Мне 5 лет, мы живем в Николаевске-на-Амуре в военном городке. Отец командир взвода музыкантов, мама – домохозяйка, живем в однокомнатной квартире, на втором этаже деревянного двухэтажного барака. Я смотрю в окно, мелкий снег бьется в стекло и поземкой стелется во дворе. Небольшие сугробы поднимаются вдоль деревянного тротуара… И вдруг, в этом покое зимнего вечера раздается громкий стук солдатских сапог о деревянную лестницу, и подъезд наполняется громкими мужскими голосами. Это отец привел свой взвод музыкантов, чтобы отметить день Красной армии и Военно-морского флота после торжественного парада. Веселой компанией они вламываются в знакомую квартиру. Складывают свой музыкальный инструмент на мою койку, покрытую суконным солдатским одеялом, и праздник начинается. Взрослые идут на кухню пить «сэкономленный» спирт, который выдается для промывки музыкальных труб в морозный день,а я достаю свой мундштук, залезаю в огромную трубу-бас, что лежит на моей койке и начинаю играть. Сначала комната наполняется тяжелым уханьем трубы - бас, потом звоном медных тарелок, затем я беру двумя руками «кувалду» и бью ею в огромный барабан. Но мои музыкальные изыски уже никто не слышит, на кухне все громче раздаются праздничные тосты под цоканье граненых стаканов, и спирт, предназначенный для промывания труб, промывает утробы их хозяев. Но вот веселье доходит до «горизонта не возврата» уставшие, но счастливые музыканты разбирают инструмент и, перед тем как покинуть гостеприимных хозяев, исполняют «Прощание славянки». Я стою посреди комнаты и дирижирую оркестром. Деревянный барак дрожит, а соседи облегченно вздыхают: наконец-то после этих чарующих звуков наступит долгожданная тишина.
Гости расходятся, но не все, у нас остается дядя Боря – еврейчик со своей трубой - бас. Он худенький и маленький , когда надевает на себя огромную трубу, то его не видно и создается впечатление, что в оркестре труба - бас идет сама по себе. Спирт он не пьет, поэтому у него всегда очень грустные глаза и еще у него нет семьи, потому он часто остается у нас, чтобы не идти в казарму.
Но длинный зимний вечер заканчивается, и я засыпаю под нескончаемые разговоры взрослых. Они так много говорят о себе, о своих радостях и проблемах и совсем не говорят со мной, будто я маленький и мои страдания ничтожны по сравнению с их проблемами….
Утро моего дня начинается всегда одинаково. Папа вдруг вспоминает, что сегодня надо идти на службу, вскакивает с постели и пытается делать зарядку, но времени как всегда не хватает, поэтому он совмещает зарядку, пробежку и упражнения на трубе. Выглядит это весьма комично: в семейных трусах, с высоко поднятой трубой, он бегает по комнате и исполняет «Неаполитанскую песенку» П.И. Чайковского. Под эти чарующие звуки я просыпаюсь, а мама на кухне готовит завтрак. Но за окном раздается сигнал машины – это полуторка с брезентовой крышей приехала за военнослужащими. Отец на ходу хватает кружку с чаем, но он очень горячий, папа обжигается, бросает кружку, берет футляр с трубой и бегом спускается по деревянной лестнице. В комнате опять тихо, я закрываю глаза и засыпаю, чтобы проснуться в 10 часов и бежать во двор к мальчишкам...
Но в субботу, просыпаюсь среди ночи от того, что приходит отец, но не один, а с женщиной. Мама сонная, в ночной рубашке, открывает им дверь. Папа радостным голосом с интонацией нежности – объявляет:
- Зинуля, извини, но нам надо срочно подготовить песню. Ты ложись, а мы на кухне потихоньку по репетируем.
- Но уже полпервого ночи, - сонным голосом говорит мама.
- Ты спи, мы только выпьем чайку и никому не помешаем.
