В КОЛЛАЖЕ
В верхнем ряду:
Епископ ЛЕОНТИЙ (ФОН ВИМПФЕН)
Архиепископ Митрофан (Краснопольский) и епископ Леонтий (фон Вимпфен)
в кругу сельского духовенства Астраханской епархии
Икона – святой МИТРОФАН АСТРАХАНСКИЙ
В нижнем ряду – современная фотография дома купца Степанова
и железная калитка с номером дома № 40.
Калитка, возможно, была перестроена. А дом по прежнему остаётся красивым, хотя и несёт на себе печаль времени.
ДОЛГАЯ ДОРОГА К БОГУ
ГЛАВА 6 ПРАВОСЛАВНЫЕ КОРНИ СТЕПАНОВЫХ РОДОМ ИЗ АСТРАХАНИ
ЧАСТЬ 5-8-2 НОВОМУЧЕНИК ГРИГОРИЙ ИРОДИОНОВИЧ СТЕПАНОВ
Продолжение записей из книги –
ИГУМЕН ИОСИФ (МАРЬЯН)
ПОКРОВСКИЙ СОБОР ГОРОДА АСТРАХАНИ
страницы 148…
После революции 1917 года у церкви был отобран церковный дом (оставлена лишь маленькая квартирка для отца Григория, у которого была большая семья), а в 1926 году здесь утвердились обновленцы.
Они с помощью властей изгнали о. Григория арестованного по ложному обвинению), несмотря на протесты всех прихожан.
История с ложным обвинением о. Григория приводит нас к рассказам о Митрофане Краснопольском.
Начну с памятной ночи 25 мая, в канун праздника Святой Троицы.
Архиепископ Митрофан служил всенощную в градской Троицкой церкви, и после службы остался ночевать у настоятеля этого храма о. Григория Иродионовича Степанова.
Утром, в день Святой Троицы, он намеревался отслужить здесь литургию.
Допоздна владыка просидел в кабинете о. Григория, составляя набросок к завтрашней проповеди.
И в это время, в первом часу ночи, в дом явились вооруженные люди. Они предъявили архиерею ордер на его арест и потребовали пойти с ними.
Разбуженные в доме люди заволновались, раздались женские плачущие голоса. Владыка же был спокоен. Он быстро одел рясу и скуфью о. Григория, перекрестился, и, преподав благословение всем столпившимся около дверей людям, молча последовал впереди арестовавших его.
Эта ночь под Троицу стала первым его шагом на крестном пути на Голгофу.
В ту же саму ночь, в своей келии в Ивановском монастыре, был арестован и епископ Леонтий (фон Вимпфен).
Обоих узников поместили в камеры ЧК в доме купца Степанова. Этот красивый особняк цел и сейчас - фасадом он выходит на Набережную реки Кутум под № 40, а дворовыми постройками сквозного двора на улицу Большую Демидовскую № 45.
Причины их ареста долго не прояснялись, и только через месяц им были предъявлено обвинение.
6 июля 1919 года в большом зале Горисполкома состоялось объединенное собрание членов партии, членов Совета, представителей профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов, где после других партийных руководителей слово взял председатель Губчека Атарбеков. Он заявил, что его Особый отдел раскрыл хорошо спланированный белогвардейский заговор, целью которого было отравить весь высший командный состав Красной армии цианистым калием.
В ночь с 1 на 2 июля было арестовано 61 человек предполагавшихся членов этой организации. 15% из них были офицеры, остальные, - крупная буржуазия и духовенство.
Во главе «заговора» Атарбековым были объявлены архиепископ Митрофан и епископ Леонтий. Обвинение было настолько диким, что в него просто невозможно поверить. Но, видимо, подручные Атарбекова действовали по принципу, - чем страшнее, тем лучше. Важно было запугать всех невиданных размеров заговором, чтобы под этим делом уничтожить всех неугодных. И под этот разряд шли уже не успевшие укрыться офицеры старой армии, бывшие промышленники и аристократы, которых властная метла «красного террора» смела уже в марте 1919 года.
Под «неугодных» попадала теперь и та часть кадрового офицерства, что уже верою и правдою служила Советской власти в частях Красной Армии.
Атарбеков входил в ту часть партийной верхушки, что не доверяла кадровым офицерам, видела в них потенциальную угрозу, и потому эти люди, по их мнению, подлежали уничтожению.
А вместе с офицерами в один заговор соединили и арестованных архиереев, против которых ничего нельзя было выдвинуть.
К тому же, если бы заговор действительно и существовал, то причастность к нему архиепископа Митрофана и епископа Леонтия выглядела очень проблематично. Они были арестованы за месяц до основной массы заговорщиков», и если бы они действительно принадлежали к их числу, а тем более были
руководителями «заговора», то, несомненно было, что их «соратники», узнав об аресте архиереев, сразу же бы скрылись. А этого не произошло.
Впрочем, в то время вряд ли кто обращал внимание на такие мелочи. Местный партаппарат сам был запуган действиями Атарбекова, который причислял к «заговорщикам» всех не понравившихся ему, невзирая даже на их членство в партии.
