Осень 1991 года в моей памяти не оставила заметных следов. Очень странный провал. Я ничего не могу вспомнить. Где я жил и что делал? И писать мне как-бы про этот период своей жизни нечего. Ничего такого не помню! Помню только, что я с художником Мишей По съездили на один день в город Ленинград. И даже помню, что мы там съели каких-то несвежих чебуреков на вокзале и немного отравились. Не смертельно и всё обошлось. Мы переночевали в Купчино, у Марины (сестры Леди), которая мне была очень рада. У меня с ней ничего не было, никакого эроса, и всё было прилично и культурно. Только вот мне там стало грустно и всё напоминало о той женщине, которой я был, так сказать, увлечён. Леди же уже жили в Сан-Франциско, и у неё там была совсем другая жизнь. Потом мы с Мишей По вернулись в Москву в простом плацкартном вагоне. И где я в Москве жил? Либо у своей тётушки, либо у Миши По, у которого уже была маленькая девочка Кристина. Атмосфера в его квартире сильно поменялась. В той комнате, где раньше была мастерская, теперь была комната матери и ребёнка. Мишиной жене, Оле, чувствовалось, было скучновато, и она мне всегда была рада. У неё ко мне были ровные и довольно тёплые чувства. Возможно, Миша в глубине своей тонкой и ранимой души, немного ревновал её ко мне. Здесь я ничего не могу сказать, и точно никогда нельзя понять другого человека. Во всяком случае, Миша По сцен ревности не устраивал и вёл себя корректно. Мы же всё-таки были художники, а не какие-то там плебеи. Ревность вообще очень тяжёлое чувство и оно всё отравляет. Сам я никогда не был ревнив и с этим чувством я мало знаком. У меня были другие недостатки, и самым моим главным недостатком было отсутствие так называемого мужества и разного рода навязчивые мысли. Внутри меня в тот период была какая-то темнота и мрак…
Я был совершенно в себе не уверен и моя неуверенность пряталась под немного ехидной улыбкой. Меня сильно удивляла уверенность в себе того же Миши, который вёл себя, как полноценный взрослый мужчина и разговаривал уверенным басом. И он уже был женат и у него родился только что ребёнок. Конечно же, он тоже внутри себя чего-то там прятал и, чувствовалось, что детство его было непростым, и вырос он в рабочей грубоватой среде. У него был отчим, который иногда туда заглядывал, - простой, весёлый и всегда немного хмельной. И мама у него была женщиной с непростой судьбой. А кто был мишин папа, про это я ведать не ведаю. Меня там уже все знали и как-то привыкли, что у Миши всегда кто-то там живёт. Разные странные художники на этой квартире появлялись, и никто особо не протестовал. К Мише иногда заезжал художник из Перми, которого звали Коля Син. И было ему уже где-то в районе пятидесяти лет или чуть побольше. И был он очень интеллигентный и любил поговорить на разные философские темы. И я ему нравился и ему нравились мои картинки. И у него была интересная жена, которая была его моложе где-то на двадцать лет, и старше меня где-то лет на пять. У них были дети, - то ли трое, то ли четверо. Жену звали Лена. Ей очень нравилось приезжать в Москву, и общаться с культурными москвичами. Лене явно не хватало общения в своих диких уральских краях. А жили они даже не в Перми, а в маленьком городке с поэтическим названием Горнозаводск. Вся её молодость прошла в этой глуши. Ну и, конечно же, её тянуло к молодым художникам. В том числе и ко мне. Я совсем не помню, когда она вдруг неожиданно воспылала ко мне чувствами. И это немного напрягло меня и её мужа, которому это не очень понравилось. У меня с ней ничего не было (заявляю это честно и открыто). Просто она сообщила своему мужу, что влюбилась в одного художника. И этим персонажем оказался автор этих мемуаров. При этом я совсем не помню, в какое именно время произошла эта коллизия. Возможно, что это был уже 1992 год, но познакомился я с ними раньше. Всё смешалось в моей голове, и эту Лену я последний раз видел весной 1993 года. И больше наши жизненные пути как-то не пересекались.
