Филон Александрийский

Иван Лупандин
Уже в предыдущих лекциях мы выдвигали тезис, что все светлое в греческой философии: любовь к истине, самопожертвование, учение о едином Боге - шло, в конечном счете, из храма, причем храма Иерусалимского. Ветхозаветная церковь до Рождества Христова играла в античном мире ту же роль, которую играет в современном мире новозаветная Церковь. Разумеется, громадное большинство иудеев до Рождества Христова (как и громадное большинство христиан в наши дни) были не на высоте своего призвания. Но большинство никогда и не участвует в духовной жизни мира. Духовная жизнь поддерживается святыми, т.е. людьми, исполненными веры и благочестия, на которых стоит мир. И эти святые тогда были среди иудеев. Волею судьбы на рубеже VII-VI вв. до н.э. пророк Даниил оказался в Вавилонии, а пророк Иеремия - в Египте. Вавилония и Египет представляли собой в то время два самых культурных и самых могущественных государства античного мира. Следует учесть, что влияние, которое производит святой на окружающих его людей, огромно. Если книги, написанные Даниилом и Иеремией, производят столь сильное впечатление даже на нас (хотя с времени написания этих книг прошло уже две с половиной тысячи лет) то каково же было непосредственное воздействие этих пророков на их современников, не только на иудеев, вавилонян и египтян, но на греческих мудрецов, странствовавших по Египту и Вавилонии в поисках знаний и мудрости?
Сейчас, однако, речь пойдет еще об одном возможном источнике влияния богооткровенной религии на греческую философию. Я имею в виду влияние личности и творений Моисея, вождя еврейского народа, выведшего евреев из Египта в ХV в. до н.э. Разумеется ко времени возникновения греческой философии Моисей уже давно умер, но он оставил после себя письменное свидетельство: первые пять книг Ветхого Завета.
Было бы ошибкой считать, что о Моисее знали только иудеи. Диодор Сицилийский называет Моисея "законодателем евреев" (The Historical Library of Diodorus the Sicilian. Vol. 2. London, 1814, p. 563), а Страбон посвящает Моисею несколько страниц своей "Географии" (География XVI, глава 2, пп. 35-36). Поэтому вопрос о влиянии Моисея на греческую философию вполне закономерен. Вот что пишет о возможном влиянии Пятикнижия Моисея на греческую философию св.Августин ("О граде Божием", кн. 8, гл. 11): "Хотя Платон прожил восемьдесят один год, от года смерти его до того времени, когда Птолемей, царь Египта, выпросил из Иудеи пророческие книги еврейского народа и позаботился об их переводе и переписке при помощи 70-ти мужей еврейских, знавших греческий, прошло, как оказывается, почти шестьдесят лет. Поэтому во время того своего путешествия Платон не мог ни видеть Иеремию, умершего за столько лет прежде, ни читать эти писания, еще не переведенные в то время на греческий язык, в котором он был силен. Возможно, впрочем, что по своей пламенной любознательности он как с египетскими, так и с этими писаниями ознакомился через переводчика, — не в том смысле, конечно, чтобы делать из них письменный перевод, чего, как известно, и Птолемей, умевший внушать страх своею царскою властью, смог добиться только в виде особого одолжения; но в том, что мог из разговора узнать, насколько в состоянии был понять их содержание".
Император Константин (годы правления 312-337) говорил в своей «Речи к собранию святых» примерно о том же: «Кто может высказать все заслуги Моисея? Он сообщил устройство народу неустроенному, души его членов украсил покорностью и скромностью, вместо рабства даровал им свободу, вместо горести - радость, и до того возвысил их души, что от слишком скорого перехода в противоположное состояние и от успеха дел, в уме их возродилось высокомерие. Мудростью он настолько превосходил своих предшественников, что и главнейшие между язычниками люди, то есть мудрецы и философы, старались соревноваться с ним в мудрости. Подражая ей, Пифагор настолько прославился своим воздержанием, что и воздержаннейшему Платону служил образцом целомудрия» (Oratio ad sanctorum coetum, 17).
Сходные идеи излагаются в сочинении «Увещание к эллинам», приписываемом авторству христианского апологета Юстина Философа (II в. н.э.):
"Бог, видя, что ложная мысль о многобожии, подобно какой-нибудь болезни, обременила души людей, восхотел уничтожить ее; поэтому Он, явившись сперва Моисею, сказал Ему: «Я есмь Сый». Ибо, я думаю, надлежало, чтобы будущий начальник и вождь еврейского народа первый из всех познал сущего Бога. Посему явившись ему первому, сколько возможно Богу явиться человеку, сказал ему: «Я есмь Сый». Потом, посылая его к евреям, повелел ему сказать то же и им: «Сый послал меня к вам». Все это Платон узнал в Египте, и, конечно, ему понравилось учение о едином Боге, но боясь ареопага, он почитал небезопасным упоминать пред афинянами об имени Моисея, учившего о единстве Божием, и его учение о Боге изложил в диалоге «Тимей», в котором он рассуждал о божественных вещах, – не как учение, преподанное Моисеем, но как свое собственное мнение; впрочем, он сказал то же самое, что и Моисей написал о Боге" (Увещание к эллинам, 21-22).