Верующие же астраханцы с самого начала были уверены в полной невиновности архиепископа Митрофана и епископа Леонтия, и принялись за поиски путей к их освобождению.
Прихожане Успенского собора нашли доступ к М.П. Аристову, бывшему председателем Ревкома, а сейчас командиру коммунистической роты. Доктор Романов через своего товарища - доктора А.А. Каплина встретился с Аристовым (шурином Каплина), и просил его о содействии через Кирова. Аристов обещался поговорить, но на другой же день дал отрицательный ответ. По его словам, он не решился говорить с Кировым, с которым у него были натянутые отношения, а с Атарбековым, зная его жестокую натуру и вероломство, разговор считал бесполезным. Правда, Аристов встретился со следователем, ведшим это дело, и тот ему сказал, что архиереи ни в чем не виноваты, а допрос их ведется лишь в области их церковной деятельности. Рассказав это, Аристов заявил, что архиереи сами виноваты, что их арестовали. В создавшейся обстановке им давно надо было покинуть город, и он недоумевал, почему они этого не сделали.
Вскоре после этого разговора член соборной приходской общины И.П.Ивлев и председатель этой общины Д.И.Пряхин встретились со следователем, которого назвал Аристов. Тот снова подтвердил свои слова о невиновности обоих архиереев, и советовал немедленно начать ходатайствовать об их освобождении. Для этого необходимо было идти к самому Атарбекову.
Трудное это было решение. В глазах астраханцев Атарбеков был настоящим исчадием ада. Рассказывали, что когда он шел по улице, прохожие при виде его в ужасе прятались в первые попавшиеся подворотни. И все же Дмитрий Пряхин решился пойти к Атарбекову.
Вот как он сам рассказывал об этой встрече: «Пришел в ЧК и после долгой процедуры получил пропуск к Атарбекову. Он сидел у себя в кабинете, худой, бледнолицый, меднобородый, с воспаленными глазами. Я рассказал ему о цели своего визита, он слушал не прерывая, и когда я кончил, спросил меня, - «Уверены ли верующие в невиновности архиереев и ручаются ли они за то, что архиереи будут вести себя по церковному и не будут вмешиваться в политику?».
Я обрадовался такому спокойному тону и, конечно, поручится за архиереев. В ответ на это Атарбеков сказал, чтобы я принес ему письменное ходатайство.
Я ушел от него вполне уверенный в том, что визит удался, и скоро наши узники будут на свободе. При выходе из коридора я почти столкнулся с владыкою Митрофаном. Его вел от следователя конвоир, оказавшийся славным малым, давшим мне поговорить с владыкой.
Я рассказал владыке о своем визите, о содержании беседы с Атарбековым. Выслушав, владыка ответил: «Хлопочите, я чист и ни в чем не виноват, вы за меня краснеть не будете…».
В тот же вечер, на квартире о. Дмитрия Стефановского было составлено письменное ходатайство в духе требований Атарбекова.
На этой бумаге было поставлено более десяти подписей и печать, а утром, окрыленный надеждой, Пряхин поспешил к Атарбекову.
Тот, прочитав бумагу, вдруг спросил: - «Почему ходатайство от церковно-приходского совета Успенского собора, а не от «Союза религиозных общин» (образованного в марте 1919 года по инициативе епископа Леонтия).
Пряхин ответил, что соборянам казалось так лучше, но если требуется иначе, он готов принести любую другую бумагу.
Атарбеков вдруг изменился в лице, и закричал на Пряхина: - «Почему ваш Митрофан не вошел в «Союз религиозных общин»? А теперь ты цепляешься за этот союз и хочешь принести мне бумагу от него. Вот что, друг, бери свою бумагу и уходи, и не попадайся мне на глаза. Если ещё придешь, то я сначала расстреляю Митрофана, а потом тебя».
Перепуганный Пряхин схватил бумагу, и быстро вышел на улицу.
На Сапожниковском мосту его ожидал ключарь, и, увидев Пряхина бледного и дрожащего, понял, что миссия оказалась безуспешной».
Естественно то, что после ареста Архиепископа Митрофана в доме о. Григория, сам Григорий Иродионович не только всё время был в курсе всего происходившего, но и являлся активным участником этих событий.
В 1919 году он выступал одним из инициаторов создания «Союза религиозных общин», который в условиях разгрома всех Епархиальных учреждений взял на себя функции Епархиального управления.
Отец Григорий был здесь бессменным делопроизводителем.
Сохранилось письмо о. Григория Степанова – профессору Илье Громогласову (будущему Священомученику) с просьбой походатайствовать перед Светлейшим Патриархом Тихоном о помощи Астраханскому «Союзу религиозных общин.
Не было никаких сомнений, что всё это время о. Григория находился под постоянным вниманием властей, и рано или поздно – будет арестован.
И вот в 1919 году он был первый раз арестован. Сидел в тюрьме и на некоторое время выслан в село Икряное Астраханского уезда.
Меж тем продолжалось следствие и череда непрерывных допросов.
Архиепископ Митрофан на всех допросах держался очень уверенно, не поддаваясь ни на какие угрозы и уговоры дать против себя и других привлеченных лиц обвинительные показания. Вследствие этого все протоколы допросов были уничтожены, а обвинение было построено на показаниях провокаторов Нирода и Алтабаева.
