Грёзы об Альгамбре

Михаил Погребинский
Инструмент был постоянно при нём. С гитарой он не расставался.
Носил её  в чехле за спиной. Она настолько срослась с ним, что он напоминал одногорбого верблюда – дромадера.
Русоволосый в модно заломленной кепке, зарывший половину лица  в чёрный шарф. При ходьбе шевелил пальцами правой руки, словно касался струн, соблюдая ритм, одному ему понятный. В свободные минуты он играл где придётся: на скамье в парке, на лестничных перилах,  или на ступенях,  в очереди к кассе на получение гонорара.
Постоянно спешил, чтобы успеть сдать на худсовет  эскиз оформления конверта грампластинки, или контору художественного фонда за очередным заказом. Затем в противоположный конец города с рекламным буклетом для Внешнеторгового издательства. По пути забегал к знакомым гитаристам, где пару часов играли новые произведения. Его слушателями были профессиональные музыканты,  и  любители шестиструнной гитары.
– Сыграй нам, дружище. –  просили его.
– Исполню  вам прелюдию Баха, или менуэт Моцарта, –  вы станете зевать после первых же аккордов. Вам подавай только понятную мелодию, вроде серенады Шуберта, хотя она  очень не проста в исполнении.
– «Альгамбру» для нас, неучей! – просили, не обижаясь на его задиристый тон.
– Браво, чувствуете, шельмы, своим копчиком настоящую музыку. Это, к вашему сведению,  сложная вещь. Её могут исполнять не многие, даже среди  известных гитаристов.  Я  над ней бьюсь  три года.
– Франциско Таррега. – объявил он, –  «Воспоминания об Альгамбре». 

Загадочная мелодия, словно отчаянно рвалась сквозь шорох листвы, шум дождя, шуршание волн, накатывающихся на тёплый берег, пробуждала чувство ностальгии, тоски и боли, возможно по утерянной любви. Мелодия то сникала, то усиливалась, заставляя дрожать струны в убыстрённом темпе.
–  Всё дело здесь в тремоло, – закончив игру, сказал он. Повторении одного звука с большой частотой,  четырьмя пальцами правой руки. Как автор пришёл к этому? –  не могу понять. Я  пытался узнать. Знаете,  думаю, здесь без женщины не обошлось. Ну должен он был быть влюблён в  очаровательную смуглую испанку, чтоб такое сочинить. От этого и ностальгия такая.
– Это, вроде итальянской  песни «Вернись в Сорренто»? – несмело спросил кто-то.
– Что-то  похоже. «Вернись в город нашей любви...»  Знаете, что я узнал? Оказывается, прогуливаясь по дворцу Альгамбры с её зеркальными фонтанами, он услышал звон капель воды, падающих в водоём. – Вот, откуда это тремоло!
Да, как не выразить в  струнах этот край, пропитанный ароматом цветов,  апельсиновых рощ и  шёпотом тёплых волн Средиземного моря. Это – Гранада. Эх, побывать бы там! Вот, где вдохновение. Я бы и сам  что-нибудь  сочинил.
– Зачем  ты поступил в полиграфический, да ещё с четвёртой попытки? – спрашивали его. 
– Я  до того закончил художественное училище, а на гитаре всего лишь самоучка.  Поздно мне поступать в консерваторию. Пробиться гитаристу на сцену с сольным номером – нереально!
Измученный ритмом столицы, возвратившись домой, он ложился на диван, бессмысленно уставившись в потолок.
– Горе ты моё,  – сокрушалась жена, – вынеси, лучше мусор. Сходи на рынок за овощами. Я же ведь не железная. Дочь обносилась. Ей нужны сапоги на зиму, ты не забыл?
Из детской кроватки доносился крик полугодовалого младенца.

Гитарист сажал ребёнка на диван  рядом с собой, и начинал пощипывать струны.
У мальчика высыхали слёзы, он выплёвывал пустышку  и напряжённо глядел на пальцы отца.
 
– Видите, как реагирует малыш  на игру. Как распахивает глаза и раскачивается в такт  аккордам!  У него определённо есть слух. Я пройду с ним азы музыки дома. Сын пойдёт по моим стопам, получит музыкальное образование. Он непременно станет профессионалом.  Вдруг из него вырастет такой же самородок, как испанец Пако де Люсия, играющий в стиле Фламенко?  Он достигнет того, чего не удалось мне.
Музыкант возвращался в «Альгамбру»
Дребезжащие звуки  уносили к подножью Сьерра Невады, утопающей в звоне гитарных струн, а возможно, в беззаботные годы юности, к той развилке на дороге жизни, где свернул он не в ту сторону.
 
Альгамбра, Альгамбра – манящая, близкая духу, но недоступная.