Коньяк Монфокон

Григорий Шепелев
Григорий Шепелев

Коньяк Монфокон

Пьеса в двух действиях


Действующие лица:

Виктор Васильевич Гамаюнов, врач, заведующий хирургическим отделением в городской больнице
Елена Антоновна, его жена
Наташа, их двадцатитрёхлетняя дочь.
Дуня, её шестнадцатилетняя сестра.
Петя, друг Дуни.
Димикс, товарищ Пети.
Лариса, тридцатилетняя врач-хирург.
Прялкина, то же самое.
 
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Кухня в квартире Гамаюновых. Елена Антоновна сидит за столом, пьёт чай. Мобильник, лежащий перед ней на столе, подаёт сигнал.

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (выйдя на связь) Алло! Здравствуй, мама. Да ничего, потихонечку. С телефоном? Дунька его уронила, и он разбился. Нет, пока ещё на работе. Тоже не приходила. Боюсь. Наташка? Не знаю, сейчас спрошу … (громко) Наташа, ты спишь?
НАТАША. (из своей комнаты) Да!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Говорит, что спит. Не знаю, сейчас спрошу … Наташа, а ты не хочешь бабушке что-нибудь сказать?
НАТАША. Нет!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Она говорит, что завтра к тебе придёт, так что готовь пряники и варенье! Не знаю, сейчас спрошу … Наташа, бабушка спрашивает, какие пряники покупать – квадратные с мёдом или кругленькие с ванилью?
НАТАША. Продолговатые с вазелином!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Купи и те и другие. Сгущёнку не покупай – опять обожрётся до заворота кишок… Откуда ж я знаю, где она пропадала? Не говорит. Купи вафельный. Да зачем сейчас-то бежать? Завтра утром купишь. Да? Ну, как знаешь. (кладёт мобильник на стол, встаёт, делает шаг к комнате и прислушивается) Наташа! Ты хорошо себя чувствуешь?
НАТАША. Да!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Принести тебе чаю?
НАТАША. Нет!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Ты будешь спать дальше?
НАТАША. Да!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Бабушка обещала завтра тебе отдать прабабушкины рубиновые серёжки!
НАТАША. Да?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Если, конечно, ты ей пообещаешь вести себя хорошо!

Садится за стол, допивает чай и берёт газету. В этот момент доносится лязг наружной двери квартиры. Елена Антоновна, оторвав глаза от газеты, прислушивается к шагам в коридоре. Входит Виктор Васильевич в чуть помятом костюме, с пакетом. Вытащив из него большую бутылку водки, ставит её на стол.

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (отложив газету) Ты что, придурок?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Если бы ты мне этого не сказала, я бы её на твоих глазах в окно вышвырнул! А теперь – сиди и любуйся, дура! (Выкладывает на стол штук семь мандаринов. Отбросив сумку, садится)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (поднявшись) Как ты посмел нажраться? У тебя – два инфаркта! Что ты уставился на меня глазами бесстыжими? Отвечай мне, как ты посмел нажраться?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (взяв бутылку) Да, два инфаркта. Но кроме них – две жены, две дочери-потаскухи и две страны! Одна – в новостях, другая – перед глазами бесстыжими! И уж если в моих глазах без водки двоится всякая мерзость - я, чёрт возьми, имею право нажраться! (Откупоривает бутылку, пододвигает к себе стакан, наливает. Сдирает кожуру с мандарина)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (сев и прижав ладони к лицу) Ты не человек!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. А кто ж я?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Тварь! Скотина!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (с грустным вздохом) Ну да, конечно. Интеллигенту трудно не быть скотиной по меркам женщины, так как он исторически обречён на самоотдачу! Ни одна женщина не способна взять столько, сколько он ей даёт. Две - могут, если не дуры. Но двух не дур на одном полушарии найти сложно – потому вы, Елена Антоновна, взяли больше всех остальных, вместе взятых! (пьёт, съедает полмандарина)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (заплакав) Что я взяла у тебя? Это ты уже тридцать лет сосёшь из меня все соки! Посмотри, кем я стала!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Вижу! Но, тем не менее - обещаю, любимая, что моя последняя мысль будет о тебе. О тебе одной! (наливает)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (хлопнув ладонью по столу) Хватит бредить!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (усиливая декламацию жестами)
Як умру, так поховайте
Мене на могиле
Серед степу широкого,
Да в краине милой! (Пьёт, съедает полмандарина. Икает)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. О дочерях подумал бы, скот!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты меня не любишь. Не жалеешь… (рыгает)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Мерзкая рожа!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Разве я немного некрасив?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Как тебе не стыдно? На кого ты похож? Видели бы сейчас тебя твои пациенты, которые месяцами ждут очереди к тебе! Кандидат наук, хирург высшей категории! Знаменитость! Гамаюнов Виктор Васильевич! Дуньке весь институт завидует! Знали бы, что ей тут приходится слышать! Бессовестный человек… Совсем опустился!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты меня не любишь? Не жалеешь? (встаёт, качаясь)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Сядь, дурак! Грохнешься!

Раздаётся хлопок наружной двери квартиры.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Если ты мне сейчас же не скажешь, жена моя, любишь ты меня или нет, клянусь – умру к чёрту! Третий инфаркт! Сию же секунду - смерть!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Вот придурок!

Виктор Васильевич закатывает глаза, и, схватившись за грудь, начинает валиться навзничь. Елена Антоновна вскакивает, чтобы оказать ему помощь. Вбегает Дуня в брючном костюме, с сумочкой на плече. Подхватив отца, сажает его на место.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Дунюшка! Ты спасла мне жизнь, моя дорогая…
ДУНЯ. А ты мне честь до сих пор не спас! Учти: если завтра утром двадцать пять тысяч не будут лежать вот здесь, на этом столе – вечером пойду на Тверскую!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Как? Уже двадцать пять?
ДУНЯ. Я предупреждала – цены на внеочередные туры растут. Таиланд идёт нарасхват!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Так ты в Таиланд собралась? Ну, нет! Иди на Тверскую. Там уж, по крайней мере, заплатят. И заразят чем-нибудь попроще.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (всплеснув руками) Совсем дурак! Что это за шутки?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ну а если без шуток – тебе, Дуняша, не на Тверской, а где-нибудь в Бирюлёве надо маячить, между пивным ларьком и бензоколонкой. Там ваше место, Авдотья Викторовна, раз уж наука вам в голову не вбивается! На Тверскую она намылилась с таким рылом! Нечего сказать, шустрая! На Тверской-то знаешь какие девки стоят? Покруче Наташки! С ногами во весь твой рост!
ДУНЯ. Ладушки! Если ночью квартирка заполыхает – не удивляйся, папочка! (удаляется в свою комнату)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (сев) Молодец! Сведёшь меня в гроб – под забором сдохнешь!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Так я мечтаю об этом, Леночка! Напугала козла капустой. Как ты не понимаешь элементарных вещей? Сдохнуть под забором – долг интеллигентного человека! По крайней мере - в этой стране…
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Не в этой, а в нашей!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Этот подонок сегодня так же сказал – не в этой, а в нашей! Вы сговорились, да? (Наливает, пьет. Чистит мандарин)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Кому он это сказал?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кому, кому! Мне! На пятиминутке. (съедает полмандарина)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. А в связи с чем?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я не помню! Какая разница?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Странно! Как при таком наплыве больных он на конференции нашёл время поговорить о патриотизме?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Дорогая моя! Для тех, у кого руки растут из задницы, невозможного мало! Кому ещё рассуждать о патриотизме, как не дебилам и сволочам?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Но не мог он без повода обратится к тебе с такими словами!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Значит, был повод. Я ж тебе говорил – стукачей развелось в больнице, как тараканов!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Он тебе работать не даст. Не будь дураком, пиши по собственному желанию!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (наливая) Лена, мы с тобой прожили двадцать семь с половинной лет. Тебе ли не знать, как я реагирую на угрозы, какие бы они ни были, кто бы их не произносил! Ты слышала, как мне Дунька сейчас грозила. Родная дочь! И чего добилась? А там – подонки! Так неужели ты думаешь, что я с дочерью буду крут, а с ними – податлив? (пьёт)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Если так - накрылась твоя мечта.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Какая мечта?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Под забором сдохнуть! Тебя убьют, вот и всё.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Убьют?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Да. Конечно, убьют! Я не понимаю, чего ты так удивляешься, Витя? Ради того, чтоб освободить твою должность для своего однокурсника, эта сволочь точно перешагнёт через труп. И не через один. Чего ему это стоит, если у него связи в Кремле?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да хоть в преисподней! Я его не боюсь. Чего мне бояться? Меня сто раз убивали!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Это что ещё за рассказы Агаты Кристи? Ты поплыл, что ли?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я никуда не поплыл! Мои паруса повисли на реях, а палуба вросла в грунт.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Когда тебя убивали?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Когда?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Когда?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (встав) В сороковом году!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Твою мать!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. В Финляндии, на льду!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Я сейчас нарколога вызову! А ну, сядь! Наташа!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сев и закрыв лицо руками) По-детски маленькое тело… лежало как-то неумело… далёко шапка отлетела… (плачет) Далёко шапка отлетела…
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Вот идиот!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (утирая слёзы) Далёко шапка отлетела! (тянет руку к бутылке)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (схватив её) Пить ты больше не будешь!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (гневно) А ну отдай!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Не отдам!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (встав) Отдай, я сказал!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (вскочив) Здесь ты пить не будешь!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (грозно) Это мой дом!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Он не только твой!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Хорошо. Отдай мне бутылку, и я уйду. Навсегда!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Нет уж, хватит! Я в прошлый раз отдала – ты с ней в туалете закрылся и там уснул! Пришлось дверь ломать!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Чёрт возьми! Я пришёл домой! Меня ждали в тысяче мест! Тысячи окошек горели! Но я туда не пошёл! Я плюнул на всех и пришёл домой! И кто меня дома встретил, кроме собаки?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Что ты бредишь? Собаки нет уже восьмой год! Пластинку смени!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (топнув ногой) Пошла ты! Больше ноги моей здесь не будет! (стремительно удаляется в третью комнату, из которой через секунду доносится жуткий грохот и звук баяна)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (поставив бутылку на стол) О боже, только не это!

