Женщинам читать запрещается!

Алексей Ратушный
О женщинах в жизни мальчишки

Необходимое предупреждение.
Это абсолютно субъективная точка зрения.
Ничего общего с «истиной» не имеющая.
Это мои личные восприятия и внутренние переживания, переработанные в процессе короткой и яркой жизни человека-мужчины, открывшего планете Мир Мерцающих Плоскостей.
Экзюпери начали читать через двадцать лет после его гибели.
Булгакова начали читать через тридцать лет после его ухода.
Кто я такой, чтобы надеяться, что читать меня начнут раньше?
Так что о Мерцающих шахматах,  как грандиозном открытии в области наук о человеческом мышлении вы начнёте читать лет через сорок-пятьдесят после того, как.  И это – вполне нормальный ход вещей.
А пока о Женщинах!
В иллюстрации я использую кадры из раннеутренней передачи ОТР – общественного телевидения России.
Понятия не имею, кто именно на экране, и не вникал в произносимое. Это именно иллюстрация к данному материалу. Просто удачно выхваченные кадры.
За сим предварительные замечания завершаю.

Я рос между ними

Вот состав жильцов нашей комнаты на Карла Маркса 8 квартира 8 в 1953-55 годах.
Ольга Александровна 1899 года рождения
Вероника Порфирьевна 1922 года рождения
Лариса Порфирьевна 1928 года рождения
Зента – эстонка, 1911 года рождения
Алексей Яковлевич – приходящий – 1911 года рождения – с лета 1954 года
Михаил Порфирьевич – 1930 года рождения
Алексей Алексеевич – 1952 года рождения
Сергей Алексеевич – 1955 года рождения
Алексея Яковлевича в 1955 году отправили вон и он только однажды приходил ко мне в гости. Я два часа сидел у него на коленях. Он хрустел солёным огурчиком и допивал свой стаканчик водочки. Это единственное моё реальное личное воспоминание об отце. Два (два – прописью!) часа на коленях! Всё!
Дядя Миша сошёлся с Катей, огна родила ему почти параллельно с мамой – рожавшей Серёжу – Олю.
И с той поры дядя Миша только изредка – пять-шесть раз в год заглядывал в дом, поздравлял свою маму  - и мою бабушку – с праздником и исчезал. Запал в память эпизод, когда он стоя у окна выпивал молоко из трехлитровой банки. Молока было примерно на треть и он выпил его всё без передышки.
Серёжа был совсем маленьким, а потом просто маленьким и так и остался для меня лично в жизни маленьким.
Я в детстве непрерывно болел и потому в основном сидел в своём углу за печкой или лежал в очередной больнице. Потом я начал бегать, и исчезал из дома на два-три часа по утрам и на два-три часа вечерами.
Мама была либо в командировке либо на работе и домой приходила по вечерам.
Таким образом меня растили бабушка и Рона.
Вот на этих двух женщин я и смотрел в упор всё своё детство, пока они были живы.
Я рос и общался с Роной.
Бабушка была молчаливой и при мне почти ни с кем и никогда не говорила.
Её реплики были на вес золота.
Но смотреть на неё и на Рону мне не возбранялось.
Мужчин в доме практически не водилось, и у меня перед глазами не было ни кого, чтобы снимать норму.
Поначалу об этом и вопроса не стояло.
До девяти лет меня мыли дома в тазу, и мне и в голову не приходило смущаться.
Стоять перед женщинами голеньким было просто обычным делом.
Внезапно в девять лет в балетной школе на третьем году обучения (она была в самом известном здании Дома Профсоюзов на углу Городского пруда на первом этаже окнами на Плотинку) я застеснялся девочек и своих черных огромных трусиков и отказался наотрез ходить на занятия. С тех пор меня в городскую баню на Куйбышева водил дядя Миша, обычно по субботам утром. В школе я стал очень плохо относиться к урокам физкультуры и необходимости при девочках ползать по брусьям, канатам и бревну. Бедный Владимир Степанович!  Гимнаст! Он не знал, что со мною делать. С о второго класса я возненавидел гимнастику всеми фибрами души. Что угодно, но только не это! Девочек во дворе я тотально игнорировал. Они мне были решительно по барабану. Мальчиков во дворе было с избытком. Дрались каждый день и не по одному разу.
Совершали коллективные набеги на мальчишек с улицы Горького, что располагалась за углом.
Дома были битком забиты и мужиками и бабами, процветало пьянство и постоянные разборки.
Но мне все это было сбоку, поскольку я жил в основном в комнате или в больнице.
Таким образом постоянно я видел только трех женщин, и именно среди них я и рос.
Во второй английской школе кроме Владимира Степановича мужчин я не помню. Чисто женский коллектив. И потому до окончания восьмого класса я ежедневно созерцал женщин-педагогов. В первую очередь незабвенную Нину Игнатьевну.