Месяц тянулось заключение в камере Губчека.
Каждый день мог стать последним днем, но владыка был готов к этому. Смерти он не боялся, и был покоен душой, выполнив до конца свой долг перед паствой, перед Церковью и перед Богом.
Страшный день - день казни наступил 23 июня (6 июля). Около трех часов ночи к камере, где содержался архиепископ Митрофан, подошел комендант ЧК Волков и караульный начальник.
Комендант вошел в помещение и грубо толкнул ногой спавшего на койке владыку: «Вставай!»
Архиерей встал, и начал было надевать рясу, но комендант схватил его за воротник рясы и закричал: «Живей выходи, на том свете обойдешься и в подштанниках».
Вслед за этим комендант бесцеремонно схватил владыку за руку и потащил к двери, выходившей во двор. Здесь, во дворе, он ускорил шаг, не прекращая тянуть за собой владыку.
Архиепископ Митрофан, в одном белье и босиком, не успевал за Волковым, отчего, сделав несколько шагов во дворе, споткнулся и упал. Подбежавший к нему конвоир поднял вместе с Волковым владыку и довел до закоулка, где происходили расстрелы.
Здесь уже стояли трое с винтовками.
Архиепископ Митрофан, увидев их, благословил по-архиерейски, двумя руками.
После этого солдаты отказались в него стрелять.
Волков же, желая остановить благословляющего архиерея, ударил его рукояткой револьвера по правой руке. Затем в ярости схватил его за левую часть бороды и с силой рванул вниз, выстрелив в таком положении архиерею в висок.
Стоявший поблизости, и наблюдавший за всем Атарбеков тоже вытащил револьвер, и выстрелил упавшему владыке в грудь, попав прямо в сердце.
Такова была кончина праведника и мученика за веру.
В деле сохранились и два протокола допроса епископа Леонтия. Первый написан очень сдержанно. В нем владыка категорически отвергает какое либо свое участие в выступлениях против Советской власти, также опровергая слухи об участии в заговоре знакомых ему лиц. Второй же допрос резко отличается от первого. Его вместо простого следователя вел сам Атарбеков. Здесь епископ Леонтий вдруг признается в существовании какой-то контрреволюционной организации, во главе которой стоял архиепископ Митрофан. Создается впечатление, что протокол допроса был сфабрикован (так резко он отличается от первого). К делу были пришиты и два варианта какой-то записки, где сверху, совсем другим почерком, было приписано «Записка Леонтия». В этих записках поливается грязью архиепископ Митрофан, объявленный «крупной реакционной личностью». Вызывает большое сомнение подлинность этих «записок», вероятнее всего сфабрикованных для поддержания вероятности дела.
Епископ Леонтий 6 июля 1919 года был расстрелян по приказу С. М. Кирова - за воззвание к народу с призывом оказать помощь раненым и больным воинам и старой и советской армии. Зверски убит во дворе Астраханской ЧК вместе с архиепископом Митрофаном (Краснопольским). Перед казнью владыки примирились и испросили друг у друга прощения
Очевидцы рассказывали, что перед самой кончиной архиепископ Митрофан смог увидеться со своим викарием - епископом Леонтием.
В преддверии смерти разделяющая архиереев стена рассеялась, они оставили в стороне все свои несогласия, примирились, попросили друг у друга прощение, и, поклонившись друг другу, обнялись.
Владыка Леонтий был расстрелян вслед за архиепископом Митрофаном.
Знаменательно, что кончина обеих архиереев пришлась на день празднования Владимирской иконы Божией Матери - покровительницы и хранительницы града Астрахани.
Сомкнулась связь времен - преподобный Кирилл, принесший образ Владимирской иконы Божией Матери, священномученик Иосиф, вымоливший у святого образа спасение граду Астрахани и своей пастве от нечестивых разбойников, и архиепископ Митрофан, принявший мученический венец в день Её великоименитого праздника - вся духовная история земли Астраханской сошлась в одно целое под Покровом Пречистой Владычицы.
Верующим астраханцам стало известно о казни архиепископа Митрофана в тот же день. Следователь ЧК А.П. Доктусов, и ранее сообщавший верующим о состоянии заключенных архиереев, в ту страшную ночь был на службе, став свидетелем расправы, о которой утром и рассказал знакомым соборянам.
Меж тем иподьякон владыки Митрофана Ваня Пупов, не знавший ещё ничего о расстреле, утром, по своему обычаю, отправился в ЧК с передачей. Конвоир передачу у него не принял, а вместо объяснений, взял его за рукав, и, приведя в караульное помещение, подвел к окну.
Через окно был виден внутренний дворик, на котором стояла повозка, накрытая рогожей. Иподьякон понял все. Смерть владыки потрясла Ваню - он так сильно его любил, что не смог вынести потрясения. Впоследствии он заболел туберкулезом, таял у всех на глазах и скончался.
В тот же день в газетах был напечатан список расстрелянных ночью, в их числе упомянуты были и архиепископ Митрофан и епископ Леонтий.
