Мы вышли из тёмного подъезда на свет и зажмурились от яркого январского солнышка.
- Ну, куда пойдём сегодня – опять в парк?
- Да, баб, я же вчера не докатался на своей супермашине.
Супермашиной внук называл красивый деревянный автомобиль, сработанный на совесть каким-то местным умельцем на детской площадке нашего парка. У этой машины было всё, что положено. Большой открытый кузов со скамейками, двухместная кабина, крутящийся в обе стороны руль и даже настоящий клаксон!
Так что завладевший местом водителя, мог не только вовсю «управлять» машиной, но и от души нажимая на «грушу», сигналить во «всю ивановскую».
- Ну, пойдём, только недолго, нам сегодня ещё с тобой в поликлинику надо успеть.
По дороге мой пятилетний внук Павлик напевал песенку собственного сочинения, что-то вроде – «а я сяду на машину и поеду в лес гулять, очень нравится мне этою машиной управлять!» При этом он размахивал лопаткой, которую, по его словам, взял специально, чтобы выкапывать колёса из снега.
За поворотом показались верхушки старых парковых лип, с сидящими на них и жутко галдящими воронами и галками, мы прибавили шагу и вышли на главную аллею нашего легендарного, с двухсотлетней историей, парка. Уже стала видна вожделенная площадка с деревянным автомобилем в центре. Внук даже засмеялся от предвкушения любимого занятия.
Но, когда до площадки осталось буквально 50 метров, из-за поворота внезапно вышли незнакомые нам папа с сыном, года на два старше моего внука. Тот, конечно, увидел автомобиль и тоже захотел «покататься» на нём. Павлик отбросил лопатку и побежал к машине. Но вход на площадку был ближе к другому мальчику, поэтому тот первым достиг кабины и одним прыжком забрался в неё.
- Па-а-а, тут руль крутится! А зачем здесь клизму приделали?
- Это не клизма, - рассмеялся молодой человек, - а клаксон – гудок такой!
Наконец, мой внук тоже добрался до машины, вцепился в её руль и крикнул прерывистым голосом: - А ну, слезай, - это моя машина!
- Не слезу, эта площадка общая, а значит и машина – для всех!
- Нет, не для всех, - продолжал упрямиться внук, - я и вчера на ней катался, и раньше, значит, и сегодня должен!
Пришлось вмешаться мне: - Павлик, машина действительно общая! Мальчик покатается, а потом – ты сядешь! – я протянула ему лопатку, - пойдём снег копать, вон качели совсем занесло.
Павлик выхватил из моих рук лопатку и неожиданно стукнул ею по голове мальчика. Удар был слабый и пришёлся на толстую шапку-ушанку, но всё равно – это было возмутительно. Я принялась отчитывать внука:
- Сейчас же извинись, как тебе не стыдно! – я повернулась к стоящему неподалёку папе, - извините нас пожалуйста, это я не досмотрела, он у нас совсем не агрессивный ребёнок, и что на него нашло, не пойму!
- Да не беспокойтесь вы, - с завидным спокойствием ответил тот, - это же мальчишки, они сами разберутся. Взрослым лучше не вмешиваться!
Я подивилась хладнокровию родителя, но взяла на всякий случай Павлика за руку во избежание развития конфликта.
Тут молодой человек негромко сказал своему сыну непонятную мне фразу: - Ты помнишь, чему я тебя учил? Всегда давай сдачу, и защищайся тем, чем на тебя нападали!
Не успела я вникнуть в суть этих слов, как мальчик быстро вылез из машины, наскочив на Павлика, повалил его в снег, а потом поднял валявшуюся лопатку и совершенно спокойно, наотмашь ударил его по лицу. Удар был поставленный и очень сильный. Тот охнул от неожиданности и боли, присел на снег и прижал руки к лицу. Сквозь пальцы побежала шустрая струйка крови.
Некоторое время я беззвучно открывала и закрывала рот, не в силах произнести хоть одно слово, наконец, голос мой прорезался: - Что вы делаете, так ведь и изувечить можно, какие вы жестокие!
- Это не мы жестокие – время такое! Не ударишь ты, ударят тебя. А уж если тебя ударили первыми, надо обязательно ответить, чтоб впредь не повадно было! Или я не прав? – он поманил сына, - пойдём, Арсений, я думаю, что нам здесь делать больше нечего!
Они неспешно ушли, а я, глотая слёзы, всё прикладывала снег к месту удара на лице моего бедного всхлипывающего внука и, как могла, успокаивала его.