Скор... Гл. 10. 22. Что ты маешься, радость моя...

Анатолий Решетников
       Вскоре Антон пересел на другой электропоезд, чтобы на нем пересечь границу и оказаться в первом на его пути крупном российском городе. Оттуда ещё полсотни километров на восток, и все бы в родных местах повторилось сначала — встреча с мамой и многочисленной родней, вкусная каша, приготовленная племянником, щедрый праздничный стол, и песня о «домике с окнами в сад». Но дорога туда ему точно заказана надолго, поскольку и там бандиты искали его.
         
       Украинские пограничники прошли по вагону, выборочно проверяя паспорта, а российские внимательно заглядывали в каждый паспорт. Антон заволновался, однако быстро успокоился: что им ловить больше некого, что ли? Не такая уж он важная персона, чтобы его отслеживать день и ночь. Тем не менее, сердце заволновалось, когда он отдавал в руки пограничнику паспорт.
       
       — Антон Кревестов, вам пора подумать о новом паспорте. Срок его действия скоро истекает.
       
       — Спасибо, обязательно поменяю.
       
       Новая проблема. Как же его поменять? Явиться самому в милицию и сказать, что он тот, кого они ищут? А тут и бандиты:
      
       — Топай к нам, любезный…
      
       Заколдованный круг, да и только. Если и получится раздобыть справку о разводе, то к Марусе надо будет ехать только с новым паспортом... Ах, Маруся! В ночь перед отъездом вошла к нему в спальню в ночной рубашке, присела на краешек кровати:
      
       — Знала и чувствовала, что ты не спишь. Вот и пришла сказать, что полюбился мне. Другого мужа и не хочу себе. Только не посчитай меня пошлой и развратной, что к тебе пришла. Не за тем я. До регистрации нашего брака невозможно, никак невозможно. Стыдно, но я пришла, не боюсь тебя нисколечко. Вот вернешься, буду ласкать, любить преданно и нежно. Детей будем наших растить и Петеньку. Поцелую на прощанье, но ты не подумай лишнего, не воспользуйся моей слабостью.
      
       Она наклонилась к нему и стала целовать его щеки, лоб, глаза:
      
       — Нежный мой, милый мой, хороший мой…
      
       От знакомых слов содрогнулся всем сердцем Антон. Их когда-то жарко говорила ему не раз Таня, жена бывшая... Он обнял Марусю, поцеловал в щёки, а она прижалась к нему:
      
       — Антон, боюсь тебя отпустить и потерять…

       Вспоминал он о Марусе и чуть позже, когда некоторое время бродил по знакомому городу в ожидании нужной ему электрички.      
         
       Удивительная женщина! Если ему было суждено расстаться с Таней, то почему ему не встретилась тотчас именно она, Маруся? Всё было бы по-другому в его жизни. Подумал и тут же себе возразил. Нет, не могло быть такой Маруси в той жизни, которую он сам себе возжелал. В той жизни, в которую он ворвался с жаждой богатства и удовольствий, не встречаются такие женщины. Нет им там места. Там чаще всего встречаются другие. И одну из них, Карину, он получил, как награду и расплату за невольное соучастие в криминальном бизнесе Максима Тихлова.

       На одном из широких проспектов Антон в раздумьях о прошлом забрел нечаянно в глубокую лужу и ужаснулся. Новые полуботинки, купленные недавно у бойкого торговца, безо всяких препятствий наполнились водой. Ощущение, что вмиг отвалились подошвы. Он выбрался на сухое место и осмотрел обувь. Внешне никаких изъянов, но швы! Через них, казалось бы, безукоризненных, вода просачивалась беспрепятственно. Обманул мужичок. А вот и тучка, как в том селе, где ждал электричку, налетела, пролилась дождем, крупным и частым, с грузными хлопьями снега.

       Досадуя, что ноги основательно промокли, Антон заторопился в сторону вокзала по знакомой улице. Он ее хорошо помнил с детства, потому что здесь находился краеведческий музей, куда их, школьников, нередко привозили на экскурсии. У здания музея стоял тогда на возвышении настоящий танк Т-34, и маленький Антон любил рассматривать боевую машину времен последней войны.