Страшная весть с быстротой ветра разносилась по городу. Мать владыки Митрофана, в сопровождении соборян, пришла в Губчека, чтобы просить отдать ей тело расстрелянного сына. Со слезами бросилась она в ноги часовому, чтобы её пропустили к Атарбекову, но её и сопровождавших её людей безжалостно прогнали.
Единственно, что они увидели по милости часового - это повозку, наполненную телами под рогожей, стоящую на солнцепеке.
Стало известно, что всех расстрелянных отвезут на свалку, располагавшуюся за городом на Собачьем бугре, и зароют там.
Это известие ещё более наполняло сердца верующих скорбью.
Судорожно искали выход - что делать? Наконец отец Дмитрий Стефановский вместе с И.П.Ивлевым разыскали извозчиков - тех самых, на которых лежала печальная участь перевозки мертвых тел.
Под большим секретом и за огромные деньги они согласились доставить тела убиенных архиереев в условленное место, со строжайшим условием совершить их погребение до наступления рассвета.
Около часа ночи, когда весь город уже спал, извозчики принялись за работу - их повозки потянулись за город. Около Красного моста одна повозка на миг остановилась, и с нее сняли двух покойников, переложив в ожидавшую здесь телегу. Телега, не медля, отправилась в путь - к находившемуся в то время в двух верстах от города - Покрово-Болдинскому монастырю.
Здесь, около обители, рядом со свежевырытой могилой, уже толпились люди.
При замаскированном свете фонаря, на прибывшей телеге удалось рассмотреть тела убиенных. Всем присутствующим открылась тяжелая картина. Оба архиерея были в нижнем белье. Рубашка у архиепископа Митрофана была окровавлена у груди и у рукавов, правый висок раздроблен, левая часть бороды вырвана, вокруг рта рана, на сгибе правой руки синяк и кровоподтек, - судя по всему, она была сломана.
Епископ Леонтий был убит залпом, судя по трем кровавым отверстиям в сердце и груди.
После осмотра началось приготовление к погребению. Женщины вырезали у обоих архиереев окровавленные части рубашек, и одели их в приготовленное новое белье.
Владыка Митрофан был облачен в священнические одежды, а для владыки Леонтия нашлась епитрахиль.
Отец Дмитрий Стефановский снял с себя наперсный крест, и одел его на архиепископа Митрофана. К цепочке креста была прикреплена железная коробка, и в ней записка с изложением обстоятельств кончины и погребения.
Ни гробов, ни архиерейских облачений в виду спешности погребения достать было невозможно - время и так подгоняло, а до рассвета оставалось совсем немного.
Отец Дмитрий начал служить погребение. Все собравшиеся тихонечко подпевали ему, плакали и прощались со своими архиереями.
Вечную память пропели, когда уже занялась заря.
Первым в могилу положили епископа Леонтия, а сверху - архиепископа Митрофана - обоих завернули в простыни, засыпали землей, сделав на могиле небольшой холмик.
Все присутствующие на погребении, верили, что архиереи нашли здесь, у Покрово-Болдинского монастыря, лишь временное место своего упокоения. Очень надеялись, что скоро наступит то время, когда их с подобающими почестями перенесут в архиерейскую усыпальницу Успенского собора.
Мать владыки Митрофана со слезами просила всех: «Если придет время и вам представится возможность перенести прах моего сына в другое место, умоляю вас положить его рядом с могилой святителя Иосифа, и меня около него».
Сама Анастасия Семеновна после смерти владыки Митрофана поселилась в Благовещенском женском монастыре, где игуменья Платонида отвела ей келью.
Почти каждый день она приходила на могилу своего сына, просиживая там часами.
Умерла она в двадцатых годах, и погребена на городском кладбище в склепе монастыря. Перед смертью она передала келейную икону своего сына «Умиление» отцу Дмитрию Стефановскому.
Дочь отца Дмитрия - Елизавета отвезла образ в Киев в Михайловский монастырь.
До самого закрытия монастыря хранилась там эта икона, на обратной стороне которой было выведено: «Смиренный инок Митрофан».
Здесь, по сути, кончается жизнеописание архиепископа Митрофана, а начинается единое жизнеописание убиенных архиереев Митрофана и Леонтия.
Господь соединил их воедино - единовременной мученической кончиной и одной могилой, к которой стали стекаться их чада, ранее разрозненные, а теперь вновь собранные в одно стадо. Со временем стерлись из памяти воспоминания об их конфликте, а имена слились в один неразрывный монолит.
Вскоре после погребения, властям каким-то образом удалось узнать о месте захоронения архиереев. Они посадили сотрудников Губчека в часовне, находившейся на Красном бугре, как раз напротив монастыря и расположенной около него могилы.
Агенты зорко следили, кто из верующих ходит на могилу, поэтому днем ходить опасались. Ходили тайно по ночам, когда агенты из часовни уходили.
Так продолжалось в течение почти целого месяца. Через месяц произошли события, очень сильно изменившие обстановку в городе.
Беспощадный и бессмысленный террор «чрезвычайки» продолжал держать город в состоянии постоянного страха. Все находились под дамокловым мечем неминуемого ареста, и, казалось, нет никакого избавления от этого кошмара.
