Когда к власти в стране пришел Горбачев, обострился товарный дефицит. Но когда Шуру Шиша избрали председателем профкома Ташкентского кукольного театра, актерам стало полегче жить. Вот и спорь после этого, что не всё в нашей жизни зависит от вождей…
О профсоюзной карьере Шура никогда не мечтал. И ни на какую роль кроме кукольной не претендовал, пока сам же не взбаламутил народ на перевыборах профкома. Его задели слова, что сей комитет оказал содействие в выделении ему квартиры.
-Интересно получается, - возмутился он, - когда я стал лауреатом международного конкурса, мне по распоряжению правительства выделили квартиру - начальству стало стыдно, что живу в семейном общежитии. Но с какой стати профком приписывает это себе в заслугу? А другим бездомным актерам помочь слабо?
После этих слов те, кто дремал, проснулись. А кого измучил квартирный вопрос, оккупировали трибуну.
На собрании присутствовал некто от республиканского совета профсоюзов. Он попытался утихомирить страсти и заметил, что все делалось по закону, квартиру выделяют коллективу, а профком распределил ее Шишу. Но лучше бы не говорил это. В стране еще только намекнули про гласность, а в театре уже воплотили её в жизнь. Досталось всем – и профкому во главе с председателем, и директору театра, и даже властям, вместе с республиканским засланцем, которые повернулись к искусству задом, а к кукольному и вовсе стыдно сказать чем…
В итоге избрали председателем Шиша, а в комитет вошли сплошь бездомные актеры.
На следующий день Шура всерьез задумался: чем должен заниматься профсоюз в отдельно взятом театре? Отправился за советом к главному бухгалтеру, она до него лет двадцать председательствовала в профкоме. Но та, обиженно поджав губки, посоветовала лишь вовремя собирать взносы и перечислять их на счет Узсовпрофа. Шиш перебрал в голове друзей, которые могли бы помочь с советом. В сухом остатке остался лишь закадычный Семен Чернозёрский, работавший в солидной газете и имевший свое мнение по любому вопросу.
- Ценно не то, что тебя избрали профбоссом, а то, что ваш коллектив обрел свой голос, - изрек тот, раскуривая трубку с турецким табаком. Её он держал в руке точь-в- точь, как Сталин, судя по фильмам, сходству, правда, мешала одежда – джинсовая варёнка, только входившая тогда в моду. – Ты должен возглавить этот порыв и вот где у вас будет директор и все его присные, - Семен сжал свободный кулак так, что хрустнули костяшки. - Самим надо формировать репертуар, переходить на хозрасчет, чтобы получать процент с каждого спектакля…
-Какой процент, какой хозрасчет, - слабо возмущался Шиш, – мы на бюджете и глубоко убыточные. Грех на детях наживаться. Ты мне лучше посоветуй, как порадовать народ чем-то хорошим, связанным с профсоюзом.
- А что нужно народу: хлеба и зрелищ. Понятно чего у вас не хватает. – Чернозёрский погасил трубку, вытряс табак в пепельницу и набрал номер телефона своего дяди. Тот недавно возглавил то ли магазин, то ли спецраспределитель со скромной вывеской «ПРОДУКТЫ». Меньшая его часть, обращенная к улице, была с обычными полупустыми прилавками, а большая, скрытая от не приобщенных глаз, напоминала, наверное, гастрономический рай. Поскольку там водились круглый год бананы, мандарины, крабы, осетрина, пастрома и прочие страшно дефицитные по тем временам продуктовые радости.
- Ну что ты, Семен, - сразу отказал дядя, - у нас же все на учете, за нами глаз да глаз, даже себе не удается взять лишний раз колбаски. Вам, журналистам, как раз надо почаще писать о том, что больше надо производить всего и всегда, а вы…
- Это не нам, а для кукольного театра, - прервал дядю племянник. – Мой приятель Шура стал у них профсоюзным боссом.
- Того самого – республиканского? К ним же едет с гастролями театр Образцова, так? –реакция дяди не оставляла сомнений насчет того, почему он работает в столь труднодоступном месте.
- Это что-то меняет? – пристыдил Чернозёрский родственника.
-Таки да. Протяни трубку к уху того, кого ты назвал Шурой, я хочу иметь с ним знакомство.
В понедельник, в выходной, в кукольном театре царило у гардеробной небывалое оживление. В белом халате и кокетливо надвинутой белоснежной пилотке, Александр Вениаминович, так с этого дня многие стали величать Шуру, выдавал продуктовые наборы. Причем, ввел новацию – не в порядке живой очереди, а строго по алфавиту, чтобы не создавать ненужную толчею и путаницу.