Мама ложится в постель, а папа с женщиной уединяются на кухне. Комната наполняется запахом духов и спиртного, слышится тихое бульканье наливаемого «чая», шепот папы и тихий смех женщины. Я начинаю засыпать, но в этот момент из кухни раздается вокал: «На крылечке твоем, целый вечер вдвоем: и грустим и молчим о своем…» Комната наполняется чарующими звуками профессионально поставленного голоса женщины испытывающей сиюминутную страсть и любовь к своему избраннику. И избранник отвечает ей взаимностью; и далее уже дуэтом: «Я люблю тебя так, что не сможешь никак ты меня разлюбить никогда, никогда…» Мама плачет в подушку, а я поднимаюсь с постели и заглядываю на кухню… Папа сидит на табурете облокотившись на стол, у него на коленях сидит тётя: одной рукой она обняла папу за шею, а другой держит тонкую и длинную папиросу. Я знаю, что папа не курит, но тетя выпускает дым ему в лицо и он улыбается… Я начинаю реветь, папа кричит с кухни: «Зина, почему у нас ребенок плачет?» Мама отвечает: «Потому что уже ночь, ребенку нужно спать, а вы своим пением разбудили его». Она берет меня в постель, обнимает, и я засыпаю. Утром просыпаюсь от громкого голоса, это папа с мамой выясняют отношения, и выяснение своих отношений начинают с национального вопроса:
- Ты чего это еврейку в нашу квартиру привел, ты, что не мог найти русскую?
- А потому что певицы все еврейки, у них вокал, а русские только частушки могут петь.
- А у твоего друга – Бори, тоже вокал, что он живет у нас?
- Ты Борю не трогай, он настоящий друг, и не виноват, что родился евреем. Сама ты кто – хохлушка!
- Я не хохлушка, а кубанская казачка, а вот ты Ванек – не помнящий родства.
- Я тебе не Ванек, а Юрий и родом из Пензинской губернии и все мои предки оттуда.
- А мне мама говорила: кого ты дочечка найшла? Какой-то пензюк рыжий.
- А чего же ты замуж за меня пошла, нашла бы другого – чернявого хлопца.
- А потому что молодая была, глупая.
- Ты и сейчас не умная, хотя и не молодая…
Но родители мои были молодыми и красивыми, маме было 23 года, а папе 26 им очень хотелось погулять, мама всегда упрекала папу:
- Тебе можно ходить на танцы, а мне нельзя.
- Я не танцую, я работаю (он играл на трубе в духовом оркестре)
- Я вот в следующую субботу пойду и посмотрю, как ты там работаешь.
- А ребенка на кого оставим?
- Ребенка пораньше уложим спать.
Я тоже был рад такому раскладу: значит, всю неделю будут подлизываться, терпеть мои капризы, а в субботу будут спрашивать, чего мне хочется вкусненького. Обязательно потребую целую банку сгущенки, а то дают по 2 ложки…
Я опять просыпаюсь среди ночи, теперь уже от "тихого" голоса мамы и приглушенного баса незнакомого мне дяди. Папа лежит в постели и притворяется, что спит, а за дверью разгораются нешуточные страсти. Мама пытается вразумить страстного ухажера; и в томлении тела и нахлынувших чувств, после поцелуя шепчет ему:
- Пойми, я замужняя женщина, у меня ребенок, он может сейчас проснуться, а муж явится с минуты на минуту.
Но мужчина не внимает голосу разума и продолжает проситься на чай, исповедуясь:
- Я плавал 5 лет, побывал во многих странах, видел много девушек, но такой красавицы как ты не встречал. Ты мое счастье, ты моя судьба, жить без тебя не смогу…
Но тут вскакивает с постели вроде бы крепко спящий папа. Он резким движением толкает входную дверь, левой рукой втаскивает маму, а правой толкает моряка так, что тот кубарем катится по крутой деревянной лестнице. Затем он закрывает на крючок дверь, бросает маму на кровать, снимает со стены кожаный ремень и начинает её «воспитывать». Мне жалко маму и я начинаю реветь…
Но проблемы взрослых остаются с ними,а у ребенка своя жизнь... Пришла весна, на улице тепло, и наш двор покрылся желтым ковром из одуванчиков, а там где нет одуванчиков, зацвел клевер, и шмели, припадая к его цветкам, пьют нектар. При этом их нехитрое «жу-жу» соединяясь вместе, превращается в мелодию. Я бегу босиком по желтому ковру, слушаю мелодию шмелей, радуюсь теплу и новому дню. Душа моя поет от счастья, ведь жизнь только начинается и впереди столько счастливых дней.
