Сёстры Грандицкие в нулевые годы двадцатого века были в Скулянах явлением ярким и ошеломительным.
Белокожие, голубоглазые, с пепельными волосами - красотки невероятные.
Зелда, Шифра, Бася (моя бабушка), Двойра и младшая - Соня.
Скуляны - местечко на левом берегу Прута, насчитывало в те годы около трех тысяч жителей, из которых больше двух тысяч составляли евреи.
Синагога, Хедер, знаменитый реб Лейзер-Зисе, 3-4 корчмы, многочисленные лавки и мастерские...
Целый мир, переставший существовать в течение 10 дней июня-июля 41-го...
Грандицким повезло. Они были очень востребованными невестами, еще в 20-е годы повыходили замуж в Кишинев и успели эвакуироваться со своими семьями.
Только Соня не вышла замуж. Соня погибла при бомбёжке поезда на пути в эвакуацию.
После войны сёстры вернулись в Кишинев.
Зелда, Шифра, Бася, Двойра...
Поселились со своими домочадцами в том, что осталось от их домов в нижней части города.
Все в пешей доступности друг от друга, а Бася с Двойрой - вообще дверь в дверь большого еврейско-молдавского двора.
Все они намного пережили своих мужей.
Зелда - Шермана, о котором я помню только одно - шикарные часы на цепочке в левом нижнем кармане жилетки.
До 40-го года у них был большой ресторан с примыкавшим к нему домом.
Советская власть гуманно оставила им две смежные комнатки из этого дома, а ресторан превратила в тошнотворную столовую общепита.
Зелда арендовала свой бывший ресторан под свадьбу, когда выдавала замуж внучку Майю в 62-ом году.
Таких яств эти стены не видели к тому времени ровно 20 лет.
Шифра пережила своего Мотла на 30 лет, она вообще прожила дольше всех - до 97-ми.
Успела приехать в Израиль, похоронена в Нетании.
Бабушка Бася после смерти деда Маркуса прожила еще 15 лет...
Как же он бешено ревновал её!
Ей было за семьдесят, ему за 75, они сдавали дальнюю комнату своего трехкомнатного дома двум 17-летним молдавским студентам. Дед устраивал скандал каждый раз, когда она задерживалась в их комнате дольше необходимого, по его мнению, времени.
- Ду бист мишигине, Маркус, - ласково гладила она его по плечу.
Нынче мне это уже не кажется гомерически смешным.
Ну так, смешно, но в меру...
У Двойры был Лейб. Лейбале - иначе его никто не звал.
Маленький, всегда какой-то испуганный... Клянусь, никогда в жизни не слышал от него ни одного слова.
Уж не знаю, кто и когда это подслушал или придумал, но, согласно клановой легенде, властная красавица командовала им по ночам: "Крих аран" (залезай) и "Крих аруз" (слезай).
Единственная из сестёр, Двойра красила губы ярко-красной помадой и носила серьги и кольца.
После развода с женой я не стал возвращаться в родительский дом, а поселился у бабушки - она уже жила одна, сдавая комнату студентке из села.
Мне так было удобнее - бабушка исповедовала неожиданно либеральные взгляды, а часто вообще прикидывалась слепо-глухо-немой.
Это, разумеется, не касалось жизни Двора, о которой она знала всё, пристально следила за соблюдением придворного этикета и давала хлесткие нравственно-правовые оценки выходкам проститутки Нины, запойного пьяницы Сергея и сплетницы Клары.
А кроме того, она вела перманентные бои местного значения с квартиранткой.
Фронтовые сводки я получал по вечерам после работы, вместе с ужином.
- Валериню, - пригорюнившись садилась бабушка рядом за стол, - нам совершенно нечем есть, она украла всё наше столовое серебро.
У бабушки была богатая фантазия, но не настолько, чтобы я, переворошив её схроны, не находил перепрятываемые ежедневно сокровища.
- Ты не поверишь, насколько может зайти человеческая наглость, - говорила она в другой вечер, - представляешь, она украла мои дальние очки...
- Бабушка! - пытался я взывать к здравому смыслу, - ну что ты, ей-богу! Зачем ей твои дальние очки?!
Бабушка никогда не допускала сомнений в уже вынесенном обвинении, варьироваться могли только мотивы преступления.
- Я знаю?... - с непередаваемой интонацией говорила она, - может быть, ей они близкие?...
По данным последней переписи, сегодня в Скулянах, спустя 100 лет, по-прежнему почти три тысячи жителей.
В том числе, два еврея...