Единственная надежда была на милость Божию. Астраханцы тайком приходившие по ночам на могилку убиенных архиереев, умоляли их помолиться у престола Божия об избавлении Астрахани.
Вера людей в небесное предстательство убиенных за веру архиепископа Митрофана и епископа Леонтия была велика, и они не ошиблись в своем ожидании.
По молитвам убиенных святителей пришла долгожданная помощь. Господь подвиг людей «из того стана», чтобы они выполнили волю Его и избавили город от кромешного зла.
Командир коммунистической роты М.Л.Аристов, уже давно находился на прицеле у Губчека и со дня на день ожидал своего ареста.
Он, несомненно, понимал, что речь идет о жизни или смерти, и, оставив в стороне свою партийную солидарность, 24 июля, ночью поднял по тревоге коммунистическую роту.
Красноармейцы по его приказу окружили Особый отдел, арестовали всех его сотрудников, в том числе и Атарбекова.
Их отправили в Кремль, где посадили на гауптвахту под охрану преданных Аристову солдат.
Конечно, за Атарбекова сразу же заступился его личный друг Киров, а затем, по личному указанию Дзержинского, его доставили в Москву, где перевели с повышением на другую работу.
Атарбеков до своего отъезда из Астрахани просто не успел расправиться со всеми неугодными и ненавистными ему людьми. Это спасло жизнь
Отцу Григорию. Но аресты его с высылкой из Астрахани продолжались систематически. Обновленцы продолжали бороться за храмы Астрахани, в том числе и за Троицкую церковь, которая для них была «лакомым кусочком».
В 1920 году о. Григорий был арестован - за попытку организовать епархиальные курсы для священнослужителей вместо закрытой семинарии.. Провёл полгода в тюрьме, после чего был осуждён Срок ему был заменён на время предварительного заключения.
В течение 1922 – 1023 гг. снова арест, по обвинению в сокрытии церковных ценностей (тогда-то обновленцы и захватили Троицкую церковь).
В 1923 – 24 годах о. Григорий арестовывался, как участник контрреволюционной организации, т. е. за сопротивление обновленцам.
После выдворения из Троицкой церкви, о. Григорий вместе со своими прихожанами перешел в Покровский Собор, где он и служил сначала как внештатный священник.
В июле 1226 г. после кончины о. Александра Поспелова о. Григорий, как самый опытный из астраханских священнослужителей был назначен настоятелем Покровского Собора.
Но настоятельствовал он здесь не долго.
В 1927 г. о. Григорий был арестован по обвинению в служении панихиды на могиле расстрелянных (в 1919 г) архиепископа Митрофана и епископа Леонтия
(фон Витпфена).
Со дня мученической кончины убиенных Архиепископа Митрофана и Епископа Леонтия не прекращался поток благочестивых паломников на место их захоронения.
Сюда приезжали и многие астраханские архиереи.
Служил здесь панихиды и священномученик Фаддей (Успенский), в то время Архиепископ Астраханский.
Многие астраханские священнослужители также приезжали сюда служить панихиды, особенно после Пасхи, на Радуницу.
Отец Василий Залесский стал одним из первых астраханских священнослужителей, которые начали служить панихиды на могиле расстрелянных в 1919 году Архиепископа Митрофана (Краснопольского) и Епископа Леонтия (фон Вимпфена).
Долгое время на эту могилу, расположенную возле бывшего Покрово-Болдинского монастыря, даже боялись ходить, страшась репрессий со стороны властей, или ходили только ночью. Отец Василий открыто отслужил первую панихиду в 1920 году, и после него сюда потянулись другие. Здесь служили и Архиереи и священники, но никто кроме отца Василия не приходил сюда каждый год. С ним всегда приходило много верующих, которых он вдохновлял своим безстрашием.
Видя это, богоборческая власть стремилась всеми силами искоренить в астраханцах и саму память об их незабвенных молитвенниках.
В начале июля 1927 года в Астраханское отделение ОГПУ поступил донос, в котором говорилось:
«Священник Покровской церкви Залесский Василий Данилович 28 апреля 1927 года, без ведома церковного совета Покровской церкви подговорил несколько граждан своего прихода, забрал из церкви иконы и устроил шествие на чумное кладбище, где отслужил панихиду.
Тут же направился на бугор около бывшего Покровского монастыря, где похоронены расстрелянные в 1919 году за контрреволюционные действия Епископ Леонтий и Архиепископ Митрофан. По прибытии на могилу вышеназванных расстрелянных, Залесский служил панихиду по расстрелянным и говорил проповедь, в которой призывал граждан помолиться за погибших от рук неверов Епископа Леонтия и Аархиепископа Митрофана, а также и других.
Такие демонстративные антиполитические действия Залесский устраивал неоднократно».