Если перечислять все, что было в том наборе, то нынешнего избалованного обывателя этим перечнем не проймешь. Но на советского гражданина это произвело впечатление уровня «ступор». Где это видано, чтобы тебя одаривали за вполне разумные деньги икрой, сервелатом и даже оливковым маслом? Недовольными остались лишь директор с главбухом. Тонкий намек последней, что им полагается по должности двойной респект, заставил Шуру лишь пожать плечами.
Deficit – говорили древние римляне, если чего-то не хватало. С тех пор этой латынью объясняют проблемы в экономике, а стоит глубже копнуть – дефицит ума в головах тех, кто ею руководит. Если последнее принимает затяжной характер, то возникают спецраспределители, спецрасчеты и прочая муть, которая позволяет определенной касте едоков пользоваться тем, чем не может другая. Общение с дядей Чернозёрского подсказало Шишу простой, но экономически результативный, а с точки зрения правовой, кажется, ненаказуемый путь к вожделенным товарам. Дефицит менять на дефицит. Именно такими числились и билеты в любимый не только малышами кукольный театр, их можно было достать лишь с переплатой на любой спектакль. Через полчаса после открытия кассы они заканчивались. Шура не стал разбираться, почему они оказываются в руках спекулянтов и как их распределяют директор с главбухом, но от лица профкома попросил зарезервировать для товарообмена энное количество билетов.
Каждый второй понедельник отныне стал продуктовым днем в кукольном театре. Поползли слухи, разумеется, приукрашенные, о невиданном ассортименте завозимого Шишом. Пришлось в этот день закрывать двери на ключ и ставить у входа дежурную бригаду, чтобы не впускать посторонних. Косвенный итог слухов - тут же закрылись все вакансии в театре. В один из дней в запертые двери постучались двое неприметных мужчин с красными книжечками, на которых было написано ОБХСС. Борцы с хищениями социалистической собственности попросили показать документы – они оказались в порядке, но уходя намекнули, что не прочь приобщиться к заманчивым дарам. Шиш поступил по неопытности глупо – оставил их просьбу без ответа. И это ему сошло с рук.
Поверив во всесилие профбосса, народ потребовал стиральные автоматы «Вятка», двухкамерные холодильники и даже автомобили. Последние при Шише так никому и не удалось получить, но по первым двум позициям он как-то умудрился обеспечить всех желающих.
Такие «подвиги» стали вызывать зависть и раздражение даже в ближнем окружении Шуры.
-Шакалы, подобные тебе, вместе с торгашами обирают и объедают наш бедный народ, - накинулся на очередном дружеском застолье в редакции «Правды Востока» на Шиша правдоруб Володя Голубев. - Посмотри на себя: справил отменный костюм, туфли на платформе, галстук ярче светофора – все из соц и даже капстран, наел животик на дефицитных харчах. Разве ты похож на прежнего нашего друга – честного и достойного человека? Ты почти ростом стал выше (даже в кепке Шура едва доставал другу до плеча). Окстись! Стань как все мы! Пусть голодным, но с ясным взором…
- Не говори глупость, - тут же вмешался его вечный оппонент Семен Чернозёрский. – Что из того, что он протоптал тропку к дефициту в отличие от нас? Тем более, что достает все это для актеров с их мизерными заработками. Он же не у тебя эти товары отжимает, а у тех, кто за нашими спинами ими промышляет.
- От кого это слышу? От племянника богатейшего дяди, который хотя и проклинает свою многочисленную родню, но делает с ней гешефт на дефиците!
Споры двух заклятых друзей обычно заканчивались игрой в шахматы. Трезвым практически всегда выигрывал Голубев, но в других ситуациях везло Чернозёрскому, хотя иногда в его карманах случайно оказывалась та или иная фигура.
Шутливая инвектива Голубева не заронила в душе Шуры сомнение и раздрай, они уже там были. После каждого визита на склад или в магазин, общаясь с не очень симпатичным людом, он изводил себя обвинениями, что занялся не благим делом и пора с этим заканчивать. Но слушая благодарности людей, которым продуктовые дни существенно облегчали жизнь, он успокаивал себя на время. Муки совести закончились лишь через несколько лет, когда в стране отпустили цены. Но до этого своими сомнениями Шура поделился с Чернозёрским. Тот тут же выдал идею, лишенную даже намека на меркантильность: вывезти сотрудников театра на Чимган. Сплошные плюсы -гарантированый отдых и сплочение коллектива вокруг народного профбосса.