       Здание — на противоположной стороне улицы, но не видно танка. Антон поднял повыше голову и увидел золотые купола. Он понял: при советской власти музей был  обустроен в бывшем храме.
         
       Может быть, зайти в храм? Но как быть с мокрыми ногами? Нет, лучше прямиком на вокзал и там привести себя в порядок.
         
       На ближайшем перекрестке Антон пересек улицу и, не раздумывая больше ни секунды, повернул к храму. В притворе робко остановился, не решаясь пройти вперед. Никто на него не обращал внимания, и тогда он подошёл к большой иконе, оказавшейся прямо на пути, перед лесами. Он стоял перед иконой и не мог отвести от нее своего взгляда. Старичок, доброжелательный и какой-то родной, в лапоточках, с топориком в руках и с крестом на груди, смотрел, в свою очередь, на Антона с иконы, словно спрашивая его без упрёка:
      
       — Ну что ты, радость моя, маешься, живёшь не так, как надо бы, что ты ищешь и не обретаешь?
         
       Не запомнил Антон, сколько времени он простоял молча перед иконой. Только вышел он из храма с ощущением того, что икона, конечно, не сама икона, а тот, кто был изображен на ней, так дорог его сердцу, что и словами и не выразить. Спешил Антон к вокзалу, а перед глазами — только светлый и добрый старец. 
         
       В киоске у вокзала он купил два больших и прочных продуктовых пакета и несколько газет, спустился на нулевой этаж в туалетную комнату, где снял с ног последнюю пару носков и выбросил в урну. Вымыл ноги. Затем, как портянками, обмотал их газетами, сунул  в пакеты, а потом и в полуботинки — хорошо, что они были размером больше. Ногам сразу стало тепло.

       А в электричке на пути к следующему областному центру он уснул, прижав сумку с двойным дном к боковой стенке вагона. Ему снилось, что он идет и идет по дороге, которой нет конца и края...
       
       — Конечная станция. Просьба освободить вагоны!
       
       Следующая электричка в нужном ему направлении только утром — узнал Антон из расписания. Эх, махнуть бы к месту назначения в скором поезде без пересадок и разной маяты с ночевками, но куда с этими полуботинками, газетами и пакетами на ногах соваться в калашный ряд! Кроме того, надо прибыть незаметно, смешаться с толпой, а в поезде могут оказаться бандиты или милиция — куда тогда бежать? Другое дело — электричка. Он решил поужинать, а потом найти место в зале ожидания с телевизором. Вдруг в новостях будет сказано что-нибудь о Речовске, куда он неуклонно приближался.
         
       Антон привык питаться пирожками, купил пять штук в одном из вокзальных буфетов. Он облюбовал пустующий столик и там почувствовал, что кто-то не сводит с него глаз. Перед ним сидел... голодный бомж.
         
       Поесть спокойно невозможно, и Антон пересел за другой стол. Бомж тут же оказался рядом. Что за напасть!
         
       Возмутился Антон и перешел с пирожками поближе к стойке у самого буфета, где образовалась очередь из нескольких человек, но бомж был тут как тут. Не сдержался Антон:
      
       — Что ты ходишь за мной, как тень?!!
      
       Встрепенулась буфетчица, разгневалась на бомжа:
      
       — Пошел вон отсюда, пока милицию не вызвала!
    
       Не ел Антон пирожки, а давился ими. Как же можно было не накормить голодного человека? Маруся точно сказала бы, что так поступать позорно. Стало ему стыдно до такой степени, что он тут же накупил пирожков, бутербродов и пошел с пакетом искать бомжа, но не нашел его. Несколько бомжей, мужчин и женщин, стояли на привокзальной площади между киосками. Возможно, он здесь? Подошел к ним:
      
       — Вот тут поесть… Возьмите…
      
       Протянул пакет женщине с распухшим и красноватым лицом. Она взяла еду:
      
       — Спасибо, добрый человек! Дай Бог тебе и твоей семье счастья…
      
       С души Антона, как камень свалился. Одновременно обида взяла на самого себя. Они — несчастные, грязные, может, чуть ли не прокаженные, но способные помыслить по-доброму, а он?

       Продолжение: http://proza.ru/2021/05/23/1204