Коле Сину и Лене нравилось, приезжая в Москву, общаться с культурными жителями столицы. И они познакомились с моей тётушкой и несколько раз бывали на этой милой квартире у станции метро «Полянка», где я в те годы в основном и обитал. У Коли как-то была персональная выставка в Москве, где-то там, в Хохловском переулке, и он пригласил на неё мою тётушку и меня. Картины же его были довольно абстрактны, хотя он хорошо умел рисовать, так как получил настоящее художественное образование. В те годы многие ушли в эксперименты, так как при советской власти особо было не разгуляться; были художественные комиссии и отклоняться от соцреализма художникам было довольно сложно. Многие наступали своей песне на горло и поэтому сильно страдали и злоупотребляли алкоголем. Просто брызгать краской на большой холст, воображая себя гением, было у нас в СССР недопустимо. Художник должен был уметь рисовать с натуры и долго учиться в специальных заведениях. Надо было уметь быстро рисовать вождей с закрытыми глазами, и выполнять разные заказы по оформлению заводов и фабрик, колхозов и совхозов. А если художник хотел участвовать в выставке, то он должен был написать картину на идеологически правильную тему. Для себя же он мог рисовать всё, что захочет но, опять же, на нейтральные темы. Без антисоветчины и эротики (хотя голых женщин рисовать разрешалось). В этом смысле, всё-таки, какая-то творческая свобода была и не надо думать, что в СССР было совсем не продохнуть. Во всяком случае, в том же Ереване, художники были довольно свободны и могли фантазировать и экспериментировать. И там имелся музей современного искусства, где висели очень разные картины. И мне там особо запомнился Валентин Подпомогов, который был настоящим Мастером или, как говорят армяне, - Варпетом…
Художнику Коле, чувствовалось, очень понравилась моя тётушка. Они были примерно ровесники. Тёте Эле тогда было чуток за пятьдесят, но она молодо выглядела, и была худа и стройна. Моя тётушка нравилась многим мужчинам, и молодым и старым. Её можно было назвать очень эротичной. От неё исходила мощная энергетика, и не удивительно, что к ней так тянулись многие люди. К тому же, она себя вела довольно свободно и излучала вокруг себя любовь и сострадание. Тётушка моя была добрая и не завистливая. В тот же период, у неё наступили тяжёлые деньки: редакция, где она много лет проработала, закрылась, и она осталась без работы. Я точно не помню, когда это произошло, но помню, что ей пришлось тогда изучать маркетинг и пытаться вписаться в новую капиталистическую жизнь, и она там что-то переводила. К сожалению, она не владела английским, и её язык был французский и немного польский. Её бывший второй муж, про которого я уже писал, - экстрасенс, журналист, пьяница и женолюб, - с которым она прожила пятнадцать лет, ушёл к молодой журналистке Тане (она была моя ровесница). Они, при этом, продолжали поддерживать отношения, и он часто ей звонил, и дела у него шли неплохо, и он даже пошёл в гору. Игорь Николаевич предлагал свою помощь, но тётушка гордо отказывалась. В общем, она как-то в те годы существовала, не впадая в нищету. А потом, её дочь, которая осталась жить в Америке, стала присылать ей заработанные тяжким трудом (Юля работала официанткой в кафетерии) доллары на жизнь. Примерно так всё и было, и эти американские доллары помогли моей тётушке оставаться на плаву. Ну и, конечно же, меня она тоже подкармливала, и я тогда жил в юлиной комнате, с видом на улицу Димитрова. Если бы не Юля то, я думаю, тёте Эле бы пришлось несладко. Разве что, стать любовницей какого-нибудь «нового русского». При её гордыне это было бы не так легко. Тётушка была очень гордая женщина. И она вряд ли стала бы чем-то торговать у метро. Да и на старушку-пенсионерку она мало походила. Ей от силы давали лет сорок. И голос у неё был молодой и очень приятный. Мужчинам её голос очень нравился…
Так что Коле Сину нравилась тётя Эля, а его жене Лене - нравился я. Такая вот немного чеховская комбинация. Тётушке тоже понравился этот открытый и искренний художник, и я думаю, у них могла бы произойти некая страсть. Возможно, это мне так кажется, и я по-детски фантазирую. Между мной же и колиной женой, вряд ли что-то могло произойти. К тому же, Коля был явно ревнив, и он бы не согласился на такие свободные отношения. «Серёжа, моей жене ты очень нравишься! Не хочешь ли стать её близким другом? А мне нравится твоя тётя Эля!..» Такое может произойти только в каких-нибудь зарубежных французских фильмах, но не в нашей той реальности. Лично я не встречал таких семей, где бы супруги друг друга не обманывали. И моя тётушка тоже была довольно ханжески воспитана и не простила своей бывшего мужа, что, на мой взгляд, было довольно глупо. Игорь Николаевич всегда любил женщин, и она про это прекрасно знала. Это же не лечится, как и алкоголизм. Я потом был несколько раз в гостях у своего бывшего дядюшки и даже общался с его молодой супругой. Я в ней не нашёл ничего такого особенного. Высокая барышня с большими глазами. Возможно, она была очень страстная и пикантная. Стареющему же писателю, нужны новые впечатления и это всё понятно. У Игоря Николаевича началась новая жизнь, и он стал ходить в дорогих костюмах. Пить, при этом, он не бросил, и там тоже всё было не так гладко и, в конце концов, закончилось довольно трагично. Через двенадцать лет этой человек уйдёт в мир иной, при довольно загадочных обстоятельствах. Хотя, он проживёт интересную и не такую уж короткую жизнь. Всё-таки ему на момент гибели, будет где-то шестьдесят четыре года, что для наших российских широт очень даже нормально.