Жизнь пятилетнего ребенка ограничена его двором, а так хочется бежать к горизонту, там, в синей дымке высокие сопки, поросшие цветущим шиповником, а в зеленой траве, словно угольки потухшего костра цветут темно-красные «Огоньки». Я прошу ребят постарше, которые самостоятельно ходят на сопки, чтобы они взяли меня, но всегда получаю ответ: «ты еще маленький». Но я уговариваю своего соседа – пятиклассника и он берет меня с собой. Радости моей нет границ, я бодро шагаю к своей мечте, раздвигая границы детского мира… Но к вечеру, силы покидают меня и я все чаще сажусь для отдыха и все больше жалуюсь, что мне тяжело идти. Приятель объясняет мне, что скоро ночь, будет темно, и мы заблудимся. Но я только плачу и отказываюсь идти. Он испугался наступившей темноты, бросил меня и убежал домой. А я прилег под небольшой кустик и заснул. Проснулся от того, что кто-то касается моего лица и рук. Я открыл глаза и увидел рыжую «собаку», которая обнюхивала меня. "Пошла вон!" – Скомандовал я. Она оскалила зубы, и неприятный запах изо рта еще больше разозлил меня. "Пошла вон!" – Повторил еще громче. Она отвернулась и побежала, и тут я увидел пушистый хвост и понял, что это лиса, и опять заснул.
А в это время родители вспомнили о своем ребенке. Отец начал выговаривать матери:
- Ты куда смотрела, где наш сын?!
Мать плакала, и понятия не имела куда мог деться ребенок, который весь день играл с мальчишками во дворе. Стали спрашивать у ребят, те рассказали, что видели меня с Витькой. Пошли будить Витьку. Он расплакался и сказал, что бросил меня в лесу. Тогда отец поднял мужчин из нашего дома, они взяли фонари, Витю, и отправились в сопки на поиски. Нашли меня на сопке под кустиком, и сонного, на руках, принесли домой.
Проснулся я утром в своей постели и был уверен, что сопки, ночь и лиса мне приснились. Но папа сказал маме:
- Хватит ему болтаться по сопкам, пора заняться образованием, я запишу его в музыкальную школу по классу фортепиано.
На следующий день мы пришли в музыкалку. Он зашел в кабинет директора, о чем-то поговорил с ним, а потом взял меня за руку и мы отправились в класс фортепиано. Там нас встретила тетя, которая пела с папой на кухне. Она улыбнулась папе и спросила: «Что-то случилось?»
- Вот, привел к тебе сына, пусть занимается, сколько можно шалопайничать. Вчера всю ночь искали его в лесу.
- Но надо проверить: есть ли у него слух и желание заниматься музыкой.
- Не надо, слух у него идеальный, а желание его меня не интересует.
При этом он наклонился к ней, что-то зашептал на ухо и они, улыбаясь, пошли в смежный кабинет. Я сидел на стуле и своим «идеальным» слухом слышал, как женщина тихо смеялась и ласковым голосом шептала:
- Не надо… не надо, что ты делаешь, нас могут увидеть, я же на работе…
Так начался мой первый урок обучения музыки. Я смотрел на фортепиано и понимал, что скоро закончится моя свобода, и меня, как щенка, посадят на цепь к этому деревянному ящику. Надо срочно что-то делать. И я заревел…
Первой из соседней комнаты вышла тётя, она зарумянившаяся, поправляла на ходу юбку и застегивала пуговички на кофточке. За ней шел папа, глаза его светились радостью, он самодовольно улыбался и облизывался, как шкодливый кот, который съел чужую сметану и очень остался доволен собой. Но мама раскусила «ход конем» папы, как только повела меня в музыкалку, поэтому, после очередного скандала, мое музыкальное образование закончилось, чему я был несказанно рад.
Опять день-деньской бегал босиком по зеленой траве, ловил кузнечиков, дышал ароматом цветущего шиповника, а утром с восторгом встречал новый день, который дарил мне: и смех, и слезы, и любовь.