- Арендуем коттеджи на турбазе, приготовим из свежей баранины плов и шашлык – все пальчики оближут!
-Кто их приготовит?
-Лучше Бокижона никто не сможет, уговорим его поехать с нами. Купим двух баранов…
- Как купим? Живых?
- Там он их зарежет. Он же мастер на все руки. В крайнем случае и я могу .
-Ты умеешь разделывать баранов? –подивился Шура очередному таланту друга.
-Невелика наука. Надрезаешь заднюю ногу рядом с копытом и надуваешь как шар тушу. Попинаешь ее и она отделится от шкуры, - снисходительно обьяснил Семен.
Бокижон Мирзаев, а для друзей просто Боря, рослый, объемный, рано заматеревший, был фотокорреспондентом средней руки. Пошел бы в повара – озолотился, готовил так, что о нем слагали легенды. Как, впрочем, и о его семейных подвигах: по слухам, был неофициальным троеженцем и официальным отцом дюжины детей. Правда, больше половины им были усыновлены – дети овдовевших ранее жен, опекаемых им из жалости или, что тоже возможно, полигамной любви. Из всех бывших советских руководителей он уважал только Черненко. Как-то Мирзаева обнадежили, что он может получить земляной надел в кишлаке, в котором родился. Для несведущих – земля в Ферганской долине на вес золота. В перенаселенном крае ее выделяли редко и только особо заслуженным людям под строительство дома. Лет пять Мирзаев вел бесплодную переписку со всеми мыслимыми инстанциями, пока кто-то не надоумил его адресовать письмо вновь избранному Константину Устиновичу. Что удивительно – сработало. Но именно в это время Боря умудрился стать владельцем четырехкомнатной квартиры в Ташкенте, а сокровенные сотки тут же загнал за цену, которую из осторожности не называл даже самым близким друзьям.
К просьбе приготовить плов для коллектива кукольного театра он отнесся благосклонно. А поскольку на пикник Шиш щедро выделил профсоюзные деньги, подошел и вовсе с творческим размахом. Съездили за город, отобрали двух лучших курдючных баранов. Не скупясь, на Алайском рынке затарились знаменитым красноватым рисом «девзира», желтой морковью из Намангана, кунжутным маслом из Самарканда, премиальными овощами, фруктами и прочей снедью.
В выходной для театра понедельник «Икарус» был заполнен битком. Последним подъехал на грузовике Бокижон. Он перенес связанных баранов в автобус и, стоя на ступеньке автобуса, начал что-то объяснять его водителю. Чернозёрский, пожалев парнокопытных, развязал им ноги. Те с перепугу, чувствуя близкую кончину, рванули к выходу, выбив, как пробку, загородившего выход Борю. Тот отлетел под колеса отъезжавшего «ГАЗа».
Когда подбежавшие Шиш и Чернозёрский перевернули Мирзаева, тот закричал от боли.
- Перелом, - определил Семён,- срочно на грузовик и везти в ближайшую больницу!
А затем вернулись к баранам. Они, к счастью, мирно пощипывали невдалеке травку.
-Так, а кто их теперь будет того, - задумался Шура, - ты, что ли?
-Там есть свои тонкости, куда кишки деть, кровь, шкуру тоже, голову, - заюлил Cемен. – Лучше, конечно, если кто-то другой, из местных.
-Где я возьму другого? Чем там людей кормить? И какого хрена ты полез развязывать баранов?!
- Без паники, - попытался утихомирить Шиша Чернозёрский. -Попросим выделить директора турбазы повара. Это, конечно, не равноценная замена, но что поделаешь...
Общими усилиями затолкали парнокопытных в автобус. Ехали весело – перепели все песни от новейших хитов Пугачевой до революционных маршей. Самые нетерпеливые достали из загашников водку и стало совсем хорошо. Чернозёрский вновь развязал баранов, те стали бродить по салону и блеять, кажется, от удовольствия, когда их поглаживали за шелковистые спинки и бараньи лбы.
- Господи, какие они милые, - восхитились самые милосердные, никогда не видавшие барашков вблизи.
- Не говори гоп, пока не попробуешь из них шашлык, - подначивали отъявленные циники.
- Это подло, что мы их взяли с собой для убийства, - со слезами на глазах воскликнула одна из сидевших рядом с водителем молоденьких актрис. – Я не буду есть ваш шашлык и плов!
Дискуссия запылала. Спектр мнений ширился с каждым километром – от желания отпустить на волю баранов до предложения обменять их на равноценное по весу мясо. Шура не вмешивался в спор, решил, что все как-нибудь само образуется, в том числе и с поваром. Но по приезде решил все-таки отвести баранов с глаз долой.