Быть может, общие корни Библии и платонизма облегчили задачу Филона Александрийского (ок. 20 г. до н.э. – ок. 50 г. н.э.), образованного иудея, пожелавшего создать синтез Библии и греческой философии. Свои идеи Филон изложил в многочисленных произведениях, из которых наиболее известным является "О сотворении мира". Приведем несколько фрагментов из этого сочинения:
"За шесть дней, говорит он (Моисей. – И.Л.), создан мир не потому, что Создатель нуждался в промежутке времени[...] но потому, что нужно было сотворить вещи в некоем порядке[...] Подобает же миру, поскольку он есть завершенное творение, быть сделанным согласно совершенному числу, т.е. числу шесть" (О сотворении мира, глава 3).
У Платона Филон Александрийский заимствует учение о сотворении мира Богом с помощью первообраза мира, который Филон называет Логосом:
"Бог же[...] предвидел, что прекрасное подражание не может существовать без прекрасного образца, и нельзя найти какую-либо чувственно воспринимаемую вещь, которая бы не соответствовала архетипу умопостигаемой идеи" (Там же, глава 4).
Здесь Филон приводит сравнение с царем, задумавшим построить город. Для александрийца (впрочем, как и для жителя Константинополя, а также для петербуржца) это сравнение говорит о многом:
"Во-первых, внутри себя все части будущего города обрисует: храмы, стадионы, административные здания, площади, ворота, порты […]. Так же следует думать и о Боге, Который, когда постановил создать весь этот огромный мир, вначале замыслил его формы" (Там же, глава 4).
Что же представляет собой этот умопостигаемый мир, служащий образцом для мира реального? "Поэтому, - отвечает Филон, - подобно тому, как образ града, созданный в уме зодчего, не имеет какого-либо места вовне, но запечатлен в душе его создателя, точно так же и мир, составленный из идей, не может иметь никакого другого места, кроме божественного Логоса, упорядочившего [все] это" (Там же, глава 5). Здесь появляется ключевое слово "logos", позволяющее некоторым ученым находить нечто общее между Филоном Александрийским и Иоанном Богословом.
Однако, в отличие от Иоанна Богослова, считавшего, что Логос воплотился в Иисусе Христе, Филон Александрийский считал, что Логос "воплотился" во всем сотворенном мире, т.е. вселенной: "Говоря еще более ясными словами, можно сказать, что умопостигаемый мир есть не что иное, как Логос Бога, уже занятого творением мира, ведь и умопостигаемый город есть не что иное, как расчет зодчего, обдумывающего строительство города" (Там же, глава 6).
Как некогда Платон в "Тимее", так и Филон Александрийский считает, что "времени до мира не было, но время сотворено либо вместе с миром, либо после сотворения мира" (Там же, глава 7): "Поскольку время есть продолжительность движения небосвода, не может быть, чтобы движение предваряло движимую вещь" (Там же).
Благодаря желанию Филона увидеть в греческих философах единомышленников Моисея и пророков, сохранился замечательный фрагмент из не дошедших до нас сочинений пифагорейца Филолая Кротонского. Филон пишет: "Подтверждает сказанное мною и Филолай сими словами: «Существует Творец и Владыка всех вещей - Бог, всегда единый, неизменный, неподвижный, подобный Самому Себе, отличный от всего другого»" (Там же, глава 33).
Заканчивается книга "О сотворении мира" пятью выводами, к которым Филон желает привести читателя:
"Хотя из вышеприведенного повествования о создании мира можно многому другому научиться, мы научаемся, прежде всего, пяти прекраснейшим и наилучшим выводам: во-первых, существует и над всеми господствует Божество, чтобы нас не вводили в заблуждение нечестивцы, из коих некоторые сомневаются, существует ли оно, другие же, отважнее сих, ничтоже сумняшеся отвергают существование такого Божества, но утверждают, что это Божество якобы почитается людьми из-за сочиненных ими басен, затуманивающих истину; во-вторых, Бог един, дабы нас не вводили в заблуждение те, кои утверждают, что существует множество богов, коим не стыдно ужасный вид государственного устройства, сиречь демократию, перенести с земли на небо; в-третьих, (как уже сказано) мир сотворен, вопреки мнению тех, кто считает, что мир не создан и вечен, ничего более не приписывая Богу; в-четвертых, этот сотворенный мир един, как един его Создатель, Который через единство сотворенного Им мира делает Свое создание подобным Самому Себе[...], ибо находятся и те, кои считают, что миров много, а некоторые даже говорят, что существует бесконечное число миров, сами, впрочем, не имеют цели в жизни и меры своему невежеству и неспособны научиться истине, коих нам хорошо бы знать и остерегаться; в-пятых, миром правит Божественное провидение, ибо всегда Создатель проявляет заботу о деле рук своих в силу общего и необходимого для всех закона природы: как и родители заботятся о своих детях" (Там же, глава 61).
