Мир. Необъятный. Он похож на цветок, раскрывающийся тысячью лепестков в безвоздушном пространстве, среди густой темноты. С самых далеких времен, с забытой, погрязшей в песчаных руинах древности, мы смотрели на звезды. Суровые жители дюн расположишись у огня рассказывали друг другу тихо истории о могучих богах, о Луне, Королеве дум, плывущей среди облаков и твердой звездной массы на горизонте.
Мир постепенно рос. Ширился, опоясывался утопающими в пыли лентами торговых караванов. Горы расщеплялись пополам, давая волю ijoo’jt [ “человеческому” - прим. автора здесь и далее] гению. На когда-то пустынных просторах Ij’olkzj [Рэма] одна за другой поднимались к небу [вавилонские] башни, величественные “цапли” перемен. А вокруг них, покуда хватало глаз, выплывали из вечернего полумрака силуэты шатров, скрывающих протяжные песнопения жителей Столповых Кварталов.
Но однажды Бог Солнца, распростерши объятия, дотронулся до небес своих братьев...
Zjti’zjk [Земля], вернее то, что мы с вами назвали Землей [на самом деле мир нам с вами чуждый и далекий], оказалась среди немногих, кто уцелел. Она находилась на другом конце беззвездного пространства и была “закрыта от света”.
[Этот мир, одновременно похожий на наш, но в то же время безумно враждебный, остроскалый, утопающий в горячем песке, однажды канул в небытие. А все, кто ходил по пронизанной терпким запахом подземных пряностей суше, в одночасье исчезли].
...Так восстают и ныряют в “безвременье”, утопая во тьме рек времени ijoo’jt [двуножки].
[Книга Хуаппа Толстозадого. Предисловие к Мироописанию].
Звездопрыг, похожий на неуклюже обточенную каменную глыбу (которую неумелый ремесленник однажды задумал превратить в статую, но облажался) медленно выплыл на свет.
Лучи близлежащей звезды разом ударили по телу звездопрыга, оказавшемуся не каменным, а похожим на облитую кленовым сиропом серебристую булку.
Солнечные лучи радостно облизывали ярко горящий корабль, несущий в своем нутре тысячи и тысячи маленьких жителей с другой точки Обитаемого Пространства. Остальной мир называл их “тутцики”. Мы же с вами, проявляя уважение к древней как само Мироздание братии звездных кочевников, назовем их милыми дикарями.
Внутри звездопрыга царила суета. По многочисленным палубам в разные стороны сновал народ. Лавочники, выкрикивая пронзительные “фразы-закупайки”, размахивали платочками, зазывательно демонстрируя прохожим качество своих товаров. Суровые толстопопы-стражники старательно расчесывали тугие гривы на широких спинах своих скаковых животных, а летающие под “потолком” звездопрыга на ароматных облаках пара с Великой Кухни птицы, весело кудахтали, осыпая несущийся в никуда звездный народец снежными хлопьями перьев...и не только.
На Управительной Сторонке стоял, поглядывая в широкое окно, Рулевой Матчкинс. Он упрямо вперивал взор многоглазья в ослепительно яркую точку на горизонте. Многорукий пилот лениво растаскивал когтистые ручищи в разные стороны, ворчая рычаги управления, и тяжело вздыхал, чирикая, как воробей. Толстая грудь Матчкинса поднималась и опускалась в такт проворным движениям паучьего тела.
Матчкинс не был безымянной куклой, похожей на сидящий на обложке выцветшего от времени комикса карандашный рисунок. Он был живой.
На Самой Верхней палубе Рулевого ждала чопорная супруга-паучиха и детки-паучатки. Матчкинс очень любил свою работу и подолгу не возвращался домой, отчего частенько получал от своей благоверной взбучку. Товарищи Матчкинса, Подрулевой Упас и стройный, как плоский хвост бобра, Брэнс, всячески потворствовали привычке друга зависать на рабочем месте и выпивать ййотское в таверне у Посадочной Ноги.