Виктор Васильевич возвращается с баяном на груди, дёргая плечами, чтоб лямки легли хорошо.

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Витенька, ты куда собрался?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Под забор! (уходит)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА (схватив мобильник и кинувшись вслед за мужем) Нет! Витя, вернись!

Раздаётся грохот наружной двери квартиры и воцаряется тишина. Вскоре ей на смену приходят звуки баяна и крики с улицы, но они быстро затихают и исчезают совсем. В кухню входит Дуня. Хихикнув, берёт бутылку, нюхает содержимое, наполняет стакан на четверть, одним глотком осушает его и ставит. Входит Наташа в халате.

ДУНЯ. Привет, сеструха!
НАТАША. Привет, Дуняшка!

Целуются.

НАТАША. (отстранив Дуню) Что-то от тебя водкой пахнет! С папочки, что ли, пример берёшь?
ДУНЯ. Разумеется! Мне декан сказал неделю назад: «Дуняша! Бери пример не с сестры, а с папы!» Я и беру.
НАТАША. (сев) У него к тебе есть претензии? Я имею в виду декана. Он на тебя ругается?
ДУНЯ. Разумеется! Какой из меня юрист? Я – творческий человек, актриса! Меня из балетной школы выгнали по ошибки, ты сама знаешь!
НАТАША. Я уж забыла, что там произошло. По ошибке, да?
ДУНЯ. Разумеется! Посмотри сама – разве я не профессионалка? (делает несколько танцевальных движений, шлёпается на попу)
НАТАША. (встав) С тобой всё в порядке?
ДУНЯ. (вскочив) Разумеется! Я же специально упала, чтоб показать тебе, как профессионал может шлёпнуться и при этом ничего не почувствовать!
НАТАША. Шлёпнувшись на такую жопу и дилетант бы ничего не почувствовал!
ДУНЯ. Разумеется! У него бы сразу произошел открытый перелом мозга от сотрясения позвоночника! А я мозг расслабила – и он цел, как видишь!
НАТАША. Да, вижу, цел. Ты – специалистка по расслаблению мозга!
ДУНЯ. Смотри – теперь без падений! (делает па)
НАТАША. (схватив её) Дунька, я не могу на это смотреть! Давай посидим.

Садятся.

ДУНЯ. (взяв бутылку) Ты будешь?
НАТАША. Нет.

Дуня наливает и пьёт, не морщась. Ест мандарин.

НАТАША. Я в шестнадцать лет не пила!
ДУНЯ. Разумеется! В наркоклинике хрен попьёшь! Ты пила в пятнадцать.
НАТАША. Ты тоже в клинику хочешь?
ДУНЯ. Разумеется! Я - больной человек. Мне все говорят об этом, и я поверила! Меня срочно нужно лечить! Я очень хочу…
НАТАША. Забрать документы из института, это понятно! Но непонятно, зачем для этого дуру из себя корчить? Другого способа нет?
ДУНЯ. Разумеется…

Наташа с грохотом опускает кулак на стол.

ДУНЯ. Ну не отчисляют меня, потому что папа проконсультировал там всех баб и лично прооперировал ректора! Что я только не вытворяла - и пьяная приходила на семинары, и по неделям прогуливала, и преподам говорила, чтоб они зубы чистили, и хамила! Осталось разве что в деканате на стол насрать, да и то едва ли поможет! Мне по моему собственному желанию документы не отдадут, потому что я, видите ли, ещё несовершеннолетняя!
НАТАША. Поговори с родителями! Только по-хорошему, без угроз.
ДУНЯ. Ты одурела?? О чём говорить с людьми, которые меня так назвали? Это какие надо иметь мозги, чтоб до такой степени искалечить жизнь человеку? Я знаю, это отец! Это ведь его покойную бабушку звали Дуня, чтоб она сдохла! Я ему что - корова, чтоб так меня называть? И я точно знаю, что с институтом он замутил! Да это же просто мрак - запихнуть актрису на юридический факультет! И прооперировать ректора – эту тварь, которую сразу надо было зарезать к чертовой матери!
НАТАША. Дунька, знаешь - когда ты не косишь под идиотку, ты на неё гораздо больше похожа!
ДУНЯ. Наташка, а ты сама на кого похожа? Несёшь какую-то хрень! Родители! Тебя не было только год! За год невозможно пройти этап эволюции между каменным веком и … не помню, какой там после него…Это невозможно даже для кандидата наук!
НАТАША. Зато, судя по тебе, возможен обратный ход! Кстати, как там наши соседки буйные? Ирка с Женькой?
ДУНЯ. Нормально. Я не понимаю, Наташка, чего ты так его защищаешь? Ты что, спала пятнадцать минут назад? Ничего не слышала?
НАТАША. Всё я слышала! И не только пятнадцать минут назад, но и двадцать лет.

В кармане у Дуни звонит мобильник.

ДУНЯ. (приняв звонок) Да. Привет. Дома я! Приезжай. Я тебя с сестрой познакомлю! (кладёт мобильник на стол и берет бутылку)
НАТАША. Кто это был?
ДУНЯ. Мой друг (наливает) Петька! Сейчас приедет со своим другом. (пьёт, нюхает мандарин)
НАТАША. Кто он такой?
ДУНЯ. Петька-то? Политик.
НАТАША. Политик?
ДУНЯ. Да.
НАТАША. Сколько ж ему лет?
ДУНЯ. Двадцать.
НАТАША. И каким образом он политикой занимается?
ДУНЯ. Я не знаю. Но он успешный политик. У него – «Мерседес», «Лэндровер» и три трёхкомнатные квартиры!
НАТАША. Возможно, ему родители дают деньги!
ДУНЯ. Нет, у него родители – инвалиды! Они живут в коммуналке. У них нет денег даже на колбасу.
НАТАША. Он – самостоятельная политическая фигура?
ДУНЯ. Нет, не совсем. Их много.
НАТАША. Двадцатилетних политиков?
ДУНЯ. Да.
НАТАША. Дунька, а ты уверена, что они – не бандиты?
ДУНЯ. Уверена! Я отлично знаю бандитов! Бандиты только и думают, как бы кого ограбить. А эти парни думают о другом!
НАТАША. Они точно думают?
ДУНЯ. А как можно говорить о чём-то, не думая?
НАТАША. Да, действительно. Мама с ними общалась?
ДУНЯ. Да. Они ей понравились.
НАТАША. Лучше бы это были бандиты…

Дуня, взяв телефон, пишет сообщение.

НАТАША. А вдруг родители прибегут обратно в идиотическом состоянии?
ДУНЯ. Только утром. Он побежал топиться. Она его два часа из пруда будет вытаскивать. После этого они два часа по улицам будут бегать, ругаться. Потом – мириться. Короче, это надолго.
НАТАША. Раньше он не давал ей за собой бегать! (очищает два мандарина, дает один из них Дуне)
ДУНЯ. (отложив телефон) Теперь ему не до баб. Ты слышала, что творится у него на работе?
НАТАША. Мама пыталась мне рассказать, но я спать ужасно хотела и мало что поняла.
ДУНЯ. В больнице сменился главный. Новый – из Петербурга, с большими связями. Он протаскивает в больницу свою команду. Прежних врачей увольняет. Точнее – вынуждает уволиться. Почти всех уже выжил! Тех, кто упёрся, он унижает, травит комиссиями, работать им не даёт. Отца он долго не трогал. Только позавчера его вызвал и предложил ему написать по собственному желанию.
НАТАША. А отец?
ДУНЯ. А отец сказал: «если есть за что меня увольнять – увольняйте, сам не уволюсь!»
НАТАША. А главный врач?
ДУНЯ. Пригрозил устроить ему весёлую жизнь.
НАТАША. А ты?
ДУНЯ. А что- я?
НАТАША. Ты ему башку отпилила или отрезала?
ДУНЯ. Главврачу?
НАТАША. Ага.
ДУНЯ. Ну да, я хотела пойти набить ему морду, но потом вдруг подумала …
НАТАША. Ты подумала, что у папы трясутся руки и главный врач из-за этого хочет его уволить, а остальное – враньё?
ДУНЯ. Почему враньё? Не враньё! Почти все врачи уволены, это правда. Новые врачи – отморозки с купленными дипломами, это правда! И я подумала, зачем папе работать с этими отморозками? Пусть уходит! Его в любую больницу возьмут, на любую должность! Легко!
НАТАША. Он этой больнице отдал двадцать шесть лет! Половину жизни! Тебе совсем не обидно, что ему хамски указывают на дверь?
ДУНЯ. Конечно, обидно! Но что поделаешь-то, Наташка? Что тут поделаешь? (допивает из горлышка)
НАТАША (взяв у неё бутылку и кинув её под стол) Ох, сестра моя! Даже водка не делает тебя человеком! Ни на одну минуту!
ДУНЯ. (заплакав) Тебе легко рассуждать! Целый год ошивалась где-то и вот явилась, не запылилась - всё тут у вас не так, все сволочи, все уроды! А мне тут нервы трепали! То Ирка с Женькой ставят всех на уши, то запой, то скандал, то баян, то драка! Где мне взять жалость к этому человеку, из-за которого мама каждый день плачет?
НАТАША. (вскочив и забегав из угла в угол) Где хочешь, там и бери! Зараза такая! Почему он для тебя всегда неизменно всё находил, ни в чём тебе не отказывал? Расшибался в лепёшку, чтоб самые дорогие шмотки тебе достать, самые крутые игрушки! Вся улица Молдагуловой все шестнадцать лет твоей жизни только и обсуждает, в каких штанах ты вышла во двор! А мама… да, мама плачет, потому что он болен! Но она счастлива, так как знает – он её любит, хоть и гуляет от неё часто! И пациенты рвутся к нему, потому что знают: хоть у него иногда руки и трясутся, скальпель ни на микрон не уйдёт в ненужную сторону! Он – талантливый человек! Вся его вина заключается только в том, что он хочет умереть под забором! Талантливый человек хочет умереть под забором! А всякие дураки и дуры вроде тебя хотят завоевать мир!
ДУНЯ. (заплакав громче) Наташка мне плохо! Меня тошнит…Водка слишком крепкая! Бедный папочка, как он пьёт такую отраву? Мне его жалко!
НАТАША. (остановившись перед сестрой и топнув ногой) Я же тебя просила передо мной не кривляться! По глазам вижу, что в тебя литр еще войдёт! А ну, отвечай: твой политик в курсе этой истории?
ДУНЯ. Да, он знает!
НАТАША. Что говорит?
ДУНЯ. Говорит: «Одно твоё слово – и я этой гадине кишки вырву!»
НАТАША. Главврачу?
ДУНЯ. Да!

