В дни моей бурной ли, бурлящей ли, но изрядно булькающей молодости случилась следующая история.
Конец марта 1992 года. Офис в Театре эстрады. Вечер пятницы. Выхожу с работы. Вот-вот должен появиться автобус на Вторчермет, что ходит, аки баржа на Большую землю – чуть ли не раз в сутки.
И – о, чудо! Автобус заруливает на пятачок конечной остановки перед зданием. Стремлюсь к нему всей душой, меся ногами весеннюю, местами примерзшую, снежно-ледяную няшу. Ничто не предвещает беды.
На полном скаку вдруг получаю прострел в области поясницы. Меня моментально переклинивает в знаменитой позе дискобола. Замираю, как танк, подбитый на нейтральной полосе. Все тело пронизывает нестерпимая боль.
Водитель автобуса, видимо, понимая – что-то тут не так, терпеливо, даже, наверное, с любопытством, ждёт. Он уже выпустил пассажиров, а единственный, только что летевший на посадку через площадь во весь опор, как лось во время гона, вдруг застыл на полдороге.
При помощи невероятных ужимок и такой-то матери заставив себя доковылять до транспортного средства, я оказался на задней площадке автобуса и судорожно вцепился в поручни. До универовской общаги на ул. Большакова, где я обосновался без прописки в комнате знакомых юных студиозусов, было несколько остановок.
Путь до общежития я скоротал в поисках пятого угла, постоянно меняя позы, словно мим древнегреческого театра. В конце концов, на морально-волевых я добрался до своего временного пристанища, где поднялся в комнату на пятом этаже и пал на койку, подобно боевому слону, утыканному вражескими копьями. Боль была уже почти невыносимой.
Сгустилась ночь. Я лежал в темной и пустой комнате, покинутой студентами, разъехавшимися на праздники, и глядел в потолок. Боль немного отпустила, но теперь ее сменило острое чувство голода. Нужно было что-то делать.
В общежитии, похоже, также было ни души. Помощи ждать было неоткуда. Кое-как я добрался до своих скудных съестных припасов и потихоньку заморил червячка. Вроде бы даже заварил чаю. Полегчало.
Осмелев, я попытался пройти по коридору в известном направлении. Выбора у меня не было. Каждый шаг мучительно отдавался в мозгу, как бы предупреждая, что следующий может оказаться последним.
Вернувшись, я со скрипом улёгся и тут же уснул. Сказался стресс. Мне снился дождь. Крупные капли барабанили по крыше, шелестела листва на ветру. Было зябко и неуютно. Внезапно я проснулся, когда несколько крупных капель упало на мое лицо. Я вздрогнул и открыл глаза.
В темноте я услышал странный шелест. Что-то ползло по моему лицу. Инстинктивно я смахнул это с себя и, забывшись, попытался вскочить, но от боли охнул и замер. При слабом свете уличных фонарей в отсутствие штор я приметил какое-то движение вокруг.
Ужасная догадка сподвигла вашего покорного слугу набраться мужества и подняться таки с кровати. Я еле-еле добрался до двери и включил свет. То, что увидели мои сонные глаза, повергло в шок.
Комната кишела тараканами. Они сновали повсюду: по стенам, потолку, кроватям. Ползали по столу, стульям, полу, дверям и ширме, отделяющей вход от жилой зоны. Часы показывали 2 часа 30 минут. Было неотвязное гнусное чувство, что я переспал со всеми стасиками одновременно.
Нестерпимо ныла спина. Но ещё сильнее хотелось спать. Проклятый миозит. Как в таком состоянии бороться с нашествием?.. Единственным выходом было дать решительный бой мерзким инсектам!
Собрав в кулак остатки измученной воли, я решил действовать. На счастье тут же вспомнилось, что недавно я приносил нерадивым аборигенам, не питающим пиетета к сангигиене, белый китайский мелок "Машенька" для борьбы с тараканами.
Вскоре искомое средство было найдено в чулане у входа. Я разрисовал им все свободные плоскости, дабы отсечь усатых монстров от пути к спасительному водопою, и с чистой совестью улёгся спать, предварительно смахнув непрошеных сожителей с серых простыней.
Остаток ночи был сладким, как спелая южная дыня. Я выспался на славу! Пробудившись, осмотрел поле битвы. Тела погибших повсюду лежали ровным слоем в пару пальцев толщиной там, где застала их смерть. Поистине, эта картина напоминала утро на поле Куликовом!.. Я аккуратно вымел всю тараканью гекатомбу в совок и, победно насвистывая, проводил усачей в последний путь.
Несмотря на сохранявшиеся болезненные ощущения в области поясницы, к полудню я вполне оклемался, собрал монатки и уехал к родителям.
В это общежитие, где мне необходимо было какое-то время перекантоваться, я больше уже никогда в жизни не возвращался. От ребят-историков, вернувшихся с каникул, я ещё долго при встрече принимал благодарности за избавление от тараканьего ига.
Всякий раз они смеялись до слёз и говорили, что поначалу их сильно озадачили надписи белым китайским мелком на стенах, дверях, столе и на полу: "Ни шагу назад!", "Погибаю, но не сдаюсь!", "Прощайте, товарищи!", "Врёшь, не возьмёшь!", "Свобода или смерть!", "No pasaran" и т. д. А по всему периметру входной двери изнутри: "Соблюдайте правила социалистического общежития!.."
Но позже смысл и пафос этих граффити стал более чем очевиден, ибо ознаменовал окончательный конец усатой тирании.