В сборники воспоминаний современников о Пушкине, за исключением выпущенного в 1987 году подготовленного Куниным В.В. двухтомника «Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками», не включался нижеследующий интереснейший эпизод из жизни Пушкина, сообщённый его современником, хотя, на мой взгляд, это эпизод несомненно заслуживает внимания почитателей Пушкина.
(из газеты «Кавказ», 1880, № 182)
Записано со слов есаула Ханжонкова Виталием Пашковым в 1858 г.
<…>
<…> Пушкин получил тогда из Петербурга порядочный куш денег за свои сочинения. И потому у него постоянно было много офицеров, и шампанское лилось рекой. Сам он был душою общества, и мы ловили каждое его слово. Задаст вдруг тему. И начнётся между молодёжью общий живой разговор: а сам-то он говорит увлекательно, красноречиво, так и сыплет; замолчим и слушаем. Вдруг скажет экспромт в стихах или присядет, напишет стихи и прочтёт нам отрывки из «Кавказского пленника». Все мы искренне приветствовали Пушкина и запивали шампанским. Восторженный поэт и нас восторгал каким-то особенным чувством. Голос у него был славный, звучный и приятный; глаза постоянно искрились, а когда он поворачивал голову, то кудрявые волосы его сотрясались. На всех офицеров Пушкин имел большое влияние и, как магнит, притягивал к себе. Двое суток мы пировали у Пушкина и у Папкова, как вдруг веселье наше было прервано весьма неприятной историей. Когда кизлярка, шампанское и другие напитки порядочно отуманили у некоторых головы, тогда между офицерами начались такие откровенности, каких и не должно бы быть. Хозяин и любимец Пушкина, Папков, выразился очень резко на счёт уважаемой дамы – жены полковника N и при этом задел намёком Караяни. Караяни вспыхнул, начались крупные речи, и кончилось тем, что Караяни вызвал Папкова на дуэль.
Случилось это неожиданно, вдруг, и никто уже не мог остановить ссору, и даже сам Пушкин. Сильно раздражённые Караяни и Папков оба обратились к Пушкину с просьбою – быть у них секундантом. Горячо и настойчиво уговаривал соперников, Пушкин, чтобы они прекратили ссору и примирились. И как превосходно говорил он, обращаясь то к Караяни, то к Папкову. Все мы также просили им примириться, но напрасно; они были непреклонны и просили Пушкина в секунданты. Видя, что убеждения не помогли, огорчённый и задумавшийся Пушкин начал ходить по комнате. Ожидали его ответа. Пушкин остановился и, обращаясь к Караяни и Папкову, сказал: «Хорошо, господа, у одного из вас я буду секундантом, по жребию, а другого секунданта вы позвольте выбрать мне. Согласны?» – Караяни и Папков согласились. Время и место назначены: завтра, в шесть часов утра, в небольшой рощице близ Кар-Агачи; драться на пистолетах. Решимость Пушкина быть секундантом и удивила нас, и порадовала. Пушкин сделал два билета, написал фамилии соперников, положил в шапку и поднёс Караяни и Папкову. Они вынули билеты: Пушкин – секундантом у Папкова. Секундантом Караяни Пушкин избрал князя Мадатова*. Караяни сейчас ушёл, а через полчаса Пушкин просил и Папкова идти к одному
из офицеров и там оставаться, пока Пушкин не позовёт его.
Когда Папков ушёл, Пушкин выслал прислугу, затворил двери, сообщил всем нам план предстоящей дуэли и убедительно просил содействовать, на что все офицеры охотно согласились и дали слово хранить всё сообщённое им в глубокой тайне. Пушкин был сильно встревожен, хотя и старался казаться спокойным. Нас, офицеров, было двенадцать человек, и почти бессонную ночь мы провели у Пушкина. Сам он не спал и два раза уходил куда-то с Мадатовым. Вот начало рассветать, и все офицеры, кроме Мадатова, ушедшего вперёд, вышли от Пушкина с большою осторожностью и направились к рощице, к которой через полчаса приехал Караяни с Мадатовым, а вслед за ними и Папков с Пушкиным. Пушкин поздоровался с Караяни и Мадатовым, переговорил с последним, и когда соперники стали на указанных местах с пистолетами, тогда Пушкин, обращаясь к ним, сказал: «Господа, прошу слушать команду – стрелять по третьему разу. Начинаю: «раз». Вдруг заиграл оркестр музыкантов, искусно скрытый в рощице. А мы, офицеры, каждый с двумя бутылками шампанского в руках, мгновенно стали между Караяни и Папковым…
Такая неожиданность сильно их озадачила, и они зароптали, особенно Караяни. Но тут уже Александр Сергеевич действовал как истинный гений-примиритель и говорил с такою силою и увлечением, что не только мы, но и соперники были тронуты. Помню слова Пушкина: «Господа. Если совершится убийство, то оно погубит и меня с вами, и всех нас. Умоляю вас именем Бога и России – помиритесь». Пушкин был страшно взволнован, тяжело дышал, и сверкающие глаза его наполнились слезами; быстро подходил он то к Караяни, то к Папкову, но они не поддавались. Наконец, Папков опустил пистолет, подошёл к Караяни и сказал: «Караяни, я не прав перед тобою за сказанные вчера оскорбительные слова и прошу меня извинить». Караяни подал руку Папкову. Все обрадовались и бросились обнимать и целовать Караяни, Папкова и Пушкина. Шампанское полилось рекой, и распили его несколько дюжин; пили и музыканты, щедро одаренные офицерами. Так счастливо окончилась эта дуэль и оставила самое отрадное воспоминание в жизни. Пушкин очаровал меня, и я почувствовал благоговение к этому отличному человеку. Да и всё общество офицеров было под влиянием таких же чувств, тем более, что Пушкин не показывал и вида своего несравненного преимущества над нами, а держал себя как лучший друг-товарищ и пил с нами шампанское как лихой гусар.
Ещё целые сутки пировали мы неразлучно у поэта и только на другие сутки я и товарищи мои простились с Пушкиным, с офицерами и уехали из Кар-Агачей.
Потом я ещё раз повстречался с Александром Сергеевичем Пушкиным в Азиатской Турции, на Саганлуге, за Карсом.
Верхом на великолепной арабской лошади он подъехал вместе с Караяни к нашей батарее. Издали узнал меня и закричал: «Здравствуй, Ханжонков. А что, тебя ещё не убили?» – «Слава Богу, Александр Сергеевич, как видите – жив и здоров». – «Ну, и слава Богу». – Офицеры сейчас же окружили его. Минут с пятнадцать он побеседовал с ними, спросил о здоровье знакомых ему офицеров, простился с ними и вместе с Караяни уехал к следующей батарее. Это было последнее свидание моё с незабвенным Александром Сергеевичем Пушкиным.
В роковую минуту для него не нашёлся посредник-благодетель, каким он был сам, и пал безвинно гениальный человек, литературной и народной нашей славы…»
* Известный азербайджанский поэт, писавший под псевдонимом Мирза-Джан.