… Одна из самых сочных, ярких, ощутимых тем. Боль…
… До своей травмы она по сути и не знала, что такое боль. Потому что любая физическая боль, которую ей доводилось испытывать ДО, была просто болью. Просто дискомфортом. Просто тем, что можно обезболить или перетерпеть. Поэтому ей казалось, что боль – это ее естественная часть. Что это не страшно, терпимо и даже иногда возвышает. Такие мысли были в корне неверными, но они развратили ее, слишком успокоили ее, сделали ее поступки слишком легковесными. А боль… Боль это исправила жестко, резко, быстро.
… Одно изящное падение – и – четыре перелома в ноге, куча отломков и операция. Она сразу поняла, что с ней произошло что-то, чего она еще не знала. Чего еще не было в ее опыте, в ее теле, в ее голове. Тело перестало ее слушаться. Она хотела встать – и не смогла сдвинуться и на малую толику. Сначала просто не смогла, а вскоре уже не смогла даже и думать о том, чтобы сдвинуться на малую толику. Для того чтобы сдвинуть ее с места и уложить в скорую, врачам пришлось уколоть ей сильный наркотик. Который, впрочем, не совсем помог, но чуть-чуть отпустил ее страх. Тогда она впервые, крича от ужаса, когда разгибали и упаковывали в фиксирующую повязку ее ногу, осознала, что в ближайшем будущем ее ждет путешествие в страну физической боли. Она это поняла, но, слава всем богам, не знала маршрута этого путешествия. Поэтому ее страх не был запредельным. Он был просто животным, инстинктивным…
… В приемном покое больницы закончилось действие наркотического обезболивающего. Боль стала накатывать. В перевязочной ее, что называется, немножко подкололи, но укол не начал действовать сразу. А ровнять и гипсовать ногу стали сразу. Вот тогда она поняла, что путешествие начинается. И welcome on board. Добро пожаловать туда, откуда уйти нельзя. Путешествие, от которого нельзя отказаться. Чем-то сродни путешествию в иные миры. Страшное ощущение… Ей хотелось отключиться, но ее сознание не давало ей этого сделать.
- Боль в твоей голове! – эти слова сказал ей еще врач скорой.
– Отключи голову! Боль – там!
Глупости какие, думалось ей… Вы что, не понимаете, что не могу??! – кричал ее внутренний голос. Я хочу, но не могу!
… Три дня с гипсом до пупа в ожидании операции. Отупляющая боль. Бессилие. Ожидание. Порой ей казалось, что она в приемной Господа Бога. Ожидает разговора и приглашения отправиться дальше.
Это передышка… Да она и сама понимала, что это передышка. Что-то вроде мучительного ожидания на самой высокой и страшной водной горке. Минуты в очереди перед падением.
- Вам нужно будет продержаться сутки после операции, - сказал анестезиолог. – Не отказывайтесь от наркотических обезболивающих.
…Операция. Ногу должны собрать по кусочкам на штифт. Не будет общего наркоза. Будет местный. Ногу отключат. Но она будет в сознании. Она уже понимала, что раз ее голова будет работать, то и боль невозможно будет отключить до конца. Так и вышло. В операционной она ощущала, будто бы ее ногу отрывают с мясом от нее. Было страшно, было больно. Боль. Она плакала.
- Сделайте что-нибудь! – нервничал, обращаясь к анестезиологу, хирург. – Я так не могу, когда я работаю, а пациенты реагируют!..
Она плакала беспомощно. Как будто ей лет пять или шесть. Однако, в отличие от пятилетней, она в полной мере осознавала всю бесполезность своих слез. Но
плакала, плакала, плакала…
- Я вам сейчас такое вколю, что вы не сможете плакать!
Анестезиолог злился, ведь боль была его профессиональным соперником. Каждый день он пытался ее обмануть с помощью различных своих уловок. И каждый раз ужасно злился, когда обман удавался не вполне.
Он вколол ей что-то такое, от чего боль не ушла, но ушла способность плакать и кричать. Язык отяжелел, голова стала глупой, а мысли – прерывистыми. Ей по-прежнему было больно, но она уже не была способна плакать. Она как будто бы двигалась под огромной толщей воды. Медленно, чуть слышно. Собственно, то, что и было нужно врачам. Но она все осознавала, все ощущала, все видела...
