Гребень Пай-Ера. Снято в 1982 г. Вид от "пичка" вверх.
***
19.04.94. Tuesday. Вторник.
3.35. День 16-й. Сегодня тепло. В палатке нет инея от дыхания. Инея нет, а остатки чая замерзли (пишу и сосу чайные ледышки). Первый раз проснулся полтретьего. Потом продремал до 3.30.
Чего только сегодня не снилось! Но, безусловно, эта ночь принадлежала Татьяне Исаенко («Альтаир»). Все время она возникала. Во всех снах! Будто бы она чуть ли не со мной идет. Будто бы она со мной вообще с 56-го (!) года ходит. Будто бы она предводительствует какими-то охотниками и палатка моя – их прибежище походное… Полный кавардак!
4.00. Ну вот, примус шумит вовсю. Буду варить рис. На улице хорошо (вылезал). Тихо. Чуть морозно. Правда, на вершине Пай-Ера сидят несколько тучек.
У меня проблема: в чем идти? В анораке штурмовом? В штанах болоньевых? И брать ли основной рюкзак? Таскать лишний вес вроде бы ни к чему. А вдруг наверху ветрюган такой, что без пуховки не обойдёшься?
Без трех минут пять. Поел хорошо. Тушенки не пожалел. И попил хорошо. Кружку чая сладкого, а перед этим – воды холодной. Тоже кружку примерно.
Сейчас отлежу «священное» и буду одеваться.
***
10.45. Ну вот, лед тает, теперь можно и пописать. На воле свирепствует пурга, хотя небо по-прежнему чистое и солнечное. Итак, что произошло утром?
Вышел в 6.05. И прямо от палатки стал подниматься на гребень. И чем выше я поднимался, тем крепче становился слабенький утренний ветерок. Солнце, истово бившее из-за вершины Пай-Ера, скоро скрылось в облаках, лишь изредка прорываясь очень эффектными фотогеничными лучами. Все это было прекрасно, но гребень стал исчезать. К началу гребня, на плато, я поднялся в 7.45 с тяжелеющим сердцем. К этому времени пурга бушевала не на шутку. Ветер свирепствовал. В порывах точно было до 25 м/сек. Это я ощущал по себе. Меня трепало как паяца, а иногда просто роняло на снег. Поземка выбивала из наста мелкие комочки, будто шрапнелью стреляла. Я уже понимал, что вряд ли в такую погоду смогу пройти гребень, но все-таки хотел дойти до «пичка», с которого он, собственно, и начинается, и посмотреть. А вдруг «старик» Пай-Ер берет меня на испуг? Но прежде мне пришлось съесть глюкозы и полежать… Притомился я на лобовом подъеме, выбивая ступени на таком ветру. («Морду лица» насекло – немилосердно!) Полежал за камешком, глюкоза всосалась, сердце закрутилось веселей, поднялся на «пичок». Вот он – знакомый путь. Сначала вниз, а потом вверх, вверх и вверх. (Впервые я стоял здесь в 1982 году, 12 лет назад). Просматривался изредка сквозь снеговые вихри третий жандарм… Вершины Пай-Ера не был видно совершенно. Горы вокруг скрылись. Лишь далеко-далеко на западе просинивалось какое-то пятнышко.
Я присел на самой макушке, за камнем. «Ну, вот же, вот же он, – путь. Чуток вниз, потом справа от первого жандарма, а потом… А потом не видно ничего решительно… И что дальше? Ну, зайду, заползу, в риске и опасности, а спущусь ли?» И внутренний голос сказал: «Назад!»
Умница, голос! Действительно, надо было спускаться, но не по пути подъема, там слишком круто для спуска в такой ветер, а окольно, через плато. Когда я повернулся спиной к Горе (нет мне сегодня удачи! Слишком горячо я желал ее вчера…), плато заволокло несущимся облаком. Все мгновенно размылось, исчезло, видимость упала до 2-3 метров. Куда идти? Но постепенно, постепенно, вглядываясь изо всех сил через снеговую сумятицу в направление застругов, я медленно побрел «делать крюка». (фото карты). То есть плавно потерять высоту на наклонном плато, спуститься по относительно пологому склону у нижнего конца озера, почти у водопада, и вернуться к палатке по озеру. Этот путь безопасен и технически прост, но утомителен. Особенно по непрочному озерному насту. Но мне как раз надежность и была нужна в такую круговерть. Спустился я вполне исправно. Правда, пришлось есть глюкозу с валидолом и шоколадную конфету.
По озеру шел встречь ветру. Рельеф разительно изменился за три часа. Повыдувало все, что было рыхлым. Появились свежие заструги, обнажились заледенелые горбы старых. Я шел, стараясь подсечь свою лыжню. Подсек, но это ничего не дало. Лыжню мою вчерашнюю буквально слизнуло. Лишь местами, где снег был придавлен более-менее, она осталась, но опорой быть никак не могла. Только ориентиром. И вот я ковылял к своему дому и вдруг… ВСПОМНИЛ, ЧТО УТРОМ НЕ ПРИВЯЗАЛ ВОЛОКУШУ С БЕНЗИНОМ К ОТТЯЖКЕ!
«Боже ж ты мой! Черт с ней, с «торпедкой», если улетела, но бензин! Это ведь последние полтора литра!» И в таком непрерывном терзании я наконец дотащился до лагеря…
«Торпедку», действительно, унесло (пластмасса!), но, к счастью, всего на 10 метров, после чего перевернуло, придавило к застругу и слегка засыпало. Чуть ближе к палатке чернел бочок выпавшей капроновой сумки-авоськи, в которой лежала бутылка с бензином. Сиротливое такое черное пятнышко в белейшем снегу, заметаемое поземкой. Ещё полчаса – и все… прости-прощай, бензинчик! (Если, разумеется, не искать специально).
СУДЬБА УЛЫБНУЛАСЬ…
Подошел к палатке на ватных ногах, держа в одной руке «беглянку» морошкового цвета, а в другой темно-коричневую авоську с бензином и ледоруб. Первым делом накрепко привязал «торпедку». Вторым – пристроил и привязал бензин – жидкое мое «солнышко». Перед входом, как водится, образовался сугробик. Я раскидал его «окошаченной» ногой, развязал тубус и забросил внутрь рюкзак. Потом взял большой котелок, очистил его от остатков примерзшей заварки и, прихватив ледоруб, пошел к озеру за льдом. Цепочка вчерашних следов еще как-то угадывалась, а вот «ледоломню» занесло капитально. Я быстро раскидал снег, быстро нарубил льда, быстро вернулся к палатке. Развязал тубус, поставил внутрь котелок, вытянул рюкзак и вытряхнул из него снег (сколько возможно), вновь закинул, постелил у входа веревку, заполз сам, затянул тубус, умостил ноги на веревке и стал снимать кошки.
И вот я переодетый сижу в палатке и пишу, а домик мой треплет более чем изрядно. Ну что ж, попургуем. Мне не привыкать. Время есть, бензин – тоже.
12.10. Только что выходил. Пурга сильная, но не холодная. Видимость, вдоль по озеру, метров до трехсот, а дальше – белое… ПУРГУЕМ…
Конструкция палатки такова, что перед входом при ветре всегда образуется маленький сугроб. Это забавно.
Как-то там мой Никитка? Почему-то в голову лезут рассеянные по записным книжкам белых походов мои маленькие рассказики. Наверное, пришла пора собирать их в кучу…
(Ишь, затрепало как, прямо страсть!)
Вот такой выпал мне день 16-й.