Филон Александрийский считал философию царицей наук: "Кто не знает, что всем частным наукам начала и зародыши сообщила философия, ибо равносторонние, овальные, круглые, многоугольные и другие фигуры - изобретения суть геометрии, но точку, поверхность, линию, твердое тело не изобрела геометрия. Как же она определила бы, что точка есть то, что не имеет частей, линия - длина без ширины и т.п. Это все относится к философии, и давать определения - задача философии" (De congressu quaerendae eruditionis gratia, 26. Cf. The Works of Philo Judaeus, the Contemporary of Josephus. Vol. II. London, 1854, p. 187).
Из этого отрывка явствует, что Филон Александрийский был знаком с "Началами" Евклида (оттуда заимствованы определения точки, линии и т.д.). В других произведениях Филон упоминает Аристотеля, Эпикура, стоиков. На примере Филона мы видим, что еврейский мир был приобщен к античной науке.
О жизни Филона Александрийского мы знаем не очень много. Приводим свидетельства о нем Евсевия Кесарийского (IV в. н.э..) и Иеронима (V в. н.э.). Вот что пишет о Филоне Евсевий во второй книге "Церковной истории":
"Во времена кесаря Кая (Калигулы) среди многих пользовался большой славой Филон [...]. Род свой древний он вел из еврейского племени, а также тем мужам, которые прославились в Александрии, ни в чем не уступал[...]. В правление Кая отправился в Рим, и книгу его о нечестии и злодеяниях Кая (названную им "О добродетелях") позднее, в правление императора Клавдия, читали перед всем сенатом" (Церковная история, книга II, главы 4 и 18).
А вот что пишет о Филоне Александрийском св. Иероним в книге "О мужах славных":
"Филон Иудей, по рождению гражданин Александрии, из рода священников; потому упоминается нами среди церковных писателей, что, написав книгу о первой церкви евангелиста Марка в Александрии, приобрел славу среди христиан[...]. Когда второй раз приехал к Клавдию, в этом же городе имел беседу с апостолом Петром и подружилcя с ним, и по этой причине почтил похвалами также и церковь Марка, ученика Петра" (De viris illustribus, 11).
Какое сочинение Филона имеет в виду св. Иероним? Скорее всего речь идет о сочинении Филона "О созерцательной жизни". Историки спорят, о какой религиозной секте повествуется в этом сочинении; члены ее именовали себя "терапевтами", т.е. целителями. Возможно, они были уже христиане, но, судя по названию и другим признакам, это были первоначально ессеи (одно из течений иудаизма, к которому, по-видимому, примыкал Иоанн Креститель). Так или иначе, свидетельства Филона Александрийского об этой секте очень интересны, и мы приведем фрагменты описания Филоном "терапевтов" из книги "О созерцательной жизни":
"Приняв же сие столь значительное и нечаемое благодеяние, и собранные в одну общину, поют гимны хвалы Богу-Спасителю; а также выдающимся людям - пророку Моисею и пророчице Мириам. Для подражания им (т.е. Моисею и Мириам - И.Л.) и создана эта община терапевтов и терапевтид" (Philonis Judaei omnia quae extant opera. Francofurti, 1691, p. 902).
Какие идеи исповедовали терапевты и каковы были их нравы? Об этом также сообщает Филон Александрийский: "Установление же сей философии сразу ясно из самого названия, ибо они именуются терапевтами и терапевтидами, т.е. целителями и целительницами, или чтущими, потому что они по всем городам проповедуют медицину, превосходнейшую сей обыденной. Сия бо лечит только тела, та же и души освобождает от тяжелых и трудноисцелимых болезней, кои причиняются вожделениями, плотскими похотями, страданиями, страхами, жадностью, безумием, несправедливостью и прочим бесчисленным множеством страстей и пороков" (Ibid, pp. 889-890).
Видно отсюда, что терапевты очень похожи на первых христиан. Если же это были ессеи, они, конечно, представляли собой плодородную почву для сеяния слова Божия.