На К-11 Евгения Говсиевича. Основная Номинация http://proza.ru/2021/05/15/528
Юрка Попов сидел на пожарной лестнице, крепко схватившись за неё. Его колотил страх. Надо было ему поддаться на усмешки одноклассников и полезть на эту лестницу, чтобы спрыгнуть вниз с высоты. Пожарная лестница начиналась не от земли, а на высоте двух метров, и чтобы на неё влезть, ребята подставили деревянную лесенку. Они поднимались по ней на пожарную лестницу, и прыгали вниз, кто со второй ступеньки, кто с третьей. Юрка долго отказывался сделать прыжок. Насмешки ребят и брезгливые улыбки девчонок, в конце концов, сделали своё дело, он влез на лестницу. Но при первом взгляде вниз, все его мышцы сковал страх, руки самопроизвольно уцепились за круглую трубу ступеньки и не разжимались. Мальчишки увидев его испуг, убрали деревянную лесенку. Они смеялись над ним, строили ему рожицы. Зазвенел звонок на урок, все дружно убежали в класс, крикнув ему: "Помолись, ты же Поп! Ни куда не денешься, всё равно прыгнешь!"
Но он не прыгнул. Снимал его с пожарной лестницы учитель физкультуры. Именно с этого дня и начались все Юркины неприятности. Обыкновенная кличка «Поп» всеми воспринималась с издёвкой, словно он был верующим. Со словами: "Поп, помолись!" "Поп, проси помощи у бога!" - ему отвешивали подзатыльники, пинали, толкали и били...
Издевательства продолжились в училище, там было много бывших одноклассников...
Он был рад призыву в армию, мечтал, что станет настоящим защитником Родины, но стал «духом». Процветала дедовщина. Юра готов был жить по её правилам, терпеть унижения первый год службы, стать потом «фазаном» и «дедом». Но, увы, не понравился повару солдатской столовой, боксёру -любителю. Юркина жизнь превратилась в ад. В казарме он стирал портянки, подшивал подворотнички и заправлял койки «дедам». В наряде выполнял самую грязную работу на посудомойке и был «грушей» для пудовых кулаков повара. Кличка «Поп» вернулась, и снова его чморили все...
В очередном наряде на ужине все обсуждали случай суицида в соседней части: «Дурак и трус, чего добился, сам в «ящике», а кавказцам, которые над ним издевались, хоть бы что». Юрка задумался. Вечером, наведя порядок, все ушли в казарму, кроме Юры. Повар, отработав на нем серию ударов, принял душ и ушёл спать. Как только он захрапел, Юра взял в бытовке газовый ключ, и вошел в комнату отдыха. Повар спал на спине, широко раскинув руки, и улыбался. Юра задохнулся от резкого приступа злости, всё тело задрожало, а руки до боли в пальцах сжали ключ. Прицелившись, Юрка со всего размаха нанес удар ему прямо в лоб. Повар зашевелился, Юру охватил ужас, в глазах потемнело, и он ожесточенно начал наносить удар за ударом. За боль, причиненную поваром, за унижения в казарме, за оскорбления в школе, за все обиды этого жестокого мира...
Рассвет Юра встречал на крыше шестиэтажного технического здания. Солнце, медленно выплывая из-за горизонта, отогревало его заледеневшую душу. Он посмотрел вниз. Сердце бешено застучало, почти как в тот раз, в школе, но того ужаса не было. Юрка легко встал на парапет кровли. Никакого страха! Один шаг вперёд, и не будет ни издевательств, ни унижений. Вспомнились слова по поводу суицида: «...трус, чего добился...» Юрка представил лица сослуживцев, их ухмылки. Нет! Трусом он больше не будет. Никогда...