Чертак, оскалив желтоватые зубы, пятился от огня, диким зверем кидающегося ему на холку. Он громко фыркал и медленно отступал к краю оврага, заросшего болиголовом и луговой геранью.
- Почему конь не отбивается? - в панике подумал Тиур, наблюдая за происходящем со стороны. - К дьяволу всех святых, почему он не дерётся?
Земля треснула под ногами вороного, словно пятничный кекс, и поползла вниз, увлекая Чертака за собой. Конь заржал, опрокидываясь на спину. Над краем оврага мелькнула его голова с выпученными от усилий глазами. Копыта царапнули усохшую до твёрдости камня глину, и он исчез. С криками влетела стая галок и заметалась, треща крыльями и оповещая лес о свежем куске мяса, застрявшем между валунами и кольями давно вымершего ивняка. Тиур сорвал с шеи знак Рарога, чтобы выпустить Силу, заключённую в нём, но серебряный сокол, опалённый пламенем, расплавился в его пальцах и стёк на траву, застывая в ней белыми каплями.
- Я лишился всего, - подумал ведьмак и проснулся.
Начинался жаркий день, один из тех, которые нередко радуют собой в середине весны. Постоялый двор уже полнился требовательными голосами приезжих, запахами с кухни, блеянием овец и ржанием лошадей. Тиур лежал на кровати и наблюдал, как паучок спускается с балки, забавно перебирая чёрно-жёлтыми ножками. Свет пробрался в комнату сквозь дырку в давно нестиранной шторе и пощекотал соломинкой в носу ведьмака. Тот чихнул, подбросив странника снов к потолку. Паучок вцепился в рассевшееся от времени дерево и забился в щель, отложив путешествие до лучших времён.
- Это был всего лишь сон, - сказал сам себе Тиур, - но до чего же он достоверный.
Ополоснув лицо из кувшина, ведьмак натянул белую рубаху с перехватами на запястьях и спустился вниз, чтобы позавтракать. Хозяин постоялого двора, возвышаясь за стойкой, лихо управлял командой подручных. Шестеро девах, по -деревенски полнокровных и могутных грудью и задницей, успевали быстро притащить беремя здоровенных кружек с тёмным пивом, распихать по столам блюда и тарели с яичницей и седлом барашка, остропахнущими салатами
и бобовым супом, улыбнуться клиентам и великодушно принять похлопывание по ягодицам. Хозяин, некогда спасённый Тиуром от пасти глен-глука, радостно оскалил зубной набор здорового человека и лично притащил на подносе миску с сырной похлёбкой, запечённое на углях филе кавранского оленя и бутылку ченшайского розового вина.
- Специально припас ради Вас, господин ведьмак! - поведал он, наливая вино в прозрачно-зелёный бокал. - Купцы говорили, что оно стоящее - не бурда с переклеенной этикеткой. Кушайте на здоровьице! Пускай Боги, какие ни есть во тьме и на белом свете, охраняют Вас!
- Спасибо, Базилс! - кивнул Тиур и вилкой указал хозяину на второй стул, приглашая отпраздновать встречу.
Румяная деваха тут же приволокла бокал и паштет из рыбы-секенги, обитающей в озере Трёхруких. Намазав им ломти ароматного хлеба, Базилс придвинул их к гостю, поднял бокал и растроганно выдохнул:
- Кабы не Вы, остался бы я без башки, жёнка моя - без мужика, дети - без отца. Уж семь лет прошло, а я до сих пор всем рассказываю, как глен-глук вцепился зубами мне в плечо. Ещё б чуток и артерию порвал!
Ведьмак, не испытывающий удовольствия от чрезмерного внимания окружающих, мотнул головой, советуя Базилсу почаще закусывать. Хозяин метнул в рот кусок кровяной колбаски, прожевал и тихо сказал, наклонившись к Тиуру:
- Прошу прощения за наглость, но с Вами хотел бы переговорить фрэн Готтхи. Он, прознав о том, что Вы погостите у меня с недельку, решил воспользоваться случаем и познакомиться поближе. Да и...
Вазилс замялся, ковыряя вилкой в остатках салата.
- Не хватай кушгера за яйца, от этого он бабой не станет, - буркнул ведьмак. - Ежели помощь нужна, так и говори сразу.
Хозяин оживился и замахал прислуге. Через минуту со второго этажа спустился коренастый господин, один вид которого наводил на мысли о десяти поколениях предков-рыцарей. Он пристально оглядел невозмутимого ведьмака и уселся напротив него. Базилс мгновенно вытер столешницу и принёс в серебряном кубке молока. Тиур удивлённо приподнял бровь, ибо ему никогда не попадались взрослые особи мужского пола, дующие телячью радость. Гость усмехнулся, отпил молока и сказал ребячьим дискантом:
- Что ж, господин ведьмак, вижу, что ввёл Вас в некое замешательство. Не подумайте, что я - кастрат, распевающий нежным голоском псалмы в церковном хоре. До сорока лет голос у меня был таким набатным, что в замке со стен фамильные портреты осыпались, словно перезрелая вишня в саду. Да и напитки предпочитал хмельные да забористые. А потом...
Тиур заинтересованно уставился на фрэна.
- Неужто колдовство?
- Оно самое, - подтвердил Готтхи. - С начала зимы объявилась в наших краях нечисть. Огненная. Всякому она представляется как-то иначе. Одному - чёрно-красной птицей. Другому - волком с перевёрнутым знаком Семи Братьев на лопатках. Третьему - грудой монет, которые костром вспыхивают. А кто-то видел её в облике женщины.
- Да... - переспросил Тиур, у которого в предчувствии сжалось сердце.
- Именно, - пропищал фрэн. - Женщина-пламя, оставляющая после себя сожжённые поля и мёртвых коров, ввергающая баб в бесплодье и старость, отменяющая у мужчин Силу и выжигающая на их груди знак...
- Какой же? - нетерпеливо бросил Тиур.
- Знак Рарога. Твой знак, ведьмак.
И он распахнул камзол, показывая на смуглой коже распахнутые крылья сокола.