Ёжик в уединении.
Ёжик лежал на лужайке. - И это хорошо – ощущал и чувствовал Ёжик. - Это хорошее начало текста о Ёжике – решил Ёжиков, и ему захотелось написать о Ёжике, лежащем на лужайке, и о происходящем с ним.
Ёжик лежал на лужайке в лесу кверху пузом раскинув лапки в стороны. То ли они свисали по бокам, то ли торчали из боков, определить было затруднительно, ведь лапки у ёжиков короткие относительно туловища. И это неспроста – в случае опасности они поджимаются к телу, из-за чего тело превращается в игольчатый шар. Тут скорее сложности описания, чем трудности и неудобства в положении ёжика, ведь самим ёжиком ощущалось, что лапки раскинуты, пузико оголено, что символизировало и являлось раскрытостью ёжика перед существованием, а со стороны наблюдателя – они торчали в растопырку, и это было забавно и мило.
Ёжик лежал на земле, примяв травинки и придавив нескольких жучков, один из которых по неудачному стечению обстоятельств был проколот ёжиковской иглой насквозь, и теперь шевелил усиками и лапками рефлекторно, медленно умирая. Остальные жуки замерли на своих местах, среди огромных пик, воткнувшихся вокруг них в землю частоколом и преградившим дорогу, пережидая неприятность и помеху. Если и были у кого из жуков, попавших в ловушку, планы на ближайшее время и цели, к которым они стремились, то всё резко поменялось, можно сказать – обрушилось, вместе с обрушившимся на их головы ёжиком. Но судьба этих жучков, их жизненные цели, планы и заботы никого не волновали, кроме них самих же. Что им оставалось делать? Только ждать изменения ситуации. Или «грызть» землю, осуществляя подкоп, в попытке поскорее освободиться из вынужденного заточения. Те, кто спешил к своим детям или любимым, или у кого были неотложные дела уже рыли вовсю, а те, у кого дела могли подождать, предпочитали подождать и не напрягаться, ведь рано или поздно, но обстоятельства изменятся. К тому же, чуть погодя можно было спокойно воспользоваться ходами, прорытыми сотоварищами. Смысл суетиться? Не позавидуешь только тому, кто дёргался, посаженный на кол, чьи движения превратились в конвульсии. Вот уж кому не повезло. Смерть их сородича могла показаться кому-то нелепой, бессмысленной и расточительной, но кому? Самим жукам так не казалось, а наоборот, они воспринимали её как жестокий и беспощадный Рок, принимая как неизбежность и понимая, что всё в природе происходит случайно. Ведь постоянно что-то случалось, а значит, постоянно кто-то погибал. Ему случилось умереть сейчас, а им случилось остаться в живых – вот и вся жизненная философия. Всем суждено умереть в своё время в какой-то способ. Но пока ты жив, то хочется жить. Инстинкт. Жуки не злились, не обижались и не роптали на судьбу – они принимали случившееся как данность.
Ёжик не знал, что происходит в промежутке между почвой и телом, по высоте его иголок, о всех тех жизнях и смертях, драмах и трагедиях, намеченных целях и потерях смыслов, о судьбах копошащихся там живых существ, их переживаниях и мироощущении. А если бы и знал, то ничего бы не изменилось. Разве что он, как порядочный добросердный ёжик, посочувствовал пострадавшим и принёс соболезнование родственникам невинно и случайно погибшего. Да и сам ёжик не чувствовал себя виноватым, в том, что захотелось ему прилечь и поваляться в траве. «Кто не успел спрятаться и убежать, я не виноват». Вот он, ёжик, особо и не прятался, просто, чуть что, возникни какая опасность, сворачивался в клубок и выставлял иголки, и тоже ждал, когда опасность исчезнет. Если кому случалось сесть или лечь на ёжика, то ему не позавидуешь – тут же вскакивал, обколотый. Пусть все эти жуки скажут спасибо ему, что он их не съел, лишь придавил. А мёртвого жука он принесёт своим детишкам как экспонат для домашней энтомологической коллекции.