В День Приземления Рулевой Матчкинс был не в духе. Он упрямо ворочал крышку парового котелка, поддевая острой лапой извивающиеся в кипящей массе сгустки ЖивнИцы. Надувая паучьи щеки, словно хомяк, Матчкинс задувал шипящие кусочки шуршащего многоножьем мяска и перекладывал съестное на тарелку.
Поедосмотрствование было единственной усладой старого звездного волка. Когда на горизонте показалась первая из Лун, Матчкинс, смачно выплюнув изо рта остатки чьей-то кожицы, притормозил. Звездопрыг “стопорнулся”. В недрах судна что-то булькнуло, встрепенувшись справедливым негодованием. Могучий якорь, похожий на гигантское игольное ушко, высунулся из кормы Ледогонии и, уцепившись за смотровые площадки на гигантских, застывших в движмассе астероидах, дернул тушу корабля назад.
Подрулевой Упас опустил ослиную морду к переговорному устройству и огласил:
“ПОСАДКА, ЧЕРТ ПОБЕРИ!”
Пышащие жаром моторные недра Ледогонии выплевывали остатки жгучей подпространственной водицы. Словно мыльные пузыри, они, переливаясь в свете луносолнц, лопались позади незаметных дыр в обшивке, взрываясь красочными фейерверками всех цветов и оттенков.
Хвостобобрый Брэнс подал сигнал своим товарищам и задернул шторы. Рулевая Рубка погрузилась в полумрак аварийных огней.
Крошечные огоньки сладоцвета зажглись, зажурчали, повинуясь невидимому дирижеру, во всем пространстве корабля. Могучие паруса выплыли из толстых боков хлебообразной махины, распустившись во всем великолепии, как лепестки цветка. В голубом полумраке стоп-огней мрачное лицо Матчкинса появилось на всех стенках кишечника звездопрыга.
“ПРИБЫЛИ!”
Буркнул Матчкинс и положил Переговорный Усок на поднос. Усок, донеся сообщение капитана до всех-всех-всех, отрастил лапки и проворно унесся куда-то, чирикая и подпрыгивая по-кузнечиковски.
Жители Пунктирных Миров, по правде сказать, тутциков не очень привечали. Они с тревогой ожидали открытия мембраны в задней части зведолета. Вот-вот тысячи корабликов всех размеров, мастей и расцветок выпрыгнут из теплых отсеков и понесется по всем цивилизованным мирам kuiojekl [цыганская напасть].
“НА ВЫХОД, ВСЕ НА ВЫХОД!”
Проревели громкоговорители, и началось. Расселение тутциков контролировали угрожающе жужжащие Сферы эммолдарианского флота. Правители и защитники Пунктирных Миров строго следили за тем, чтобы каждая планета получила нужную порцию тутциков и никак не больше.
Жемчужнообразные снежки (размером ничуть не меньше тутциковского основного средства передвижения) медленно парили вокруг межпланетного автобуса, сверкая определительными язычками.
Рулевой (он же капитан) Матчкинс наблюдал за “рассадкой” сквозь полузакрытые верхние глаза. Подрулевой Упас и помощник Подрулевого Брэнс растирали втиснутую в туловище голову коллеги жидкими пряностями. Матчкинс слабо светился в темноте и дрожал, посылая в невидимые ниточки энергий вокруг себя Внутренние Глазки.
“Довольно, довольно”.
Спустя некоторое время Матчкинс, отмахнувшись от своих ассистентов, сошел с дурно пахнущего гнезда. На сидении копошились в белесой массе тысячи и тысячи живых jjolkt’m [нельзя описать словами, что это было, но больше похоже на личинок в гнилом мясе].
Открепив от пояса ниточки паутины, Матчкинс “улыбнулся” [насколько это возможно у того, чем был герой нашей истории] и, вздохнув, вышел из рулевой рубки, потирая ушибленный во время торможения бок задними лапками. Он с нетерпением и великой радостью ждал возможности спустить себя и семью “на берег”. Бренс и Упас выскакали за капитаном. Дверь за звездными кочевниками тут же захлопнулась в темноту.