После этого, 13 июля 1927 года, было вынесено постановление об аресте отца Василия. 16 июля на первом допросе он показал:
«Я, Залесский, действительно служил панихиду на могилах Епископа Леонтия и Архиепископа Митрофана. Это было вскоре после Пасхи в мае месяце, а какого именно числа не помню. Панихиду на могиле епископа Леонтия и архиепископа Митрофана вместе со мной, Залесским, служили настоятель Покровской церкви Степанов Григорий Иродионович и дьякон Мальков Михаил Васильевич. На упомянутых выше могилах я, Залесский, один с прихожанами служил панихиду на чумном кладбище за Покровским монастырем. Панихида, как на чумном кладбище, так равно и на могилах Епископа Леонтия и Архиепископа Митрофана была отслужена по просьбе верующих нашего Покровской и Рождественской церкви прихода. Такие панихиды на их могилах мною служились по просьбе прихожан и по моему желанию из года в год».
На вопрос следователей о том, знает ли он, что Архиереи Митрофан и Леонтий были расстреляны за контрреволюционные действия, и что панихиды на их могиле было служить запрещено, отец Василий ответил:
«Я, Залесский, действительно знаю о том, что в 1919 году в июне месяце названные мною Епископ Леонтий и Архиепископ Митрофан были расстреляны, а за что именно они были расстреляны для меня неизвестно и до настоящего времени, но все же предполагаю, что они расстреляны за какие-либо государственные преступления. Запрещается ли служить панихиды на могилах расстрелянных Епископа Леонтия и Архиепископа Митрофана или вообще, я, Залесский, о таких запрещениях не знаю».
Допрошенный по поводу служения панихиды настоятель Покровской церкви отец Григорий Степанов показал:
«Я никогда не был на могиле Епископов Митрофана и Леонтия и не знаю ее местонахождения. Когда в начале мая месяца я случайно узнал, что группа молящихся вместе с отцом Василием Залесским идет на могилу означенных Епископов служить панихиду, то был поражен тем, что организуется общая молитва в храме Покровского собора, где я и состою настоятелем, без ведома местного причта.
Спрашиваю причт, мне отвечают, что это ежегодно совершается, и всегда кто-нибудь из наших собратьев служит на могиле панихиду.
Тогда я, желая проверить всю эту внештатную обстановку организации, заявил члену совета Любови Дмитриевне Степановой, что я сам там буду служить панихиду. Цель моего участия проверить: сколько лиц там будут, все ли они прихожане и кто организатор этого дела, чтобы в корне пресечь все таковые организации приписных священников без ведома церковного причта, явился я с дьяконом Мальковым и был встречен с таким возгласом присутствующих:
«Мы ждем отца Василия, а не Вас. Вы нам не нужны».
Молча я исполнил свое дело, узнав, что хотел, и от дальнейших действий отказался.
И потом мною церковному совету было предложено, чтобы без разрешения власти и согласия настоятеля священники приписные не позволяли себе напоказ организованных общественных молитв…
Причту заявляю, что соорганизованность производилась очевидно путем вне богослужебного времени и вне храма Покровского.
В противном случае мне это было бы известно как ежедневно посещающему богослужения.
После этого еще раз отец Василий позволял с иконами на Вороньем бугре совершать отдельные богослужения, не извещая причт об этом, что и побудило меня просить совет воспретить впредь без согласия настоятеля совершать общественные богослужения вне храма приписным священникам.
Панихиду на могиле епископов служил и Залесский, принеся туда свое облачение. Причем донесли, что ежегодно совершается молитва на могиле Епископов, убедили меня в том, что таковое моление совершалось с разрешения гражданской власти».
Ко всему этому была приложена выписка из протокола объединенного собрания членов Церковного совета Покровской религиозной общины, состоявшегося 25 мая 1927 года. В этом постановлении было сказано:
"Так как часто замечаются церковным советом и общиной разные упущения в истолковании своих церковно-служебных обязанностей со стороны членов клира причта, то предложить отцу настоятелю храма протоиерею о. Григорию Степанову обратить серьезное внимание и упорядочить это дело, а также не допускать совершения публичных богослужений на площадях, улицах, совершение крестных ходов без предварительного на то разрешения советской власти".
На втором дополнительном допросе от 28 июля 1928 года отец Василий Залесский показал:
"Я, Залесский, о том, что собираюсь идти служить панихиду по расстрелянным Епископе Леонтии и Архиепископе Митрофане, официальных объявлений не делал, а когда меня спрашивали прихожане: когда я пойду, отвечал, что пойду в такой-то день.
О том, что я, Залесский, собирался идти служить панихиду по расстрелянным, священникам нашего прихода, ничего не говорил, а в тот же день в церковь была принесена прихожанами кутья, которую, видимо, увидел священник Степанов Г.И., и он меня спросил, пойду ли я служить панихиду, я ответил: да, сегодня иду к 11-ти часам дня.
Потом на могилу, я, Залесский, пошел один, а когда пришел на эту могилу, то там уже были священник Степанов Г.И. и дьякон Мальков М.В.
На могилах расстрелянных Архиереев всего присутствовало приблизительно от 30 до 40 человек, были прихожане из Покровской общины и общины Христорождественской церкви.
Панихида по расстрелянным служилась мною, Залесским, священником-настоятелем Степановым совместно с дьяконом Мальковым.