Наташа вновь начинает мерить шагами кухню.

ДУНЯ. Я сказала маме. Мама сказала – нет!
НАТАША. Ну ещё бы мама сказала – да! Я тоже говорю – нет! Впрочем, твой мальчишка мне начинает нравиться.
ДУНЯ. И ты ему тоже нравишься очень сильно.
НАТАША. (остановившись) Вот как? И что его во мне восхитило?
ДУНЯ. То, что ты любишь анальный секс.
НАТАША. Ты что, идиотка?
ДУНЯ. При чём здесь я?
НАТАША. А от кого ж ещё он мог вдруг услышать такую прелесть?? От мамы, что ли?
ДУНЯ. От мамы! Она сказала ему, что ты – девственница, а папа сказал, что ты – потаскуха.
НАТАША. А ты, конечно, молчала! Ты, разумеется, упустила случай немедленно расписать в красочных деталях, что я – такая же девственница, как папина ассистентка!
ДУНЯ. Да, ничего я такого не говорила! Повода не было.
НАТАША. Ну а почему он не сделал вывод, что я приверженница орального секса? Не потому ли, что твой поганый язык всё-таки нашёл повод из жопы вылезти?
ДУНЯ. Я сказала, что…
НАТАША. (топнув ногой) Что?!
ДУНЯ. Ну, что ты даже во время секса любишь поговорить про историю европейской цивилизации…
НАТАША. (затопав пятками) Дура! Дура!

В это мгновение раздаётся сигнал дверного звонка. Дуня, встав, бежит открывать. Наташа садится и барабанит по столу пальцами. Гремит дверь.

ДУНЯ. Привет, уроды!
ПЕТЯ. Здорово, Дунька! Хорошо пахнешь.
ДУНЯ. Шанель номер пять за двести пятьдесят баксов!
ДИМИКС. «Русский стандарт» за двести рублей. Запивала фантой.
ДУНЯ. Я мандарины ела, придурок!

Входит с двумя бутылками коньяка. Следом входят Петя и Димикс.

ДУНЯ. (поставив бутылки на стол) Знакомьтесь. Это моя сестра, Наташа. Наташа, это…
НАТАША. Не надо, я всё равно не запомню! Ты скажи сразу, кто из них твой жених. Надеюсь, не оба?
ПЕТЯ. Жених? Дунька, что ты ей наплела? Какой я тебе жених? Мы просто друзья!
ДИМИКС. А я просто его подвёз.
ДУНЯ. Ну, что, угадала?
НАТАША. Не угадала. Я между ними не вижу никакой разницы - один рост, один цвет, один интеллектуальный уровень. Они оба тебе подходят.
ДУНЯ. По цвету – оба, а по размеру – только один. Вот этот!

Хватает Петю. Тот обнимает её. Целуются, а затем укладываются на пол и начинают расстёгивать друг на друге одежду.

НАТАША. (Димиксу) Как тебя зовут?
ДИМИКС. Димикс.
НАТАША. Ты кто?
ДИМИКС. В смысле?
НАТАША. Чем занимаешься?
ДИМИКС. В институте учусь. А ты?
НАТАША. Пистолет ищу.
ДИМИКС.В смысле?
НАТАША. Угу.
ДИМИКС. А какая марка нужна?
НАТАША. Мне нужен такой, чтоб имел не меньше пяти зарядов и с двадцати шагов пробивал любую башку навылет.
ДИМИКС. А попадёшь в башку с двадцати шагов?
НАТАША. Пять раз не промажу.
ДИМИКС. Боюсь, что твоим условиям никакая марка не соответствует. Впрочем, я не знаток.
НАТАША. (пихнув ногой Дуню, расстёгивающую Пете штаны) Господа! А мы вам тут не мешаем?
ДУНЯ. Нет!
НАТАША. (поднявшись) Нет? Слушай, ты, животное! Малолетка паршивая! А ну, кыш!

Хватает Дуню за шиворот, стаскивает её с Пети, отталкивает. Петя встаёт, застёгивается.

ДУНЯ. Что ты меня жить учишь? Я не ребёнок!

Хватает бутылку и бежит в свою комнату. Остальные садятся.

ДИМИКС. (откупоривая вторую бутылку) Может, её вернуть?
НАТАША. А как ты её вернёшь? Ты что, не заметил – она бутылку стащила!
ПЕТЯ. Вы с ней родные сёстры?
НАТАША. Думаю, да. А что?
ПЕТЯ. Совсем не похожи.
НАТАША. Приятно слышать.

Димикс наливает коньяк в три стакана. Пьют. Чистят и едят мандарины.

НАТАША. Вы где-то рядом были?
ПЕТЯ. Нет, в другом конце города. Димикс просто решил испытать свой новый «Мустанг».
НАТАША. (Димиксу) У тебя «Мустанг»? Настоящий, подлинный «Форд-Мустанг»?
ДИМИКС. Угу.
НАТАША. Ой! Дашь покататься?
ДИМИКС. На! (достаёт из кармана связку ключей, бросает на стол)
НАТАША. (схватив ключи, встав и сев) Я совсем забыла, что у меня нет прав!
ДИМИКС. Права не нужны. «Мустанг» движется с такой скоростью, что гаишники его просто не замечают. Пятьсот лошадок!
НАТАША. (вскочив и сев) Нет, видимо, не судьба! Мать заперла в сейф все мои кроссовки и тапки.
ПЕТЯ. Возьми у Дуньки!
НАТАША. У Дуньки размер другой.
ДИМИКС. Хочешь, я донесу тебя до машины?
НАТАША. Не донесёшь! Я хоть и худая, но вешу много.
ДИМИКС. А почему?
НАТАША. Характер тяжелый.
ПЕТЯ. Вдвоём дотащим! Димикс возьмёт за руки, а я – за ноги.
ДИМИКС. За ноги возьму я!
НАТАША. (смеясь) Если вы вдвоём меня понесёте, это уж будет кромешный сюрреализм! Консьержка в обморок грохнется.
ДИМИКС. Она что, приверженка классицизма?
НАТАША. Боюсь, что да. Но больше боюсь, что она доложит обо всём маме! Если бы ей сперва отнести бутылку, чтобы она отрубилась…
ПЕТЯ. Но у нас у самих осталось меньше бутылки! А время – десять. Крепкие спиртные напитки не продают уже.
НАТАША. Ух, чёрт! Пойду попытаюсь отобрать кость у тигра.

Уходит в комнату Дуни. Через секунду доносится Дунин визг, звон сильных пощёчин и Дунин плач.

НАТАША. (вернувшись с полупустой бутылкой) Блин! Эта тварь половину успела вылакать! Формула-Один отменяется.
ПЕТЯ. Предлагаю заняться греблей!

Дунин плач нарастает.

НАТАША. (поставив бутылку) Иди заткни её!
ПЕТЯ. Да ничем ее теперь не заткнёшь!
НАТАША. Если тебе нечем ее заткнуть – сам заткнись! Тоже мне, спортсмен!

Петя, встав, идёт к Дуне.

ДУНЯ. Отстань от меня! Иди с этой сукой трахайся! Тоже мне, патриот! Ты не патриот, ты урод! Гад, негодяй, сволочь! (продолжает плакать, но тише)
НАТАША. (сев и налив коньяк в два стакана) Плевать, пойду босиком на «Форде» кататься! Пьяная не замёрзну.
ДИМИКС. (пряча ключи в карман) Ну у вас и семейка!
НАТАША. Старинный дворянский род.

Пьют, ставят стаканы. Наташа ест мандарин, Димикс кашляет.

НАТАША. Туберкулёз?
ДИМИКС. Нет, на стадионе продуло.
НАТАША. Лучше бы у тебя был туберкулёз!
ДИМИКС. Спасибо.
НАТАША. Фанатизм хуже туберкулёза!
ДИМИКС. Я не фанат. Я просто люблю футбол. А кроме того, не всякий фанатизм…
НАТАША. Всякий.
ДИМИКС. Ну а если, допустим, я фанатично люблю Россию?

Дуня, перестав плакать, начинает громко стонать.

НАТАША. Ты мог бы не говорить – допустим! Всё вполне ясно. Если бы мне за любовь к кому-то или к чему-то платили столько, что я смогла бы купить «Мустанг», я бы обдавалась и обкончалась!
ДИМИКС. В Библии говорится, что вера без дел мертва. От себя добавлю: любовь без дел в десять раз мертвее! Спортивный автомобиль мне необходим как раз потому, что дел слишком много.
НАТАША. Дел и у Гитлера было много! Идеология где? Почему она из тебя не прёт? Стесняешься человека с высшим образованием?
ДИМИКС. Да я сам получаю второе высшее! А идеология – вот: Никто кроме нас, нравственно здоровых парней и девушек, не очистит Родину от ублюдков! Я говорю, конечно, не про физическую, а про политическую очистку. Если электорат не будет объединён нормальной идеей – страна развалится на куски! А ублюдки против объединения.
НАТАША. Мой отец почти тридцать лет отпахал в районной больнице. Хирургом. За издевательскую зарплату он честно и эффективно спасал людей. Не Родину, а людей! А сейчас ведёт себя как ублюдок. Знаешь, зачем? Чтоб не быть похожим на вас, спасители Родины от ублюдков! Только для этого, исключительно!
ДИМИКС. (взяв бутылку и наливая) Мы говорим о принципиально разных вещах. Я тебе выкладываю политическую реальность, ты мне рассказываешь про то, как сходит с ума твой папа. Хочешь об этом? Ладно. Ситуация сложная. Твой отец на принцип идёт. А жаль! Он – реально классный специалист. И мужик хороший. (ставит бутылку на пол)
НАТАША. Говори прямо!
ДИМИКС. Куда прямее? И вообще, чего ты от меня хочешь? Дунька просила навести справки – я их навёл. Если ты попросишь принять конкретные меры – я позвоню в Минздрав, и вопрос, скорее всего, решится.
НАТАША. Нет.
ДИМИКС. Почему?
НАТАША. Я сказала – нет!
ДУНЯ. (истошным голосом) Нет! Не смей! Не вздумай! Только попробуй!