А потом – потом она побывала в аду. Не образно, а по-настоящему. Анестезия отошла внезапно и очень быстро. Боль накатывала бескомпромиссными волнами. Каждая предыдущая волна была предельной. Каждая последующая волна рвала этот предел, преодолевала его и шла дальше…
… Она проплакала три часа от соседства с источником смертельной боли в своем теле. Ногу хотелось отстегнуть. Боль убивала ее сущность, эмоции, душу. Она заставляла ее кричать, рыдать, покрываться густым слоем пота, трястись, сжимать зубы до хруста. Наркотического обезболивающего она ждала как манны небесной. Просила, умоляла, требовала поставить ей первый укол раньше положенного времени. Каждую секунду до прихода врача ощущала всем телом, каждой клеткой кожи…
… Первая волна отчаяния накатила тогда, когда она поняла, что наркотик не подействовал совсем. Вообще никак. Боль оставалась предельной. У нее в голове начало формироваться, подобно шару, понятие о личной шкале боли. И по ее личной шкале боли сейчас было десять из десяти. Через три часа обещали поставить более сильный укол. Медицинский опиум. Опиум стал ее последней надеждой. Той точкой ожидания, которая помогает терпеть. Она резко и бескомпромиссно уяснила раз и навсегда: терпеть без цели невозможно. Можно сжать зубы, собраться, но только для чего-то, ради чего-то. Нужна какая-то точка впереди. Этой точкой для нее стал опиум…
… Опиум поставили в десять вечера, на пороге ночи…
Через полчаса она поняла, что боль не уменьшилась ни на грамм по ее шкале. Она осталась на уровне десять из десяти. Она вдруг наглядно увидела, как на нее надвигается темная ночь, полная непроглядной боли. Она поняла, что она на пороге ада. Ада, в котором есть боль на десять из десяти и темнота. Она перестала надеяться. У нее не было точки впереди, до которой нужно было терпеть. Не было цели, был только убивающий процесс. И четкое понимание того, что сознание не отпускает ее. Боль не позволяет голове отключиться. Голова в полной ясности. И абсолютно все осознает. Ее голова не дала ей пережить тот ночной ад в забытьи. Она помнила абсолютно все, каждую секунду, каждый удар своего вылетающего из груди сердца…
… Ночью она каталась на инвалидной коляске по коридору отделения, пытаясь убежать от чего-то. Она уже не понимала, не осознавала, от чего именно. От боли? От реальности? От своего тела? От своей разломанной и почти осязаемо кричащей ноги? Моментами она проваливалась в небытие на несколько секунд, а потом выныривала оттуда и с ужасом осознавала, что этот ад тусклого ночного света отделения никуда не делся. Что он по-прежнему с ней, в ней, вокруг нее. Ад неизбежен. Ад страшен. Ад полон физической боли. В аду нет точек надежды. «Оставь надежду всяк сюда входящий»… Это не пустые слова. Они такие страшные и такие реально ощутимые. И почему она раньше это не осознавала? В аду никто не придет и не поставит укол. А даже если укол и будет, то он никогда и ни за что не подействует. В аду нечего ждать, не на что надеяться…
… Она точно не помнит, когда именно боль начала отступать. Возможно, в тот момент, когда в ее голове перестали отбиваться мерным ритмом неподъемные секунды. Когда время сжалилось и снова стало текучим, а не бьющим наотмашь…. Из этого путешествия в мир боли она вынесла лишь один вывод: она впредь будет бояться боли как огня. Потому что боль невозможно терпеть и одновременно невозможно перестать терпеть. Боль уничтожает, убивает, сжигает, перемалывает. Боль меняет человека необратимо…
… Потом при любой усиливающейся боли ее организм начинал трястись, лихорадиться, биться в конвульсиях. Она думала, что боль ее закалила. Нет. Ничего подобного. Боль ее напугала. До смерти. Без всяческого сомнения, она теперь будет помнить эту боль головой. Ведь голова не дала ей возможности прожить боль в бреду. Голова заставила ее пройти этот путь от начала до конца. Испить чашу до дна…