Затея с поваром не удалась, турбаза не имела столовой, предоставляла приезжим лишь казаны и места для приготовления пищи.
- Ну что ты расстраиваешься, - обнял пригорюнившегося Шуру Семен, - Если не найдем повара ближе к обеду, съездим в магазин за консервами и накормишь людей всухомятку. Скажем, что решили пожалеть баранов. Ты же не виноват, что Боря сломал руку, зря насчет запасного повара не подумали.
- Не подумали потому, что один из моих нехороших знакомых уверял меня, что режет баранов также, как пишет свои статьи – не задумываясь о последствиях, - раскипятился не на шутку Шиш.
Вполне возможно, что друзья разругались вдрызг, если бы не случилось чудо, на которое надеялся Чернозёрский – на такси вместе со старшим сыном, студентом, приехал Боря; левая его рука висела на перевязи.
-Пустяки, был вывих, потянул связки, - успокоил он Шуру с Семеном. – Где бараны?
Отец с сыном быстро управились с закланьем. Сдерживая тошноту, понаблюдал за процессом и Шиш. Туши, действительно, надували и попинали как футбольный мяч, и шкуру содрали как чулок, но ловкая работа только создавал иллюзию легкости – пот с обеих стекал ручьями.
Приняв душ, отец с сыном начали священнодействовать у очага, им попытался помочь Чернозерский, но Боря отклонил его просьбу вердиктом: «Ты слишком беспокойный».
Те, кто помоложе и поздоровее, вместе с инструктором отправились через отрог Малого Чимгана к Гуликамским теснинам. Здесь вдоль узкого ущелья бурлит бешенный поток с водопадами. По краям притулились березовые и хвойные заросли – красота необыкновенная. Вернулись, едва волоча ноги. Самые чуткие носы издалека уловили запахи, которые заставляли даже полуживых ускорить шаг.
А затем начался настоящий пир, который длился до первых звезд. Стол по-королевски был уставлен овощами, фруктами и восточными сладостями во главе с патыром – царем лепешек. Вначале Мирзаевы подали шурпу. Как писал ташкентский поэт Александр Файнберг, отведав её из рук Бокижона: «Такой здесь лук и перец здесь такой, что позвоночник выгнется дугой». Затем появились шашлыки. Знатокам (Шуре и Семёну) Боря подал чудеснейший джигар из бараньей печенки, которая тает во рту. И только потом явился на ляганах изумительнейший золотистый плов. И надолго смолкли разговоры…
Никто не вспомнил про пару парнокопытных. Никто не испортил пира ненужной жалостью. Тревога, что кончается алкоголь, улетучилась, когда по сигналу Бокижона откуда-то появился человек с огромным бутылём домашнего вина и водкой в карманах брюк и куртки. Сам Боря не пил, продолжал вместе с отпрыском возиться у казана. Ближе к вечеру, даже лишенным острого обоняния, стало понятно, что готовится Нечто. Оно и появилось.
Проснулся аппетит даже у тех, чьи желудки еще миг назад казались заполненными до отказа. Это блюдо Боря готовил только в исключительных случаях. Нигде, ни в одной кулинарной книге нет его рецепта. Приблизительно он выглядит так. В казан тонкими слоями укладываются картошка, лук, морковь. На них в четыре этажа болгарский перец, туго набитый кусками бараньего мяса с думбой и специями. Сверху все прикрывается капустными листьями и томится полтора часа на медленном огне. А затем надо предельно осторожно есть, чтобы не проглотить язык. Были смельчаки, которые пытались повторить сей гастрономический изыск – и что в итоге? Слабое подобие шедевра.
…Через пять лет труппа театра почти полностью обновится, актеры разъедутся от Ташкента до самых окраин земного шара. Забудут про «дефицитные» подвиги Шиша, но только не про этот вечер. А пока у подножия Чимгана горит костер и искры, подхватив слова песни, улетают в высокогорное небо, усыпанное звездами так густо, что на нём места свободного нет. Все сидят у огня, тесно прижавшись плечами к друг другу. Всем тепло и беззаботно, тесный круг помирил даже тех, кто годами был в ссоре.
-Хорошо сидим, хорошие песни поем, - приобнял за плечи Боря Шуру. Тот, почти засыпая от усталости и пережитых волнений, только мотнул согласно головой.
…И Чимган освящает дорогу мою,
И безумно прекрасен собою.
Сладострастная отрава…