Поскольку Ёжик имел шубку из иголок, то и лежал на ней. Удобно – не тянет холодом и сыростью от земли, не грязно, лежишь как на коврике. Шубка защищала от врагов, холода и жары, отталкивала влагу, разве что от огня не могла спасти, в общем была незаменимой и необходимой вещью для ёжиков. Он её не снимал ни при каких обстоятельствах и был категорически против любых поползновений от недоброжелателей, пытающихся отделить его тело от иголок, потому как иголки ему самому были крайне нужны и важны, и без них он бы не был ёжиком. Быть не ёжиком, будучи ёжиком, очень не хотелось, и уж совсем не хотелось не быть вовсе. Правда, в его жизни случалось быть объектом исследования любознательных особей семейства волчьих, которые осуществляли попытки достать его из шубки и разорвать. Вот страху-то натерпелся! Повезло, что остался жив, а те твари обкололи морды и получили опыт, и когда приходилось снова с ними пересекаться на лесных тропинках, то они его больше не трогали. Но будь он более юным, старым или больным, то мог бы и не выстоять перед натиском.
«- Хорошая вещь – подумал Ёжик в очередной раз о своей шубке из иголок – практичная, на все случаи жизни, красивая и удобная. А ведь досталась мне даром, в наследство от родителей, которые каждого своего детёныша наделили шубкой. И сшито качественно, и размер в пору. Спасибо им». Чувства переполнили ёжиковское сердечко, и слеза любви и благодарности скатилась по небритой щеке, да и зацепилась на одной из иголок, засверкав на солнце бриллиантовой росинкой. Слёзы любви и благодарности – это роса души.
В ближайших ста метрах от местоположения ёжика его нюх и слух не улавливали сигналов об опасности. Не было ощущения тревоги или беспокойства, и можно было расслабиться, предаваясь сладкой полуденной неге. Редкие минуты спокойствия и довольства. Когда нет угроз и повседневных забот, можно в таком случае не концентрироваться на выживании, а акцентироваться на созерцании. Ведь когда озабочен, страдаешь, что-то болит у тебя или угрожает тебе, то тогда не до медитации, в таких случаях нет ничего лучше молитвы о помощи и спасении. А вот когда всё хорошо, спокойно на душе и довольно тело, то просится помедитировать, поразмышлять о вечном и бесконечном. Внутренний голос так и шепчет: - ляг, помедитируй. Ну, если не лежится, то созерцаешь красоту кругом, великолепие и чудесность природы.
Лучшей позы для релаксации, чем лежать кверху пузом разбросав лапки в стороны, не найти. Ёжик, конечно, искал, многое перепробовал, но остановился на этой. Он слышал, что йогам предписано сидеть в позе «лотоса» с выпрямленным позвоночником. «Но я не йог, а йожик, мне удобней лёжа» - вот мой окончательный вывод о позах для медитации». Тем более, что такая поза была изначально присуща каждому ежу от рождения – поза раскрытости и доверия Пространству. Она являлась одной из «заводских базовых настроек» в противоположность другой базовой позиции – закрытости, осторожности, защищённости и концентрации внимания на внешних сигналах, что выражалось в напряжении, готовности к сопротивлению и борьбе, когда нужно было или нападать, или защищаться.
«Закрытость – это хорошо, если она к месту и ко времени. И открытость – тоже хорошо, если она уместна и своевременна. И вообще всё хорошо, если ты оказываешься в нужном месте в нужное время в нужном состоянии». Это текли мысли в потоке сознания Ёжика.
Мысли возникали будто бы сами. Ёжик не любил думать, зато любил размышлять. Потому что, для того чтобы случилось размышление не нужно было ничего делать. А думать даже противопоказано. Думание – это делание. А делание – это думание. Обычно вначале происходит думание (делание в уме), а затем делание в физическом мире. Думание придумывает что нам нужно делать, и так бесконечно. Вопрос «что делать?» - это провокация ума, переключающего внимание на себя и забирающего энергию себе. Ум устраивает подобные провокации, чтобы мешать человеку освободиться из клетки ума. Ёжик, естественно, не был знаком с дзэн-буддизмом и не был его последователем, но по своему мироощущению и жизненной философии похоже, что был. А если не был, то встречался с дзэном совершенно случайно, скажем, чудесным образом. Дзэн случался с Ёжиком, можно и так сказать. Сам Ёжик считал себя мистиком.