Наташа с Димиксом осушают стаканы.

ДУНЯ. Петька! Что ты наделал?
ПЕТЯ. Замолчи, дура! В стране - беда с демографией. Мы на грани исчезновения, потому что в проклятые девяностые люди мало рожали! Эту проблему надо решать.
НАТАША. (встав) Димикс, давай ключи! Я поехала. Задолбал! (качнувшись, берётся за голову)
ДИМИКС. (вскочив и схватив её) Что с тобой?
НАТАША. Ты мне надоел! Отцепись, придурок! Урод…

Целуются.

НАТАША. (мотнув головой) Послушай, мне нужна удочка! Понимаешь?
ДИМИКС. Да! (пытается снять с Наташи халат)
НАТАША. (освободившись) Удочку дай!
ДИМИКС. У меня нет удочки!
НАТАША. Ах! Что ты говоришь! У тебя нет удочки? Ой ты, лапочка! А без удочки мне не нужен твой поплавок. Засунь его в Петеньку! (вновь садится, ест мандарин)
ДИМИКС. (встав перед ней на колени) Скажи, зачем тебе удочка?
НАТАША. (положив ноги ему на плечи) Удочка?
ДИМИКС. Да! (целует бёдра Наташи)
 НАТАША. Затем, что я – либертарианка и европейка. Я хочу жить по Римскому праву! Европа, которой правило гордое и заносчивое дворянство, завоевало мир. Сегодняшняя Европа, которой правят левые глобалисты - это корова. Когда у этой коровы кончится молоко, её моментально пустят на мясо! Так что же всё-таки лучше - чудовищный Монфокон или толерантность? И то и другое – гнусно, но Монфокон всё же лучше. Когда он был символом Европейской цивилизации, дворянин все свои проблемы решал с помощью оружия и плевал в лицо палачам, потому что честь была выше жизни! А нынешний европеец с обеих сторон Атлантики даже не возмущается, когда в жопу ему вставляют большую чёрную штуку и говорят при этом: «Потомок рабовладельцев, отдай нам всё!» Я – из той Европы, а не из этой. Поэтому мне нужна не рыбка, а удочка. Дай мне удочку!
ДИМИКС. (раздвинув ноги Наташи) А ты действительно любишь анальный секс?
НАТАША. Удочка найдётся?
ДИМИКС. Найдётся!

Входят Петя и Дуня. Димикс встаёт.

НАТАША. (оправляя полы халата) Тогда люблю. Но с презервативом.
ДИМИКС. Договорились.

Дуня садится, ест мандарин.

ПЕТЯ. Димикс, пойдём покурим!

Вдвоём выходят, хлопнув наружной дверью.

НАТАША. Дунька!
ДУНЯ. Чего тебе?
НАТАША. Как дела?
ДУНЯ. Нормально!
НАТАША. У меня СПИД.

Дуня кашляет, подавившись.

НАТАША. Не вздумай сказать родителям!
ДУНЯ. Как же это, Наташка?
НАТАША. Я с чужим паспортом легла в клинику, чтоб они не узнали…
ДУНЯ. Так ты весь год в больнице лежала?
НАТАША. Да. Неделю – в реанимации. Запустила вирус. С доктором повезло. Он со мной носился, как с родной дочерью, хотя знал, что денег у меня нету. Велел вернуться через полгода.

Дуня закрывает лицо руками и плачет.

НАТАША. Хватит реветь! Всё будет нормально, если родители не узнают.
ДУНЯ. Нет! Ты умрёшь! (Рыдает. Схватив бутылку, прикладывается к ней)
НАТАША. Умру, но не скоро.
ДУНЯ. (рыдая) Скоро!
НАТАША. Иди ты в жопу!
ДУНЯ. Кто тебя заразил?
НАТАША. Не знаю. Наверное, в институте кто-то.
ДУНЯ. (ошеломлённо) Как? В институте? Надо сказать родителям, обязательно! Пусть меня забирают из института! Срочно!
НАТАША. Но ты в другом институте!
ДУНЯ. (вытерев слёзы) Какая разница? Все они одинаковые, институты эти! Сама подумай, Наташка, нормальный парень пойдёт в институт учиться? Одни придурки туда идут, одни мудаки! Их в армию не берут, так они со скуки в институт прутся! А я – талантливый человек! Чего мне там делать? Мне в хореографическое училище надо! Или, по крайней мере, на … как его … на вокальный факультет Гнесинки! Ты хоть знаешь, как я пою? Ты только послушай... (встаёт, качаясь, и начинает петь во всю глотку)
Выйду на улицу – солнца нема!
Девки молодые свели меня с ума!
Раньше гулял я в зелёном саду,
Думал – на улицу век не пойду!

НАТАША. (ударив по столу кулаком) Заткнись, идиотка!
ДУНЯ. (усевшись) Правда, прикольно? Правда?

Прикладывается к бутылке. Входят Петя и Димикс.

ПЕТЯ. Дунька! Ты чего разоралась? Тебя что, резали?
ДУНЯ. Я песню пела!
ПЕТЯ. (взяв её за волосы) Ещё раз ты так запоёшь – я тебе башку откручу, коза!

Наташа, вскочив, с размаху бьёт Петю по уху. Петя, отпустив Дуню, бросается на Наташу.

ДИМИКС. (схватив его) Обалдел? Забыл, где находишься?
ПЕТЯ. (вырвавшись) Мне плевать, где я нахожусь! Эта шлюха кровью сейчас умоется, отвечаю!
НАТАША. Димикс, я тебя жду! (идёт в свою комнату)
ДИМИКС. (Пете) Не забывай, что её папаша – на «ты» с прокурором округа!

Следует за Наташей. Петя садится.

ДУНЯ. (во всю глотку)
Матушка родная, дай воды холодной –
Сердце молодецкое кидает в жар!
ПЕТЯ. (взяв бутылку) Пить будешь?

Дуня молчит. Петя наливает себе и ей. Дуня, взяв стакан, выплескивает его содержимое в лицо Пете.

ПЕТЯ. (утерев лицо рукавом) Дунька, осторожнее! Ты меня облила!
ДУНЯ. (во всю глотку)
Девки гуляют и песни поют,
Доброму молодцу спать не дают!
Ух!

Петя осушает стакан. Дуня, сев за стол, опускает голову и рыдает.

ПЕТЯ. (погладив её) Чего ты ревёшь? Не так уж всё плохо было! Гораздо лучше, чем в прошлый раз. И лучше, чем в позапрошлый. Конечно, ты ещё на пути к совершенству, это бесспорно, но не беда – научишься! У сестры поучись. Скажу тебе по секрету – она не шлюха, а проститутка. Я её как-то раз видел ночью на Ленинградке …
ДУНЯ. (рыдая) Не пей, козлёночком станешь! Козочкой станешь!
ПЕТЯ. Поздно ты спохватилась! Можешь пить дальше.
ДУНЯ. Не пей, Наташка, не пей! Козлёночком станешь! Козочкой станешь! Возьмут тебя за твои красивые рожки, потащат в чащу дремучую, и никто не услышит, кроме дубов могучих, как ты жалобно блеешь - «Мамочка, мамочка!» Выколют тебе глазки, переломают тонкие ножки и будут резать тебя ножами, пить твою кровь, обгладывать твои косточки …
ПЕТЯ. Вот нарезалась, дура!

Раздаётся сигнал мобильного телефона.

ПЕТЯ. (достав его из кармана и прижав к уху) Да! Привет, Светка. Нет, я сейчас поеду на партсобрание. Завтра – митинг. А послезавтра – форум. Я тоже тебя хочу, но служба России – прежде всего! Потерпи до пятницы. Хорошо, позвоню… (убрав телефон, берёт мандарин и чистит его)
ДУНЯ. (гордо утерев слёзы)
Какая тишина повсюду гробовая!
Какая пустота унылая кругом!
Все те, кто жили здесь, судьбу благословляя -
Лежали на камнях и спали вечным сном…
ПЕТЯ. (съедая мандарин) Сама виновата! Я ж тебе говорил: если я не прошу подмахивать – не подмахивай! Что за рефлекторная связь с одной шестой частью суши?

Дуня закрывает лицо руками и сидит неподвижно. Входит Димикс, очень довольный. Неторопливо садится.

ПЕТЯ. (с усмешкой) Быстро!
ДИМИКС. (приложившись к бутылке) От этой суки крышу рвёт начисто!
ПЕТЯ. Шок! Я тоже хочу!
ДИМИКС. Ты чего, дурак? (движением головы указывает на Дуню)
ПЕТЯ. Да не в адеквате она!
ДИМИКС. Потом!

Наташа в джинсах и свитере, с пистолетом в руке стремительно переходит из своей комнаты в третью.

ПЕТЯ. (с ужасом) Ты ей ствол отдал?
ДИМИКС. Его надо было скидывать, ты сам знаешь! Отпечатки я с него стёр.
ПЕТЯ. Она ж тебя сдаст, придурок!
ДИМИКС. Сдать меня можно, а вот принять…

Раздаётся выстрел. Петя и Димикс отчётливо проявляют признаки беспокойства, совершенно не в пример Дуне. Она сидит неподвижно.

ДИМИКС. Ты что там делаешь?
НАТАША. (из третьей комнаты) Достаю кроссовки из сейфа!

Звучит второй выстрел и лязг металла, вскоре после чего Наташа выходит уже в кроссовках.