После панихиды по расстрелянным, по просьбе верующей массы, мною был отслужен молебен на Вокзальной площади, в тот момент, когда был первый выгон на пастбище. На этом молебствии участвовали несколько граждан, куда были принесены большой церковный крест и три иконы. Этот молебен мною, Залесским, был отслужен без уведомления церковного совета и после, через несколько недель церковный совет Покровской церкви вынес постановление, которым запретил в дальнейшем брать без разрешения из церкви иконы и устраивать молебствия».
26 июля 1927 года отцу Василию Залесскому было предъявлено обвинение по статье 58/16 УК, в котором говорилось, что «действия проявленные со стороны Залесского являются явной политической демонстрацией против рабоче-крестьянской власти, путем возбуждения верующей массы на почве религиозных суеверий».
Сам священник Василий не признал себя виновным в предъявленном ему обвинении. Совместно со священником Василием Залесским привлечены были к делу и отец Григорий Степанов и дьякон Михаил Мальков, хотя первый и заявил следователю, что "виновным себя в служении панихиды на могиле Епископов Митрофана и Леонтия, как выражение известного почтения к ним — не признаю. Служил случайно, с целью разоблачения организованности этой молитвы, чтобы впредь принять меры к пресечению подобных служб без ведома настоятеля и совета".
В то же время следствие продвигалось очень медленно, так как сами чекисты не знали, стоило ли давать ход этому делу. Панихиды на могилах расстрелянных Архиереев совершались из года в год и в местных органах ОГПУ прекрасно об этом знали. Но раньше как-то не обращали внимания. Отец Василий Залесский, как и другие священнослужители, утверждали, что не знали о запрете служения таких панихид, и не считал такое служение выражением нелояльности к советской власти. Вот характерные ответы о. Василия по этому поводу на допрос от 4 сентября 1927 года:
«Вопрос: Скажите, Залесский, считаете ли вы служение панихиды
на могилах расстрелянных Епископа Леонтия и Архиепископа Митрофана с провозглашением их имен и званий, как политической демонстрации?
Ответ: Я, Залесский, служение панихиды на могилах расстрелянных политической демонстрацией не считаю, а считаю это как исполнение своего служебного долга, как священника.
Вопрос: Считаете ли вы эту панихиду, как организованную нелегальным порядком, т.е. скрытно от церковного совета и соответствующих органов Советской власти.
Ответ: Лично я, Залесский, служение панихиды на могилах расстрелянных в мае месяце 1927 года не организовывал, а она носила частный характер, и по просьбе прихожан, и нелегальной эту панихиду я, Залесский, не считаю. Кроме того, о запрещении служения панихид на этих могилах мне известно не было, а если бы было известно, я бы от таких служений отказался.
Вопрос: Скажите, Залесский, считаете ли вы себя инициатором и организатором служения панихиды на могиле расстрелянных Леонтия и Митрофана?
Ответ: Нет. Инициатором и организатором этой панихиды я себя не считаю.
Вопрос: Признаете ля вы себя виновным в организации нелегального служения панихиды по расстрелянным, как явно политической демонстрации против Советской власти?
Ответ: Виновным себя совершенно не признаю, т.к. я всегда готов подчиниться всяким распоряжениям Советской власти и подчинялся им. Если служение панихиды противоречит распоряжениям власти, то я со своей стороны подтверждаю, что такие служения были плодом непонимания инструкции к декрету об отделении Церкви от государства».
Нерешительность местного отделения ОГПУ чуть не стала причиной приостановки самого дела. Находясь два месяца в предварительном заключении, отец Василий Залесский в связи с постановлением от 8 сентября 1927 года об изменении меры пресечения, был выпущен под подписку о невыезде. К тому же в Астраханском отделении ОГПУ имелись сведения о служении в мае 1927 года панихид на могиле расстрелянных архиереев священнослужителями: Александром Кузьминым и Борисом Ветвицким.
В отношении отца Бориса Ветвицкого говорилось даже, что "после того, как поп Залесский Василий служил панихиду на могилах расстрелянных в 1919 году епископа Леонтия и архиепископа Митрофана, где присутствовало много публики, об этом узнал поп Петропавловской церкви Ветвицкий Борис, который также вскоре после праздника Пасхи в 1927 году, в церкви начал приглашать женщин-старух пойти с ним на могилу расстрелянных Епископа Леонтия и Архиепископа Митрофана".
Но астраханские чекисты сомневались, стоило ли заводить по этому поводу дела. 24 сентября 1927 года была подписана докладная записка в Москву начальнику 6 отделения СО ОГПУ Тучкову, с описанием контрреволюционных действий астраханского духовенства, служившего панихиды на могиле "врагов революции".
В ответ на это Тучков направил в Астрахань приказ о быстрейшем завершении дел о "политических демонстрациях астраханского духовенства".
4 ноября 1927 года были арестованы священники Александр Кузьмин и Борис Ветвицкий, а дело по обвинению священников Василия Залесского и Григория Степанова, а также дьякона Михаила Малькова в срочном порядке было передано на рассмотрение особого совещания при Коллегии ОГПУ.
Постановлением этого особого совещания от 19 декабря 1927 года отец Григорий Степанов был выслан из Астрахани на 3 года, дьякон Михаил Мальков на тот же срок выслан в Сибирь, в Томский край, а отец Василий Залесский получил самое суровое наказание: 3 года концлагерей.
