- «Почем ландыши»?
- «По двести».
«Дорогова-то», подумал я глядя на небольшой пучек смотанный резинкой. Маленькие белые бутончики были собраны на одну сторону, что делало букетик довольно милым. И хотя они уже не много подувяли под жарким майским солнцем я решил все таки взять. Порадовать ее.
Пусть мелочь, а все таки приятно. Ну я по крайней мере надеюсь, что ей понравится. У меня еще не появилось привычки называть ее по имени. Нет, конечно при встрече я ее называл, а вот так про себя, в своих мыслях пока не привык.
Мне уже сорок, а это мои первые серьезные отношения. И если в молодые годы мы все мечемся в поисках любви и романтики, то в этом возрасте хочется просто чего-то удобного. И мне вроде удобно. И ей я думаю тоже. Она конечно не красавица, даже не симпатичная. И вообще каких-то положительных качеств из обязательного набора «красота-хозяйка-в постели ураган» за ней не водилось. Я просто ей был нужен, пусть для банальной реализации социального статусаженщины, но все же нужен. А мне давно не хватает этого чувства, чувства нужности.
Ландыши все сильнее склоняли свои «колокольчики» к широким листам букета, все таки сегодня очень жарко. Я хотел еще зайти в продуктовый за пирожными, но решил что лучше сначала отнесу цветы домой, а уж потом все остальное. Прикрывая букет ладошкой я поспешил к ближайшему светофору.
***
Ландыши. В тот день я нарвал их целую охапку. Папа должен был привезти бабушку из аэропорта ближе к одиннадцати и чтобы успеть я пошел за цветами, когда еще не было восьми. В это время года ландыши расцветали почти везде превращая обычно зеленые склоны сопок в белоснежные маленькие горы. И мы их рвали у подножия каждый день, когда подарить маме, когда просто понюхать или устроить цветочный салют.
Но для любимой бабушки я нарвал самые красивые, те что растут почти у вершины. Конечно сопки не горы и большого труда забраться на самый верх не составляло. Но были и опасные места, крутые склоны, расщелины, обрывы. Ну и конечно же лучшие ландыши росли именно за обрывом. Его можно было легко обойти с другой стороны сопки потратив на пару десятков минут больше, но разве тогда эти ландыши будут лучшими?
Я долго думал, стоит ли идти тем же путем назад с полными руками свежесорванных цветов. Мне казалось, что теперь уже когда ты преодолел обрыв по дороге к ландышам обойти его это не трусость. И если ценность ландышей от этого и упадет, то не на много. На чуть-чуть. Но в душе то я понимал, что для меня они не будут пахнуть так головокружительно и пьянящие, как сейчас пока я не повернул на обходной путь.
Я почти успел. Бабушка только и успела, что выпить чаю с дороги, как я забарабанил ногой во входную дверь. Конечно охапка не много обмельчала за время обратного преодоления обрыва и я мог изловчиться, чтобы постучать рукой. Но в тот момент я был героем для самого себя и решил, что сегодня мне можно по залихватски в дверь ногой, хоть папа этого и не любит. Когда мама открыла мне дверь я ворвался в квартиру словно герой книг Джека Лондона и даже не разуваясь ринулся к бабушке, чтобы осыпать кухонный стол и ее саму своей добычей. В рваных шортах с ободранными коленями и локтями я стоял и широко улыбаясь ждал похвалы. От нее, от любимой бабушки.
- Это что? - спросила она меня. Не ласковым, холодным голосом.
Я конечно же понимал, что за испорченную одежду и испинанную дверь получу свое от родителей. Но это должно было случиться после, потом. После ее добрых слов и объятий. После нашей с ней радости от встречи.
- Это что такое? - с каменным лицом спросила меня бабушка. В ее голосе появился металл. Таким ее голос для меня не звучал ни разу.
- Ландыши, -тихо ответил я и жгучая обида сдавила мою грудь от диафрагмы до самого горла.
- Я вижу, что не подсолнухи. Что они тут делают?
- Те-бе, - промычал я и слезы брызнули ручьем из моих глаз. Мне стало так обидно, так больно. Как будто меня предали.