ДУНЯ. (не отрывая рук от лица) Наташка, ты на Монфокон пошла?
НАТАША. Да, Дунька, на Монфокон.
ДУНЯ. Прощай!
НАТАША. Прощай, Дунька!

Уходит, громыхнув дверью.

Затемнение.



Конец первого действия
 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


Больница. Кабинет Виктора Васильевича. Стол, два стула, диванчик, в углу – гитара. На столе – чашки, стаканы, бумаги и телефон со снятой и лежащей около него трубкой. Входят Виктор Васильевич и Лариса. Первый - в синей врачебной форме и хирургической маске, висящей на одном ухе, вторая - в белом халате, маска болтается точно так же. Сдёрнув её и сунув в карман, Лариса снимает туфли и с громким вздохом ничком бросается на диванчик.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сев за стол и взяв трубку) Да, Сергей Николаевич... Нет, Оксана мне сообщила сразу, что вы на связи, но я уже вам сказал, что из перевязочной к телефону бегать не буду. Принципиально. Серьёзно? А у меня восемьдесят больных, из которых сорок – тяжелые, не считая реанимации! Да, подумал. То же, что и вчера. Хорошо подумал. Нет, я к вам не зайду. Это ваше дело. Отлично. (положив трубку, откидывается на спинку стула и сидит неподвижно)
ЛАРИСА. (сделав упор на локти) Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, Ларисочка?
ЛАРИСА. Кофейку попить не хотите?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Можно.
ЛАРИСА. Я имею в виду, в ординаторской?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Нет, туда не пойду.
ЛАРИСА. Но Виктор Васильевич, так нельзя!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сорвав маску и бросив её на стол) Отстань, ради Бога!
ЛАРИСА. Я понимаю, вам неприятно видеть чужих людей вместо тех, с кем вы отработали половину жизни, но если вы собираетесь продолжать здесь работать, надо знакомиться с подчинёнными. Кстати, Прялкина там!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Прялкина всегда там, где надо.
ЛАРИСА. Виктор Васильевич, вы к ней несправедливы! Если бы не она, я бы не смогла сообщить вам невероятную новость ...
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Неужели сегодня к нам ни одна комиссия не заглянет?
ЛАРИСА. Да! Как вы догадались?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (похлопав по телефону) У него был злой голос.
ЛАРИСА. (уткнувшись носом в диванчик) Странно!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (зевая и протирая глаза) Что странно?
ЛАРИСА. Я не хотела вам говорить до обхода… Ольга Сергеевна написала по собственному желанию.

Виктор Васильевич изумлённо смотрит на собеседницу.

ЛАРИСА. Видимо, она перед этим плюнула ему в рожу. Вот он и бесится!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Погоди, погоди! Здесь что-то не так. У нас с ней был уговор: если припирают к стенке без вариантов, сразу звоним - она мне, я - ей! Она не звонила и не писала!
ЛАРИСА. Виктор Васильевич! Наши девочки ей сказали, что у вас ночью сильно болело сердце, и она не решилась вам позвонить перед перевязками. Извините её за это. Она обязательно, непременно заглянет к вам вечерком.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты с ней говорила?
ЛАРИСА. Да, я с ней встретилась, когда шла с конференции.

Виктор Васильевич тяжело вздыхает.

ЛАРИСА. Урологии больше нет, и без Алексея Дмитриевича с его ассистентами она долго будет лежать в развалинах. Эндокринологии больше нет - там ведь удержалась одна Тамара Михайловна, а она немногого стоит. Кардиологии, терапии, нейрохирургии, офтальмологии больше нет! Эти отделения были лучшими в городе! Тех, кто сделал их лучшими, просто выставили за дверь. А теперь не стало приёмного отделения!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да. Не стало.
ЛАРИСА. Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Что?
ЛАРИСА. Поймите же наконец, упрямый вы человек, что ваша больница – это не стены и не столы, на которых вы за двадцать пять лет спасли десять тысяч жизней, не этот старый диванчик, знающий то, что вашей жене знать необязательно, а больница – люди, которых отсюда выжили, заменив какими-то идиотами!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я не знаю, когда я это пойму. Надеюсь, что никогда, потому что те, кого сюда привозят на «Скорых» - представь себе, тоже люди! (Достаёт из стола бутылку коньяка, свинчивает пробку. Пододвигает к себе стакан, наливает)
ЛАРИСА. (сев) Вам не дадут здесь работать, как вы не понимаете!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. А тебе?
ЛАРИСА. И мне не дадут. Прялкина подслушала разговор один, из которого стало ясно, что моё место стоит двадцать пять тысяч долларов!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (осушив стакан) Твоё место? Какое именно?
ЛАРИСА. Разумеется, должность! Если бы моя задница столько стоила, я бы здесь не торчала!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Бросила бы меня?
ЛАРИСА. А почему нет? У вас есть жена!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, что есть то есть.
ЛАРИСА. У вас есть любимое дело, которое не дает вам скучать... А также заняться защитой докторской диссертации и возглавить частную клинику, если не институт!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Любимое дело? И что же это такое?
ЛАРИСА. Драка за прошлогодний снег!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я не разделяю твою иронию. Прошлогодний снег – прекрасная вещь.
ЛАРИСА. Отличная!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (помолчав) Значит, хочешь стать ассистенткой профессора Гамаюнова?
ЛАРИСА. Да куда уж мне! Своей ассистенткой вы назначите мадам Прялкину. Её попа, в отличии от моей, пожалуй что стоит двадцать пять тысяч долларов!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Под штанами. Голая – пятьдесят!
ЛАРИСА. Ну вот и отлично! Надеюсь, что в частной клинике она будет хоть иногда её отрывать от кресла. А кстати, знаете, что сейчас в ординаторской происходит? Новая терапевтиха пьёт с ней «Шато-Лафит» и жрёт круассанчики! Как вам эта картиночка? Я не спорю, Прялкина – человек талантливый, но мне кажется, что она не сможет долго метаться между нами и ими!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Прялкина пьёт вино? Это интересно! Лариса, надо проверить, точно ли в процедурном спирт не закончился?

Дверь неожиданно открывается. Входит Прялкина в хирургической униформе и элегантных ботинках. Штаны на ней хорошо приспущены. Видны трусики, спущенные чуть-чуть. В руке она держит стопку листов бумаги.

ЛАРИСА. Прялкина! Это кабинет заведующего отделением!
ПРЯЛКИНА. Да, на двери написано.
ЛАРИСА. Надо бы на ней ещё написать: «С голой жопой вход воспрещён!» Подтяни штаны!
ПРЯЛКИНА. Если я штаны подтяну, все начнут смотреть на мой покрасневший глаз! Я не виновата, что у меня пошла аллергия на шведский лак для ногтей! (кладёт бумаги на стол) Эпикризы. Виктор Васильевич! Коньячок надо спрятать, стаканчик ополоснуть как следует. Главный к вам направляется.

Неспеша уходит, виляя задом. Виктор Васильевич убирает бутылку в стол, подсаживается к Ларисе и обнимает её.

ЛАРИСА. (вяло обороняясь) Ах, отвяжитесь! Вас возбудила Прялкина!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Никакая не Прялкина! Я тебя представил с её лицом, руками, ногами, туловищем и жопой.
ЛАРИСА. Спасибо, что хоть мозги мои мне оставили! Тем не менее, это свинство! Вы – как Агафья Тихоновна у Гоголя: если к этому приделать бы что-нибудь от того, к тому – от другого, а к другому – от этого… А в итоге – никакой свадьбы!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Самый лучший итог!

Опрокидывает Ларису и задирает ей ноги.

ЛАРИСА. (активно обороняясь) Вы что, совсем обалдели? Сейчас сюда войдёт главный!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ничего страшного, он уже совершеннолетний! (стаскивает с Ларисы колготки)
ЛАРИСА. А вы с женой разведётесь?

С улицы доносится двойной выстрел. Лариса и Виктор Васильевич замирают.

ЛАРИСА. Что это было?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кто-то два раза молотком стукнул ...
ЛАРИСА. Нет, это были выстрелы! Здесь? Откуда? (быстро встаёт, подтягивает колготки)
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Не обращай внимания! (подхватывает Ларису на руки, тащит её к столу, кладёт поперёк него)
ЛАРИСА. Так вы с женой разведётесь?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Мы с тобой каждый раз обсуждаем этот вопрос!
ЛАРИСА. Ну и почему же он не решается?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Потому что он не мешается!

Стягивает с Ларисы колготки. Отбросив их, берётся за трусики. Раздаётся грохот двери. В кабинет влетает взмыленная Наташа, держа в руке пистолет. Застыв позади отца, очумело смотрит на замершую Ларису. Тяжело дышит.

ЛАРИСА. Ах!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (повернувшись) Наташка? Какого чёрта ты здесь? Объясни пожалуйста!

Наташа, не отвечая, икает.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Пистолет игрушечный, я надеюсь?
НАТАША. (дрожащим голосом) Папа, я застрелила его!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кого?
НАТАША. Главврача!

Лариса издаёт стон.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (подойдя к Наташе) Ты шутишь?
НАТАША. (замотав головой и всхлипнув) Кровь изо рта! Целое ведро крови! Откуда столько? Папа, он отморозок! У него глаза – рыбьи! Он …
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Где ты взяла оружие?
НАТАША. Не скажу!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. А ну, дай сюда!
НАТАША. Нет! Не дам! (делает два шага назад) Пожалуйста, папа! Не забирай его у меня!

Плачет. Лариса, соскочив на пол, натягивает колготки и надевает туфли.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Хорошо. Скажи, где это случилось?
НАТАША. Перед служебным входом!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. В наш корпус?
НАТАША. (кивнув и размазав по щекам слёзы) Он шёл из административного корпуса … Я его догнала, точнее – обогнала и сказала: «Стой! Я – дочь Виктора Гамаюнова!»

Лариса издаёт стон.

НАТАША. Иначе я не смогла бы выстрелить! Я должна была убедиться, что он тебя ненавидит, что он реально может нанять убийцу! Когда я это сказала – ну, что я твоя дочь, он так на меня взглянул! Как вампир! Я вынула пистолет и …
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кто-нибудь это видел?
НАТАША. Никто, наверное…
ЛАРИСА. Ну конечно! Место открытое, посещения начались, с трёх сторон - три корпуса! Человек пятьсот это видели! Эх, Наташка…
ПРЯЛКИНА. (из коридора) Виктор Васильевич! Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Под стол, быстро!

