Неброский знак. На белом фоне
всего-то букв шесть штук: Москва.
Ну, вот она, машины гонит
налево-право в рукава
и прямо – в русло маяты,
Москва с машинами на «ты».
Гранит – река меняет норов.
Где сила каменной узды,
там забываешь о Раздорах *,
глядишь на своды и опоры,
минуя гулкие мосты, –
там тени с рифмами на «ты».
А что московские трамваи?
Они свидетели времён:
колясок, булошных, попон,
сушёной рыбы, караваев,
прогулок пеших в две версты, –
и с электричеством на «ты».
Но нет: лицо Москвы – высотки.
Их шаг другой, совсем не ходкий.
К чему им уличные гонки?
Чем выше вздох, тем чище бронхи.
Глядят всесильно с высоты.
Их шаг на «вы», а не на «ты».
Жара, жара, как налегает!
А что ей? Жарит без затей.
Пыхтит без устали «кондей»,
«магаз» прохладу предлагает
и к ней ассортимент воды,
да и с другим питьём на «ты».
А где, спасаясь от «пожара
сердец», сидят влюблённых пары?
Любовь не стоит и копейки,
когда не сыщется скамейка
и к ней потёртости следы
от обращения на «ты».
Укрытый от дорог московских
ещё некошеный лужок
лениво зелен, там Восток
плутает в мыслях философских
и день, сбежав от суеты,
сидит с ромашками на «ты».
Плывут закатным флотом зданья,
течёт неспешно вечерок,
и виден палуб огонёк
в многоэтажных сочетаньях,
и фонари из темноты
горят, как бакены, на «ты».
В доступном храме светят свечи.
Расправил крылья Серафим.
Несёт домой старуха гречку.
Что будет завтра? Поглядим.
Краснеют в сумерках кресты,
старуха с сумками на «ты».
Теплеют окна в блочной башне.
«Собачий час», – собачник скажет.
Фотограф скажет: «Синий час».
Прохожий не поднимет глаз,
цветных витрин пройдёт ряды,
оставшись с мыслями на «ты».
Он там, над городом столичным,
а если выше, над Землёй,
и если словом поэтичным,
над точкой светло-голубой, –
глядит с предельной высоты.
Кто он и с кем на «ты»?
* Раздоры – местечко на берегу Москвы-реки