Занудин открыл глаза. Солнце проецировало на занавески и стены комнаты ветви олиствившихся деревьев. По стене комнаты, у самого потолка, медленно и неровно полз набухший комар, словно повторяя траекторией движения витиеватые линии теней листвы. Занудину было спокойно и радостно от ощущаемой гармонии соответствия его внутреннего ощущения с происходящим вокруг. Вместе с потоками света через приоткрытое окно в комнату залетали голоса лесных птиц, включая кукарекающих где-то вдалеке домашних. Лишь еле слышным фоном где-то совсем далеко гудела трасса, что тоже вписывалось в понятие гармонии для Занудина, так как было ценно именно своей удаленностью. Ведь человеку приятно осознавать себя вдалеке от чего-то неприятного. Иногда это даже лучше, чем совсем не воспринимать неприятное – вроде состояния, когда знаешь, что враг есть, но не знаешь, где он, и это напрягает.
Все эти мысли проносились в голове не спешившего покинуть ложе Занудина. Он лежал на спине, прикрывшись одеялом настолько, чтобы свежесть залетавшего в компании со звуками и светом свежего воздуха не ассоциировалась в его сознании с переохлаждением тела.
- Как же приятно находиться в своем! – думал с удовольствием Занудин, ощущая, что и поток мыслей послушно укладывается в эту, заполнившую все собой, гармонию, - Я словно растворяюсь во всем… этом… И мне при этом так хорошо!
Подумав, что же такое «хорошо», Занудин не нашел внятного ответа и согласился мысленно с кем-то, однажды заявившим, что «хорошо» - это когда хорошо.
- Просто состояние такое. Словно оно просто есть где-то всегда, но мы не всегда с ним… соединяемся. Наверное, радиоволны какие-то.
Занудин подумал про то, как однажды не мог подключиться к сети WI-FI, из-за чего приложение магазина в смартфоне не работало и не давало скидку при оплате на кассе. И скорее беззаботно, чем удовлетворенно кивнул про себя.
Размышляя так и вдыхая свежесть утреннего воздуха, кротко разбавлявшего духоту помещения, Занудин продолжал отслеживать глазами движение комара. Ощущаемое во всем теле приятное чувство заполненности гармонией располагало Занудина к более глубокому погружению в природу. Не имея рядом соответствующего объекта для конкретного физического погружения, Занудин, следуя вечно неунывающему потоку гармонии, стал погружаться в то, что было доступно. Доступны были насекомые. Точнее, связанные с ними слова. Выразив внутренне признательность старику Адаму и представив, как он, исполненный тем же чувством гармонии, раздавал в Эдеме названия всем вокруг, Занудин стал погружаться в имевшиеся в его распоряжении имена тварей.
- Хм… «комар».., - размышлял он, попутно прикидывая, какое потомство вывелось бы у наблюдаемого насекомого после ночного распития спиртного, содержавшегося в высосанной им крови.
Занудин представил, как комар втягивает через хоботок этот адский коктейль, и ассоциация с сидящими у стойки бара и втягивающими «кровавую Мэри» через трубочку насмешила его.
- Вот тебя плющит, наверное, сейчас! – радовался Занудин своей спонтанной мести кровососу, и настроение стремительно несло его к стебу.
- «Комар», значит? – веселился Занудин все больше. Гармония это позволяла, видимо, не считая отклонением. Заходя на эту территорию, Занудин продолжал чувствовать, что ее «вайфай» работает: чувство покоя и радости не покидало его от нарастающего желания паясничать.
- «Комар» - это находящийся в коме! – ликовал он своим открытиям, - В которую ты, паразит, скоро, похоже, и погрузишься! Не знаю, насколько дальновидно звучало твое имя в Эдеме, но переводчик на русский точно был провидцем!
Занудин, теперь уже с чувством абсолютного превосходства, посмотрел на мучающегося комара, потянулся, распластавшись по всей площади раздвинутого дивана, и сладко зевнул, чтобы продолжить.