Наташа прячется.

ПРЯЛКИНА. (влетая) Виктор Васильевич, к телефону!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Пускай звонят в кабинет!
ПРЯЛКИНА. Но это Михаил Дмитриевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я такого не знаю.
ПРЯЛКИНА. Новый зам главного по хирургии!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Этого чёрта мне ещё не хватало… (Выходит)
ЛАРИСА. Что там стряслось?
ПРЯЛКИНА. В главного стреляли!
ЛАРИСА. Да ладно! Кому он нужен?
ПРЯЛКИНА. Девка стреляла! Девчонка в джинсах и свитере! Возле нашего корпуса, представляешь? С той стороны! Влепила ему две пули в живот и вбежала в корпус!
ЛАРИСА. Какой кошмар! Но она, наверное, уже вышла через парадный вход!
ПРЯЛКИНА. Может быть… Зам главного хочет, чтоб оперировал Гамаюнов! Ты представляешь?
ЛАРИСА. Так главный жив?
ПРЯЛКИНА. Да, кажется, пули были свинцовые, не серебряные!
ЛАРИСА. Но это какой-то триллер!
ПРЯЛКИНА. Это театр абсурда! В администрации сидят два профессора хирургии, засунутые туда сама знаешь кем! Но некому, кроме шефа, вытаскивать эту мразь, которая не давала ему работать и превратила больницу в хоспис!

Уходит. Наташа вылезает из-под стола.

ЛАРИСА. Ох и наломала ты дров, Наташка!

Входит Виктор Васильевич с не прикуренной сигаретой во рту.

НАТАША. Папочка…
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сунув сигарету в карман) Я иду его оперировать. Если выживет – ты получишь года четыре. Если не выживет – десять лет. Молись, чтоб рука не дрогнула!
НАТАША. Папа! Если он выживет – я умру!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Заткни свою глотку, дрянь! (поворачивается)
НАТАША. (схватив его за руку) Папа! У меня СПИД!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Заткнись, я сказал!
НАТАША. Клянусь тебе, это правда! Богом клянусь! Я весь год в больнице лежала! Через полгода опять ложиться, иначе – смерть! Папа, если ты его вытащишь, он меня назовёт! А в тюрьме не лечат…
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (отстранив Наташу) Лариса…
ЛАРИСА. Что?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Мне надо идти. Анестезиологи ждут! (медленно уходит)
ЛАРИСА. Ну, ты действительно дрянь! Раздевайся, быстро!
НАТАША. Зачем?
ЛАРИСА. Затем, что если сюда припрётся полиция, ты – моя пациентка и я смотрю тебя, ясно?

Наташа кладёт пистолет под стол, поспешно снимает кроссовки, джинсы, носки и свитер. Лариса уносит их. Возвращается через полминуты.

НАТАША. (сев на диванчик) Я похудела, да?
ЛАРИСА. Похудела. Жаль, что не сдохла!
НАТАША. Лариска, тебе потом будет стыдно!
ЛАРИСА. Скажи, ты правда не понимаешь, что ты с ним сделала?
НАТАША. Что я сделала?
ЛАРИСА. Ты не знаешь, что он давал клятву Гиппократа? Не знаешь, гадина?
НАТАША. (встав) А ты знаешь, что он давал клятву верности моей маме? Или не знаешь, сука?
ЛАРИСА. Наташенька! Если ты взялась убить человека, то делай это достойно! Зачем других пачкать кровью? Одна расплачивайся, понятно?
НАТАША. Уговорила!

Бросается к пистолету. Лариса, опередив её, успевает его схватить. Оттолкнув Наташу, стремительно забегает за стол. Кладёт пистолет в карман.

НАТАША. Отдай!
ЛАРИСА. Догони!

Завязывается погоня вокруг стола.

ЛАРИСА. Прялкина! Прялкина!

Делают кругов пять.

ПРЯЛКИНА. (влетев) Чего надо?

Лариса и Наташа останавливаются.

ПРЯЛКИНА. Наташка? Что ты тут делаешь в таком виде? Здесь, вообще, не пляж!
НАТАША. Охочусь на крыс!
ЛАРИСА. Понимаешь, Виктор Васильевич попросил меня её осмотреть. Его-то она стесняется! Я нащупала слабую болевую точку на поджелудочной, и такое тут началось! Эта идиотка подняла крик, что я причиняю ей боль нарочно, чтоб затащить её на операционный стол и прикончить, так как она мешает мне выйти замуж за её папу!
ПРЯЛКИНА. Четыре кубика хватит?
ЛАРИСА. Набери шесть.
ПРЯЛКИНА. А она не забредит?
Лариса. А чем она сейчас, по-твоему, занимается? Блещет разумом как Эйнштейн?

Прялкина выходит.

НАТАША. Лариска, зачем ты сделала из меня идиотку?
ЛАРИСА. А что я должна была ей ответить? Что ты пытаешься отобрать у меня пистолет, из которого выпустила две пули в её начальника?
НАТАША. Ты ей не доверяешь?
ЛАРИСА. У неё сложная ситуация! Она спелась со всеми питерскими! Ей нужно здесь удержаться, любой ценой!
НАТАША. Понимаю. И её и тебя. Не бойся – цена, о которой ты говоришь, не будет высокой! Ни о каком предательстве речи нет. Молчание – золото, даже если оно является подлостью. Весь Париж знал о том, что за королём Генрихом Четвёртым ходит убийца с кинжалом, безумец и изувер Равальяк! Это обсуждали и в Лувре, и в кабаках, и в церквях, и в прачечных, и на рынках, и на балах. Ничего об этом не слышал только один человек. Ты знаешь, кто это был? Сам Генрих Четвёртый - лучший король в истории Франции, да, пожалуй, и всей Европы!
ЛАРИСА. Наташенька, не смотри на меня такими глазами! Я знать не знаю, кто такой Равальяк!
НАТАША. Но ты не могла не знать, что к вам идёт главный, когда позволила распластать себя на столе, как подлая шлюха Мария Медичи! Не могла не знать!
ЛАРИСА. Он сам знал об этом!
НАТАША. Подлая ложь! Вы все здесь убийцы! Вам нужна кровь благородного человека, как лекарство от скуки? Так я самих вас всех сегодня отправлю на Монфокон!

Запрыгивает на стол, с него – на Ларису. Хватает её за горло.

ЛАРИСА. (вырвавшись) Караул! Прялкина, на помощь! Она меня задушить пытается!

Бежит к двери. Наташа её преследует. Входит Прялкина с шприцем. Схватив Наташу за руку выше локтя, подтаскивает её к диванчику.

НАТАША. (пытаясь вырваться) Пусти, сволочь! Предательница! Скотина!
ПРЯЛКИНА. (швырнув её на диванчик) Быстро ложись на живот и спускай трусы!
НАТАША. Что ты собираешься мне вколоть? Мышьяк?
ПРЯЛКИНА. Цианистый калий! Но если ты соизволишь утихомириться - димедрол.
НАТАША. Зачем?
ПРЯЛКИНА. Затем, чтобы ты не орала на всю больницу! Часика два поспишь и пойдёшь домой.
НАТАША. Нет!

Возобновляет сопротивление и орёт. Лариса, приблизившись, помогает Прялкиной уложить Наташу ничком и сделать укол.

НАТАША. Какая подлость! Две на одну, да ещё и сзади! (садится)
ПРЯЛКИНА. (положив шприц на стол, взяв руку Наташи) С венами что? На героин села, дура?
НАТАША. (выдернув руку) Сама ты дрянь бестолковая! Ни на что я не села! Это от капельниц!
ПРЯЛКИНА. Где лежала?
НАТАША. В инфекционной!
ПРЯЛКИНА. Что тебе впрыскивали?
НАТАША. (встав и изобразив неприличный жест) А вот это в тебя давно не вставляли, тварь?

Прялкина даёт ей по морде.

НАТАША. (сев) Ты что делаешь? Я тебе сейчас башку оторву!
ПРЯЛКИНА. Что капали?
НАТАША. Иммуностимуляторы!
ПРЯЛКИНА. Отец знает?
ЛАРИСА. Да, только что узнал.
ПРЯЛКИНА. (придвинув к диванчику стул и сев) На спину ложись!
НАТАША. Это ещё зачем? Ты что раскомандовалась? Я папе всё расскажу!
ПРЯЛКИНА. Лариса, где клизма?

Наташа быстро ложится.

ПРЯЛКИНА. (начав прощупывать ей живот) Нет, панкреатит рядом не стоял. Тут проблемы с печенью. Очаг боли на селезенке … вот здесь двенадцатиперстная мне не нравится, надо будет сделать УЗИ. Паховая грыжа! И слабоумие в лёгкой форме. (откидывается на спинку стула)
НАТАША. Как слабоумие?
ПРЯЛКИНА. А чего ты так удивляешься? Слабоумие – абсолютно на своём месте. Папа-алкаш, мама-разгильдяйка, бегавшая с детьми на руках молоко с конфорки снимать, извилистый коридорчик! Всё объяснимо и всё логично.
НАТАША. Так это ведь Дунькиной башкой дверь пробили!
ПРЯЛКИНА. А твоей - стену? Скажи мне, кем надо быть, чтоб изрешетить человека на глазах всей больницы и побежать не к метро через главную проходную, пока охрана не поднята по тревоге, а прямо в корпус, к папе с двумя инфарктами?
НАТАША. Хорошо! Считай меня дурой! Да, я действительно испугалась крови и растерялась! Считай меня кем угодно! Но это был Монфокон!
ПРЯЛКИНА. Ты отцу Монфокон устроила, сволочь! Где пистолет?
ЛАРИСА. Он у меня.
ПРЯЛКИНА. Протри его влажной тряпкой и вышвырни из окна туалета. Там под окном кустов и деревьев целая чаща, но всё равно смотри, чтоб никто тебя не увидел!