Именно эта группа женщин дополнила моё первичное представление о женщинах, которые автоматически умнее меня, автоматически образованнее меня, автоматически сильнее меня и такт далее.
Никакого интереса к женскому полу ни в детстве, ни в юности я не испытывал.
Воспринимал их просто как «людей», то есть человеков, устроенных немного не так, как мы, глупые.
Постепенно я привык к мысли, что мальчики вырастая идут в армию, потом женятся, заводят детей и работают, чтобы содержать семью, пока не умирают от болезней и старости, если не погибают раньше на войне или на опасной работе.
Поскольку я постоянно болел, у меня развивался комплекс неполноценности , поскольку я предвидел, что в армию меня не возьмут.
Я рос абсолютно честным ребенком и сама мысль врать, обманывать мне была чужда.
Но в 19 лет я лежал с осложнением на сердце и как только начал ходить, бросился в военкомат и напросился в армию. И вот здесь всю призывную комиссию я лгал врачам и сумел таки призваться!
Я не считал бы себя полноценным человеком, если бы меня не взяли в Вооруженные силы.
За месяц до призыва я познакомился с девушкой, которая и проводила меня на службу.
С нею мы немного переписывались два года (я служил три) а потом я смотался к ней в самоволку (из под Владивостока в Архангельск) и мы подали заявление в ЗАГС Затем она приехала ко мне из Архангельска под Владивосток и мы расписались.
Понятно, что кроме неё ни на каких других девушек я не смотрел и не собирался. Через год после регистрации брака я вернулся и мы перебрались жить в Архангельск, где через год появился сын, и еще через год – дочь.
На этом первая часть моей жизни по существу была завершена. В связи с рождением дочери я перевёлся на работу в горячий цех СЦБК на гигантский содорегенерационный котёл (сокращённо – СРК).
В 1978 году в феврале Володя Лисицын предложил мне заняться областным шахматно-шашечным клубом, которого в Архангельске тогда просто не было. По его рекомендации я посетил Льва Михайловича Фильчагина (одни мужики в судьбе!!!) и мы договорились. Он сказал мне просто:
- Клуба нет, его предстоит создать, но за помещение под него мы ведём войну с городом. Мне нужен человек, который любит и понимает шахматы, имеющий представление о шахматном клубе и способный выиграть битву за помещения. Если у вас это получится, мы подумаем кем вас в нем оформить после создания. Так я вошёл впервые в стены моего будущего главного спортивного творения в жизни.
6-го марта я впервые открыл его дверь выданным мне тайно ключом.
22 марта в моём клубе начался первый тур российского зонального первенства среди школьников.
Как видим – ничто не предвещало мне и во мне специалиста по женским душам.
Рона умерла в 1963-ем.
Бабушка умерла в 1968-ом.
В 1969-ом я уехал на ПМЖ в Краснодар к Гене Супрунюку. В 1972-75 служил в ВМФ.
Из событий здесь можно отметить учебу в ССТ в Свердловске и поступление в ЛГУ имени А.А. Жданова в Ленинграде.
В группе техникума я немножко дружил с Женей Алмазовым и двумя Танями - Штакиной и Власовой.
Отдельно мы общались с Людой Перепелицей.
Это было общение на уровне «дай списать», но обычно они меня посылали.
Любопытно, но в школе среди моих одноклассниц я ни у кого ни разу не просил списать. Об этом даже и мысли не возникало: настолько они были умнее, образованнее, серьёзнее. В школе я был убеждён что девочка не может учиться на четвёрки. Что четвёрка – трагедия для девочки. Четвёрка – это потоки слёз, это безутешные рыдания, это огромная активность направленная на исправление ужасной оценки. А я был патентованный троечник и двоечник и в конце концов совершенно справедливо стал второгодником!
Ах, Женщины!!!
Мало кто понимает, какая это великая школа жизни – второгодничество!

Мне сказочно повезло! В шестом классе я остался на второй год и до дна испил чащу этого стыда и позора.
Этот опыт проживания нельзя передать никакими словами. Первого сентября на глазах у всей школы я – первый её второгодник за тридцать лет и последний её второгодник еще за двадцать лет - продефилировал мимо своего бывшего шестого «а» ставшего уже седьмым «а» в свой новоявленный шестой «а».
Вот где ключ к моему пониманию женщин!!!
Но там и тогда я этого не понимал и не мог понять.
На меня смотрели Оля и Света, от взглядов которых я краснел как спелый помидор, и я всем нутром чувствовал всю бездну своей ничтожности.