- «Насекомое» - место на теле, подвергаемое физическому наказанию розгами или т. п., - продолжил он, представляя себе что-то совершенно не имеющее общего с мухами или жуками.
- Здесь переводчик, похоже, расслабился и отключился от своего прорицательного дара, - прикинул Занудин, и его сознание выдало что-то, связанное в нем с понятием «оргия».
- Идем далее… «гусеница» - ухаживающая за гусями. Или охотничья собака, скажем, натасканная к охоте на диких гусей… или домашних – это, уж, как хозяин распланировал (может, у него на соседа был «зуб»)
Занудин понимал, что погружением в природу такое его занятие вряд ли назовешь, но остановиться уже не мог, утешая себя тем, что удовольствие – это тоже нечто природное.
- «Паук» - разговорное, сленговое обозначение осужденного по статье уголовного кодекса. Почему «а» вместо «о»? Как слышится, так и пишется! – глумился Занудин, - Тем более, что паук и не насекомое, если верить тому, чему в школе учат! Так что, в честь этого исключения и «а», будем считать исключением!
Занудин понимал, что занимается ерундой прямо с утра («Это что, тяжелая форма очередного «голизма»?), но пока «вайфай» гармонии в его сознании улавливался, останавливаться он не собирался. Бабочки, стрекозы и прочие существа, относимые им с детства к насекомым, щедро одаривались новыми толкованиями их приевшихся имен, что, по сути, делало их безымянными, лишая привязки букв к смыслу.
- Интересно, как бы я называл тварей, будь я в Эдеме? - подумал, вдруг, Занудин, - По какому принципу Адам все это делал? По издаваемым тварью звукам? По характерному поведению? – но это сколько же времени бы заняло! По внешнему виду?.. Но тогда они были бы все «полосатики», «желтики», «мелкие» или «крупные». Вот бы узнать, как он их назвал тогда! Ведь, как назовешь, если слов таких еще нет? Не тырить же наименования у неживой природы! Да, и неживую природу нужно было еще назвать как-то… Да, не так-то все просто, оказывается. И язык, выходит, уже был. Значит, и слова УЖЕ были… или нет? Занудин полностью соответствовал своей фамилии и начал напрягать мозг изо всех сил. Пролезать в истоки было делом куда более сложным, чем стебаться, разбирая смысл уже готовых слов, подмечая в них несоответствия тому, что ими принято обозначать.
Занудин глубоко задумался… Адам, конечно, мог это делать долго – благо, времени было не то, что у нас. И магазинов, счетов в почтовом ящике и режима рабочего времени у него не было. Но не в этом суть. Что-то он такое, похоже, видел очень глубоко… не то, что мы сейчас. Он не придумывал – он узнавал или черпал откуда-то уже готовое. Иначе все имена бы представляли собой сплошные завывания и прочие выражения эмоций. Или они такими и были изначально? Мозг Занудина начинал кипеть.
- Не-е-ет, - растягивал с сомнением Занудин, понимающе кивая куда-то вглубь своего сознания, - Здесь нужно было суть животного уловить! Даже более того – увидеть, как оно УЖЕ названо ТАМ. Даже не так – увидеть ЕГО, это животное, там, где оно еще форму не имело, а только суть. А потом узнать его здесь, в видимом…
Занудин чувствовал, что попытки проникнуть в закрытое начинают выводить его из покоя, что «сигнал сети» начинает слабеть, когда он пыжится, пытаясь додумать то, что можно только разглядеть, если будет дано. То есть, освещено.
- Ну, ладно! Нет света – нехрен таращится! – выдохнул Занудин, вконец измучившись и потеряв покой, и решительно поднялся с дивана
- Бери, что дают! Тогда будешь иметь свое. Тогда и собой будешь. «Нам чужого не надо!» - мысленно процитировал он кого-то, прыгая на одной, вставленной в штанину ноге, и пытаясь попасть другой во вторую.
«Гребенка» наличия «сети» в его сознании одобрительно дополнилась парой делений.
День с данными ему заботами начинался.