Лариса выходит.

НАТАША. Спасибо, Прялкина!
ПРЯЛКИНА. Да пошла ты! (Рассерженно пересаживается за стол, и, проинспектировав ящики, обнаруживает бутылку. Открутив пробку, прикладывается к горлышку. Утирает рукавом рот)
НАТАША. Что там, снаружи?
ПРЯЛКИНА. Менты снаружи! Всех женщин на проходных шмонают и подвергают допросу. Тебя бы там раскололи мигом.
НАТАША. И здесь расколют!
ПРЯЛКИНА. Здесь мы с Лариской отбрешемся.
НАТАША. Точно?
ПРЯЛКИНА. Точно. Они, насколько я понимаю, почти уверены, что ты выскочила сквозь корпус и проходную. Поэтому если и пробегутся по этажам - то так, лишь бы как!
НАТАША. (зевнув) Конкретно в сон клонит.
ПРЯЛКИНА. Неудивительно! Я шесть ампул тебе вкатила. (прикладывается к бутылке)
НАТАША. Прялкина, ты хороший врач?
ПРЯЛКИНА. Диагност – хороший, хирург – посредственный.
НАТАША. А Лариска?
ПРЯЛКИНА. Наоборот.
НАТАША. А папа?
ПРЯЛКИНА. No comments.
НАТАША. Why?
ПРЯЛКИНА. Потому что он мой начальник.
НАТАША. Ты с ним не спишь?
ПРЯЛКИНА. Нет, не сплю.
НАТАША. Почему не спишь?
ПРЯЛКИНА. Беспонтово. Зачем мне старый мужик, да ещё женатый? Лариска рассчитывает на то, что он перейдёт работать в крутую клинику и её прихватит, а я ...
НАТАША. А ты?
ПРЯЛКИНА. Я в частную клинику не хочу. Характер у меня не для частной клиники.
НАТАША. А у папы?
ПРЯЛКИНА. Твоему папе вообще ничего не нужно, кроме баяна с гитарой, водки, друзей и девок! Лариска это просто не догоняет.
НАТАША. А вдруг она его любит?
ПРЯЛКИНА. Наташка, ты иногда говоришь разумные вещи – Монфокон, Франция, короли, отравленные кинжалы, пытки, а иногда такую чушь изрыгнёшь, что хоть стой хоть падай!
НАТАША. Скажи мне, Прялкина, почему ты не замужем с такой внешностью?
ПРЯЛКИНА. Потому что я – диагност от Бога. На человека смотрю – и мысленно ставлю ему диагноз до сердцевины костей! А мужа ещё и трогать придётся, притом не только руками. Да у меня на вторую ночь мозги раком встанут!
НАТАША. А почему у тебя квартиры до сих пор нет?
ПРЯЛКИНА. Что значит – до сих пор? Мне тридцать лет только!
НАТАША. То есть, квартира у тебя будет?
ПРЯЛКИНА. Слушай, меня задолбали твои вопросы!
НАТАША. Я хочу знать!
ПРЯЛКИНА. Откуда она возьмётся? Из твоей задницы? Я – хирург, а не косметолог!
НАТАША. А хочешь, я поставлю тебе диагноз?
ПРЯЛКИНА. Мечтаю.
НАТАША. Ты – это я!
ПРЯЛКИНА. Это не диагноз, а приговор!
НАТАША. Ты рада?
ПРЯЛКИНА. Мне фиолетово.
НАТАША. Ну и дура! Как ты не понимаешь – не ползти раком, а идти с гордо поднятой головой сегодня возможно лишь по одной дороге! Это дорога на Монфокон. Знаешь, почему? Потому что встать на сторону обречённого можно лишь во весь рост, и никак иначе!
ПРЯЛКИНА. Ты, я смотрю, ещё не намонфоконилась?
НАТАША. Ещё нет. А скажи мне, Прялкина, неужели папа ни разу не ущипнул тебя за твою шикарную задницу?
ПРЯЛКИНА. Твою мать! Я после дежурства! У меня ночью было три операции! (вскакивает)
НАТАША. (сев) Ты куда?
ПРЯЛКИНА. В процедурный, за Монфоконом… Тьфу ты, за димедролом! (бежит к двери)
НАТАША. Не надо, я уже сплю!

Ложится. Прялкина возвращается. Сев за стол, прикладывается к бутылке и протирает глаза.

ЛАРИСА. (вернувшись) Сделано! (плюхается на стул)
ПРЯЛКИНА. (посмотрев на Наташу, уснувшую) Они спросят, где ее шмотки.
ЛАРИСА. Я их в отходы засунула!
ПРЯЛКИНА. Ты им так же ответишь?
ЛАРИСА. Давай твои повесим на стул!
ПРЯЛКИНА. Моя юбка ей не по росту. Это будет заметно. Она и мне-то почти до щиколоток! А я на целую голову её выше.
ЛАРИСА. А у меня такие же джинсы, как у неё! И свитер похож. Что толку?
ПРЯЛКИНА. (взяв бутылку) Ты будешь?
ЛАРИСА. Я на работе!
ПРЯЛКИНА. Работница, твою мать… (прикладывается к бутылке) Кстати, я забыла сообщить тебе новость. Ему сегодня звонили насчёт тебя.
ЛАРИСА. Насчёт меня? Главному звонили? Да кто, кто, кто?
ПРЯЛКИНА. Тот самый чиновник, который был у нас на банкете в июне. Помнишь? Он чуть не кончил, когда ты за столом пела!
ЛАРИСА. Точнее будет сказать – когда ты плясала под моё пение! Так зачем он звонил?
ПРЯЛКИНА. Для того, чтоб это узнать, мне пришлось секретарше задницу вылизать, а ты хочешь взять информацию просто так? Впрочем, если честно, в ней нет особенной ценности… Он звонил сказать главному, что поможет одной хорошей певице занять уютненький кабинет с дорогим компьютером в Департаменте Мосгорздрава, чтобы один очень плохой врач, к которому депутаты и прокуроры просятся на приём, морально сломался и написал по собственному желанию.

Звонит телефон.

ПРЯЛКИНА. (взяв трубку) Первая хирургия. Да, это кабинет заведующего. Нет, он на операции. В ординаторскую звоните.

Бросает трубку. Лариса закрывает лицо руками и плачет.

ПРЯЛКИНА. Если ты сейчас же не прекратишь это идиотское наводнение, ей - кранты! Она пойдёт за решётку и там загнется к чертям. Ты этого хочешь?
ЛАРИСА. (вытерев слёзы) Она ему себя назвала! Перед тем как выстрелить, назвала себя! Представляешь?
ПРЯЛКИНА. Шеф это знает?
ЛАРИСА. Знает! (берёт бутылку, делает два глотка и ставит её обратно на стол)
ПРЯЛКИНА. Рано паниковать! Там, если не ошибаюсь, и дивертикул навылет, и левая почка в клочья, и от подвздошной кишки хер чего осталось. Кроме того, довольно большая кровопотеря. Почти тотальная. Ассистирует Вероника. Ну, эта, новенькая! Её Виктору Васильевичу навязали вместо тебя. А у неё руки растут из очень красивой жопы! Так что, я думаю, всё нормально! Виктор Васильевич - не волшебник.
ЛАРИСА. Ему придётся им стать! Точнее, уже пришлось.
ПРЯЛКИНА. Да ради чего? Я не понимаю! Чтобы спасти упыря и умертвить дочку?
ЛАРИСА. Да. Умереть под забором имеет право лишь тот, у кого кристальная репутация!
ПРЯЛКИНА. Ты его сумасшедшим, что ли, считаешь?
ЛАРИСА. А кем ты считаешь Бога?
ПРЯЛКИНА. Бог отдал сына за всех людей!
ЛАРИСА. Да, да! Включая того, кого она хотела убить! И знаешь, если бы Бог не пожертвовал своим сыном ради него одного … или ради тебя одной, например, или ради кого бы то ни было одного - он не был бы Богом!
ПРЯЛКИНА. Очень возможно. Только при чём здесь Виктор Васильевич? Он не то что на Бога, на человека не всегда тянет!
ЛАРИСА. Но на врача он тянет всегда, при всех своих недостатках! Он – врач до мозга костей. Не знаю как ты, а я почти понимаю, что это значит!
ПРЯЛКИНА. (хорошо хлебнув из бутылки) Ах, Боже мой, какая принципиальность! Где бы мне взять такую, чтоб тоже чувствовать крылышки за спиной, как бы жизнь не била? С ума сойти! Двадцатидвухлетняя девка у нас истекает кровью при удалении селезёнки – мы продолжаем водить за собой студентов и составлять резюме в НИИ хирургии! Нас трахают на столе – мы не упускаем случая толкнуть речь про Бога и наорать на двух медсестёр за длинные ногти и чересчур короткий халатик! Институт мы заканчивали с отсосами, но в отличии от тупицы Прялкиной, у которой списывали зачёты, железно помним пафосный бред о врачебном долге! (опустив голову, закрывает лицо руками)
ЛАРИСА. Прялкина!
ПРЯЛКИНА. (всхлипнув) Что?
ЛАРИСА. Ты не плачешь?
ПРЯЛКИНА. Нет! (всхлипывает)
ЛАРИСА. Позволю себе заметить, что ты ведешь себя безобразно! При чём здесь принципиальность? Я просто думаю, что от каждого человека, даже если он врач, вреда гораздо меньше, чем пользы. Ты не согласна?
ПРЯЛКИНА. (вытерев слёзы пальцами) Если я соглашусь с этим бредом, то брошу пить! А если я брошу пить, то начну на людей бросаться… или, что еще хуже, писать стихи! Гамаюнов пьёт потому, что ему надоедает быть человеком. Я его понимаю, но у меня – другая причина. Я опасаюсь быть человеком… Точнее – личностью, потому что вот чем это кончается! (указывает на Наташу)
ЛАРИСА. Иногда случается так, что правильные поступки приводят к правильным результатам.
ПРЯЛКИНА. Так вот это как раз и есть абсолютно правильный результат правильных поступков!
ЛАРИСА. Да! Эта девочка – молодец. Её смерть - поступок, так как у неё есть квартира, деньги и папа с мамой! У меня тоже есть всё, что нужно для счастья. А у тебя, моя дорогая, ни черта нету кроме диплома и шмоток, которые в небольшую сумку поместятся! И поэтому для тебя поступок – не смерть, а жизнь!
ПРЯЛКИНА. (приложившись к бутылке) Ларисочка!
ЛАРИСА. Что?
ПРЯЛКИНА. Если ты в данную минуту физически не способна заткнуться - спой что-нибудь, пожалуйста!

