохой. Так что удачи! А о работе мы потом поговорим… Да, и вот ещё что: смотри новости. Они будут интересными.

Филипп поднялся, собираясь уйти, но я остановил его.

– Филипп… Они знали. Знали о нас.

– На крота намекаешь? Мы уже знаем… Мааян знает. Он разберётся. Круг осведомлённых очень невелик. Так что выбрось всё из головы и приходи в норму. Ты мне нужен здоровым и полным сил.

В доме настала тишина, Оксана принесла чашку крепкого кофе, аромат которого тут же распространился на всю спальню. С помощью Окси я присел на кровати и, отхлебнув из чашки, попросил принести мой ноут.

– Ещё чего! – запротестовала Оксана. – Твои руки ещё не шевелятся.

– Ничего, я одним пальцем. Тащи его сюда.

По мере того, как мой палец давил на клавиши, рука постепенно обретала прежнюю твёрдость. Ничего так не лечит, как труд и тяга к жизни. А кроме всего, что может быть лучше для писателя, чем белый чистый лист и множество мыслей в голове.

«Я шёл ледоколом, раздвигая людской поток. Я шёл, не сворачивая со своего пути, и делал это намеренно. Мне было необходимо запечатлеть выражения человеческих лиц, их реакцию на моё неадекватное поведение. Они обтекали меня по сторонам и на их лицах играли улыбки. «Привет тебе, путник!» – говорили они. – «Доброго тебе пути, странник!» 

 

А. Мартов
Март, 2016г.