Так вот, если не мешать мыслям своим думанием, а сидеть тихонько и наблюдать, то можно было увидеть процесс размышления, а при удаче и попасть в него. Интересно следить за тем, как текут мысли. Они текут, а ты смотришь и удивляешься. Удивляться не обязательно, но невозможно не удивиться, и ты удивляешься непроизвольно, искренне. Ну надо же! Ух ты ж! Вон оно как! Ни фига себе! Ведь они (мысли) разные каждый раз. Это думать можно тысячу раз об одном и том же, в одинаковый способ, да ещё и одинаковыми словами, образами. А что ещё хуже, так и слова, образы не твои, а заимствованы у других, и ты уже не ёжик, а попугай, или осёл. А ты Ёжик! Других, в особенности мудрых существ, можно и нужно послушать, почитать, посмотреть за ними, а вот думать, как они, и думать, как все, последнее дело, если ищешь мудрости. Только размышление!
Дзэн – это не-думание и не-делание. Ёжик любил побаловать себя плотью и костью дзэн, но лучшим лакомством считал костный мозг. Лежишь, ни о чём не думая, ни о чём не переживая, ничего не делая и высасываешь костный мозг дзэн. Что может быть лучше?! Только, разве что, Ничто.
Мысль может случиться, а может не случиться. Видение и понимание этого простого факта – это уже чистый дзэн. То же самое касалось и всего остального, что могло проявиться в Бытии. Что ни возьми, оно может случиться или не случиться. Ух ты ж! Постоянно что-то случалось, а что-то не случалось, и это выглядело и ощущалось как волшебство. И что мы можем с этим поделать? А нужно ли с этим что-то делать? А кто будет делать и как? И дальше вся цепочка вопросов-ответов, уводящая внимание в ум. Но по этой цепочке можно точно так же и выбраться из ума. Только что об этом думать, если оно случилось? Принимай случившееся и действуй по законам и программам природы вложенных в тебя. Ежели ещё что-то не случилось, то вообще нет смысла об этом думать и переживать заранее, ведь оно может и не случиться, или случиться в другой способ, или не с тобой.
Солнце светило сверху, нагревая пузико, щедро расточая тепло. Приходилось жмуриться от яркого света. Трава зеленела, росла на глазах, о чём-то перешёптываясь между собой под лёгким дуновением ветра. Птицы пели на все лады. Насекомые всюду ползали, прыгали и летали, издавая множество звуков, и каждое говорило на своём наречии, но в целом язык каждого был понятен всему живому, потому что был общим языком жизни. Ёжику вовсе не хотелось сейчас вслушиваться в частности, в каждую ноту, и он слушал музыку Бытия, весь этот гам и шум, треск, писк, рев, звон, висевшим звуковым облаком над лужайкой. Его дядя, будучи музыкально одарённым, называл это звучание симфонией природы. Если же существо было чем-то расстроено, озабочено, напугано или болело, то звуки могли оказаться какофонией. Всё зависело от воспринимающего слуха и уха, и состояния души. Вся эта возня, копошение, суета, творящаяся вокруг него и под ним, никак ёжика не беспокоила в данный момент. Сейчас и здесь ёжик был полностью спокоен, расслаблен и доволен собой и жизнью. Он был счастлив.
- Хорошо-то как! – в который раз почувствовал Ёжик. – А оно всегда хорошо, если ты в гармонии с собой, с миром и с жизнью.
И снова начал наблюдать за мыслями. Они были облаками, плывущими в небе ума. Появлялись и исчезали, принимали различную форму, были разными по плотности, меняли скорость и направление. Их можно было разглядывать с земли или подняться к ним, мысленно, и окунуться в их поток. Потечь вместе с ними, сев на одну из приглянувшихся тучек, или лечь. И напевать: «Я тучка, тучка, тучка, а вовсе и не Ёж», и тогда они примут тебя за своего – за тучку в форме Ёжика. Отправиться в путешествие и многое узнать. Можно даже оттуда, сверху, увидеть лес, речку, холмы за речкой и лужайку в лесу, на которой беззаботно разлёгся задремавший ёжик. Вооон он там лежит… Ёжик!!! Ура! Я лечу!