- Что ты наделал? Они же краснокнижные. Их нельзя рвать, - она говорила это с каменным словно мертвым лицом, выдавливая каждое слово сквозь сжатые губы.
Я услышал, как сзади подошли ко мне мама с папой. Я украдкой бросил на них взгляд. Они тоже плакали, только сильнее. Я от обиды, а они от не понятного мне горя.
***
Перекресток был не совсем удобным, с трамвайными путями и интенсивным движением, благо светофор сегодня работал. Когда он ломался преодоление проезжей части было сродни тому моему переходу с ландышами через обрыв. Я посмотрел на скромный букет, тогда их было в несколько раз больше и конечно они были крупнее. Каждый бутон словно светился изнутри. А какой был запах. Я подловил себя на ощущении легкой обиды. Прошло уже больше тридцати лет, а мне все еще обидно. Окончание той истории с ландышами, как-то затерялось в моей памяти. Мы в скором времени вернулись с Сахалина на материк и вроде с бабушкой были не плохие отношения. Вот только больше я цветов ей не дарил. Кроме тех, что принес на ее похороны.
***
- Жанна Петровна, вы поймите, мы сделали все что смогли, - доктор постарался мягко оттеснить пожилую женщину от окна в реанимационный блок. Она так же мягко увернулась и вновь прильнула к холодному стеклу.
С той стороны окна в белоснежной комнате стоял внушительного вида комплекс приборов. Любой обыватель смог бы идентифицировать аппарат искусственного дыхания, систему диализа и комплекс «искусственное сердце» назначение остальных приборов для него осталось бы загадкой. В большом полупрозрачном коконе угадывались очертания кровати и человеческого тела опутанного трубками и проводами.
- Дайте мне на него взглянуть, попрощаться по человечески, - сказала пожилая женщина не отрывая взгляда от окна.
- Жанна Петровна, это исключено, - доктор нервно одернул стетоскоп и добавил: Вам пора. Жанна Петровна, давайте не будем усложнять. Все и так не просто.
- Вы же убьете его, - по щекам пожилой женщины текли слезы.
- Жанна Петровна, вы все знаете. Если бы не мы он бы умер тридцать лет назад. Но ему повезло, мы не просто поддерживали в его теле жизнь, мы дали ему ее прожить. Полноценно прожить, Жанна Петровна. Так повезло только ему.
- Я понимаю, - тихо сказала пожилая женщина и добавила: но я не понимаю зачем его убивать?
- Жанна Петровна, это был эксперимент. И эксперимент закончился. Если бы был хоть малейший шанс не отключать его мы бы им воспользовались. Он же нам тоже не чужой человек, мы много писали, мы просили. Даже президенту на прямую линию пытались дозвониться. Но увы, оборудование завтра увозят военные. Эксперимент закрыт и засекречен.
Доктор еще много, что-то говорил о том, что тридцать лет жизни это много. Что там в виртуальном мире для него все было по настоящему, как у любого другого в жизни. А Жанна Петровна вспоминала, как они с мужем пытались оттащить бабушку от закутанного в бинты, провода и трубки маленького тела сына. А она словно робот говорила одно и тоже: «Это что? Это что такое? Что ты наделал? Они же краснокнижные Их нельзя рвать». А в руке у нее было несколько ландышей с окровавленными бутончиками.
***
Я настолько ушел в свои мысли, что и не заметил что светофор уже мигает зеленным. Благо мне в спину аккуратно толкнул стоявший сзади гражданин. Извиняясь и благодаря одновременно я ринулся через перекресток. Я еще успею. Гражданин обежал меня укоризненно заглянув в лицо во время обгона. Сзади не торопливо тронулся трамвай. Я почти добежал до конца перекрестка, но резкий порыв ветра вырвал куцый букетик ландышей из моей вспотевшей ладони. Я машинально рванулся за ним. Прям под трамвай, под оглушающий звонок трамвайной сирены. Под скрежет не успевающих спасти меня тормозов…
***
Пожилая женщина отвернулась от окна реанимационного бокса. Там внутри деловито перешагивая через жгуты проводов и трубок вежливый доктор выключал оборудование. Эксперимент закончен. А ей так захотелось услышать давно забытый терпкий запах ландышей.