Постановлением того же особого совещания от 23 февраля 1930 года срок отцу Василию Залесскому по амнистии был сокращен на одну четверть, но по отбытии срока он подлежал высылке в Северный край еще на три года.
Дорога ему предстояла в самый известный по тому времени лагерь — на Соловки. 31 декабря 1927 года сообщалось, что "заключенный Залесский Василий Данилович в Соловецкие лагеря прибыл".
Начался его долгий период скитаний по северным лагерям.
Перенеся годы лишений и тяжёлых условий жизни в лагерях, Залесскай вернулся в Астрахань..
Он не отказался от своих убеждений, о которых высказывался прилюдно, не скрывая их сути. Преследование со стороны властей не прекращалось.
В результате, после доноса какой-то «свидетельницы 20 января 1938 года отец Василий Залесский был арестован.
25 января был произведен единственный его допрос, на котором он по всем пунктам отверг предъявляемые ему обвинения:
"Вопрос: Вы арестованы за то, что, проживая в г. Астрахани, вели активную антисоветскую деятельность. Признаете себя виновным в этом?
Ответ: Я антисоветской деятельностью не занимался, виновным себя не признаю… Показания свидетеля… также отрицаю и виновным себя не признаю".
26 января 1938 года была проведена очная ставка между священником Василием Залесским и одним из свидетелей. На все показания свидетеля об антисоветской деятельности обвиняемого, отец Василий отвечал:
"Я антисоветскую деятельность не проводил, виновным себя не признаю.
Все показания (свидетеля) ложь и клевета".
После проведения очной ставки, подписывая протокол, отец Василий добавил:
"Ввиду того, что на мою просьбу гражданину следователю уточнить свидетелю… каждый пункт обвинения последовал отказ, я прошу начальника НКВД все обвинения (свидетеля) - конкретизировать, с предоставлением мне права отказа по всем пунктам обвинения».
Но на заявление обвиняемого никакой реакции не последовало.
Дело по обвинению отца Василия Залесского было передано на рассмотрение тройки НКВД Сталинградской области.
На заседании этой тройки от 2 февраля 1938 года было вынесено постановление: "Залесского Василия Даниловича — расстрелять.
Лично принадлежащее ему имущество конфисковать".
Отец Василий Залесский был расстрелян 15 февраля 1938 года в 18.00.
Расстрел, видимо, производился в г. Сталинграде, куда, как в областной центр высылали всех заключенных для вынесения приговора.
Семья отца Василия долгое время не знала о его судьбе. На все запросы его супруги — Антонины Яковлевны, органы КГБ отвечали, что он осужден на 20 лет дальних лагерей без права переписки. Лишь 19 января 1967 года ей была выдана справка о смерти отца Василия Залесского, причем датой смерти было указано 15 февраля 1938 года (без указания ее причины).
В 1927 году с целью помешать служению панихид на могиле расстрелянных Архиереев были проведены аресты священнослужителей, служивших здесь в мае 1927 года:
- настоятеля Покровской церкви отца Григория Степанова,
- священника той же церкви отца Василия Залесского,
- священника Петропавловской церкви Бориса Ветвицкого,
- священника Кладбищенской церкви Афанасия Афонского Александра,
- Кузьмина и диакона Покровской церкви Михаила Малькова.
Все они были осуждены и сосланы. Но верующие астраханцы продолжали тайно посещать дорогую для них могилу. Не останавливало их и то, что в 1930 году и сам памятник на могиле был разрушен. Верующие старательно собирали кирпичики и складывали их горкой на месте разрушенного памятника.
О судьбе Залесского Василия мы уже рассказали.
Отец Григорий был осуждён на три года высылки из Астрахани с запрещением проживания в крупных промышленных центрах страны.
Отец Григорий поселился в Саратове, где и прожил до марта 1930 года.
После этого он снова вернулся в Астрахань и стал служить в Покровском Соборе простым священником.
Но 7 декабря 1930 года он был снова арестован по обвинению в участии в контрреволюционной церковной группировке.
17 декабря его осудили на три года высылки из Астрахани.
Ссылку он провёл в селе Старая Кулатка под Хвалынском.
Вернувшись в 1933 году в Астрахань, о. Григорий лишь в 1935 г. получил регистрацию для служения.
Его назначили настоятелем городской Ионно - Златоусовской церкви.
В 1936 г. этот храм был также захвачен обновленцами и о. Григорий снова остался без службы.
Он, как заштатный священник посещал Покровский Собор, ходил сюда молиться до самой своей кончины.
На его глазах таяло астраханское духовенство. Расстреляны были – притч Собора, многие из приходивших сюда заштатных священников.
Но, несмотря на угрозу ареста и расстрела, отец Григорий не отрёкся от сана, не отошел от церкви.
Уже в 1939 – 40 гг. он вместе со своим братом, также священником –
о. Фёдором Степановым составляли единственных посетителей алтаря Собора, где служили в то время лишь отец Фёдор Баранов и протодьякон Антоний Поздняков.
Скончался о. Григорий 31 марта 1943 г. в самый разгар войны.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