У Ларисы лицо становится грустным и недовольным. Не поднимаясь со стула, она берёт из угла гитару, подстраивает её и сначала тихо, затем всё громче, надрывнее исполняет тягостную цыганскую песню. Прялкина вскакивает, снимает косоворотку, пытается танцевать, но её штормит. Занервничав и заплакав, она садится на стол. Слёзы из неё текут в три ручья, и она пытается утирать их косовороткой. Лариса, не обращая внимания на неё, продолжает петь под перебор струн и жалобные рыдания. Входит Виктор Васильевич. Поглядев на коллег, он подходит к дочери и берёт её руку. Плач, игра на гитаре и пение прекращаются. Прялкина окончательно вытирает слёзы и надевает косоворотку.

ЛАРИСА. (ставя гитару) Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (щупая пульс Наташи, которая продолжает спать) Да, Ларисочка?
ЛАРИСА. Как прошла операция?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Операция? Да ты знаешь, в целом неплохо прошла эта операция…(опускает руку Наташи, глядит на Прялкину) Прялкина, не бесись!

Уходит. Прялкина и Лариса с недоумением переглядываются.

ЛАРИСА. Что это было?
ПРЯЛКИНА. Виктор Васильевич вроде как…

С грохотом двери входит Дуня. Лариса молниеносным движением придвигает к себе стоящую на столе бутылку.

ДУНЯ. (остановившись) Привет! Где папа? Ой, а что здесь Наташка делает без штанов? Напилась? Понятно. Вот пьянь! Я ведь говорила, что нечего покупать ей джинсы за три с половиной тысячи, всё равно потеряет! Лучше бы мне купили кроссовки за шесть четыреста. Слава богу, что хоть ремень мне мама купила за полтора косаря! Почему в больнице столько ментов? Паспорт мой проверили, сфоткали, а меня саму обшмонали даже. Короче, шухер какой-то! Прялкина, ты чего сидишь на столе? Ты убеждена, что его для твоей бестолковой задницы сделали? Папа где?
ЛАРИСА. Тебе, наверное, лучше знать! Ты вошла через две секунды после того, как он вышел.
ДУНЯ. (фыркнув) Никто отсюда не выходил! Ты что, нажралась? Я по коридору шла две минуты, он был пустой как твоя башка!

Лариса, ещё раз переглянувшись с Прялкиной, поднимается и выходит. Прялкина начинает болтать ногами, глядя на Дуню очень внимательно.

ДУНЯ. (фыркнув) Обиделась! Блин, я в шоке! А что это за коньяк?
ПРЯЛКИНА. Коньяк Монфокон.
ДУНЯ. Хороший?
ПРЯЛКИНА. Плохой.
ДУНЯ. А ну, дай понюхать!
ПРЯЛКИНА. Клей «Момент» нюхай.
ДУНЯ. (фыркнув) Жалко – так и скажи!
ПРЯЛКИНА. Я так и сказала.
ДУНЯ. (фыркнув) Ой, не могу! Держите меня! Бедная, несчастная! Поглядите на неё только! Жалко ей коньяку! Вот сейчас пойду и папе пожалуюсь! Кто тебе разрешил на столе сидеть?
ПРЯЛКИНА. А кто тебе разрешил на полу стоять?
ДУНЯ. (фыркнув) Ой, не могу! Совсем упилась? Что у вас за праздник тут, на рабочем месте?
ПРЯЛКИНА. Поминки.
ДУНЯ. Кто сдох?
ПРЯЛКИНА. Твой папа.
ДУНЯ. (фыркнув) Тяжелый случай! Ну и больница! Пьют, как уроды! Эту кикимору напоили! Ей пить нельзя, она дура! Где папа, спрашиваю? Мне срочно деньги нужны!
ПРЯЛКИНА. На что?
ДУНЯ. (фыркнув) Тебе-то какое дело? Ладно, скажу! Я вступаю в партию.
ПРЯЛКИНА. С какой целью?
ДУНЯ. С целью давать отпор. Врагам Родины. И внутри, и снаружи. Враги-то они повсюду! Никакой жизни от них не стало! Вот я и буду бороться с ними.
ПРЯЛКИНА. А зачем деньги?
ДУНЯ. (фыркнув) На вступительный взнос, тупица! Кто тебе даст бесплатно врагов душить? Впрочем, это не главное. То есть - главное, но – не главное.
ПРЯЛКИНА. А что главное?
ДУНЯ. То, что я поступаю в Российскую Академию Космонавтики! Обучение платное. За полгода – пятьдесят тысяч. Учиться – полтора года. Долго, конечно, но что поделаешь? Подготовка нужна серьёзная, так как сразу после получения диплома меня отправят на МКС, помощником капитана.
ПРЯЛКИНА. А капитаном ты когда станешь?
ДУНЯ. (фыркнув) Ну ты и шустрая! Капитаном! Это дело серьёзное, не людей ножами кромсать! Чтоб тебя назначили капитаном, надо полетать годик, а то и два! А как ты хотела? В любом ответственном деле тебя должны оценить - ну, как ты себя в опасностях проявляешь и всё такое.
ПРЯЛКИНА. Танцами, значит, ты больше не собираешься заниматься?
ДУНЯ. (фыркнув) Здрасьте! Что значит – не собираюсь? Я поступаю на танцевальный факультет Российской Космической Академии. Сокращенно – ТФРКА! (хватает бутылку)
ПРЯЛКИНА. (отобрав её и опять поставив на стол) Ты не бредишь?
ДУНЯ. (фыркнув) Сама ты бредишь! В моём удостоверении так и будет написано – танцевальная сука!
ПРЯЛКИНА. Сука?
ДУНЯ. Ну да! Служба управления контрольными аппаратами. Танцевальная служба! Что непонятного!
ПРЯЛКИНА. Да почему танцевальная, твою мать? На хер там танцоры нужны?
ДУНЯ. Не надо орать! Я не виновата, что ты – тупица. Ты не смогла догадаться, что я скрываю важный секрет, который сейчас раскрою! Меня не на МКС отправят, а на Луну!
ПРЯЛКИНА. Если на Луну – тогда мы с Лариской, пожалуй, скинемся! Сколько надо?
ДУНЯ. Ведь я же тебе русским языком объяснила – пятьдесят тысяч! Думаешь, папа на это дело не даст?
ПРЯЛКИНА. Уверена. Ну так что с луной-то?
ДУНЯ. То, что как раз через полтора года начнётся её культурное освоение. Корабли уже подготовлены, а программа готовится. Дураку понятно, что для этого дела потребуются прежде всего танцоры, так как лунные жители языками земных народностей не владеют и потому не поймут ни стихов, ни песен, ни анекдотов! А вот смотреть на танцы и принимать в них участие они смогут! Поэтому на луну полетят космические танцоры. А чтоб они не бездельничали во время полёта, из них сформируют службу управление контрольными аппаратами. Сокращённо - сука. Вот и вся тайна.
ПРЯЛКИНА. Ты уже прошла медкомиссию?
ДУНЯ. Ещё нет. Но на днях пройду. Какая проблема для меня пройти медкомиссию? Там врачи все простые - хирург, глазник, психиатр, нарколог… (шустро хватает бутылку)
ПРЯЛКИНА. (отобрав её) Слушай, Дунька! Я только сейчас заметила - тебе мать купила новый ремень? Просто офигенный! Давай махнёмся: ты мне ремень, я тебе - коньяк. Тогда и узнаешь про Монфокон до фига!

Дуня, фыркнув, быстро снимает брючный ремень, бросает его на стол. Штаны с неё падают. Не придав этому значения, она тянется за бутылкой.

ПРЯЛКИНА. (отодвинув бутылку, схватив ремень и соскочив на пол) Проблему я тебе, сволочь, организую. Хрен ты пройдёшь медкомиссию! Да оно тебе и не надо будет – ты у меня сейчас до луны допрыгнешь.

Хватает Дуню за шиворот, прижимает лицом к столу, и, крепко держа, хлопает ремнём по задранной попе, едва прикрытой трусами.

ДУНЯ. (пытаясь вырваться) Караул! На помощь! Полиция! Папа! Мама! Наташка! Ой, мамочки! Убивают!
ПРЯЛКИНА. (хлопая) Не волнуйся! Я не убийца, я врач. Понятно? Врач–диагност. Поэтому зря ты мне про Луну рассказывала, я вижу, что ты - нормальная!
ДУНЯ. (истошным голосом) Нет! Я дура!
ПРЯЛКИНА. (лупя) Вот я тебе и вложу ума через задницу!
ДУНЯ. Я беременна!
ПРЯЛКИНА. Опять врёшь! Зачем? Я же тебе объяснила, кто я! Будешь врать? Будешь?
ДУНЯ. Никогда в жизни больше не буду!
ПРЯЛКИНА. А водку жрать?
ДУНЯ. Никогда, клянусь! Ни коньяк, ни вино, ни водку ни пиво! Пожалуйста, Прялкина, отпусти меня! Я хорошая! Ой, как больно!

Входит Лариса. Прялкина, дав ещё десяток шлепков, отпускает Дуню, и та в слезах убегает из кабинета, быстро натягивая штаны.

ЛАРИСА. Она зря вышла. Его везут.
ПРЯЛКИНА. (бросив ремень на стол) Как это произошло?
ЛАРИСА. Он вышел на лестницу, покурить. Анестезиолог и Вероника вышли за ним буквально через минуту. Анестезиолог сделала массаж сердца, но … третий есть третий.
ДУНЯ. (из коридора, страшным голосом) Папочка!

Затемнение

КОНЕЦ

Авторские права нотариально заверены.