С Леной же я несколько раз общался, и она мне рассказывала немного про свою жизнь. Я не очень внимательно её слушал. Как она, будучи совсем юной девушкой, вышла замуж за театрального художника, который был старше её на двадцать лет. И она от него родила несколько детей. И прожила всё это время в этой глуши, вдали от культурных мест и ничего так толком и не видела. И вот ей уже за тридцать. Молодость пролетела. И у неё не было других мужчин, кроме Коли, все эти пятнадцать лет. И тут они приехали в Москву, прогулялись по Арбату. Познакомились с молодыми художниками: с Мишей По и со мной. Ей так захотелось этой свободы и радости общения! Муж её был очень хороший, но ей было с ним скучно. Всё как у Чехова. И тут, она почувствовала ко мне сильное влечение. Она мне про это и говорила. А я же, будучи не очень умным, не знал, как себя с ней вести. Да и что мне было делать? Женщина она, конечно же, была привлекательной и душевно открытой. Я вообще заметил, что мне легко было общаться именно с девушками из провинций. С москвичками я тоже общался, но уже не так легко. Здесь я чувствовал какие-то комплексы не москвича. Тогда это было очень ощутимо, и прописка имела большое значение. Это потом уже всё относительно сгладилось, и Москва наполовину заполнилась иногородними понаехавшими из разных мест. И появились другие чёткие различия, - россияне и граждане СНГ. Я, разумеется, после распада СССР, стал гражданином СНГ, и комплексы мои значительно усилились. Полноценным москвичом я стал только в 2008 году, на сорок втором году жизни и, честно говоря, так им внутри себя и не почувствовал. Комплекс бездомного бомжа у меня так и остался.
Так что, Лена ко мне сильно тянулась, а я же всячески её избегал. Помнится, были какие-то скромные поглаживания, но не более. И разве можно эти поглаживания назвать изменой? Я бы так не стал утверждать. До серьёзного интима у нас дело не дошло. Хотя, я видел её пару раз без одежды. Это уже была весна 1993 года. А потом она вообще исчезла. Ни её, ни её мужа Коли я больше не видел. К сожалению, отношения между людьми часто резко обрываются и мы совершенно не знаем что и как, и почему. Тогда не было никаких социальных сетей, где всегда можно было чего-то там друг другу написать. И это было очень хорошо. Все эти сети оказались каким-то сплошным надувательством, и не создали никакой между людьми близости. Вроде бы человек есть, и вроде бы его нет. И мне вообще кажется, что всё движется куда-то не совсем туда. Тридцать лет назад мы совсем не думали, что появятся такие огромные возможности у людей знакомиться, находясь совершенно в разных точках на Земном Шаре. А вскоре оказалось, что друг другу особенно и нечего сказать. Какая-то сплошная бездуховная Матрица. Когда-нибудь и этот период закончится. Я думаю, что всё идёт к началу телепатической связи, и не нужны будут все эти электронные выдумки, от Эдисона и Шайтана… Просто надо будет сесть в кресло и настроить свои внутренние антенны на другого человека. Он тут же будет ловить эти импульсы. Я совершенно в этом уверен. Надо только отказаться от эгоизма, зависти и самолюбия…