Некрасивый, нескладный, нищий, безмозглый, хилый, регулярно избиваемый…
Новый класс меня сразу не принял.
Постепенно ко мне привыкли.
Но так и остались до конца чужими все, кроме Юры, Лёни, Юры и Володи.
Юры первого в этом списке уже нет на свете.
Его сестра Лена живёт в Иркутске.
Она как и соседка Оля воспринимали меня однозначно, как мальчика-дурачка, с существованием которого кое-как приходится мириться.
Интеллектуально они изначально были на десять голов выше и воспринимать меня серьёзно просто были не в состоянии.
Слава Богу, он наградил меня таким обилием болячек и таким количеством осложнений по здоровью, что сама идея долгой жизни во мне отсутствовала и никаких иллюзий насчет себя у меня не было. Поэтому я никому и ничего не собирался доказывать. Ежедневно я пытался решить одну-единственную задачу: попытаться дожить до завтра.
Понимая, что теоретически она неразрешима.
Какие там  девушки.
Какие там интересы!
Нос заложен. Горло обложено. Пульс сто сорок.
Или такая картинка. Лежу и не могу встать, так ломит суставы. Все! А надо бы добраться до туалета в коридоре и выстоять в него очередь.
Недосуг!

Недосуг!!!

Впервые тайну женской души мне открыла Люся.
Мы прогуливались по берегу Северной Двины около Кузнечевского моста. Шахматистка высокого класса, она общалась со мной «просто так». Как раз закончилось первенство города, которое она выиграла и мы оказались случайными попутчиками.
Я брел в Соломбальский Спорткомитет к моему приятелю Ламанову подписывать какие-то бумаги по снабжению, Люся просто вышла из дома прогуляться.
Мы обсуждали какую-то ситуацию в турнире (речь зашла о подсказках) и вдруг она извлекла блокнотик и зачитала мне одно стихотворение и спросила -т нравится оно мне или нет.
В стихотворении была такая строчка:
«Кто-то был её то, то есть весь её мир».
Прошло сорок лет.
Я помню каждую деталь той прогулки.
И помню, как меня эта строчка буквально сбила с ног.
Мы разошлись по своим делам, а строка повисла в моём сознании, как дамоклов меч.
Ви очередной разт в Москве я остановился у Владимира Львовича Британишского на Малой Грузинской 31. Утром я убывал по делам, вечерами возвращался «на сон» и падал на раскладушку в библиотеке. Наконец в последний вечер перед отъездом я риснул задать ем у свой давно мучивший меня вопрос:
- Владимир Львович, не знаете ли случаем, кто написал такое? И процитировал строку «от Люси».
Владимир Львович внимательно посмотрел на меня и вдруг понял, что я спрашиваю искренне!
Он расхохотался, достал журнал «Иностранная литература» и серьёзно сказал:
- Это же Каммингс, ведущий американский поэт! – почитай как для знакомства на сон грядущий!
И оставил меня журналом под ночным светильником.
Я открыл заботливо заложенное место. И прочёл:
«Перевод Владимира Британишского» - то есть моего великого хозяина!
Я неделю жил у него дома и даже не догадывался, что этот русский текст написан именно им!

Между тем мало на свете текстов так точно, ёмко, глубоко описывающих одно из самых важных качеств Женщины.
Мне довелось перевернуть горы книг психологов, филологов, психиатров, врачей, философов, гносеологов, логиков, педагогов, педологов. Я общался с десятками тысяч женщин. Этот текст стоит на прочном первом месте среди всего увиденного, услышанного и прочтённого.
Пушкин и Лермонтов так не написали!
Есенин такого не исторг.
Блоку оказалось не под силу!
Уткин – величайший поэт – не осилил!
А Владимир Львович, переводя Каммингса, сформулировал.
Это запредельный текст о Женщине.
В душе каждой есть Один-Единственный Кто-то.
И этот Кто-то и есть её То!
Кто?
То!!!
То есть Весь Её мир!!!
Существо внутренней пустоты Женщины описывается этим текстом идеально полно!

Женщины не Интересны

Ничего интересного в Женщинах на самом деле нет. Их таинственность и загадочность заключается в абсолютной пустоте нанотрубки женского фуллерена.
Женщина не живёт сама по себе и в себе.
Когда у неё нет этого самого «То», она просто форма без контента.

Сначала место этого «То» занимает «Тот, которого» или «Тот, которому». Но это только временные молочные «зубы». Как правило этим «То» становится не спутник жизни, а собственный ребёнок.
Исключительно редко этим «То» становится избранник (совсем не обязательно «Муж»!)
Иногда область искусства, или «занятие по душе».

Женщина категорически утаивает своё «То» в себе и для себя и никого не подпускает к этому «То» на пушечный выстрел. В не й и для неё нет ничего более дорогого, значимого, существенного. За это «То» она готова перегрызать глотки, рвать любые цепи, идти напролом.
Для воспитавшей меня тёти Роны этим «То» был её родной отец.
Для моей бабушки этим «То « был её муж.
Для моей мамы этим «То» был её папа.
Очень страшно становиться этим «То» для какой-нибудь Женщины.  Потому что вырваться из её подсознания уже невозможно.

Продолжение, если будет на то воля Божья, возможно.