небольшой текст, рождённый эмоциями на сказ Леночки Молчановой: http://proza.ru/2021/05/30/164
грустной улыбке Волшебницы и тихой печали Шахерезады посвящается..
Там нет меня,
Где на песке не пролегли твои следы,
Где птица белая в тоске,
Где птица белая в тоске кружит у пенистой воды.
Я только там,
Где звук дрожит у губ желанной пристани.
И где глаза твои - стрижи,
И где глаза твои - стрижи, скользят по небу пристально.
Там нет меня,
Где дым волос не затуманит белый день,
Где сосны от янтарных слез,
Где сосны от янтарных слез утрет заботливый олень.
Я только там,
Где ты порой на дверь глядишь с надеждою,
И как ребенок с детворой,
И как ребенок с детворой ты лепишь бабу снежную.
Там нет меня,
Где пароход в ночи надрывно прогудел,
Где понимает небосвод,
Где понимает небосвод, что без тебя осиротел.
Я только там,
Где нет меня – вокруг тебя невидимый.
Ты знаешь, без тебя ни дня,
Ты знаешь, без тебя ни дня прожить нельзя мне видимо.
Николаев
Мы ели, пили и проговаривали задумчиво поговорки говоров.
Смотрели телевизионные мыло-драмы (о золушках, спящих красавицах и немых, глухих, слепых оловянных солдатиках), тоскливо провожали зелёную молодежь, кричащую и орущую глупые матерные песни.
Мы ждали терпеливо копеечной сдачи на кассах бездушных супер-пупер-маркетов китайского ширпотреба, работорговцев аляповатых и безвкусных этикеток и чудовищных ценников, корявых ярлыков и отравляющей химии.
Мы рождались, учились, женились, становились родителями сначала наших детей, а потом и наших любимых родителей.
Мы работали, служили и тренировались правильно выполнять японское услужливое мотание головой перед лицом важным и начальствующим.
Мы меняли время и здоровье на деньги, а деньги - на сущие пустяки.
Дачи, квартиры, машины, образование детей мы забрасывали пригоршней тридцати своих сребренников в толстую кишку-машну карманов фармацевтов и банкиров.
Время шло и у нас не оставалось больше места для шага вперёд.
Сгорбившись мы спускались в холодный склеп забвения.
Нам больше не посвящали стихов и песен.
Нас вроде и не стало, хотя мы по-прежнему были ещё живы.
Нас никто не хотел ни обнять, ни поцеловать, ни выслушать.
Мы умирали, не умерев, а вороны щёлкали клювами, чёрные кошки просили выйти из сумрака пристенков шифоньеров.
И все, что осталось после нас - это злобный и нервный сон соседей, обеспокоенных зловонием разлагающихся наших бренных тел.